У Макса перед глазами всё поплыло, в ушах словно выросли комья ваты. Сквозь туман он видел, как к нему приблизился Нороков. Его лицо висело прямо напротив.
— Он готов? — голос доносился издалека, слова едва можно было разобрать.
Врач что-то ответил, потом в голове прояснилось, звуки стали громче.
— Ну, что, Серёжа? Можно? Точно? Хорошо, тогда приступай.
Что-то тихо зажужжало, и на голову Макса опустилось нечто вроде шлема с очками. Перед глазами замелькали какие-то символы и схемы, резиновая оправа выдвинулась внутрь шлема и плотно прижалась к коже. Макс почувствовал, как под веки лезут какие-то тонкие провода, оплетая глазные яблоки подобием сетки. Вероятно, это были нейродетекторы, сопрягающиеся с глазными нервами и, таким образом, получающие связь с мозгом. Ощущения были неприятные, но не очень болезненные — наверное, введённая анестезия притупляла все рецепторы. Макс почувствовал, как по его сознанию кто-то шарит. Это напоминало сеанс с мэтром Косовски. Тогда у него получилось помешать духовному отцу узнать его секреты, но сейчас ему отключили центры, отвечающие за ложь. Значит, очень скоро республиканцы узнают, что он — агент Чрезвычайного Отдела. Неужели Камальев не предвидел такой возможности? Не знал, что у мятежников есть подобные препараты? Макс чувствовал, как прибор подбирается к его подсознанию, к центру памяти. Его охватила паника.
Нужно было срочно что-то придумать! Он попробовал закрыть воспоминания, но ничего не вышло: шунт действительно блокировал любые попытки противостоять исследованию. Тогда Макс обратил мысли к самому шунту. Можно ли сделать что-нибудь с ним? Макс мог погрузиться в транс, и это радовало. Нужно попытаться установить связь с армирующей решёткой. Макс сосредоточился, стараясь не думать о проникающем всё глубже в сознание… он не знал, как это назвать. Сконцентрировавшись, Макс ввёл себя в транс, достаточный для того, чтобы увидеть энергетические нити. Они высветились перед его внутренним взором. Макс отобрал те, которые проходили через шунт. Капсула в животе соединялась с рецепторами при помощи нанолиний и передавала сигналы в мозг Макса прямо по его собственным нервам. Парень попытался проникнуть внутрь шунта, но это требовало дополнительной энергии. Откуда её было взять? Макс мысленно огляделся. Ближайшим источником было кресло и подключённые к Максу аппараты. Внутренним зрением он видел электротоки, несущиеся по проводам, часть из них так или иначе попадала в его тело. Макс сделал из нитей армирующей решётки подобия каналов-заборников, перехватывающих эти токи. Также он установил соединения с проводами, и в него потекла из них электроэнергия. Теперь он мог трансформировать окружающий мир. Макс невольно улыбнулся.
— Дмитрий Александрович, у нас небольшие помехи, — услышал он голос помощника врача.
— Это влияет на сканирование?
— Нет.
— На запись?
— Нет.
— Тогда продолжайте.
— Хорошо, Дмитрий Александрович.
Макс «вскрыл» шунт и вгляделся в него. Он не разбирался в микротехнике, но понимал, что должен быть «выход», по которому посылаются команды, и «вход», через который поступают данные извне. Он видел направления энергопотоков и понимал, что нужно замкнуть их на себе. Если бы он просто прекратил обмен данными, шунт доложил бы о сбое в работе. Следовало всё сделать незаметно. Макс принялся строить информационные каналы из собственных нервных клеток. Одновременно он чувствовал, как сканер списывает его воспоминания. Пока он ещё не дошёл до пробуждения на борту «Крыльев Гора», но нужно было торопиться. Макс потратил секунд восемь на размыкание линий передач шунта и подстановки в них петель, которые построил.
— Двухсекундный сбой в работе шунта, — доложил помощник.
— Что это значит? — послышался голос Норокова.
— Ничего особенного, — ответил врач. — Даже если пациент поставил в этот момент блок, что маловероятно, поскольку время сбоя непредсказуемо, любое воспоминание так или иначе дублируется.
— Часто такое случается?
— Нет, но это возможно.
— Из-за чего?
— Когда как. Например, отмирание части нервных клеток в результате интенсивности инфопередачи. Шунту нужно время, чтобы построить мост.
Макс обнаружил, что может блокировать работу сканера. Он тут же законсервировал воспоминания о пробуждении и последующем общении с Камальевым и операции «Джокер». Вместо этого он принялся сочинять историю о том, как его приняли за мятежника и не поверили его уверениям в том, что он — Макс Агранов. При этом он старался, чтобы было как можно больше подробностей (например, температура помещения, запахи), вставлял диалоги, даже выдумал несколько эмоций и ощущений. Также пришлось подавить воспоминания о разговоре с Камальевым о бионических глазах. К счастью, никакого объяснения придумывать было не надо: если Макс находился во время операции без сознания, то помнить ничего не мог. Всё это потребовало огромного напряжения всех умственных и психических сил, так что когда сканирование, наконец, закончилось, Макс чувствовал себя совершенно измочаленным.
— Допрос окончен, — сказал помощник. — Идёт проверка записи. Всё в порядке, — добавил он спустя несколько секунд.
Раздались приближающиеся шаги — должно быть, он отдал носитель Норокову.
— Освободите его, — велел доктор.
Провода медленно вылезли из глазниц Макса, втянувшись в оправу очков. Шлем поднялся, зажимы раскрылись. Помощники отстегнули руки Макса. Женщина стёрла влажной губкой гель со шва.
— Не бойтесь, — врач взял скальпель и щипцы. — Это не больно, вы же знаете.
Он ловко разрезал рубец, вынул шунт и бросил его в подставленную помощницей пластиковую чашку, потом наложил швы, а помощник смыл кровь и снова залил рану гелем.
— Через пару дней заживёт, — пообещал доктор, складывая инструменты в кейс. — Можете забирать, — сказал он Норокову, показав глазами на Макса.
— Он способен идти?
— Конечно. Просто пару часов ничего не будет чувствовать. К тому же он ослаб. Процедура закончилась благополучно, но пациент потратил много сил. Будет лучше, если ваши люди ему помогут. А вообще, я бы рекомендовал отдых и постельный режим.
— У нас нет на это времени, — Нороков повернулся к солдатам. — Помогите ему.
Макса взяли под руки, подняли с кресла и повели к выходу.
— Спасибо, док, — услышал он голос Норокова.
— Не за что, — отозвался тот.
Макс чувствовал себя сломанной куклой: он мог переставлять ноги, но не чувствовал пола. Если бы солдаты отпустили его, он наверняка упал бы.
Его ввели в лифт, и Нороков нажал кнопку одного из верхних этажей — Макс не заметил, какого именно. Потом они шли по узкому, плохо освещённому коридору, в котором пахло пылью и синтетикой.
Наконец, Макса доставили в комнату без окон. Там стояла кровать. Солдаты положили его на неё и вышли. Макс едва мог пошевелиться. Сколько он здесь пробудет? Наверное, недолго, ведь Нороков сказал, что они торопятся.
Сейчас носитель с его воспоминаниями, скорее всего, отнесут Седову, и после просмотра будет принято решение, что с ним делать дальше. Интересно, поможет ли ему Рей Фолнер. Ангел, кажется, был заинтересован в сотрудничестве с ним. Но, возможно, его влияние в стане мятежников ослабло после краха операции по активации трансактора, и теперь всем заправляет личная служба президента? Эдакий Чрезвычайный Отдел на республиканский лад. Макс усмехнулся: право же, ни один правитель не может обойтись без подручных такого рода. Парень вошёл в лёгкий транс и приказал организму восстановить силы. После чего заставил себя заснуть.