Каморка, в которой заперли Андреса Морено, находилась очень близко от помещения самого Кортеса. Альгвасил Эскудеро стоял у двери на страже, но внутрь каморки не заглядывал.
При волнении на море вода ударяла о борта каравеллы и заглушала все другие звуки. В тихую погоду Андрес мог ясно слышать все, что происходило за тонкой перегородкой.
Кортес переехал на судно. По ночам в кормовой башне совещались капитаны.
Андрес различал голоса: тонкий пронзительный голос шута, глуховатый спокойный голос Франсиско де Монтехо, быструю, захлебывающуюся речь старшего Альварадо, уверенный, низкий голос Кортеса.
Капитан-генерал готовил судно для отправки в Испанию.
Он выбрал «Эспаньолу» - маленькую, но быстроходную каравеллу.
Ночью на «Эспаньолу» перенесли все золото: подарки Монтесумы и все, что удалось наменять на берегу за время плавания.
Кортес с капитанами составили письмо его величеству королю Карлосу. В письме подробно описывалось все путешествие вдоль берегов Юкатана, встречи с индейцами, бои. Описывались земли, которые им встречались на пути, народы, их населявшие.
«Земли те велики и золотом обильны, - сообщалось в письме, - на полях растут весьма полезные и нужные злаки, всякая рыба водится в реках, леса богаты дичью…»
Хорошо написали капитаны о самом Кортесе:
«А капитан-генерал нашей армады, Фернандо Кортес, много трудов положил на то, чтобы покорить и короне испанской принести во владейте обширные те земли. Покорились индейцы по всему Юкатану благодаря храбрости, опыту и отваге дворянского сына Фернандо Кортеса. И единственно для того трудился Фернандо Кортес, чтобы послужить Вашему королевскому величеству.
А Диего де Веласкесу, правителю острова Фернандины, просим, Ваше величество, не оказывать никаких милостей, - ибо на всех индейских островах известен сей Веласкес, как муж трусливый, жадный, завистливый, преданный лишь собственной выгоде, о благе Вашего величества ничуть не помышляющий».
Так заканчивалось письмо.
Диего де Годой, секретарь армады, очинив гусиное перо, насыпав свежего песка в песочницу и, сдвинув шляпу с широкими полями назад, так что страусовые перья повисли до самых лопаток, сел писать перечень предметов, отправляемых в королевскую казну:
«Золотая птица попугай с глазами из чистого жемчуга.
Шесть серебряных щитов.
Серебряная птица орел с золотым клювом и когтями.
Четыре опахала из цветных перьев, украшенных жемчугом.
Золотая змея о четырех головах.
Ацтекский камень чалчуй.
Голова аллигатора чистого золота.
Пятнадцать ацтекских щитов с золотыми украшениями.
Серебряная птица утка с золотым клювом.
Сто унций золотого песку.
Опахала из птичьего пера, с золотой ручкой.
Серебряный диск с рисунком.
Шесть покрывал из перьев и кроличьего пуху, перевитого жемчугом.
Диск чистого золота, с фигурами змей и других тварей, весом в три тысячи сто унций…»
И еще, и еще, без конца.
Кортес посылал также в Испанию четырех индейцев из племени тотонаков, захваченных им в прибрежном поселке. Индейцев отвезли на «Эспаньолу» и посадили там в деревянную клетку.
- Это для тоцо, чтобы его величество король Карлос мог ознакомиться с народами, населяющими его новые владения! - сказал Кортес.
Пора уже было отправлять «Эспаньолу». Но тут- произошла задержка.
Как ни прислушивался Андрес, он не мог понять, в чем дело. В каюте Кортеса то взволнованно говорили все сразу, то наступала тишина.
Обычно Кортес ночевал на судне. Но в ночь на понедельник он почему-то остался на берегу. Андрес слышал какую-то суету на палубе, две лодки спустили на воду, и Педро Альварадо с братьями куда-то поспешно отплыли. Крики доносились с берега, плеск воды, точно кого-то кидали в море, скрипели уключины на лодках, весла поспешно ударяли по воде.
Альгвасил Эскудеро, постоянно стоявший на страже у дверей каморки Андреса, в эту ночь тоже исчез.
«Что там приключилось?» - Андрес ничего не мог понять.
Рано утром, чуть забрезжил свет, лодки вернулись. Кого-то привезли на них; должно быть, связанных людей,- Андрес слышал, как их швыряли, точно тюки, на палубу. Донеслись негромкие стоны, несколько раз лязгнуло железо, - привезенных людей заковывали в цепи.
- Неужели и вы, де Монтехо? - донесся приглушенный голос Кортеса. -От вас я измены не ждал!..
Де Монтехо ответил что-то изменившимся печальным голосом, - Андрес не разобрал слов.
Потом, после долгой тишины, снова стало шумно в соседней каюте. Кортес разговаривал с шутом.
- Спасибо, Сервантес! - сказал Кортес.-.Если хочешь правды, я не ожидал от тебя такой услуги.
- Я всегда был предан вам, дорогой сеньор! - скромно ответил шут.
- Мне? Но ты ведь тоже хотел бежать с другими обратно на Фернандину. Это из верности мне или Веласкесу? - смех зазвучал в голосе Кортеса.
- Конечно, вам, сеньор!-ответил шут. - Из преданности вам, я хотел узнать план ваших врагов, принять участие в подготовке, а потом вовремя сообщить.
- Хорошо, что вовремя… Еще час, не больше, и вы успели бы отплыть.
- Да, у нас уже все было готово! - гордо сказал шут. - Вода, припасы, наша часть золота… Пилот Ала-минос уже готовился поднять паруса.
- Аламинос уже больше никуда не убежит! - сказал Кортес. - Я прикажу отрубить ему ноги.
- Ой-ой! - взвыл шут.
- И Эскудеро, и сеньоры - все получат то, что заслужили.
- Да, да… - шут потерял голос от страха. - Я- я ведь остался вам верен, сеньор Кортес.
- Скажи мне правду, Сервантес, почему ты пришел мне рассказать? - не отступал Кортес. - Тебя обделили золотом?
- Нет, - сказал шут. - Всем были равные доли. - И мне, и де Леону, и сеньору Пуэртокарреро, и даже патеру Ольмедо. Всем поровну,
- Тогда что же?
Шут помолчал.
- Хуан Веласкес де Леон, - сказал шут уже совсем другим голосом, глухим, полным сдержанной ненависти.- Хуан Веласкес де Леон думает, что шут легко забывает обиды. Пускай он знает, что я обиду не забыл!
- Ага, понимаю! - сказал Кортес. - Гнедая кобыла?
- Да, - сказал шут, - гнедая кобыла!
- Ты прав, Сервантес, - сказал Кортес. - Ты прав. За коня обиду не прощают.
До полудня продолжалась расправа на судне, потом все затихло. Кортес был скор на решения: Пилоту Аламиносу, который собирался тайно увести быстроходную «Исабель» к Веласкесу на Фернандину, Кортес велел, отрубить ногу. Огромного альгвасила Эскудеро, тоже пытавшегося бежать на «Исабели», и рыжего дурачка Эскобара, пажа сеньора де Леона, повесили на берегу, на специально для того сколоченной виселице. Патера Ольмедо Кортес простил - из уважения к его сану. Священник был нужен в армаде, а другого достать здесь было негде.
Хуан Диас, помощник патера Ольмедо, тоже принимал участие в заговоре.
- Отпустим его на берег! - недолго подумав, сказал Кортес. - В армаду обратно не примем и не казним,- пускай .живет один на берегу, как хочет.
Так и сделали. Еще оставалось трое: Алонсо Пуэртокарреро, Франсиско де Монтехо и Хуан Веласкес де Леон.
Кортес велел расковать всех троих.
- Я прощу того из вас, сеньоры,- сказал Кортес, - кто сам придет ко мне и сознается, что поступил несправедливо.
Первым пришел Хуан Веласкес де Леон.
- Я знаю, что Веласкес - трус, - сказал де Леон и не стоит вас, сеньор Кортес. Но он мне сродни, и меня уговорили.
- Браво, де Леон! - сказал Кортес. - Я всегда считал вас честным человеком.
Два остальных сеньора медлили с признанием.
- Закон на стороне Веласкеса, - твердил Пуэртокарреро.- Он - хозяин армады, а не Кортес. Возвращаясь к Веласкесу, мы доказывали нашу верность закону.
Кортес сам пришел им на помощь.
- Я нашел выход, сеньоры! - сказал Кортес.- В четверг на этой неделе «Эспаньола» уходит в Старый свет, в Испанию. Готовы ли вы вернуться на ней домой?
Оба сеньора были согласны и счастливы. Из благодарности они готовы были защитить интересы капитан-генерала при дворе.
Монтехо приходился родственником самому графу Меделлину, а у Алонсо Пуэртокарреро были связи в Совете Индии.
Через несколько дней «Эспаньола» отплыла к берегам -Испании с двумя сеньорами, с десятком матросов, с четырьмя индейцами и золотом для короля.