Карты не лгут

Глава 10

Джо хмуро наблюдал, как сестры и мать быстро скрылись в толпе.

Он еще легко отделался. Обычно они не останавливались, пока не доводили его окончательно. Джо не понимал, почему они не вытащили на свет Божий еще какие-нибудь старые истории, но подозревал, что причиной тому находящаяся рядом с ним женщина. Сестры, несмотря на его слова, очевидно, поверили, что Габриелла и впрямь его подружка, и наперебой старались выставить брата перед ней в лучшем свете. Джо это удивило, ибо достаточно одного взгляда на Габриеллу, чтобы сестры и мать поняли, что она не принадлежит к тому типу женщин, что нравятся ему.

Он взглянул на Габриеллу, на ее красивое лицо, на ее распущенные волосы, на обнаженный плоский живот, наполнявший его желанием опуститься на колени и прижаться к нему губами. Габриелла облачила свое великолепное тело в наряд, который он мог бы легко сорвать с нее, и Джо спрашивал себя, уж не сделала ли она это нарочно, чтобы свести его с ума.

— У тебя милые родственники.

Джо покачал головой.

— Они вовсе не были милы. Они просто пытались обманом заставить тебя думать, что они милые люди, на тот случай, если ты станешь их невесткой.

— Я?

— Чересчур не обольщайся. Они будут рады любой женщине. Почему, ты думаешь, они несли всю эту чепуху о том, что я люблю детей и домашних животных?

— О! — Габриелла от удивления широко раскрыла огромные зеленые глаза. — Разве это все о тебе? За исключением замечания о раздражительности, я не догадывалась, о ком они говорили.

— Веди себя хорошо, а не то я скажу Дугу, что ты хочешь очистить свою прямую кишку, — пригрозил Джо.

Габриелла рассмеялась. Джо еще не слышал, как она по-настоящему смеется, и смех ее, на удивление милый и женственный, так понравился ему, что уголки его собственных губ неожиданно растянулись в улыбке.

— До завтрашнего утра.

— Ты найдешь меня здесь, Джо.

Джо прокладывал себе путь через праздничную толпу к стоянке, где оставил машину.

Если он не станет осмотрительнее, то может привязаться к Габриелле Бридлав сильнее, чем того требует здравый смысл. Он станет считать ее чем-то иным, чем средством для достижения цели, он не может позволить стать ей чем-то большим, нежели просто тайный осведомитель. Он не может себе позволить думать о ней, как о желанной женщине, которую бы он не возражал раздеть и «обыскать» с помощью языка. Он не может себе позволить навредить порученному ему делу больше, чем он уже навредил.

Взгляд Джо скользил по толпе, машинально высматривая в ней наркоманов. Кокаинистов, курильщиков марихуаны с опухшими глазами, любителей героина, чьи головы раскачиваются из стороны в сторону. Все они полагают, что способны справиться со своей дурной привычкой, тогда как на самом деле она держит их за горло. Джо уже почти год не работал в отделе по борьбе с наркотиками, но иногда, особенно при большом скоплении народа, смотрел на мир глазами сотрудника этого отдела. Его этому специально учили, и он спрашивал себя, как долго его навыки останутся при нем. Джо знал полицейских из отдела убийств, проведших десять лет на пенсии и все равно видевших в людях лишь потенциальных убийц или жертв.

Джо сел за руль неприметного полицейского автомобиля и влился в поток машин. Он вспоминал улыбку Габриеллы, вкус ее губ, ее гладкую кожу под своими пальцами. Он вспоминал ее изящное бедро, виденное им в разрезе платья. Желание острой болью отозвалось у него в паху, и Джо попытался не думать о Габриелле. Даже если она и не помешанная, то все равно с ней хлопот не оберешься. С такой можно загреметь обратно в патрульную службу. Ему это вовсе ни к чему, он и так недавно едва выбрался живым из последнего служебного расследования. Ему вовсе не хочется пройти через это снова. Ни за что.

Прошло уже около года, но Джо знал, что никогда не забудет допрос в министерстве юстиции и причины, вынудившие его подвергнуться этому допросу. Они никогда не забудет погоню за Робби Мартином в темной аллее, оранжевую вспышку из пистолета Робби и свои ответные выстрелы. Он знал, что до конца жизни не забудет, как лежал в аллее, сжимая в руке холодную рукоятку своего кольта с пустым магазином. Тепло своей крови, сочащейся из раны в бедре, и неподвижное тело Робби Мартина в двадцати футах от себя. Свои белые кроссовки, хорошо видные в темноте. Никогда не забудет обрывки мыслей, мелькающие в мозгу, когда звал на помощь парня, не слышащего его.

Спустя совсем немного времени, когда он лежал в больнице и его мать и сестры рыдали в голос, отец наблюдал за ним из-за спинки кровати, а нога его, обездвиженная металлической шиной, напоминала собранное из детского конструктора сооружение, тот вечер снова и снова всплывал в памяти Джо. Он анализировал все свои действия. Возможно, ему не следовало пускаться в погоню за Робби. Возможно, следовало дать ему уйти. Джо знал, где парень живет, и, возможно, ему следовало дождаться подкрепления и поехать к нему домой.

Возможно… но преследование плохих ребят было его работой. Общество требует удалить наркотики с улиц, так ведь?

Что ж, может быть.

Если бы Робби звали, к примеру, Роберто Родригес, то убийства его, кроме его семьи, никто бы не заметил. Вероятно, о нем не сообщили бы даже в выпуске теленовостей. Но о Робби сообщали чуть ли не как о будущем сенаторе. О типичном американском парне. Истинном американце с белозубой улыбкой. Наутро после перестрелки газеты напечатали фотографию Робби на первых полосах. Волосы его, словно у пижона, блестели, а огромные голубые глаза смотрели на читателей, просматривающих газеты за утренним кофе.

И читатели, всматриваясь в это симпатичное лицо, начинали задаваться вопросом, так ли уж необходимо было полицейскому стрелять. Неважно, что Робби сбежал из полицейского участка, что первым выхватил пистолет и что на него имелось пухлое досье. В раздираемом проблемами городе, где открыто во всех проблемах винят прибывающих иностранцев и жителей других штатов, девятнадцатилетний доморощенный торговец наркотиками, родившийся в центральной больнице Бойсе, вовсе не вписывается в представления добропорядочных граждан о себе и своем городе.

И они задавали вопросы полиции. Они спрашивали, не нужно ли провести опрос среди населения для оценки необходимости применения оружия и нужен ли городу полицейский, убивающий их молодых сограждан.

Шеф Уокер выступил по местному телевидению и напомнил, что Робби состоял на учете в полиции. Токсикологический анализ выявил значительные следы метамфитамина и марихуаны в его крови. Министерство юстиции и отдел внутренних расследований оправдали Джо по всем пунктам обвинения и доказали, что применение оружия было необходимо. Но, стоило лицу Робби мелькнуть на экранах телевизоров или появиться на страницах газет, люди снова начинали задавать вопросы.

От Джо потребовали посещения полицейского психолога, но что тот мог сказать ему? Джо застрелил подростка, даже еще не мужчину. Он забрал жизнь. С него сняли обвинение в том, что он был вынужден сделать. Он ничуть не сомневался, что был бы мертв сейчас, умей Робби стрелять лучше. У него не было выбора.

Именно это Джо и говорил себе. В это он должен был верить. После двух месяцев вынужденного безделья и четырех месяцев лечения Джо позволили вновь приступить к работе. Но не в отделе по борьбе с наркотиками. Его без особого шума перевели в отдел по расследованию краж собственности. Они называли это переводом. Но Джо считал это понижением, наказанием за выполнение им своего долга.

Он припарковал машину в полуквартале от магазина Габриеллы и вытащил из багажника банку краски, мешок с кистями и валик. И пусть его перевели, он никогда не считал случившееся с Робби ошибкой. Печальное недоразумение, то, о чем он старался не думать — и уж никак не говорить, — но отнюдь не ошибка.

Совсем не то что Габриелла Бридлав. С ней у Джо все шло наперекосяк. Он недооценил ее. Но воистину, кто бы мог подумать, что она выработает столь идиотский план и заманит его в парк, чтобы расправиться с ним при помощи антикварного револьвера и баллончика с лаком для волос?

Джо вошел в магазин с черного хода и поставил краску и мешок с принадлежностями рядом с прилавком. Мара Палиньо стояла по другую сторону прилавка и распаковывала доставленные накануне товары. Антиквариата в поставке вроде бы не числилось.

— Что там у тебя?

— Габриелла заказала кое-что из хрусталя.

Ее большие карие глаза смотрели на Джо слишком уж пристально. Мара подвила волосы, а губы покрывал толстый слой алой губной помады. С первой их встречи Джо заподозрил, что она может проявить к нему повышенный интерес. Мара ходила за ним по пятам и предлагала помочь. Ему это немного льстило, но в основном раздражало. Она была всего на год или два старше Тиффани, его племянницы, а девочки Джо не интересовали. Ему нравились женщины. Зрелые женщины, которым не нужно указывать, что им делать своими губами и руками. Женщины, умеющие управлять своими телами.

— Не хочешь мне помочь? — спросила Мара.

Джо вытащил из мешка кисть.

— Мне казалось, ты должна находиться в парке и помогать Габриелле.

— Я собиралась, но Кевин сказал мне, что я должна распаковать этот хрусталь и убрать его, если ты сегодня задумаешь измерять размеры прилавка.

Плотницких навыков Джо вряд ли хватило бы на замену прилавка.

— Я этим скорее всего займусь на следующей неделе. — Он очень надеялся, что ему не придется волноваться об этом на следующей неделе. — Кевин у себя в офисе?

— Он еще не вернулся с ланча.

— А в магазине есть кто-нибудь?

— Никого, но я услышу колокольчик, если придет покупатель.

Джо взял кисть и банку с краской и направился в кладовую. Ждать, когда подозреваемый сделает ход, "было частью работы полицейского под прикрытием. Тем не менее Джо полагал, что работать в магазине лучше, чем сидеть в машине и толстеть от беспрерывного пожирания хот-догов. Лучше, но не намного.

Он постелил на пол тряпку и приставил к стене выпиленные им накануне доски для полок. Мара не отходила от него ни на шаг и беспрерывно болтала о незрелых однокашниках по колледжу, назначающих ей свидания. Единственный раз она покинула его, когда зазвонил колокольчик, но вскоре вернулась, чтобы заверить, что ей больше по вкусу зрелые мужчины.

К возвращению Кевина Джо закончил красить две полки и собирался приступить к стенам. Кевин бросил взгляд на Мару и отправил ее помогать Габриелле.

— Мне кажется, она на тебя глаз положила, — сказал Кевин, когда Мара, бросив через плечо прощальный взгляд, скрылась за дверью.

— Возможно.

Джо потянулся и сделал несколько круговых движений плечами. Ему неприятно было признавать, но мышцы у него чертовски болели. Он постоянно старался поддерживать себя в хорошей форме. Существовало, видимо, лишь одно объяснение: он начинал стареть.

— Габриелла платит тебе достаточно, чтобы компенсировать боль в мышцах?

Кевин был одет с иголочки и держал в одной руке сумку из магазина деликатесов, а в другой — пакет из магазина дамского белья, расположенного ниже по улице.

— Она платит мне достаточно. Деньги для меня не так важны.

— Тогда, ты, видимо, никогда не был бедным. А я был, друг мой, и это чертовски плохо. Это накладывает отпечаток на всю твою жизнь.

— Каким образом?

— Люди судят о тебе по фирме, изготовившей твою рубашку, и по состоянию твоей обуви. Деньги — это все. Без них люди считают тебя отбросом. И забудь о женщинах. Женщины не станут иметь с тобой дела. Точка.

Джо присел на край сундука и скрестил на груди руки.

— Зависит от того, на каких женщин ты хочешь произвести впечатление.

— На женщин, знающих разницу между дешевой «тойотой» и дорогим «мерседесом».

— А-а-а! — Джо склонил набок голову и посмотрел на стоящего перед ним Кевина. — Такие женщины стоят уйму денег. У тебя есть такие деньги?

— Да, а если бы не было, я знаю, как их заработать. Я знаю, как получить то, что мне надо.

Прямо в точку.

— И как же?

Кевин улыбнулся и покачал головой.

— Ты не поверишь, если я тебе расскажу.

— Попробуй, — настаивал Джо.

— Боюсь, что не могу.

— Ты вкладываешь деньги в игру на бирже?

— Я вкладываю деньги в себя, в Кевина Картера, и это все, что я тебе скажу.

Джо знал, когда нужно отступить.

— А что в сумке? — спросил он.

— Я устраиваю вечеринку по случаю дня рождения моей подружки Чайны.

— Серьезно? Чайна — ее настоящее имя или псевдоним?

— Ни то, ни другое. — Кевин ухмыльнулся. — Ей оно просто нравится больше, чем ее настоящее имя Сэнди. Утром, заезжая в парк, я пригласил Габриеллу на вечеринку. Она сказала, что у вас с ней другие планы.

Джо подумал, что, видимо, слишком ясно дал понять Габриелле, чтобы она прекратила вмешиваться в расследование. Придется поговорить с ней еще раз.

— Думаю, мы сможем недолго побыть на твоей вечеринке.

— Правда? Габи, похоже, горела желанием провести вечер дома.

Как правило, Джо не любил сплетничать о женщинах, ни о своих, ни о чьих-то еще. Но сейчас была другая ситуация, это была его работа, и он знал, как себя вести. Он чуть подался вперед, словно собирался сообщить великую тайну.

— Между нами. Габриелла — нимфоманка.

— Правда? А мне она всегда казалась скромницей.

— Она прикидывается. — Джо улыбнулся Кевину, как закадычному другу. — Но, думаю, мне удастся сдерживать ее несколько часов. Во сколько вечеринка?

— В восемь.

Кевин отправился в офис, а Джо следующие два часа занимался покраской стен. После закрытия магазина он отправился в полицейский участок и прочитал ежедневную сводку по делу о краже картины Моне. Кевин обедал с женщиной, чья личность не установлена, в ресторане в центре города. Он закупил провизию для вечеринки, заглянул в магазин дамского белья и заехал в бар, где пропустил стаканчик. Впечатляющая информация!

Джо отрапортовал о своем разговоре с Кевином и дал капитану Лючетти знать, что приглашен на вечеринку к Кевину. После этого он навел порядок на столе и отправился домой.

На обед Джо приготовил жареные ребрышки и съел салат, оставленный днем в холодильнике его сестрой Дебби. Сэм стоял на столе рядом со своей тарелкой и отказывался есть птичий корм и морковь.

— Сэм любит Джо.

— Ребрышек не получишь.

— Сэм любит Джо… брэээк.

— Нет.

Сэм заморгал своими желто-черными глазами, раскрыл клюв и сымитировал телефонный звонок.

— Я не попадусь на эту удочку. — Джо потыкал вилкой в салат и вдруг почувствовал себя так, словно дразнит двухлетнего ребенка стаканчиком мороженого. — Ветеринар сказал, что тебе надо меньше есть и больше упражняться, иначе ты заработаешь болезнь печени.

Попугай вспорхнул ему на плечо и прижался головой к уху Джо.

— Хорошая птица.

— Ты жирный.

За обедом Джо остался непреклонен и не угостил Сэма, но, когда попугай сымитировал одну из любимых фраз Джо из фильма с участием Клинта Иствуда, Джо смилостивился и скормил питомцу несколько кусочков ватрушки Энн Камерон. Ватрушка оказалась превосходной, как она и обещала, и Джо решил, что Энн заслужила обещанный кофе. Он постарался вспомнить Энн в детстве и смутно припомнил девочку в очках, сидящую на продавленном диване с обивкой из зеленого велюра и смотрящую на него, пока он ожидал ее сестру. Ей тогда, вероятно, было лет десять, на шесть лет меньше, чем ему. Примерно того же возраста, что и Габриелла.

Мысль о Габриелле отозвалась тупой болью в области лба. Джо сжал большим и средним пальцами переносицу и стал напряженно думать, что с ней делать. Ответа он не находил.

Когда солнце скрылось за горизонтом и наступили сумерки, Джо посадил Сэма в клетку и вставил в видеомагнитофон кассету с фильмом «Грязный Гарри». Помимо программы Джерри Спрингера, это был единственный нравящийся Сэму фильм. В прошлом Джо пытался приучить попугая смотреть мультфильмы Диснея и кое-какие из купленных им кассет с образовательными программами. Но Сэм оказался приверженцем только Джерри Спрингера, и Джо, как большинство родителей, в конце концов сдался.

Он доехал на машине через весь город до небольшого кирпичного дома и остановился у тротуара. Розовый свет лился из фонаря над входной дверью. Всего несколько дней назад фонарь здесь горел зеленым светом. Джо задумался о значимости подобной перемены, но вскоре решил, что это не его дело.

Пара белок стремглав промчалась по лужайке и начала взбираться по грубой коре ствола старого дуба. На полпути они остановились и, виляя своими пушистыми хвостами, посмотрели на Джо. Их возбужденный писк резал слух, и Джо показалось, что они будто осуждают его за то, что он украл у них все их запасы.

Джо трижды постучал, и дверь дома Габриеллы открылась. Габриелла стояла перед ним в широкой белой рубахе, застегнутой на все пуговицы. Ее зеленые глаза расширились, а лицо покрыл густой румянец.

— Что ты здесь делаешь, Джо?!

Не торопясь отвечать на вопрос, он окинул ее взглядом — от каштановых волос, завязанных в хвост на макушке, до связки бус на лодыжке. Полы рубашки всего на дюйм не доходили до колен Габриеллы. Насколько Джо мог видеть, никакой другой одежды на ней не было.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он, вновь переводя взгляд на ее покрасневшее лицо.

— Сейчас?

— Да. Чем ты занята?

— Ничем! — Она выглядела чертовски виноватой.

— Прошлым вечером я говорил с тобой о вмешательстве в ход расследования, но, если ты меня не поняла, объясню еще раз. Перестань защищать Кевина.

— Я его не защищаю.

— Ты отклонила его приглашение на вечеринку завтра вечером. А я принял его для нас обоих.

— Я не хочу идти. Мы с Кевином друзья и деловые партнеры, но мы не общаемся вне работы. Я всегда считала, что для бизнеса будет полезно, если мы не станем проводить вместе свободное от работы время.

— Скверно.

Джо ждал, что Габриелла пригласит его войти, но она этого не сделала.

— Друзья Кевина слишком несерьезные. Нам там будет неинтересно.

— Мы туда не развлекаться идем.

— Ты собираешься искать картину Моне, верно?

— Да.

— Ладно, но больше никаких поцелуев.

Ее просьба была вполне разумной, и этим раздражала Джо, хотя он в этом никогда бы не признался.

— Я же сказал тебе, чтобы ты не принимала их всерьез.

— Я и не принимаю, но мне это не нравится.

— Что тебе не нравится? Целоваться со мной или не принимать их всерьез?

— Целоваться с тобой.

— Ерунда, ты вся горишь, и у тебя перехватывает дыхание.

— Ты заблуждаешься.

Он отрицательно покачал головой и с улыбкой сказал:

— Не думаю.

Габриелла вздохнула.

— Это все, чего вы хотели, детектив?

— Я заеду за тобой в восемь. — Он повернулся, собираясь уходить, но затем бросил через плечо: — И вот еще что, Габриелла…

— Что?

— Оденься посексуальнее.

Габриелла захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Голова у нее шла кругом, и ее подташнивало. Она сделала глубокий вдох и прижала руку к бешено колотящемуся сердцу. Появление Джо Шенегэна на пороге ее дома именно сейчас было сродни некоему идиотскому наваждению.

С того самого момента, как сегодня днем Габриелла покинула свой киоск, у нее появилось всепоглощающее желание рисовать его снова. На этот раз в обрамлении его красной ауры. Обнаженным. По возвращении домой она сразу направилась в студию и приготовила холст. Габриелла сделала набросок карандашом, а потом выписала маслом лицо Джо и крепкое тело. Мысленно обращая для вдохновения свой взор к Давиду Микеланджело, она начала выписывать отдельные части тела Джо, когда он постучался. Габриелла открыла дверь и на протяжении всего разговора нервничала, что он догадается, что она затеяла. Габриелла чувствовала себя виноватой, словно Джо застал ее подглядывающей за ним в душе.

Она не верила в судьбу, но не могла не обращать внимания на недоброе предчувствие, от которого волосы шевелились у нее на затылке.

Габриелла вернулась в студию. Джо Шенегэну на нее плевать, и он дал ей ясно понять, что поцелуи с ней — часть его работы. Анализируя свою реакцию на его поцелуи, Габриелла пришла к выводу, что прикосновения Джо нарушают ее биоритмы и выбивают ее из колеи.

Значит, если Кевин снова застанет их бранящимися или если Джо встретит кого-нибудь из своих старых знакомых, ему придется прибегнуть к новой тактике. Никаких объятий, приправленных терзающим ее обоняние ароматом кожи Джо. Никаких ни к чему не обязывающих поцелуев, проникающих ей прямо в душу и лишающих возможности дышать. И уж никоим образом Габриелла не намерена одеваться для него «посексуальнее».

Когда на следующий вечер ровно в восемь в дверь постучали, Габриелле казалось, что на этот раз она готова к приходу Джо. Больше никаких сюрпризов. Она отвечает за себя, и, уж если он может позволить себе носить потрепанные джинсы и простую футболку, она тоже имеет на это право. Но одного взгляда на Джо оказалось достаточно, чтобы уверенность Габриеллы улетучилась в заоблачные дали.

Джо тщательно побрился, и его загорелые щеки лоснились. Полосатая шелковая тенниска прекрасно сидела на нем, облегая широкую грудь и плоский живот. Плетеный кожаный ремень отлично гармонировал с габардиновыми брюками, чьи отутюженные складки напоминали острие бритвы. Кроссовки сменили замшевые туфли. От Джо исходил превосходный запах, и выглядел он намного лучше.

Габриелла не проявила подобной заботы о своей внешности. Единственным критерием ее наряда стало удобство: она надела простую белую блузку и юбку в бело-голубую клетку. Габриелла не позаботилась подчеркнуть достоинства своей внешности с помощью косметики, не попыталась соорудить прическу и оставила волосы распущенными. Из украшений на ней были серебряные кольца в ушах и широкое серебряное кольцо на среднем пальце правой руки. Обулась Габриелла в простые полотняные туфли. По ее мнению, подобный наряд не только не являлся сексуальным, а был прямой противоположностью этому.

Поползшая вверх бровь Джо дала ей понять, что он считает точно так же.

— А где твоя собачка из сказки?

Ну, не настолько уж плох ее наряд.

— Эй, я не из тех, кто носит мамины красные туфли на высоких каблуках и, спотыкаясь, налетает лбом на стену.

Он пристально взглянул на нее и буркнул:

— Мне тогда было пять лет.

— Твои сестры так и сказали. — Габриелла закрыла дверь на замок. — И кроме того, я уверена, что эта вечеринка вовсе не торжественный прием.

Она бросила ключи в сумку и повернулась к Джо. Он не сдвинулся с места ни на дюйм, и ее обнаженная рука коснулась его груди.

— Я сомневаюсь в этом. — Джо взял ее под локоть и повел к ужасной серой машине, хорошо знакомой Габриелле. Она уже имела возможность прокатиться на ней, закованная в наручники. — Я достаточно хорошо изучил Кевина и сомневаюсь, что он делает что-то небрежно, за исключением разве что секса.

Тепло от его ладони растекалось по руке Габриеллы вверх и вниз до самых кончиков пальцев. Она старалась держаться спокойно, словно чувствовала себя столь же непринужденно, как и Джо. Она не потрудилась прокомментировать мнение Джо о Кевине, ибо сказанное им по большей части являлось правдой. Что, тем не менее, не делало Кевина лучше или хуже других.

— Вчера вечером мне показалось, что у тебя была другая машина.

— Верно, но Кевин считает меня никчемным неудачником. А я хочу, чтобы он придерживался именно этого мнения.

Джо наклонился, чтобы открыть для Габриеллы дверцу. Она втянула носом воздух, пытаясь определить ингредиенты его одеколона.

— Почему ты это делаешь?

— Делаю что?

— Принюхиваешься ко мне так, словно от меня дурно пахнет.

Он отпустил ее локоть, и Габриелла почувствовала облегчение.

— У тебя разыгралось воображение, — сказала она и проскользнула в машину.

Поездка заняла менее десяти минут, и Джо использовал это время, чтобы напомнить Габриелле о подписанном ею соглашении стать осведомителем.

— Если Кевин невиновен, — внушал он ей, — ему не требуется твоя помощь. А если виновен, ты все равно не сможешь защитить его.

Габриелла пожалела, что не осталась дома и что ей не представилась возможность выбирать.

Несколько раз Габриелла бывала в доме Кевина, но он ей совсем не нравился. Современное двухэтажное сооружение на сваях примостилось у горы, откуда открывался неплохой вид на город. В отделке интерьера преобладали мрамор, дорогие породы дерева и сталь, уюта в этом доме было приблизительно столько же, сколько в музее современного искусства.

Габриелла и Джо почти плечом к плечу направились по дорожке к дому.

— Что, если кто-то из друзей Кевина узнает тебя? Что ты намерен делать?

— Что-нибудь придумаю.

Именно этого Габриелла и боялась.

— Что именно?

Остановившись перед дверью, Джо позвонил.

— Ты боишься оставаться наедине со мной?

Немного, подумала Габриелла и ответила:

— Нет.

— По-моему, ты выглядишь взволнованной.

— Вовсе я не выгляжу взволнованной.

— Ты выглядишь так, словно сама себе не доверяешь.

— Не доверяю в чем?

— Что сумеешь держать руки при себе.

Прежде чем она успела ответить, дверь распахнулась. Джо обнял Габриеллу за плечи, жар его ладоней обжег ей кожу через тонкую материю блузки.

— Мне было интересно, придете ли вы. — Кевин, как всегда, выглядел так, словно собирался позировать для журнала мод.

— Я же сказал, что смогу вытащить ее из дому на несколько часов, — самодовольно отозвался Джо, подталкивая Габриеллу в прихожую.

Кевин бросил взгляд на юбку Габриеллы и чуть заметно поморщился.

— Габи, у тебя новый наряд. Интересно.

— Он вовсе не так уж плох, — возразила она.

— Да, если ты живешь в Канзасе. — Кевин захлопнул дверь и повел гостей в дом.

— Я не выгляжу, как сказочный персонаж. — Габриелла опустила глаза на свою клетчатую юбку. — Ведь правда?

Джо прижал ее к себе.

— Не волнуйся, я буду защищать тебя от злой колдуньи.

Габриелла взглянула ему в глаза, и ей стало не по себе.

— Почему бы тебе не отдать Кевину твою большую сумку, которую ты боишься выпустить из рук?

— Я могу отнести ее в спальню, — предложил Кевин.

— Предпочитаю держать ее при себе.

Джо сорвал сумку с плеча Габриеллы и вручил Кевину.

Из окон гостиной открывался живописный вид. Участники вечеринки толпились возле барной стойки, а из скрытых колонок лился голос популярной певицы, наполнявший дом самыми высокими октавами, которые она была способна извлечь из своих голосовых связок. Взгляд Габриеллы скользнул по помещению: в поле ее зрения попала шкура зебры, наброшенная на спинку дивана, и множество всевозможных африканских сувениров из черного дерева. Кевину не помешало бы умерить свой пыл в отношении роскоши, подумала Габриелла.

Кевин представил Джо и Габриеллу своим друзьям — группе предпринимателей, которых, по мнению Габриеллы, больше интересовало состояние их банковских счетов, чем состояние их самосознания. Джо продолжал обнимать Габриеллу, обмениваясь рукопожатиями с супружеской парой, владеющей сетью весьма популярных кафе. Остальные гости торговали витаминами, компьютерами, недвижимостью и, по всей видимости, тоже преуспевали. Кевин представил Джо своей подруге Чайне, которую — Габриелла была готова поклясться, — когда они виделись в последний раз, звали Сэнди. Как бы ее ни звали на этот раз, девица была изящной блондинкой с безупречными манерами, и Габриелла почувствовала непреодолимое желание ссутулиться.

Рядом с Чайной стояла ее столь же привлекательная подруга Нэнси, которая явно не делала секрета из того, что все ее внимание поглощено мужчиной, чье бедро тесно прижато к бедру Габриеллы. Краем глаза Габриелла заметила заигравшую на губах Джо довольную улыбку, а в следующий момент он убрал свою руку с ее плеча.

Габриелле надо было бы радоваться, однако она испытывала странное ощущение, что ее предали. И кое-что еще. Что-то неприятное, похожее на ревность. Но с чего ей ревновать? Во-первых, Джо не настоящий ее любовник, во-вторых, он ей безразличен, и, в-третьих, ей не нравятся мужчины с непросветленным сознанием.

Кевин сказал что-то, и Джо слегка запрокинул голову и расхохотался, обнажив ровные белые зубы. Морщинки появились в уголках его глаз, а глубокий, сочный смех отозвался острым уколом в сердце Габриеллы.

Кто-то из гостей подхватил шутку Кевина, и все расхохотались. Все, кроме Габриеллы. Она не находила, что есть чему смеяться. Нет, абсолютно нет ничего смешного в той боли, что терзает ее грудь, или в горячечном беге крови по жилам, наполняющем ее физическим желанием, от которого она не в силах просто отмахнуться.