Катастрофа или гибель Атлантиды

Глава 2

Цок-цок-цок. Быстрой дробью по плитам мозаики стучат копыта. По пустой сумеречной улице несется кентавр. Он еще молод, но в карих чуть-чуть продолговатых глазах застыло страдание. Да, он еще молод и силен, но безмерно устал: ведь кентавр бежит от Аквариума, то есть с берега внутреннего канала, а теперь он уже почти в городе. Он не преследует определенных целей, не знает, куда бежит и зачем, не знает, что ждет его в городе. То есть догадывается, конечно, что ничего хорошего его там не ждет, но бежит, скорее всего, по инерции.

— Эй ты, машина, куда торопишься?

Всего-навсего двое. Опять двое.

— Смотри, а то еще копыта потеряешь на такой скорости! Не надо больше крови, разве они виноваты в его несчастьях. А кто знает? Настоящие ведь… Может, это именно они и перестроили его генетику: перекромсали, переломали всю жизнь… Ах, если бы они унялись, замолчали, перестали искушать…

— Поставили на тебя, что ли?

Нарочно они? Неужто обязательно сейчас насмехаться над ним? Сейчас, когда ему так трудно удержаться… Все труднее и труднее сдерживаться… Нет, не надо больше крови, хотя сладок ее запах, когда мстишь Настоящим.

— Да продали твою подружку! На ипподроме она давно.

Все. Сами виноваты. Во всем виноваты проклятые Настоящие.

— Заткнись, — коротко выдохнул кентавр, резко останавливаясь.

Касс затрепетала в страшном предчувствии.

Насмешники даже немного потрезвели от растерянности.

— Что? — пролепетал один из них.

— Ты меня слышал.

— Чтобы машина позволила себе хамить Настоящему!

Они, возможно, готовы были бы уже и отступиться, но кентавр ударил копытом по земле.

— Я не машина!

Нет, они все еще не поняли.

— Уходите, убегайте, спасайтесь! — мысленно орала Касс. Ах, если бы только они могли ее слышать!

— Нектар слишком крепкий попался, что ли?

Один из них недоуменно потер ладонью лоб.

— Бред. Машина не может рассердиться, — решил второй.

— Я покажу вам рассерженную машину!

Кентавр с силой, будто это дорога была во всем виновата, ударил копытом. Потом прыгнул вперед.

После этого прыжка уже никаких сомнений.

Запах крови, запах мести. Касс не научилась выходить из транса без помощи Лона, а он пока еще не хотел отпускать ее, хотя губы ее побелели, а глазные яблоки начали беспорядочно метаться под прикрытием век. Лон утешал ее частыми короткими поглаживаниями по лбу, но из транса не выводит.

Русалка Лега мечется в своем загоне, от стенки к стенке, от сетки к сетке. Будто чувствует, бедняжка. О Творцы, при чем тут Аквариум? Или не Аквариум? Да это же просто ее черты выгравированы на ожерелье. Ожерелье? Что за ожерелье на шее кентавра? Когда кентавры носили драгоценности? Впрочем, нет, ведь это самоделка. Просто гладкие камешки, а на них чем-то острым, скорее всего, твердым заостренным камнем, выбиты изображения русалки и кентавра.

Кентавр срывает ожерелье с шеи, бросает незаметно возникшему откуда-то из темноты товарищу: — Передай… ей…

— Подожди, не теряй скорости, — просит тот. — Он поможет.

“Кто это, Он?” — почему-то с нарастающим ужасом подумала Касс.

Некоторое время оба кентавра бегут рядом по темной улице.

— Нет, все. Кентавр-убийца решительно тормозит всеми копытами. Останавливается. Ресницы его дрожат. — И не в скорости даже дело… Передай… Беги, беги, главное, передай ей…

Второй кентавр растворяется в темноте так же незаметно, как и появился, а над первым появляется тень двух аэробилей, между которыми растянута сеть. Кентавр, не сопротивляясь, подставляет лоснящиеся от усталости бока. Аэробили удаляются к Елисейским полям, увлекая за собой тяжелую сеть с тяжело дышащей покорной добычей.

Русалка Лега мечется в своем загоне. От стенки к стенке.

Касс забилась, словно в эпилептическом припадке. В конце концов, Лон понял: ее больше в трансе не удержишь. Он щелкнул пальцами, произнес короткое слово “Домой”.

Касс сразу открыла глаза и простонала: — О Творцы, это же Лега!

— Кто? — удивился Лон. Он все еще чувствовал себя усталым после своих видений, так что за ее видениями не следил.

— Русалка Лега, моя Лега! — ответила Касс и тут окончательно пришла в себя и сообразила: зря она вслух при Лоне произнесла сейчас это имя…

Рассказывать подробности про кентавров, ожерелье, а уж тем паче, про Легу, ей не хотелось.

— Это у тебя была такая машина? — допытывался Лон. — Русалка Лега? — Уж если он привяжется…

— Подруга это была, русалка Лега… В детстве…

— Ну, знаешь ли… Чтобы Прекрасная дева дружила с русалками!

Он выжидающе посмотрел на нее, но Касс промолчала. Больше всего ей хотелось, чтобы все происходившее оказалось сном.

Вздохнув, она опять взяла переключатель и машинально включила виз.

— Кого я вижу, — мрачно протянул Лон.

На экране глава Института Времени Кронот и свободный ученый Ноэл смотрели друг на друга с почти не скрываемой неприязнью и иронией.

В старые добрые времена Касс непременно покатилась бы со смеху, сейчас только заметила: — Они умудряются оба одновременно смотреть друг на друга сверху вниз…

Лону стало не до смеха, едва лишь он понял, о чем речь.

— Слишком уж все это похоже на религиозную чепуху, — проскрипел Кронот. — По-вашему, выходит, жрецы правы: человек рассердил Творца и в наказание должен погибнуть… — Кронот покачал головой: — Извините, уважаемый, правильно ли я вас понял? — совсем уже неприлично подмигнул и прибавил: — И Он, — Кронот закатил глаза, указывая ими куда-то вверх, — Он сообщил Вам день, час, порядок? Способ, которым намерен угробить Гею?

— Вы нарочно коверкаете смысл того, что я говорю? — взорвался Ноэл.

— Все, что вы тут бормотали последние пять часов, вообще бессмыслица, — ответствовал Кронот.

— Господа ученые мужи, прошу Вас, — вмешалась муза. Чувствовала она себя явно неловко.

— Нет, это я прошу Вас, — Ноэл сделал нетерпеливое движение плечами, похожее на попытку стряхнуть с себя все неприятности, связанные с разговором, взять себя в руки. — Хорошо, я попытаюсь еще раз сформулировать…

— Итак, представьте себе, что на вашем теле, — Ноэл счастливо засмеялся, — расплодилась колония, — Ноэл еще раз хохотнул, — прошу прощения, насекомых.

— Это на той прорехе в вашем мозгу, которую вы называете извилиной, — тотчас прошипел Кронот, — развелась колония насекомых.

— А ваш мозг египтяне вообще забыли вложить на место, когда последний раз мумифицировали, — недолго думая, ловко парировал Ноэл.

— Господа ученые мужи, прошу Вас, — опять вмешалась муза, едва сдерживаясь от смеха: Кронот и в самом деле был похож на высохшую от времени мумию.

Ноэл заулыбался, довольный тем, что Кронот не нашел достойного ответа и продолжал сидеть с раскрытым ртом.

— Если насекомые беспокоить Вас… э-э-э… — Ноэл еще раз приятно улыбнулся и поправился, — ваш организм… не будут, он их и не заметит, но если они начнут кусать, высасывать кровь, выделяя взамен яд, принося страдания и боль, то долго ли будет организм это терпеть? И есть ли разница в том, что за метод применит, чтобы попытаться избавиться от своих мучителей? Главное, попытается, и не в наказание, а представьте себе, только потому, что мешают…

Кронот проскрипел было что-то, но экран снова заволокло черным бархатом.

Появилась опять муза по экстренным сообщениям и объявила, что кентавр пойман, стало быть, конец экстремальной ситуации.

— Почему мне так скверно? — прошептала Касс.

— Тебе всегда скверно после транса, — вспомнил Лон.

— Да, но теперь по-другому…

Муза по экстренным событиям все не исчезала, а говорила и говорила о том, какую огромную пользу обществу приносят совместные усилия всех членов этого общества.

— Так. Замечательно. Похоже, сейчас засадит всех в Круг, — предсказал Лон.

И точно: муза получила ответные сигналы сразу из нескольких домов: обещания в полной готовности помочь восстановить истину. Затем попросила всех устроиться поудобнее перед экранами, расслабиться, сконцентрироваться, приготовиться ко входу в подсознание.

— Не хочу в Круг, — простонала Касс.

— Правильно, без нас обойдутся, — согласился Лон.

Но муза обходиться не намеревалась. Как бы в ответ на его заявление, она попросила всех оракулов Посейдониса принять участие в общем трансе. Она четко назвала каждого по имени, и, конечно, Лона Апола, лучшего, главного и самого необходимого в предстоящем сеансе.

Лон Апол тотчас вскочил и забегал взад-вперед. Что-то слишком часто в последнее время стали использовать Круг. Нужен дождь — Круг. Заболел кто-нибудь из элиты — Круг. Что они, хотят, чтоб Настоящие свихнулись все, как какие-нибудь паршивые машины? Давайте теперь все взбесимся — и привет! Все равно недолго осталось…

Лон остановился перед Касс, бешено вращая зрачками. Всем давно понятно, что для хорошего ясновидящего Круг — это болезнь и беда. Не может хороший ясновидящий функционировать в Круге. Слишком много влияния чужих полей, а каждое чужое поле — это чужой эгоизм, чужое зло, чужая боль. Да что там объяснять, нет, и все тут.

Встань! — гаркнул он на Касс изо всех сил. — Не расслабляйся! А то они тебя затянут.

Касс поспешно встала.

— Ходи! — приказал Лон.

Она стала ходить, стараясь не выпускать экран из виду.

— Никогда в это не ввязывайся, — на ходу поучал Лон. — У каждого свои мысли, всякие разные. Поэтому не поддавайся. Думай в это время обо мне, о том, что ты подруга Апола, знаменитости номер один…

— Думаем, — вещала муза. — Только о кентавре. Не о жертвах, не о лабораториях, не о машинах вообще, только об этом конкретном кентавре… Глаза закрыты. Думаем… Концентрация на кентавре-убийце.

Муза сама закрыла глаза и затянула в голос, задавая общим вибрациям Круга тон и частоту.

— Не думай ни о чем, — приказал Лон. — Разговаривай, ходи… Хочешь, давай петь… или целоваться.

— Целоваться — это хорошо, — задумчиво согласилась Касс.

Лицо музы на экране съежилось, стало совсем мелким, занимая теперь минимальное пространство в верхнем левом углу. На черном бархате появилась точка, затем еще одна, еще… Вот уже множество точек кружится вокруг невидимой оси. Вот точки укладываются в застывшую форму…

— Русалка! — объявил Лон упавшим голосом. — На тебе!

Касс и сама уже увидела очертания русалки, вздрогнула и почувствовала, что ее щеки краснеют. Вот она, русалка. Неужели Лега?

Точки опять сместились, поехали куда-то, чтобы перелиться в новую форму. Вот уже русалка плавает в пенистых волнах, играет на солнце, смеется радужным брызгам… Кентавры выволакивают на берег стеклянные контейнеры с рыбой, заготовленные русалками за день.

Русалки носятся вокруг, и стрекочут, и хохочут… Лега не принимает участия в общем веселье. Лежит себе поодаль на мокром песке, мечтательно улыбается, чего-то ждет. Один из кентавров часто смотрит на нее влюбленными глазами. Сначала взгляды его торопливы, бросаются украдкой. Постепенно их длительность увеличивается. Все труднее становится кентавру отвернуться, все чаще глаза его ищут русалку, все мечтательнее задерживаются на ней, все более долгими бывают эти остановки. В конце концов, кентавр смотрит на русалку, почти не отрываясь.

Но вот погрузка закончена. Время отдыха. Кентавры группой бегут купаться. Тот из них, кто посматривал на русалку, теперь приближается к ней, ложится рядом на мокром песке. Она гладит его по волосам, он целует ей руки, лицо, грудь.

Прямые рыжие волосы кентавра жестки. Мягкие, зеленые, как речная водоросль, волосы Лети податливы. Что-то новое, тревожное, неожиданное появилось в ее движениях.

Всем известно: программа машин не включает вообще никаких чувств, а особенно, ненависти и любви. Машины создаются для того, чтобы работать, а не любить. Что же это с Легой? Лицо ее приближается к его лицу, кентавр и русалка целуются.

Бока его начинают лосниться, дрожать… Он отталкивает тело русалки, вскакивает на ноги…

— Что ты? — тихо спрашивает русалка? — Разве ты разлюбил меня?

— В том-то и дело, что слишком люблю, — шепчет кентавр. — Прости меня, не могу больше.

— Что с нами? — русалка качает головой.

— Болит, — отвечает кентавр. — Болит все: снаружи, изнутри. Тело болит, мысли болят. Не могу больше.

— Значит, все, что было раньше, все-все просто пустая болтовня? — если бы русалки умели плакать, то сейчас, наверно, по ее лицу текли бы слезы.. — Все наши разговоры? “Главное не тело, главное — эго… Наслаждение эго гораздо больше, тоньше, выше, чем наслаждение тела… Слияние не на телесном, а на духовном уровне “, ты забыл?

— Я ничего не забыл, — Кентавр кивает головой. — Помню каждое твое слово, каждое твое движение. Но природа берет верх, прости.

— Что ты, — шепчет русалка, — какая природа, мы же машины!

— Этого не может быть! Они обманули нас! — Кентавр вскакивает, голос его срывается на крик. — Проклятые Настоящие обманывают нас всю жизнь. Мы умеем любить, умеем страдать! А как я, оказывается, могу ненавидеть! Разве они знают, что такое любовь! Что они вообще понимают, кроме наслаждения своих тел? Это они машины, не мы!

На экране поехали вперемешку черные и желтые полосы: муза поспешно прервала сеанс.

— Вот оно что! — прошептал Лон. — Как я сразу не догадался? Впрочем, разве туг догадаешься? Русалка и кентавр, с ума сойти.

Муза поблагодарила всех участников Круга и закончила передачу просьбой звонить и сообщать о русалке, кто что знает.

— Как ты сказала, ее зовут? — переспросил Лон.

— Забудь, — попросила Касс. — Она не виновата.

— Вот это любовь, — протянул Лон. — Просто номер один! Представляешь, любовь между кентавром и русалкой… Бред.

— А результат — сюжет вполне для Лона Апола, — подытожил вернувшийся на экран Ноэл, будто мог слышать замечание Лона…

— Да почему же Лега? Почему именно Лега? — думала Касс. — Мало ли русалок плавает вокруг? У всех у них волосы зеленые, почему же обязательно Лега?

— Распустились машины, — сквозь зубы процедил Кронот.

— Машины? — переспросил Ноэл. — А может, все-таки, не машины?

— Машины, машины, — проворчал Кронот. — Прочистить память обоим…

Ноэл, помолчав секунду, тихо проговорил: — Я не знаю, не в состоянии предсказать время, порядок и конкретную причину… Может, Гея, обезумев, столкнется с другим, соразмерным ей организмом… А может, Вы в своем институте Времени доиграетесь…

— Я в своем институте Времени не играю, уважаемый.

— Или авария, в Вави, на Фаэтоне, — не слушая, прошептал Ноэл. — Только я чувствую, что очень скоро…

— Чувствую, — подчеркнул Кронот. — Вот это и есть самый верный научный довод.

— Возможно, — сказал Ноэл. — Не раз уже в истории Геи признавалось научным то, что веками считалось бредом.

— Ваше мнение, господин ученый муж, сказала муза. — Могут ли жители Геи подготовиться, да и останется ли кто-то в живых?

— Трудно сказать, несет ли предсказываемый мной катаклизм гибель всего человечества, скорее погибнет цивилизация, то есть, главным образом, Атлантида. На других континентах люди, вероятно… Я бы сказал, очень вероятно, погибнут тоже. А те немногие, что останутся в живых, будут отброшены на первобытный уровень… Возможно, им придется заново открывать для себя огонь… или изобретать колесо… — Ноэл что-то беззвучно пожевал и быстро, вроде бы случайно, вскользь, заметил: — Да, я готовлюсь.

— Можно подробнее? — быстро спросила муза.

— Сегодняшний разговор — это часть моей подготовки. Основная же моя подготовка заключается в том, что я строю корабль, который, по моим расчетам, должен выдержать возможные изменения внешней среды. Наводнения, землетрясения, пожары, даже потерю атмосферы, полный вакуум вокруг выдержит. Ну, а в корабль вложу накопленные знания. Кроме того, я намереваюсь собрать известные нам семена растений, половые клетки насекомых, птиц, животных…

— Человека? — быстро спросила муза.

— Разумеется, — молниеносно ответил Ноэл. — Человека, конечно, тоже.

— Зачем же стараться? — ядовито вставил Кронот. — Если мы непростительно плохие, если мы жестокие и скверные… Может, лучше и не надо?

— Повторять ли эксперимент, — решать не Вам и не мне. — Ноэл криво улыбнулся. — И должны же мы когда-нибудь… выбрать другие пути?

— Вот это и есть, — прошептал Лон, — то, что я видел.

Он взглянул на подругу, решился и выдохнул: — Ноэл прав, Атлантида погибнет. — Лон, сглотнув что-то, тихо и быстро забормотал: — Я тоже не могу предсказать время, порядок и причину, зато знаю, что именно произойдет: Атлантида, — он зажмурился и с ужасом закончил: — утонет. Помнишь легенды о допотопной Лемурии?

— Лемурия, — повторила Касс. — Значит, ты считаешь, что Атлантиду ждет участь Лемурии… Той самой затонувшей Лемурии, в которую никто не верит…

— А на самом деле все уже было, — медленно проговорил Лон. Он встал со своего ложа, подошел к Касс, обнял ее за талию.

— Надо уезжать отсюда, — начал было Лон, но его прервал вызов по визу.

С экрана смотрели честные серые глаза Рамтея.

Не кто-нибудь искал связи с Лоном: Рамтей — брат самого Зева. И частыми беседами с ним мало кто мог похвастаться в Посейдонисе.

Лон безмерно удивился и включился на связь.

— Приветствую, — сказал Рамтей.

Прозвучало его приветствие довольно странно: можно было подумать, что вызов атланта номер два в порядке вещей, будто Рамтей только тем и занимался, что без конца вызывал Лона.

— Мне нужна Касс. Она здесь? — Брат Зева, как известно, не отличался ни гибкостью, ни красноречием.

— Могу я узнать, в чем дело? — Несмотря на то, что Лон удивился до растерянности, он счел нужным придать легкую небрежность и недовольство своему тону.

— Нет, — спокойно отрезал Рамтей и стал обводить комнату глазами, а, узнав Касс, объявил, будто лишь его вызова весь вечер желали в этом доме: — Поторопись, Касс. Я жду тебя в Веселом Гроте. Одну.

И отключился, не дожидаясь ни расспросов, ни ответа.

— Да это наглость, — начал Лон. — Он думает, если он атлант номер два, то наплевать ему на правила, на манеры, на чужую личную жизнь, наконец?

— Я пойду, — сказала Касс, ошеломленная внезапным вниманием Рамтея.

Касс уже подбегала к стоянке своего аэробная, а поэт все еще возмущался.