Глава 7


Голова предводителя попрошаек покатилась по помосту и соскочила вниз, а Лис одной рукой поднял Крикуна с пола и приказал подручным развязать его. В зале воцарилась полная тишина. Никто не понимал, что только что произошло. Ошеломленный Гилми смотрел как, заливая все кровью, падает на пол тело Кривого и беззвучно двигал ртом, пытаясь что-то сказать.

Лис извлек из кармана тряпку, протер ей меч от крови и спокойно закончил свою речь:

— Но есть вещи и похуже крысятничества, например обвинить в этом невинного человека, украв и подбросив ему вещи лучшего друга. Тот кто желает занять рабочее место этой падали, — Лис указал на обезглавленное тело, — Может подойти ко мне после завтрака. Крикун, Кай вы идете со мной.

Мы проследовали в его комнату. Он запер замок и прошел к своему столу, открыл ключом нижний ящик и извлек оттуда наволочку с моим добром. Затем поднял глаза и пристально уставился на меня.

— Кай, я не собираюсь выяснять, какими способами ты сумел заработать такую сумму денег, но считаю, что ты поступил со мной нечестно. Можешь забрать все обратно, но с завтрашнего дня твоя норма возрастает до двадцати сколитов. Норма твоего друга тоже, — он перевел глаза на бледного Крикуна, который, казалось, до сих пор не верил, что остался жив. — Сегодня вы свободны от работы. Кай, Марта хочет говорить с тобой. Идите.

Он открыл перед нами дверь, дождался, пока мы выйдем и захлопнул ее, запершись изнутри.

— Кай, я там чуть не обделался… — Рива до сих пор трясло.

— Иди отдохни и выспись. Тебя не били?

— Да почти нет, только Лис вчера со злости, что не смог прочесть меня, врезал по лицу, а у меня там колючка была, — он отвернул губу и показал небольшую, но глубокую ранку. — Кай, скажи честно, ты ведь правда не думал, что это я? Ума не приложу, как Лис вышел на Кривого.

— Тебе пора привыкнуть, что он всегда все знает. И да, я до самого конца не верил, что это ты.

Мы разошлись в коридоре, откуда Рив отправился в детскую комнату, а я двинулся к Марте. Добравшись до памятного кирпича, уже привычно хотел нажать на него, как делал всегда, когда приходил к ней читать книги, но вдруг дверь открылась сама. Точно также, как тогда во сне.

Мне стало немного жутковато, но я позволил себе войти, не дожидаясь приглашения. Марта просто сидела за своим столом, ничего не делая, словно дожидалась моего прихода.

— Пришел мальчик. Садись. Плохой мальчик сегодня умер. Громкий мальчик жив. Марта помогла. Марта поможет снова. В Убежище больше нельзя. Темный человек в белом придет за мальчиком.

Она раньше никогда так не разговаривала, ее речь стала почти нормальной!

— Марта прячется от всех. От мальчика не прячется. Может говорить с ним хорошо. Мальчик не болтливый. Марта знает. Сегодня можно мстить. Баренс сильный. Марта даст зелье. Баренс станет слабым. Будет спать крепко. Мальчик все придумает. Зелье поможет.

— Бабушка Марта, спасибо что спасли Крикуна, — я соскочил со стула и повис у нее на шее. Она обняла меня в ответ и вдруг ловко стащила с моей руки протез.

— Мальчик полностью здоров. — Она осмотрела мою руку и надела крюк обратно.

— Бабушка Марта, вы даже это знаете! Расскажите мне. Почему я режусь тем кинжалом? Почему Баренс меня хочет убить? Что за темный человек в белом? Он придет сегодня?

— Мальчик отмечен Тьмой. Бойся черного стекла и красной руны. Это их оружие. Баренс ее верный слуга. Баренс пришлет человека в убежище. Сегодня.

— Что за Тьма? Я не понимаю вас. Разве Девять богов не сильнее Тьмы? Откуда Баренс знает про Убежище?

— Марта не вмешивается. Нельзя. Мальчик сам. Девять слабых против Матери темных. Мать сильнее. Много сильнее. Плохие дети сказали Баренсу. Сказали, где искать мальчика. В Убежище нельзя. Мальчик должен дать слово Марте.

— Бабушка Марта, все что скажете! — я приготовился выслушать ее.

— Змея и Лилия. Мальчик принесет ее Марте. Змею и Лилию.

— Бабушка Марта, я не понимаю.

— Придет время. Мальчик все поймет. Принеси ее Марте. Она — Исток. Все, беги. Хартел ждет. Хартел даст хорошее оружие.

Да какой же у нее уровень Силы? Хартел, ты мне должен стилет!

— Нет. Мальчик заплатит Хартелу. Хартел не должен знать.

Опять она читает мои мысли!

— Бабушка Марта, не переживайте. Никто и никогда не узнает. Спасибо за все! Я вас никогда не забуду.

Она встала и вытащила из складок платья зеленый пузырек. Потом, замерла и, немного подумав, подошла к верстаку и взяла с него черную бутылочку.

— Зелье. Баренс уснет. — Она протянула мне зеленую емкость, а затем подала черную. — Камаиса. Пригодится мальчику. Мальчик поймет.


Я помчал к Хартелу со всех ног. Бегом пересек рыночную площадь, дворы и стрелой влетел к нему в лавку.

— Дядя Хартел, здравствуйте! Вот, держите! — я выложил на стол перед ним десять двулитов и один трилит.

— А я уже заждался! — он сгреб деньги рукой и удалился в комнатку, а через минуту вернулся со свертком, — Проверяй товар, Кай!

Я дрожащей рукой, придерживая ткань протезом, развернул сверток и извлек из него стилет. Теперь он мой! Наконец-то!

— Возьми, это парень, — Хартел протянул мне маленький кожаный ремешок, сшитый из двух половинок, — Смотри.

Он взял у меня из рук стилет и аккуратно поместил его меж краев ремешка. Получились будто бы ножны.

— Он невероятно острый, так ты не поранишься!

— Дядюшка Хартел, сколько за ремешок?

— Это подарок. Беги, охотник на вампиров! И удачи тебе, чтобы ты не задумал.

— Погодите. У вас есть нить араха?

На лице Хартела отобразилось удивление. Он прошел к шкафу и вытащил из него катушку с ниткой.

— Сколько тебе ладоней нужно?

— Я беру всю, что там есть. Сколько?

— Кай, куда тебе так много? Ты мне, конечно, очень нравишься, но она слишком дорогая.

— Дядя Хартел, сколько?

— Два трилита. — Он удивленно вытянул лицо, когда я выудил из мешочка еще пару камней, размером со сливу. — Что-то детки Лиса деньгами сорят. Надо бы проведать старого друга, да посмотреть, что у него и как.

— Спасибо, дядя Хартел! — я убрал нить в карман, задвинул стилет внутрь протеза и бегом помчался в катакомбы.

Теперь у меня все готово! Забежал в детскую, взял свой серый костюм, который еще ни разу не одевал и переобулся в новые бесшумные ботинки. Посмотрел на спящего Крикуна, очень надеясь, что вижу его не в последний раз, и умчался в свое тайное убежище в катакомбах. Скинул протез и натянул новый костюм. Он полностью облегал мое тело и при этом мне было в нем легко и удобно двигаться. Теперь нужно подготовиться.

Я взял немного проволоки, оба пузырька, что дала мне Марта и распихал их по карманам, затем приладил стилет вместе с ножнами на пояс. Сколиты я спрятал вместе с протезом, оставив себе один двулит для фонарика и несколько горошин для восстановления сил. Оставалась еще катушка с нитью араха. Я не совсем был уверен, что сделал правильно, отдав за нее столько денег, но, когда узнал о ней в книге Марты, очень загорелся иметь такую.

Арахи — это разумная раса, населяющая наш мир. Они не такие как мы и происходят от пауков. Верхняя половина тела у них такая же как у людей, а нижняя имеет четыре ноги, которые выглядят, как конечности насекомых. Они не похожи на человеческие. И руки, и ноги арах имеют жесткие волоски, которые помогают им лазить по стенам. Арахи бывают как развитые, так и дикие. Развитые живут в своих городах в Диком лесу и даже торгуют с людьми. А дикие — в горах и изредка в лесах, у них там колонии, похожие на муравьиные. И все они умеют плести паутину, которая очень тонкая, очень прочная и очень дорогая.

Я решил, что эта нить мне может пригодится и убрал катушку во внутренний карман. Осталось поглотить парочку сколитов — мне нужно много энергии. Вытащил переходник из тайника и вспышка, за вспышкой истратил их.

Сила наполнила все мое тело, и я помчался по катакомбам к храму Девяти.

Мне оставалось пробежать совсем немного, чтобы преодолеть последний коридор и выбраться к каналу, когда я увидел впереди зеленоватый свет и услышал голоса. Это плохо, меня не должен никто увидеть! Я запрыгнул на стену и забрался под самый потолок. Держаться за одни лишь камни было очень неудобно, однако энергия била через край, и сил должно было хватить.

Подо мной прошли братья из банды почившего Кривого, а с ними Шкет. Я надеялся, что они пройдут мимо, но они вдруг остановились, и один из двойняшек вытащил уголь и нарисовал метку на стене. Маленький черный крестик.

— Все видно, идем. Священник найдет. Кривой погиб, но мелкий ответит. — Прошептал один из братьев, и компания двинулась дальше по коридору.

Это они обо мне говорили? Плохие дети, про которых сказала Марта? Я вспомнил, что они, в основном, попрошайничали у храма. Но как они прознали, что я нужен епископу?

У меня сильно устали пальцы, я дождался, когда их голоса совсем стихнут, а затем спрыгнул вниз. Руки ужасно затекли, и мне пришлось их разминать. Внезапно из-за угла послышались неторопливые, но тяжелые и уверенные шаги. Я, не обращая внимания на боль, снова заполз по стене в свое убежище под потолком.

В конце коридора появилась фигура в белой рясе. Священник храма Девяти! Я затих и перехватился пальцами за камни поудобнее. Он шел и освещал дорогу сколитным фонарем. Свет был настолько яркий, что я увидел его уродливое квадратное лицо, и у меня перехватило дыхание. Это он!!! Он отрубил голову маме, а потом держал меня за руку над той ямой! Моя рука сама потянулась за ножом…

Священник остановился у развилки, посветил фонарем на стену, и склонился, разглядывая крестик. И в этот момент, мои пальцы стали разжиматься от боли. Я начал падать и в отчаянии направил стилет служителю храма в спину, прямо в то место, куда мне показывал Хартел. Лезвие пробило его ребра и вошло по самую рукоятку, а я грохнулся на него, и отскочил в сторону, перекатившись по земле. Служитель храма упал животом вниз и пытался подняться. Упавший фонарик освещал его лицо, которое было перепачкано пылью и сочившейся изо рта кровью. Священник громко захрипел, а я как завороженный смотрел на то, как покачивается стилет в его спине, отмеряя последние удары умирающего сердца. Мне было его совсем не жалко.

Он поднял свои глаза, и они встретились с моими, потом перевел взгляд на левую руку, и его лицо превратилось в смесь удивления и дикой боли.

— Ты… — Прохрипел он, — Баренс… Тьма тебя… дос… достанет. Тебе… не уйти…

Служитель совсем ослаб и больше не делал попыток подняться, лишь елозил руками и ногами по грязному полу, заливая его красной лужей. Я подскочил к нему, выдернул нож, отчего из спины тонким фонтаном брызнула струйка, и нанес еще два удара в то же место, пробивая новые треугольные отверстия.

— Это тебе за маму, гад!

Убедившись, что он перестал шевелится, я вытер стилет об его рясу и побежал дальше к храму. Пускай его находят, мне уже неважно. В Убежище больше не вернусь. Меня заколотил озноб, когда начало приходить осознание, что я впервые в жизни убил человека! Отогнал эти мысли в сторону, понимая, что могу начать сожалеть о содеянном и отказаться от своих планов.


В несколько прыжков добрался до канала, и за пять минут добежал до канализации храма Девяти. Молнией взлетел на лестницу, подтянулся на трубе, а затем забрался под потолок и прислушался. Сверху стояла мертвая тишина. Когда я все придумывал, мне хотелось делать это ночью, но бабушка Марта меня предостерегла оставаться в Убежище. Ничего, могу и подождать полдня, два долгих месяца я представлял себе этот момент в деталях. И даже если ничего не получится — мама уже отомщена.

Прыжок — и мои руки на решетке! Подтянулся и просунул голову в отверстие. Алтаря больше не было, но помещение не изменилось. И хотя оно сейчас было чистым и белым, снова и снова перед моими глазами появлялись свечи и кровавые разводы на полу. Мне стало дурно, и я покрепче вцепился пальцами за края. Когда тошнота отступила, выбрался целиком и встал на ноги. В голову снова полезли мысли раскаяния в совершенном убийстве. Прочь! Я или погибну сегодня, или закончу, то что должен сделать!

Теперь главное остаться незамеченным. Тихонько толкнул дверь, и она открылась. Медленно просунул голову в коридор и посмотрел по сторонам. Никого. Бесшумно побежал по коридору к большой красиво отделанной двери. За нее можно схватится и заползти под потолок, к перекрытиям купола по резным барельефам. Я вскарабкался на самый верх, перепрыгнул на балку и начал продвигаться тем же путем, которым меня вели два месяца назад, только теперь на высоте пяти мужских ростов.

Добравшись до входа в храм, перебрался в главную залу, где обычно проводят причастие, лег на широкую балку и стал наблюдать. Епископ рано или поздно появится здесь. Кому-то сегодня обязательно исполнится восемь лет, людей в городе очень много.

Мне пришлось пролежать так несколько часов, когда наконец-то внизу стали появляться первые священнослужители и гости храма для проведения обряда. Я смотрел сверху, на них, видел счастливые лица детей и удивленные лица родителей. Иногда способность ребенка оказывалась сильной или неожиданной, и мамы с папами кричали и радостно обнимались. От всего это мне становилось нестерпимо больно на душе и грустно.

Внезапно я ощутил спиной пристальный взгляд, словно кто-то с интересом разглядывает меня. Покрутил головой по сторонам, но никого не увидел. Получше спрятался за балку и посмотрел вниз. Людям и священнослужителям до меня не было никакого дела. Затем мне послышалось, как будто кто-то тихо-тихо пробежал совсем рядом. Это мне мерещится от волнения? Снова покрутил головой и ощущение внезапно пропало, словно ничего и не было.

Вскоре, я увидел епископа. Он с важным видом вошел в залу и начал проводить обряд для какой-то знатной семьи. Мне жутко захотелось спрыгнуть на него сверху и воткнуть стилет в голову, но я понимал, что в таком случае переломаю себе все кости и, отбросив глупую идею, просто наблюдал.

На окна храма постепенно наплывал уличный сумрак, и вскоре зажглось внутреннее освещение — несколько дорогих сколитных люстр, а по низу зала свечи. Люди постепенно расходились, и, вскоре, Баренс остался один. Он сел в углу и начал что-то записывать в огромную книгу. Еще через несколько минут в залу зашел какой-то священник. Мне показалась знакомой его походка. Неужели это тот, второй? Это он нас встречал и отводил в ту самую комнату? Я затаился, и не шевелился. Люстры давали сильный свет и тени, возникшие от малейшего движения, могли быть заметны.

Они о чем, то поговорили, епископ сделал недовольное лицо, выругался и направился на выход. Священник двинулся следом, а я, дождавшись, когда они уйдут за дверь, засеменил по перекрытиям следом.

Добравшись до жилых комнат, храмовник поклонился Баренсу и зашел в небольшую дверь, которых здесь было превеликое множество. Видимо это комната, в которой он живет. Я отломил кусочек проволоки, согнул ее и воткнул в щель барельефа над его дверью.

После чего последовал дальше за епископом. Его комната была в самом конце коридора и сразу выделялась роскошно отделанной дверью с позолотой. Он достал ключ и вошел внутрь, а я затаился и стал ждать. Баренс вышел из нее спустя несколько минут, одетый как обычный человек и, не закрывая дверь, зашел в соседнее помещение. Это мой шанс!

Я озирался по сторонам, пытаясь найти удобное место для спуска, но, как назло, барельеф здесь переходил в гладкие плиты и до пола было почти три мужских роста. Сообразив, что решение надо принимать немедленно, спустился до начала плит, а затем спрыгнул. Удар о пол получился почти бесшумным, но очень сильным. В храмовой тишине раздался тихий хруст моего колена, а еще, я больно ударился подбородком и сильно прикусил язык. Слезы сами побежали из глаз, и мне еле удалось удержаться, чтобы не вскрикнуть. Попытался встать и ощутил страшную боль в ноге. Кажется, я что-то сломал. На одной ноге запрыгнул в покои Баренса, увидел кровать и быстро заполз под нее.

Я лежал с полным ртом крови и растирал текущие по щекам слезы рукавом. Нестерпимо хотелось застонать, но вернулся епископ и начал ходить по комнате, открывая шкафы и что-то бормоча себе под нос. Я весь сжался и затих.

Он провел в комнате некоторое время, после чего вышел и закрыл дверь на замок. Я выдохнул и стал искать в карманах переходник и сколит. Трясущимися руками собрал устройство, воткнул себе его промеж пальцев и испытал блаженство. «Муравьи» под моей кожей забегали, восстанавливая поврежденную кость и ушиб на подбородке. Когда они чинили мой язык, мне стало очень щекотно, и мне с трудом удалось не засмеяться. Вся боль мгновенно куда-то ушла.

Через час, полностью закончив с лечением, тихонько выполз из-под кровати и осмотрелся вокруг. Два шкафа с книгами у стены, рядом большой красивый письменный стол с какими-то бумагами и записями. Ближе к окну стоял еще один стол, на этот раз обеденный, накрытый расписной скатертью. На нем стояла початая бутылка с вином, пустой резной деревянный кубок, тарелка с фруктами и столовые приборы. Я поднял ложку — она была сделана из обычной стали. Это неправильно! Даже в нашей семье были серебряные ложки! Значит, Баренс и вправду боится этого металла?

Завершала меблировку комнаты широкая кровать, под которой мне пришлось отлеживаться. Кажется, я только что придумал в деталях, как убью Баренса!

Взял со стола бутылку вина и попытался открыть, пробка была очень тугая и никак не хотела выходить. Мне захотелось схватить ее зубами и выдернуть, но вовремя остановился, подумав, что на ней могут остаться следы. Тогда я вспомнил, как делал папа по праздникам с «особо злыми» бутылками винами, как он их называл. Отец нагревал их горлышко огнем, и пробка выходила сама. У меня нет огненной способности, но есть сколиты!

Я сделал из проволоки и камней светильник, после чего начал нагревать им бутылку. Не прошло и минуты, как пробка выползла из горлышка, и комната наполнилась ароматом винограда. Святые Девять! Он же может это учуять! Быстро вылил зелье Марты в бутылку, отчего вино немного пошипело и успокоилось, а затем попытался вставить пробку на место. Она дошла до половины, а дальше не захотела. Тогда я взял со стола кубок и его донышком постучал по ней, отчего она все-таки заняла свое прежнее место.

Поставил бутылку на стол, затем поправил ложку и расставил все в точности, как и было. Огляделся, и, вспомнив про запах, открыл окно и проветрил комнату. Солнце совсем уже скрылось и стало почти темно. Я закрыл створки и спрятался обратно под кровать.

Где-то через час вернулся Баренс, и не один. Он с кем-то шутил и разговаривал, а я внимательно наблюдал за их ногами. Епископ и гость уселись за стол, но вино пить не стали. По голосу и обуви я догадался, что второй человек молодой мужчина.

А потом… раздались чавкающие звуки, и я долго не понимал, что происходит, пока не догадался, что они целуются. Они шептались и шуршали одеждой, а затем сбросили ее на пол и легли на кровать. Я уже давно знал, что мужчины и женщины, когда любят друг друга, делают странные вещи. Мама рассказывала, что это для того, чтобы сделать ребеночка. Но иногда, бывает, что влюбленным просто хочется порадовать друг друга. Но ведь Баренс и парень оба мужчины! И как они тогда радуют друг друга? Я представил, что происходит надо мной, и мне стало противно. Кровать заходила ходуном, и они стали часто и громко дышать. А потом оба простонали и затихли.

Через несколько минут они встали, оделись и вышли из комнаты. А спустя еще немного времени, епископ вернулся один и сел за стол. По звукам было слышно, как он открыл бутылку вина и налил его в кубок. Он встал, походил по комнате, а затем остановился у окна и произнес:

— Ну и где же ты сейчас, Кай Фаэли!?

Мое тело сжалось от испуга. Ко мне снова пришло понимание того, что именно мне предстоит сейчас сделать, и стало очень страшно. По телу пошла мелкая дрожь. От тряски чуть не застучали зубы и мне пришлось приоткрыть рот.

Но я все равно должен убить его!

Баренс громко зевнул и прилег на кровать, передо мной свесилась рука с кубком. Я ждал и понемногу успокаивался.

Кубок со стуком выпал из его руки на пол и покатился, полукругом разливая остатки вина по каменному полу. Епископ громко захрапел. Я осторожно выбрался из своего убежища и выпрямился во весь рост. Убийца моих родителей лежал голый и беспомощный прямо передо мной. Я потянулся за стилетом, но остановился.

Перед глазами всплыла картинка, как умирал вампир на площади. А что, если Баренс тоже не сразу умрет и начнет кричать, а то и схватит меня? Мне нельзя так рисковать, а потому нужно строго придерживаться плана. Вынул из кармана камаису, и легонько покапал ему на губы. Он слизал ее и улыбнулся во сне, а я вливал ему еще и еще, пока пузырек не опустел. Потом вытащил из кармана катушку с нитью араха и начал наматывать ее поверх его тела, чтобы привязать епископа к его ложу. Мне пришлось много раз лазать под кровать и снова выбираться из-под нее, но так было надежно и правильно. С каждым новым витком я чувствовал, все большую и большую безопасность. Наконец нить закончилась, потянул ее пальцем и убедился, что она достаточно плотно намоталась, и не даст ему сразу действовать.

Я вытащил стилет и приставил его к глазу Баренса. Сердце часто-часто запрыгало в груди, а дыхание стало сбивчивым. Внезапно, я снова ощутил на себе пристальный взгляд, как тогда на перекрытиях храма. Обвел глазами комнату — никого. Мне это мерещится от страха?

Побоявшись, что у меня не хватит сил, встал ногами на край кровати, а затем всем весом надавил на нож. Он проскользнул в глаз Баренса словно в горшочек со смолой! Из окровавленной глазницы пошел дым, а епископ начал биться и метаться в стороны, раскачивая кровать. Я в испуге спрыгнул с его ложа, оставив стилет в его глазнице для надежности.

Он отчаянно пытался вырваться и дергался туда-сюда, однако нить держала крепко. Его рот открывался и закрывался, но вместо звука из него выходил лишь тихий хрип. Я сделал еще шаг назад не сводя глаз с епископа, но вдруг уперся во что-то, чего там быть точно не должно. И как гром среди ясного неба, в моих ушах прозвучал мягкий и вкрадчивый голос.

— Чистая работа, малыш! Браво!


Загрузка...