Кавказ подо мною

Событие первое

— Алексей Петрович, не мельтеши. Согласен, дурак. Только я не сам по себе дурак, я немец. Привык, понимаешь, с удобством воевать. Клозет тёплый, чашечка кофе турецкого, опять же жопа у меня от ваших лошадей болит. Сядь вон в креслу, наслаждайся минутами спокойствия. Так и о безопасности нашей подумай, ты как на левый борт перебегаешь, так расшива заваливается влево, как на правый, так вправо. Расшатаешь всю конструкцию, и потонем в мутных, грязных водах сей реки. А представь, как плохо тонуть, когда конские яблоки кругом плавают. Ладно, просто, как порядочный человек, утонул, а вот утонуть с полным ртом дерьма — это совсем другая история. Приходишь ты к вратам рая и Святой Пётр тебя и спрашивает: «Хто ты есть такой»? А ты рот раскрываешь и пытаешься ответить, а там какашки одни и заплюёшь апостола Петра.

— Еретик ты, Пётр Христианович, — Алексей Петрович плюхнулся в «креслу».

Князь Витгенштейн под себя плотнику заказал. Огромное, с довольно сильно наклонённой спинкой, и чуть, градусов на пятнадцать, заваленным внутрь сиденьем. Сидишь почти как в шезлонге. Под задницей, на ремешках, чтобы не сбивалась, подушечка бархатная набитая шерстью верблюжьей. Если бы не под себя ваял Брехт эти кресла, то с разбегу бросившийся в кресло собеседник, раздавил бы его к чертям собачьим. Нет, в гвардию специально солдатиков высоких набирают, особенно в гренадёры и в кавалергарды, но все они рядовые в основном. Офицеров размерами с князя Витгенштейна почти нет, а этот есть. Нарисовался, не сотрёшь. Всего на два сантиметра ниже Петра Христиановича, а в плечах, как это ни странно, даже ширше. Бугай такой, с Валуева размерами. Сам пригласил Брехт его в это путешествие. Да и не просто пригласил, а разыскал с трудом на необъятных просторах нашей «необъятной» Родины. В Вильне командовал подполковник ротой конной артиллерии. А и правильно. Вольнодумец и заговорщик. В Алексеевском равелине успел посидеть при Павле и, в отличие от тысяч офицеров и генералов, отсидел подполковник почти за дело. Принимал активное участие в создании Смоленского офицерского политического кружка, который можно назвать предтечей декабристов. Заговор задумывал против Павла. Хорошо Павел человек вспыльчивый, но отходчивый, отправил в ссылку Алексея Петровича в Кострому, где снимал тот комнатушку в доходном доме вместе с ещё одним товарищем, что сейчас с фужером кислятины белой (моча мочой) сидит, в усы ухмыляясь, в соседнем огромном кресле. Но для этого персонажа кресло великовато, ножки до земли не дотягиваются. Бултыхаются ножки. Или ножки — это как раз у кресла. А у персонажа? Ногульки? Он (персонаж с кривоватыми и коротковатыми ногульками) не с ними едет, так, по пути. Начальник большой. До Царицына только, а там, по несуществующему ещё Волго-Дону, на коняшках своих неприхотливых переправится на свой любимый Дон. Где он самый, что ни наесть, главный главнюк.

Звать товарища Матвей Платов. И он не много ни мало произведён в генерал-лейтенанты недавно и назначен войсковым атаманом Войска Донского. В соседней камере сидел при Павле в Петропавловской крепости с Алексеем Петровичем.

— Как есть, зря я с вами связался, — фыркнул в усы Платов, — напрямки, на конях, быстрее бы вышло. Ещё ведь пластунов тебе, Пётр Христианович, подбирать. Легко сказать: «Подавай лучших». Ан нет плохих, все молодцы. Обидишь кого.

Брехт оглядел оценивающим взглядом собеседников, стоит ли провоцировать, достаточно ли умиротворённо сидят.

— Матвей Иванович, объясни мне, немцу тупому, почему у тебя штаны зелёные, хоть тебе по грязи ходить не надо, тебя кобыла таскает, а у артиллериста, который вечно в грязи со своими пушками — белые?

— Бунт хочешь учинить? На святое замахнулся? — притворно ужаснулся атаман Платов.

— Где я и где бунт? А себе всё же упросил Государя синие чакчиры носить.

— Видел я, в чём твои егеря одеты. Интересные мундиры. Не для парадов. А что не хочет артиллерист наш в такую форму переодеваться?

— Это он не понял ещё всей её прелести. Поймёт. Персияне его научат думать о свой безопасности. Опять же я Стефанию уговорю, чтобы она ему в каждом письме писала, чтобы он аккуратней там, не лез под пули. Не сверкал белыми штанами.

— Кхм, я пулям кланяться нигде не буду. Готов всегда умереть, не уронив чести, за Отечество.

— Умный один товарищ сказал, что не правильно умирать за Отечество, за Отечество должны враги этого отечества, тобой убитые, умирать.

— И кто это сказал? Молодец! — зашвырнул пустой бокал в реку Платов.

— Суворов, — ну и что, что это Джордж Паттон сказал, и в гораздо более грубой форме? Что, ждать пока Паттон родится? Нам эта фраза сейчас нужна.

— А Гораций сказал: «Отрадно и почётно умереть за отечество».

Интересную вещь недавно про Алексей Петровича узнал Брехт. Он в Костроме, в ссылке, уговорил какого-то попа и тот ему латынь преподавал. Выучил. И даже пару книг из церковной библиотеки на русский перевёл.

— Всё забываю, как у русских называется муж сестры? — обернулся к атаману Брехт. — Деверь? Шурин? Свояк?

— Не, Пётр Христианович, просто зятем называется. Сбылась мечта у подполковника, немцем стал! — и заржали все втроём, так что перевозимые на корме расшивы кони решили их поддержать. На одном же языке.

Любимая была поговорка у подполковника: «хочу быть немцем», и правда почти сбылась. Женился две недели назад он на Стеше, она же графиня Стефания Августа София Сайн-Витгенштейн-Берлебург. Фамилию подполковник на графскую менять не стал, свою оставил — Ермолов.

Событие второе

Тронулись в путь десятого мая, и вот уже семь дней, сначала по Москве реке, а теперь уже по Волге, спускаются вниз к Астрахани. Платов специально на свадьбу приезжал. Друг и товарищ подполковника Ермолова, всё же вместе в Костроме ссылку отбывали. Ермолов и подал Брехту идею, попросить у атамана человек пятьдесят казаков. И не простых, а самых опытных, чтобы набрали по станицам, которые и с турками воевали, и с Ираном, и с Наполеоном. Разведчики. Пластуны.

Брехт сначала кривился. Во все эти сказки, про казацкие ухватки, верил слабо. Храбрые? Допустим. Неприхотливые в походе? Ладно. Хорошие всадники? Это ведь с кем сравнивать. В горах воевать придётся. Там черкесы на своих, привыкших к горам лошадях, уж точно не уступят казакам донским. Стрелки? Ну очень вряд ли. Сейчас есть егеря, стреляют они точно лучше, и среди них есть люди, которые тренируются в стрельбе из нарезного оружия. А ещё помнил из будущего высказывание какого-то нашего генерала, что, мол, арабы самые храбрые воины и самые плохие в мире солдаты. Про казаков именно сейчас можно сказать то же самое.

А потом Пётр Христианович подумал и решил, что пятьдесят человек опытных и умелых воинов лучше иметь, чем не иметь. Есть же и другая мудрость, что нет плохих солдат, есть плохие командиры. Кроме обещанных казаков, пока виртуальных, были и живые люди, что огромным караваном расшив плыли сейчас вниз по Волге. Вся грязно-серая река в грязно-белых парусах. И самым ценным приобретением генерал-лейтенант Пётр фон Витгенштейн считал роту конной артиллерии во главе с подполковником Ермоловым. Тем самым Ермоловым, который потом станет губернатором всего Кавказа. Кучу пользы принесёт, но своим негибким умом и педантичностью таких дров наломает, что Кавказ после его отставки будут ещё полста лет усмирять. Тем не менее, отличный организатор и очень щепетильный и порядочный человек, с которым граф Витгенштейн прошёл бок о бок несколько военных компаний, как правая рука был Брехту просто необходим. Ермолов успел, и предместье Варшавы, Прагу, с Витгенштейном брать, и потом под командованием Валериана Зубова они вместе брали на штык Дербент. Дальше судьба развела, но как только Александр удовлетворил его просьбу, на пару лет на Кавказ скататься и там шороху навести, Брехт сразу вспомнил про Алексея Петровича Ермолова и с огромным трудом, через Аракчеева, его отыскал в Вильно. Обидели, конечно, вояку, сослали к чёрту на кулички, дали под командование подполковника роту, которой должен капитан командовать. Брехт выкроил неделю, скатался в Вильно, нашёл там конную роту Ермолова и устроил смотр. Съездил не один, уговорил с собой прокатиться Аракчеева. Так-то хреново всё. Учебные стрельбы проводят два раза в год из одного орудия. Лошади подобраны мелкие. Подобраны — это ключевое слово. С каким удовольствием Брехт бы методично, вместе с зубами, выбивал из Александра любовь к парадам, муштре и украшательству в армии. При создании конной артиллерии принято решение, чтобы все лошади в одной роте были определённого цвета. У бывшей роты майора Фока 1-го, которую получил Ермолов после возвращения из ссылки, лошади должны быть серыми. Не высокие, не мощные, всё же полуторатонную пушку таскать надо. Нет. Лошади, невзирая на стати, должны быть подобраны по масти. Обязательно нужен Аустерлиц, чтобы Александра разбил Наполеон, чтобы обоссавшись от страха, сидел один под деревом, заблудившись, и рыдал целую ночь. Не было бы поражения при Аустерлице и этой ночи в одиночестве под деревом — и не было бы победы над Наполеоном. Нужно даже помочь Наполеону, чтобы там ещё и Багратиона убили. Один шаг к этому уже сделал Брехт, одного из ключевых игроков того сражения, Ермолова, изъял из обращения. Пусть под его чутким руководством учится воевать на Кавказе.

Одежда на артиллеристах вся рваная. Ермолов даже на хитрость пошёл, люди бегали в кусты переодеваться, чтобы очередное орудие когда выкатывали, расчёт нормально смотрелся. Может и прокатило бы, но Брехт заметил на рукаве одного из бомбардиров заплатку в виде ромба, а тут следующее орудие стали выкатывать, а у фейерверкера на рукаве та же самая заплата.

После смотра Пётр Христианович отвёл командира роты в сторонку и поинтересовался, что это за потёмкинские деревни.

— Да и ладно бы… Какого чёрта стрелять не умеют? Почему так долго целятся и заряжают, и почему одно орудие какое-то другое, а две пушки с короткими стволами?

— Так это французское, что Суворов привёз после италийского похода. А разная длина ствола потому, что 12-фунтовые (122-мм) орудия бывают «средней» и «малой» пропорции.

— Это песец полный, Алексей Петрович.

— Что писарь? Толстый? — Аракчеев тоже повернулся к Брехту.

— Песец — это собака или лисицы на севере. Подкрадывается к куропаткам незаметно. Бросается на птичку бедную и песец ей полный приходит. Чёрт с ними с собаками. Смотрите, Алексей Петрович, у вас, насколько я понял, в обслуге… Ладно, в расчёте одного орудия двенадцать человек. Пусть будет двенадцать. Хотя парочку можно и выгнать, но пусть будет. По горам не просто пушки таскать. Так вот, по расчёту. Присвойте всем людям номера с первого по двенадцатый, и для каждого напишите действия его при транспортировке орудия, при развёртывание на позиции, и при стрельбе. И с каждым займитесь индивидуальной тренировкой. Люди не должны суматошно носиться вокруг орудия, они должны, как завещал нам Суворов, чётко знать свой манёвр. Когда с каждым будете конкретно проводить тренировку, сразу и лишние выявятся. Пусть в стороне в окопе сидят. Если кого ранят или убьют из расчёта, чтобы на замену из окопа выскочили живые и здоровые. Всё это напишите на бумаге в виде устава. Стоп. А есть сейчас есть устав у артиллеристов?

Аракчеев, что отвечал за всю артиллерию в России, и Ермолов, отвечающий за роту в рваных красных мундирах, переглянулись.

— Хм. Нет, — инспектор артиллерии бикорн новый снял и затылок почесал.

— Мне попадалась печатная работа Герхарда Шарнгорста «Военная карманная книжка для употребления в поле», изданная в переводе в Москве в 1798 году, — пришёл на помощь начальству Ермолов.

— Правильно Павел Петрович нас по поместьям разогнал, да по ссылкам. Как можно воевать без устава?! А кто этот Шарнхорст? — отлично знал, будущего героя войны 1812 года, но нужно же узнать, что про него другие знают.

— На книжке написано, что Шарнгорст — капитан Королевского Великобританского Брауншвейгского Артиллерийского полка и учитель Ганноверской военной школы.

— Прусаки они вообще умные. Ещё бы узнать, почему в Пруссии Великобританский артиллерийский полк. Сейчас, впрочем, это не важно. На основе этой книги напишите устав для конной артиллерии вашего калибра, подполковник, — Брехт повернулся к Аракчееву, надевшему уже шляпу с белой опушкой. — Алексей Андреевич, если я с собой заберу эту роту на Кавказ, то мне три разные виды пушек не нужны. Отдайте команду, чтобы поменяли на однообразные, и совет примите: наведите в этом порядок. Пусть у одной роты будут орудия малой пропорции, а у другой — средней. Если эти трофейные пушки ценны, то тоже свести их в особые роты или батареи. Ещё бы и по калибрам подобрать. На глазок ведь льют орудия. Хреново, но не страшно. Можно просто в отдельные роты собрать орудия с близким калибром.

— Подумаю, об этом, Пётр Христианович, может, вы об этом Государю доложите? — ветер сдувал бикорн с головы Аракчеева, и тому приходилось всё время его почти ловить. Как ещё бы Александру доложить, что шляпа не должна мешать ни генералам, ни солдатам воевать?

— Нет, Алексей Андреевич, это уж вы сами. А по этой конной артиллерийской роте подполковника Ермолова просьба у меня есть, выделите им отдельным указом побольше пороха и ядер для тренировок, чтобы подполковник устав не из головы выдумывал, а наблюдал за учёбой, максимально приближенной к боевым действиям, и писал правду жизни, а не из пальца высасывал.

— Ну, это в моих силах. И выделим ещё отдельно сумму на обмундирование.

— Вот это правильно. Только, Алексей Андреевич, а нельзя им, как у егерей, форму переменить.

— Нельзя. Государь сам утвердил поярковые шляпы с полями, белым бантом и белым плюмажем из петушиных перьев, красную куртку с рейтузами, как в пешей полевой артиллерии, и сапоги со шпорами. Чепрак также красного цвета, с вензелем и опушкой жёлтым.

— Ну да, чтобы неприятель видел, что вон там артиллеристы и по ним нужно стрелять в первую очередь, — Брехт махнул рукой. Осмотрел вытянувшихся возле разномастных пушек оборванных артиллеристов, да и у подполковника мундир весь линялый и с заплатами на рукавах.

Брехт вспомнил, что Ермолов из очень бедного дворянского рода, ещё беднее графа Витгенштейна, у того хоть генеральское жалование и деревенька в сорок дворов, а у Ермолова вообще ничего. Как-то смотрел про него передачу в будущем и сейчас вспомнил. Николай чего-то там окрысится на Ермолова и отправит его в отставку в начале царствования, а у того трое прижитых незаконных детей и ноль целых ноль десятых рублей за душой. Будучи губернатором самой богатой части России ничего не наворовал. Сидеть будет в Орле, кажется, в ветхом домишке и из орденов и табакерок наградных камушки выколупывать, чтобы с голоду вместе с детьми не умереть.

Сейчас на расшивах спускалась вниз по Волге-матушке совсем другая рота, все пушки одной длины и почти идеально подобраны по калибрам, люди обучены и чётко работают по уставу. И форма хоть и красная, всё ещё, но новая. Да и во всей российской армии Аракчеев с артиллерией порядок наводит. Брехта это не радовало особо. Получается, опять рано начал прогрессорствовать. А ну как новая артиллерия принесёт победу русско-австрийским войскам под Аустерлицем, и тогда Александр по-прежнему будет считать себя великим стратегом и Юдашкиным.

Роты конной артиллерии.

В роте конной артиллерии согласно штатам от 17 декабря 1803 года должно было состоять: 1 фельдфебель, 23 портупей-юнкеров, юнкеров и фейерверкеров, 72 бомбардира и 134 канонира.

Из 134 канониров 60 были ездовыми орудийных и ящичных упряжек: по 2 канонира к орудийным упряжкам и по 1-му к каждому зарядному ящику (по 2 ящика на орудие). Ещё полагалось на каждое орудие иметь по одному пешему канониру в запас. Два канонира выделялись в артельщики. Оставшиеся 72 канониры назначались в прислугу к орудиям конной артиллерии, также как и 72 бомбардира. Всего артиллерийский расчёт прислуги конного орудия в таком случае должен был состоять из 2 фейерверкеров, 6 бомбардиров и 6 канониров, трое из которых были коноводами для лошадей, спешивавшихся для стрельбы номеров расчёта.

Каждая рота получила по 150 строевых и 120 подъёмных лошадей. На каждую лошадь было положено по 3 гарнца овса (1 гарнец — 3,2798 литра).