Катары

ГЛАВА 30

Мирей переночевала в гостинице «Альбигойцы»: она выпила столько, что уже никак не могла пуститься в дорогу домой в Юсса. Вопреки надеждам Ле Биана, с ним она спать не легла. Засыпая, историк долго еще думал о том, как неправильно ее понял. Когда утром он спустился в ресторан на завтрак, Шеналь сказал ему, что Мирей уже уехала. Историк сделал вид, что не придал этому значения, однако в роли ухажера, которого отшили, а ему все равно, он оказался неубедителен. Во всяком случае, едва увидев его, хозяин сразу поспешил сообщит: Мирей села на автобус в 7.30, чтобы поспеть в Юсса на работу вовремя. Ле Биан только рассеянно кивнул и стал намазывать хлеб клубничным вареньем.

Через час его «двушка» уже подъезжала к Юсса. Всю дорогу у него из головы не выходил Отто Ран. Какие тайны мог хранить этот человек, ловко скрывший за дымовой завесой истинные причины своего жительства в этих местах? Ле Биан был уверен, что самое важное здесь — местоположение гостиницы «Каштаны». Ключ же к разгадке явно находился в пещере Ломбрив, и на сей раз Ле Биан твердо решил пойти туда в одиночку. Он не стал заезжать в деревню, а припрятал машину ниже уровня дороги, которая в этом месте шла вдоль каменных утесов. Поутру там было безлюдно, и Пьер беспрепятственно дошел до входа в пещеру.

Он вынул из кармана бумажку, которая утром была засунута под дворник его машины. Конечно, он прочел ее сразу, а сейчас захотел перечитать, чтобы убедиться, что это не сон. «Ломбрив. Килевая галерея. Филиппа». Игра в прятки продолжалась; Ле Биан никак не мог найти ответа на новую загадку. Кто прикрепил эту записку к ветровому стеклу? И когда? Вчера вечером, пока он кого-то искал в лесу? Ночью, когда машина стояла перед гостиницей? Утром, когда Мирей ушла на автобус? Поразмыслив немного, он решил, что последняя возможность всего вероятнее. И, значит, эта загадочная Мирей играет роль Филиппы. Но с какой стати? И к чему все эти намеки, если можно все сказать прямо?

Ле Биан вошел в пещеру. Галерея называлась Килевой потому, что была похожа на киль перевернутой лодки. Среди тысяч надписей и рисунков на ее стенах не было относившихся к доисторическим временам. По официальной версии, самые древние из них нанесены во времена Генриха Наваррского, и никто этой версии так и не оспорил. Но Ран был убежден, что еще тремя веками ранее катары оставили свои следы в этом природном соборе. Почему Филиппа (если только то была не Мирей) назначила ему свидание в этом месте? Не новая ли это ловушка — ведь именно здесь он несколько дней назад чуть не расстался с жизнью? Пока эти мысли бороздили его рассудок, взгляд его упал на груду камней, насыпанную горкой с прямоугольной плитой на самом верху. Ле Биан подумал: эта модель совершенно точно изображает пог Монсегюр с крепостью на вершине… Он стал разбирать камни один за другим. Сняв маленькую крепость, он увидел: она выдолблена внутри, как будто там собирались что-то спрятать. Он посветил туда факелом — что-то блеснуло. Тогда Ле Биан достал из полости маленькую вещицу. То была бронзовая голубка, подвешенная на кожаном шнурке. Такая голубка — один из немногих символов, которые относятся к религии катаров. Ле Биан пристально разглядывал ее. Давно ли она здесь лежит? А если под камнями ее спрятала Филиппа (или Мирей), то с какой целью?

Ле Биан встал и на миг наклонил факел к земле. В этот-то самый миг сильнейший удар в спину бросил его на землю. Пользуясь неожиданностью, нападавший отнял у историка голубку, но тот ее отдавать не собирался. Он тут же вскочил и изо всех сил саданул грабителя в живот. Но противник оказался крепок — не упал, а побежал к выходу из пещеры. Ле Биан бросился в погоню и схватил его за рукав. Тот стал выбиваться, и Ле Биан, заметив у него на руке татуировку, был так поражен, что забыл о защите. Цветок лилии! В этот момент грабитель опять стукнул Пьера кулаком. Он потерял равновесие, но через мгновение пришел в себя, встал, схватил булыжник и кинул нападавшему в голову. Бросок был точен; противник рухнул у самого выхода наружу. Ле Биан подбежал к нему, прежде всего отобрал голубку, потом перевернул тяжелое тело лицом вверх. Не веря собственным глазам, он воскликнул:

— Папа!