Кавказ подо мною

Событие тридцать второе

Как хорошо дома, лежишь на софе такой, шёлком обтянутой, с кучей подушечек не соломой, а хлопком набитых, над тобой два толстых дядьки опахалами размахивают, мух с комарами отгоняя, а верные слуги, ползая на коленях, подают тебе кофий турецкий с чурчхелой местной, которая от грузинской отличается только названием. Суджух этот, а точнее cevizli sucuk, двух сортов, есть на виноградном соке, а есть на гранатовом. Оба суджуха вкусные. Под кофеёк, так тем более.

Второй день как войска вернулись из похода по расширению ханства. Абреки всякие домой отягощённые добычей отправились, а его егеря, казаки, гусары и конные артиллеристы получили премию и трёхдневный отдых. Завтра ещё водку попьянствуют и начнутся занятия. Полно огрехов в подготовке стрелковой и общефизической выявила эта войнушка. Тот спецназ, что был у него в 1939 году, раскатал бы одним взводом эту тысячу. Хуже всего с офицерами, хоть сам старался в егеря брать тех, кто с унтеров выслужился. Так это только егеря. В гусарах одни чистоплюи, конная артиллерия ничем не лучше, и даже казаки дурные привычки переняли. Все чистоплюи и рыцари. Сколько шушуканий, что так воевать нельзя, за спиной.

Правда, сейчас в некотором когнитивном диссонансе господа офицеры находятся. Город взяли, два раза армии, соизмеримые со своими силами, побили, при этом среди своих потерь нет. Радоваться надо, но нет. Мешает им радоваться, отсутствие рубки лицом к лицу, отсутствие своих убитых товарищей, которых нужно помянуть. Неправильная война. Так не воюют.

Говорят, люди не меняются, чего из тебя в детстве вырастили, то на всю жизнь и останется. Так и есть. Нужны прямо серьёзные стрессы, чтобы человек изменился. Нужна война с шахом, потому как дел на Кавказе для людей, забывших снять белые перчатки, нет. Ломать нужно психику. Тут всё исподтишка и из-за угла. Рыцарям здесь не место.

Чуть мешала предаваться неге мысль, что Шекинское ханство почти бросил бесхозным. После отдыха небольшого в Нухе и приватизации нажитого непосильным трудом бывшим ханом имущества, а также конфискации дани, что собрал с Шекинского и Карабахского ханства Мустафа-ага, двинулись к городку Шеки чуть северо-западнее, уже совсем в горах. Там воевать не пришлось, начальник местного гарнизона Юсуф-ага узнал, что власть сменилась, и хана теперь зовут Петер, сказал, что на всё воля Аллаха.

Рулить ханством Брехт оставил Ермолова фактически и, как и обещал, назначил своим наместником сестру Шейх Али-хана и его Пери-Джахан-ханум ибн Фатх-Али-хан — Нардан-ханум. Такая же толстая страшненькая девица, как и его Женька. Ермолов брови сводил, кхекал и бурчал.

— Ты зятёк пойми, своего местные примут, и тем более примут, если за ним будет сила. А тебе будут врать и нож за спиной держать. Я тут своей волей объявил, что два года не будет Россия брать с них налогов, если не будет восстаний и беспорядков. Так что, правь тихо-мирно твёрдой рукой, а с жалобами все пусть к Нардан идут.

Плохо было, что гарнизон остался в Нухе совсем куцый. Из каждого рода войск выделили по чуть-чуть. Две пушки с расчётами оставили, и кроме того добавили три пушечки, что захватили у карабахцев, да своих пять было. Целая батарея набралась.

— Набирай людей из желающих и тренируй, — оставляя весь боезапас, посоветовал Алексею Петровичу Брехт.

Из егерей оставил сотню, и по десятку казаков астраханских и донских. С казаками надеялся помочь ещё, обещал Ермолову, что как вернётся в Дербент, корабль отправит с весточками Попову и Платову ещё по сотне или хоть по полусотне прислать станичников. А вот гусар оставил половину. А то совсем уж куцые силы на целое ханство получались. Ещё уговорил шурина Шейх Али-хана оставить на пару месяцев в Нухе полсотни воинов огнестрелом вооружённых.

Вот и все силы. А там непонятная ситуация с Карабахским ханством.

— Петер-хан, — ворвался в его воспоминания кади Дербента — высокий и тощий турок в белом бурнусе.

— Говори, Гасан-эфенди. Что-то случилось?

— Случилось! На то самое селение Кубачи, о котором мы говорили вчера, в тот же вечер напали лезгины. Пограбили, увели скот и пять девушек. Убили двух мужчин, — Брехт выслушал переводчика и проснулся окончательно. Стряхнул с себя одурь жарой навеянную.

— А скажи мне, кади, что делали в этих случаях предыдущие правители? Ханы?

— Гасан-хан в прошлом году совершил два набега на их ближайшие селения. Взято пятнадцать рабов и пригнали насколько сотен овец, — радостно сообщил судья.

— Не помогло, значит. Хочу поделиться с тобой наблюдениями Гасан-эфенди. Жестокость в ответ рождает только жестокость.

— И что же, ты не будешь мстить разбойникам лезгинам? — презрение на круглой моське проявилось явственно.

— Я не договорил, кади. Жестокость в ответ порождает жестокость, и только запредельная жестокость приводит к обратному. Тебя начинают бояться.

— Вырежем всё селение? — теперь улыбка на моське.

— Это просто жестокость. Мы пойдём, как и завещал Владимир Ильич, другим путём.

— Что за путь? — судья даже подвинулся, чтобы про запредельную жестокость узнать. Нет чтобы поинтересоваться, кто такой Ленин.

— Бог даст, ага, иншалла, всё у нас получится, и ты, Гасан-эфенди, узнаешь об этом первым.

Событие тридцать третье

Добычу в Нухе взяли знатную. У сборщика налогов персиянского Мустафы-«агы» позаимствовали более пятидесяти килограмм серебра в виде монет всех стран и достоинств, в том числе даже русские екатерининские рубли. Серебром добыча не ограничилась, были и золотые монеты. Турецкие финдики, как пояснил хранитель местной казны. Большие монеты — диаметр под сорок миллиметров, вес навскидку не меньше десяти грамм.

— Это монета в три финдика. Стоимость, как шесть русских рублей, — пояснил директор местного Центробанка. — А вот и русские монеты золотые. Это десять рублей, а это пять. Десять рублей дороже, чем 3 финдика, — математик, блин.

Это и видно было — монеты толще и тяжелее. Всего золота набралось тоже килограмм под тридцать и монеты не основной вес составляли, два больших довольно подноса из золота весили больше монет. А ещё в мешочке было немного сапфиров и рубинов. А что, удачно зашли, с такими деньгами уже можно любое производство налаживать.

Так и не вся добыча, нашлись десятки отрезов парчи и шёлка всех цветов. Забрали и подготовленные к продаже пятьдесят огромных корзин коконов шёлка с ещё не размотанной ниткой. А вишенка на торте всё же другое. В амбаре хранилось несколько сотен тюков хлопка. Теперь можно и о бездымном порохе помечтать. В соседнем амбаре было несколько сотен больших ковров размером примерно два на три метра. Тоже неплохая добыча.

Ну и во дворце у хана изъяли приличный мешок золотых и серебряных украшений и посуды.

Сейчас всё это уже перевезено в Дербент и даже часть отправлена в Астрахань на кораблях, для покупки фуража для лошадей и пшеницы для прокорма войска.

Хлопок Брехт забрал не весь. Осмотрел Пётр Христианович фабрику по производству бумаги. Так-то примитив, но бумага действительно белая и хорошая. Всё дело значит в сырье, тяжело из белоснежного хлопка получить серо-коричневую бумагу. И хлорки никакой для отбеливания не нужно. Стоит задуматься над этим. Половину хлопка оставили, до нового урожая хватит. Осень близко.

На обратной дороге, у границы Ширванского и Кубинского ханства, их встретил правитель Бакинского ханства Хусейн-Кули-хан. Говорил он долго и витиевато, но смысл был простой, окажет ли ему помощь Россия против иранского шаха.

— А не переметнёшься ли ты, дорогой товарищ, когда войска шаха подойдут к Куре? — задал ему Пётр Христианович встречный вопрос.

— Если мы подпишем договор о протекторате России над моим ханством, то я буду сражаться вместе с русскими.

— Пиши письмо императору, — Брехт-то точно помнил, что брат этого мазурика убьёт генерала Цицианова, или брат жены, когда тот предложит как раз мирное вхождение ханства в состав России. Пусть инициатива лучше от самого правителя ханства исходит.

Хусейн-Кули-хан пообещал. Подождём. А ещё нужно выяснить имена всех его братьев и братьев жён, которые занимают высокие должности. Имени убийцы князя Цицианова Брехт не помнил, но подумал, что память может и прояснить, если прочитать все имена возможных убийц. Поручил шурину такой список родить и не мешкать особо. Баку — это очень лакомый кусочек. Это и очень хорошая бухта и нефть, правда, пока никому толком не нужная, так это пока.

К походу на юго-запад подготовились за три дня. Всё это время Пётр Христианович расспрашивал местных о лезгинах, и нарыл кучу интересной информации: оказывается, лет восемьдесят назад лезгины подняли восстание против персов, и несколько раз громили как самих персов, так и войска Ширванского и Кубинского ханств подвластных Ирану, которых тот науськивал на горцев. И что интересно, лезгины тогда просились под руку России. Ну, тут радоваться нечему. Это общекавказская народная игра. Притесняют Турки или Персы — просись в Россию, пытается навести порядок Россия, перекинься к Турции или Персии. Ничего не изменится и в будущем. Восстание Шамиля тому наглядный пример, и лезгины примут в нём самое активное участие.

Бедность и отсутствие центральной власти — главные причины всех этих метаний. Сейчас, как понял Брехт, лезгины находятся в трёх государственных образованиях. Приличный кусок Кубинского ханства заселён живущими в горах лезгинами, как и горная часть Дербентского ханства, а западнее приличная территория — это по существу республика лезгин. Там правят советы, выбираемые в селениях. Селения объединены в округа по десять-пятнадцать штук и называются «вольные общества».

А ещё интересный кусочек информации застрял у самого Брехта в кучерявой головушке, как-то смотрел ящик, и там одна передача внимание привлекла. Как раз про лезгин. Один профессор говорил, что Геродот утверждал, что лезгины это и есть скифы, только вытеснили их в горы. А второй вообще задвинул, что лезгины — это викинги, причём из того самого племени руссов, которые Киевскую Русь и основали. То есть, кто бы из товарищей профессоров оказался прав не важно, и у того и у другого получается, что лезгины, в отличие от всего остального Кавказа, русским родственники. И по духу, и по крови.

Сейчас братьям живётся плохо. Персы душат налогами, и кубинский с ширванским ханом регулярно устраивают на них набеги и грабят.

— Ваше превосходительство, отряд егерей к походу построен, — перед Петром Христиановичем выросла фигура майора Гаврилова Еремея Ивановича — командира егерей.

— Замечательно.

Событие тридцать четвёртое

Все знают только про два метода воспитания: кнут и пряник. Хан Дербента и Шеки Петер решил после долгих раздумий прибегнуть к трём. В дорогу отправились все казаки и батальон егерей. Опыт по окружению селений уже был. В Шекинском ханстве окружили и вывели из кишлаков в поле целых три сельские общины. Лезгины они может и горцы, но это пастухи с отарами в горах, а дети, женщины и старики, что самое главное, живут в построенных из камней веток и глины жилищах по берегам горных речек. В большое селение Кубачи добрались за один день. Местных чтобы сильно не нервировать, остановились в километре примерно и разбили палатки. Задымили походные кухни, потом застучали ложками уставшие после почти сорокакилометрового перехода солдаты и офицеры.

В селение отправились вместе с кади Дербента Гасан-эфенди. Правильнее было называть Хаджи Гасан-эфенди. Шириатский судья Дербента побывал и в Мекке, и в Медине. Это и была третья составляющая после кнута и пряника — религия. Беседуя с ним по дороге, Брехт несколько интересных знаний почерпнул.

— Раскрой мне великую тайну Гасан-эфенди, в чём разница между «Салам Алейкум» и «Ассляму алейкум»? — к Брехту то так, то эдак обращались. — Хочется понять.

Кади смутился. Ну вот Брехт чувствовал, что подвох есть.

— Если мусульманина приветствует неверный словами «Ассаляму алейкум» или «Салям алейкум» принято отвечать просто «Ваалейкум», так как «салям» — приветствие, применимое только между мусульманами и имеющее сакральный смысл, и раздавать «салям» неверным считается неприемлемым.

— Да и ладно. Не положено, значит не положено. Я же про другое спросил.

— Разница между «Салам Алейкум» и «Ассляму алейкум» в том, — судья снова замялся, — что «салам алейкум» — это обращение к одному человеку, а «ассаляму алейкум» — обращение к нескольким лицам.

— И всё? Стоп. Но мне говорят по-разному, даже если я один.

— Правоверный мусульманин, чтящий Коран, никогда не обратится со священным приветствием «салам» к другому правоверному мусульманину «на ты» потому, что правоверный мусульманин никогда не бывает один: с ним всегда находятся его хранители и ангелы, записывающие его дела.

Поэтому среди истинно-верующих мусульман НЕПРИМЕНИМО приветствие «салам алейкум», а только «ассаляму алейкум».

— Стоп. Не надо в эти дебри лезть. То есть, это не оскорбление? Ну, и ладно. Чёрт с иблисом с ними. Пойдём, послушаем пострадавших от набега лезгин.

Послушали. Кроме всего прочего оказалось, что двух женщин ещё и изнасиловали.

— Записал показания, Гасан-эфенди?

— Всё записал.

Дальше было просто. Дошли ещё за день до ближайшего лезгинского села и расположились ниже километрах в трёх. Егеря зашли со стороны гор утром, окружив селение, а снизу устремились казаки. «Хитрые» горцы бросились вверх и были остановлены ружейным огнём. Стреляли поверх голов егеря, чтобы напугать только. Через час все жители аула были собраны перед небольшой мечетью, сложенной из необработанных камней. Несколько горцев прорвалось или точнее просочились через кордоны, но это было плану, что разработал Брехт, только на пользу. Пусть знают, на что русские способны.

— Отделите седобородых мужчин от остальных и приведите сюда. — Дал команду Брехт казакам. — Только повежливей. Живые и здоровые нужны.

Привели аксакалов. Брехт кивнул кади и тот прочитал обвинение своего суда тем лезгинам, что напали на село Кубачи. Переводил прихваченный с собой лезгин, который давно живёт в Дербенте. Вообще в городе чуть не треть населения лезгины, самых разных сословий и профессий. Этот был довольно богатым продавцом выделанных кож. Именно не кожевенником, а продавцом.

Старейшины выслушали молча, бороды, как это показываю в кино не теребили, да и бороды на те мышиные хвостики, коими мусульманских старцев кинематографисты награждают, не походили. Хоть и седые, но вполне себе ухоженные большие бороды. Другой генотип. И правда — викинги.

— Товарищи, трудящиеся братского Востока, — начал Брехт свою программную речь. — Есть у нас с вами три пути. Первый желателен. И он вот какой. Я вас отпускаю, как и всех жителей села, а вы мне через три дня в Кубачи приводите этих разбойников на суд. Что суд решил, вы знаете. Если бы они просто напали и ограбили семью из Кубачей, то отдали бы награбленное, лишились левой руки и были бы мною отпущены. Но они изнасиловали женщин. Мусульманок. Это другое преступление. Они будут казнены в вашем селении. Их оскопят, выколют глаза. Отрубят пальцы, потом руки, потом ноги, потом голову.

Аксакалы злобные глазки вперили в Брехта, но промолчали.

— Теперь, когда вы знаете о том, что я очень добрый правитель, я озвучу второй вариант. Всё ваше селение будет подвергнуто процедуре отлучения от веры (такфир). А со всеми вами, здесь сидящими поступят так, как почтенный ходжи Гасан-эфенди присудил сделать с насильниками. После чего мы пойдём в следующую общину и поступим так же.

— Это не из нашего аула! — вскинулся мулла.

— Мне фиолетово. Отправьте всех мужчин, чтобы они привели этих разбойников, или ступай сам и пусть другое селение выдаст нам этих нелюдей и отступников от Корана. Объясни им, что произойдёт с вашими старейшинами в случае их неправильного решения. А потом с ними. Я всё равно окружу, рано или поздно, их аул и чем позже, тем суровее будет наказание.

— А если…

— Подожди, уважаемый. Есть третий вариант. Я сейчас не только хан Дербента, но и хан Шекинского ханства. А Кубинское и Ширванское ханство мои союзники. Но это ерунда и мелочи, по сравнению с тем, что я генерал-лейтенант Российской империи. С этого момента я объявляю всех лезгин подданными русского императора и если вы выдадите мне бандитов и пообещаете впредь набегов не устраивать, то у нас будет мир и жвачка, а если найдутся уроды, что всё же позарятся на чужое, нарушая законы шариата, то вы сами поймаете и привезёте их на суд. Отвечу на вопрос, а что будет, если вы начнёте восстание. Да, восемьдесят лет назад вы справились с шахом. Отстояли свою Родину. Только сейчас другие времена. России — это не Иран. У нас есть ружья, которые бьют за семьсот шагов. Мы не будем с вами воевать. Мы зайдём с обеих сторон гор и ружейным огнём вытесним вас в снега, где вы погибнете от голода и холода. А наши стрелки будут отстреливать храбрецов или дураков, что попытаются бросаться в атаку с холодным оружием. Эти семьсот шагов не просто пробежать под огнём. Так и ночь вам не поможет. Сейчас у нас есть приборы, которые позволяют видеть в темноте, — и Брехт показал изготовленный для него небольшой и плохой микроскоп. Очень слабое увеличение. Но выглядит необычно. Пусть опровергнут. Пётр Христианович перевёл дух и оглядел уже не таких воинственных старейшин. — И хорошие новости, как хан Дербентского и Шекинского ханства, я навсегда освобождаю вас от налогов, что вы платили шаху. А если вы приведёте насильников и нарушителей законов шариата и пообещаете больше набегов на мирные сёла не совершать, то я на пять лет освобождаю вас от всех налогов. И самое последнее, для тех, кто не может жить, не убивая. Я начинаю формировать с завтрашнего дня в Дербенте лезгинский конный полк. Пусть все желающие подходят, вернее подъезжают. Оружия я выдам, пропитание для людей и лошадей обеспечу, и даже выдам новую форму, а кроме того буду платить по два серебряных рубля в месяц зарплату, а тем, кто станет офицерами — по десять рублей, — Брехт подождал, пока переводчик закончит плюшки его озвучивать или пряники, точнее, и добавил. — У вас час на размышление, какой из вариантов избрать. Думайте. И не прогадайте, от вас зависит судьба всех лезгин.