Казна Херсонесского кургана

X

20 августа. Боб уже дрыхнет без задних ног. Мне не спится, я — сова. Да и вообще, как можно спать в такую ночь, как можно, господа демократы, я спрашиваю?! Это позор! позор! позор!.. История такого не простит. Впрочем, к кому я взываю? К Бобу?! Бесполезно… Ладно, пусть себе дрыхнет, ночью каждый волен заниматься своим делом. Кроме пограничника — пограничник человек казенный. Он должен строго бдить нерушимость границы, охранять покой державы.

А у меня проснулась жажда творчества! То ли Крым так подействовал, то ли перебрал. Кстати, мы с Бобом сегодня неплохо (зачеркнуто). А кто его знает, может из всего из этого потом получится какой-нибудь роман. Ну, не роман, повесть… Тоже хорошо.

Вон полетела звезда, упала черт знает где… (зачеркнуто). Это добрый знак — пора начинать творить. Начинаю… нет, сначала схожу в дабл зэро. Моча в избыточном количестве мешает процессу мышления. Сходил, фу, полегчало! А какая фраза-то предыдущая, а! Надо запатентовать — такие перлы — плод свободного полета мысли. И вообще не надо себя искусственно… (неразборчиво) может во мне сейчас просыпается Толстой или Чехов. Наверное, все-таки Чехов, Чехов много жил в этих местах.

Я даю себе установку: Я — Чехов, я — Чехов, Чехов, Антоша Чехонте… Его душа переместилась в меня. Я пишу, что вижу…

Небосвод черен, как смола, и так густо усеян звездами, что кажется, им там просто тесно. Не потому ли они (зачеркнуто) то и дело срываются вниз — «ага, кажется, получается» — срываются вниз и стремительно летят к земле, ярким штрихом отмечая свой последний путь? Воздух настолько чист и насыщен озоном, что буквально раздирает легкие. Вот где бросить курить!

Так, дальше… Я по пояс раздет. Нежный и едва ощутимый ветерок ласкает меня осторожными прикосновениями, приятно лижет спину, игриво щекочет под мышками. Ни звука. Только где-то в темноте, в поте лица добросовестно трудится невидимый оркестр из цикад и сверчков. Своеобразная, необыкновенная симфония этих ночных музыкантов услаждает слух и успокаивает сердце. Закроешь глаза и кажется, что тебя нет, ты невесом, бесплотен, ты — как музыка, которая тебя (зачеркнуто) чарует, растворился, растаял в объятиях этой ночи. И ты уже ничего…

Я — идиот! Возомнил себя Чеховым. Сейчас перекурил, перечитал предыдущий абзац. Какой там Чехов… разбежался! В поте лица трудятся сверчки в оркестре. Такое мог изрыгнуть только пьяный графоман. Чеховым тут и не пахнет. Все это сопли, такое могла написать только женщина, например Жорж Санд.

Мужик должен писать так: «Джон Паркер коротко размахнулся и стальным кулаком сокрушил челюсть своего соперника». Вот так! Это по-мужски! А то звезды, звездочки. Нормальный человек не смотрит на звезды, он смотрит под ноги. Хотя нет, астроном смотрит на звезды, но ему за это деньги платят.

В общем надо будет утречком этот опус показать Бобу. Если одобрит — буду продолжать, а пока пора спать. Для начала хватит.

21 августа. И все-таки я продолжаю. Показал свое художество Бобу, он в принципе одобрил, но с тем, что я идиот, согласился. И еще сказал, что такими вещами нужно заниматься только в свободное время. Правда, не уточнил, в свободное от чего? От отдыха? Но мы здесь только и делаем, что отдыхаем, по заданию Джексона еще палец о палец не ударили. И не знаю, когда ударим.

Короче говоря, эти строки пишу на пляже. Боб отправился в разведку по всем пляжам на предмет съема женщин на вечер и где-то застрял. Наверно, столько русалок затралил, что движок пробуксовывает.

Меня, кажется, опять уводит в сторону. Значит так, для начала пару слов о Симеизе. Джексон назвал его «дыра моих мечтаний». На первый взгляд словесная абракадабра, но суть моих впечатлений отражает точно. Этот экзотичный поселок — периферия Ялты. Разбросан на склоне горной гряды, утопает в зелени. В летний сезон курортников здесь, наверное, в три-четыре раза больше, чем аборигенов, но такой суеты, толкотни, как в Ялте не ощущается. Никаких особых достопримечательностей крупного масштаба. Это и к лучшему — нет повода неуемным туристам совать сюда свой нос. А так все в порядке, цены божеские, особенно на фрукты-овощи, шашлычок скушать, винчика выпить, пожалуйста, — нет проблем.

Погодка здесь — супер! Как представишь, что в Риге сейчас «кратковременные дожди» словно бальзам на душу, а тут… я на солнышке лежу и на солнышко гляжу… Море (зачеркнуто) первый день было ледяное из-за какого-то дурного ветра, который перебаламутил всю воду, зато сейчас водичка — вылазить на сушу неохота.

Устроились мы здесь — лучше не придумаешь. Сняли комнатку у молодой семьи, наши ровесники, может, чуть старше. Зовут их Сашок и Лена. Сашок — мореман отчаянный, этакий пират XX века, Джон Сильвестр, только что не одноглазый и без попугая на плече. А так, и хромает на костылях, и матерится, ну, академик этого дела! А рассказчик какой — поискать! Ленка тоже девчонка мировая, Боб даже поначалу губу раскатал и были обстоятельства на что-то рассчитывать, но, увы, обломилось. Пришлось в пожарном порядке закатывать, а процедура это неприятная (зачеркнуто), балалайку настроить, а потом (зачеркнуто). Не фига, полагаю, с женским вопросом здесь проблем не будет. Предложение явно превышает спрос. Поглядели мы тут на двух шнырял, работающих на бреющем полете, съем примитивный, на уровне каменного века. Му-мы-ме… ме-мы-му… ну, и так далее в такой же интерпретации. При нас их отшили, и все равно вечером однако каких-то сцыкух в кафешник они волокли. Если уж такие козлы здесь котируются, то нам с Бобом сам бог велел командовать секспарадом. Сегодня кровь из носу должна состояться первая боевая операция. Боеприпасы, пять бутылок сухача и пузырь «Столичной» в готовности номер раз. Кроме того, Сашок провел с нами исчерпывающий вводный инструктаж о нюансах съема (зачеркнуто) в данной местности. Десять против одного что…

Я, кажется, немного задремал. Разморило. Так о чем я там писал?.. Не, не могу вспомнить, хоть ты тресни. И вааще, перечитал предыдущий абзац, чуть не уснул снова. Казенный стиль, а язык-то какой: как будто отчет о научной конференции. Интерпретация, котируются, нюансы съема… да я такие слова в жизни никогда не произношу. Наверно, на солнце перегрелся, пойду скупнусь.

Только что попробовал мидию, никогда до этого не доводилось. Это такие ракушки. Они растут целыми колониями на подводных камнях, а еще крепятся к сваям причала. Я когда-то видел их в кино, а тут наяву. Некоторые их рвут, как грибы, и складывают в полиэтиленовые пакеты. А потом, самое интересное, жарят их прямо на пляже на листах жести. Когда лист накаляется, мидии начинают шипеть, выпускают пену и раскрываются. А в середине у них мясо, напоминающее по цвету грибы лисички. Вот его и едят. Тут одна компания жарила, я попросил, угостили. Вкус очень-очень… И еще они там между собой говорили, что оно дико положительно влияет на мужскую потенцию, похлеще креветок или кальмара. Я пока на это дело не жалуюсь, но на заметку взять надо. Да и потом вкусно, если просадим все деньги, будем переключаться на дары моря. Я думаю, что Бобу эта штуковина тоже понравится. Кстати, Боба уже нету третий час, видимо, где-то капитально пристрял.

Да, еще раз вернусь к местным достопримечательностям. На пляже это, безусловно, громадная скала, которая называется Скала Дива. Вечером, когда ее контуры четко очерчиваются, она напоминает профиль женщины — запрокинутая голова с длинными распущенными волосами. На ее вершину ведет лестница, а там смотровая площадка. Любопытные лазят, обозревают окрестности. А еще со скалы прыгают в воду любители острых ощущений, правда, все с разных высот, в зависимости от смелости и умения. Лично мой уровень — «солдатиком» метров с двенадцати, а «ласточкой», ну, метров с пяти бы, пожалуй, рискнул, если бы уж очень приспичило. Здесь в основном ныряют вниз головой метров с восьми — пятнадцати, но один прыгун — потрясный — с середины скалы, а это метров тридцать, показывает такие номера… Божественное зрелище! И в полете красив, и в воду входит почти без брызг. Здесь его зовут дядя Толя. Он вроде бы москвич, но из бывших местных. Я его видел вблизи, громила, почти под два метра, уже немолодой, лет пятьдесят, и весу в нем, наверняка, центнер с лишком. Когда-то был красив и строен, сейчас вывеска подлиняла, но кураж остался, да еще какой. Прыгает он пару раз в день, а перед этим в компании сосет винчик. Ему обычно выставляют, а потом в виде расчета — прыжок. К вечеру Толик уже не дядя Толик, а просто Толик — и в хламину.

Ага, вон, кажется, показался Боб. Здравствуй дедушка мороз, борода из ваты… Любопытно, с какими новостями он возвращается. Со щитом или на щите?..

22 августа. Погуляли! Да-с, вчера мы с Бобом по-гу-ля-ли! Отходняк длится до сих пор, хотя мы вроде и похмелились. Снова пишу на пляже, Боб торчит в море — отмокает. У него с утра раскалывалась башка, даже стошнило, да и мне не легче, всего ломит, крутит, будто асфальтовый каток по костям поездил.

Кот Прохор не ловит мышей, потому что он сам их боится… две электрички вечером бежали наперегонки по параллельным путям… А на Таити все дорого… во сне мне позвонил кто-то из детства, но я не расслышал фамилию… расплавленное стекло стекло с подоконника…

Это было свободное течение мысли, непредсказуемое, как полет НЛО, я не пытался применять логическую корректировку. И вот что получилось. Здесь я сделал паузу.

Только что мы с Бобом уговорили бутылочку сухенького, как любит выражаться Сашок, с толстым удовольствием. Закусили инжиром. Всем хорошо. У Боба из взгляда исчезла тоска и я чувствую, что он снова любит весь белый свет и снова готов на подвиги. Я спросил его об этом, он подтвердил и попросил, чтобы я с полчасика его не тревожил. Хорошо, не тревожу. Боб задремал на гальке, а я продолжаю.

Короче, Боб вчера снял двух киевлянок, договорились с ними вечерком состыковаться у тира. Хотели их повести на «поляну любви». Это миленькое такое местечко в ореховой роще на взгорье, выше Севастопольского шоссе. Сашок показал. Пришли к тиру нарядные, как женихи — шнурки наглажены, наодеколонились, запахи от нас французские, за плечами рюкзаки, в рюкзаках все, как надо — полный боекомплект спиртного, закусь, а у Боба еще и надувной матрас. Ждали, ждали, минут сорок, от винта, эти засранки не пришли, хотя Боб говорил (зачеркнуто), божились. Сашок после прокомментировал наш облом так: «Мое упущение, забыл предупредить, — на пляже надо так; подвалили к объекту: откуда, мол, девочки, если ответят Москва, Питер — можно продолжать, сибирячки в принципе тоже подойдут, а Киев, там, Харьков, Смоленск, многое остальное лучше и не трогать — динамо крутят, публика ненадежная». Отстояли мы впустую. Публика по местному Бродвею валом повалила на скачки, мы с Бобом тоже решили скинуть груз и туда же. А тут компашка девочек подвалила. Навеселе, закурить просят. Я, ба, знакомые все лица! Ириша-Дюймовочка — местная секс-бомба, в первый день с ней у автостанции познакомились. Занятная персона. Ириша в лоб: «А что у вас, ребята, в рюкзаках?» Ну, мы, мол, (зачеркнуто) есть кое-что интересное. Ириша: «Тогда мы с вами играем».

Стали играть. Для разминки раздавили четыре пузыря. Кажется, на шестерых. В парке, на скамейке. Потом поперлись на скачки. По дороге одна мадам куда-то смылась, на плац пришли впятером.

Пляски эти народные особо описывать нет нужды. Полупьяные танцоры, полупьяная поп-группа, крики, хлопанье, топанье — конюшня, загон для диких животных. Наши шустрые девочки помогли нам быстренько дойти до кондиции. Как мы уж там с Бобом дрыгались, шары залимши, хрен его знает, только мышцы ног болят до сих пор, значит дрыгались от души. Но одна там была в нашей компании, мы ей сразу прозвище прилепили — Трясучка. У нее такая цыганская юбка и вибрирует в танце как (зачеркнуто), еще похлеще. Боб, помнится, спросил Дюймовочку: «Она и в постели такая темпераментная?» Дюймовочка в ответ брезгливо скривилась: «А в постели она бревно бревном, мужики от нее после первой случки сбегают». Трясучка из круга нашего интереса автоматически выпала. На жарком юге и женщину хочется соответствующую. Трясучку кто-то снял и увел, но этому никто не огорчился.

Со скачек ушли вчетвером. Четвертой была Клара, которую все звали Кларнет. Подругой Дюймовочки назвать язык не поворачивается, у них у всех тут отношения весьма своеобразные: вместе пьют, курят, тут же друг друга посылают (зачеркнуто) на мужской член, обзываются так, что проститутка звучит как самое пристойное слово, а потом, обнявшись, хохочут, целуются. Ну, это их дела.

Дальше было так. Наши дамы раскрутили нас на оставшийся боеприпас, мы предлагали распить на Звездной, но они сказали, что пить на хате — это неромантично, лучше пойти на природу. На природу так на природу, забрали оставшиеся пузыри и двинули. Около Кошки (гора) спустились вниз к морю по крутому склону. Почти у самого моря на небольшой площадочке продолжили свою пьяную оргию, по-другому назвать это меропиятие — хотел написать мероприятие, а «р» выпало само собой, но если уж быть совсем точным, то это было невмерупиятие — итак, в общем попойка успешно продолжалась. С того момента уже многое из памяти выпало, нет, то, что голые купались в море, это помню точно, потому что когда бухнулись в воду, полегчало, наступило прояснение. Тогда бы и разойтись по-хорошему до лучших времен, так нет, Дюймовочка тоже завелась, сгоняла домой (как она уж гоняла в таком состоянии, не представляю) и приволокла банку самогона и яблок. Это был финиш!..

Очнулся я — темно, как в склепе, где — понять не могу. Первым делом ощупал себя, руки-ноги целы. Голова гудит, трещит, но на месте. Рядом на диване кто-то лежит. Глаза попривыкли к темноте, пригляделся — Кларнет, попробовал разбудить — без реакции, только мычит что-то. Как я к ней попал, что делал — без понятия. Она была без всего, вряд ли я что-то с ней изобразил — по классификации Сашка находился не менее чем в третьей стадии. Лежу и думаю: где Боб, что делать дальше? Решил встать, на полу наткнулся на источник света — ночник, рядом с ним полбутылки сухого. В один глоток оприходовал, стало чуть полегче. Стал различать предметы, разглядел свою одежонку, увидел за шторкой выход, хотя куда он ведет, не представлял. Кое-как напялил одежду, сказал сам себе «чао!», и в дверь. Открываю, а прямо в морду огромная луна, чуть шишак не набил, еле увернулся. Но луна и в самом деле была поразительная, и казалась так близко — протяни руку — достанешь. Потопал домой, но вначале даже потерял ориентировку, хотя в Симеизе потеряться совершенно невозможно, здесь всего шесть улиц, может, восемь. Немножко поблукал (зачеркнуто), в конце концов вышел на Звездную. Боба дома не оказалось, стал напрягаться, вспоминать, где мы с ним расстались — дохлый номер. Лег досыпать.

Боб подвалил утром. Глаза красные, навыкат, колени и локти подраны, измученный до безобразия. Я ему: «Боб, ты что, всю ночь сражался на баррикадах?». Боб слова не молвил, бух в койку, и отруб!

Когда очухались, попили чайку, устроили разбор полетов. Полную картину «подвигов» установить не удалось. Боб тоже не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах мы расстались. Помнит только, что Дюймовочка поволокла его куда-то на хату, но там что-то не получилось, было уже кем-то занято и пришлось снова спускаться к морю, туда, где пили. Потом вроде занялись сексом, хотя кто кого трахал, теперь неясно. И вообще, Боб не помнит, удалось ли дело довести до конца, но помнит, что звезды были очень яркие и камни острые. И все время было неудобно.

Резюме: дебют был отвратительный, мы проявили себя не как е..и, а как последние алкаши. Впрочем, с местной мафией облажаться не так страшно, симеизским русалкам, как я понял, пофиг, где, с кем и когда, лишь бы было что налить. Но выводы сделать необходимо и срочно реабилитироваться. Боб продолжает дремать, но я думаю, он меня поддержит. Буду его будить — он уже красный как рак. Сгорит. Потом мажь сметаной. А сметаны здесь нет. Не продают…

23 августа. 16:00. Только что пообедали. Я отдыхаю в гамаке и царапаю эти записи. Может, бросить, что-то лень. Тянет на сон, ладно, усну, так усну. Боб ушел на почту позвонить домой, мне повезло, дозвонился с утра. Конечно, маманя, что да как, засыпала вопросами, господи, что она так волнуется — я ведь уже квартович разменял (зачеркнуто).

Перистые облака великолепны при закате. А с Мадонной я бы в постель не лег, она меня абсолютно не возбуждает. Она — мыльный пузырь, который раздули импотенты и брюхатые сластолюбцы… В Симеизе все коты дохлые, хотя общепитовских точек тьма… Никогда не видел слепую черепаху… Кто сказал, что Черное море на грани катастрофы; оно еще переживет всех нас…

Снова свободный полет мысли. Процессу не препятствовал, механически фиксировал все, что порождали извилины. Обсасывать эти перлы буду после. И буду ли вообще?

Сегодня удачный день. На пляже познакомились с девочками. Очень приятные на внешность, такие симпатюли. Из Тюмени. Правда, их трое, но попробуем к этому делу подключить Сашика. Мы предварительно такой вариант оговаривали, он не против (зачеркнуто). Подцепили мы их на интересе к морской фауне. Они захотели отведать мидий, которых я так расхваливал, мы пообещали их накормить. Пришлось с Бобом заняться промыслом. Рвали их на сваях под причалом. Мешок полиэтиленовый набили, но какой ценой! Все пальцы поизрезали; они, оказывается, присасываются к сваям довольно крепко и нужно немалое усилие, чтоб их отодрать. Или сноровка. В общем, мы провозились почти час. Девочки предлагали пожарить мидий ночью у моря, мы отговорили. Ночами по побережью любят шастать наряды пограничников, а костер виден издалека — испортят служивые всю обедню. Порешили провести акцию на Поляне Любви. С Бобом уговорились — никаких крупных возлияний; девочки, если захотят, пусть пьют, а нам надо быть в боевой кондиции (зачеркнуто), если хотим (зачеркнуто)…

Мы уже завели здесь довольно много знакомств. В основном это происходит на пляже: то ли лежишь рядом, разговоришься, то ли прикурить у кого попросишь или у тебя сигаретку стрельнут. Самая элитарная публика кучкуется здесь за пляжем санатория «Красный маяк», на треугольничке под самой Дивой. Одиночек мало, в основном компании по восемь-десять человек. Интересная деталь: многие из них давно и хорошо знают друг друга, так как съезжаются в постоянных составах сюда из года в год в одно и то же время, не сговариваясь, просто по традиции. Компании самые разношерстные: тут и сборная фехтовальщиц из Питера, артисты Львовской филармонии, официанты какого-то московского кабака в полном составе…

Встречаются личности абсолютно неординарные, например, Боря Топтун. Он из Питера, кажется, в универе преподает на юрфаке. Топтун — это кличка, а фамилия у него Павлович-Валуа. Он называет себя отпрыском французской королевской династии, а шутит или нет, не поймешь. За него не зацепиться взглядом просто невозможно. Все смертные на пляже, когда на солнце под пятьдесят, потребляют винчик, преимущественно сухой, а Топтун исключительно беленькую, как в той присказке: «Водку?!! В такую жарищу?!! Да из граненого стакана?!! И без закуски?! Нет, не откажусь!!!» Вот и Боря не отказывается — ровно в полдень по-московскому извлекает из кошелочки «Столичную», наполняет граненый и аккурат грамм двести приходует посредством внутреннего употребления. Занюхает своим пудовым кулачищем, в лучшем случае загрызет яблоком, утрет пот со лба и хоть бы хны. Так за один пляжный день две «Столичных» и прикончит, не считая того, что ему на стороне наливают. Топтун — ветеран Симеиза, уже сезонов двадцать подряд сюда наезжает. И только в августе. Таких ветеранов (зачеркнуто) дюжину наберется…

А еще Боря Топтун знаменит тем, что радикулит, хондроз и еще уйму всяких болезней лечит. Прямо тут, на пляже, без отрыва от основного хобби. А метод его прост: предлагает желающим избавиться от хвори — разлечься на горячую гальку животами вниз, затем взбирается и начинает топтаться по телам, разминать кости, позвоночник и другие жизненно важные точки. Метод не нов — на Руси больного мужика в берлогу под медведя бросали, чтоб тот болячки выгнал. Но то было в прадедовские времена, однако и сейчас идиоты не перевелись. Всегда находились такие, кто соглашался лечь под стопы «народного целителя». На пляже их больше не видели, по крайней мере пару дней. У Топтуна ведь живого веса центнер с лишком. Сегодня сам видел, как два еврея из Бердянска на этот сеанс лечения подписались. Топтун, что говорить, сегодня был в ударе, от души постарался, потом добровольцев с полчаса на ноги не могли поставить. Я думаю, что эти любители нетрадиционной медицины завтра на пляж тоже не придут. Сейчас, наверное, лежат на койках пластом и проклинают все на свете, ну, да бог с ними.

Да, когда возвращались с пляжа, у магазина столкнулись с Иришей-Дюймовочкой. Она очень иронично нас оглядела, поинтересовалась отчего-то нашим здоровьем, хрен его знает, что она имела в виду. Спросила, почему я так огорчил Кларнет. Хотел бы я сам знать, почему? Впрочем, Кларнет, крадущий кораллы, мне абсолютно пофиг, не нравится. Это так, рак на безрыбье, тюменские девочки совсем другое дело…

По заданию Джексона мы еще ничего не сделали. Видели тот шедевр долгостроя, о котором он рассказывал. Непонятное сооружение, находится совсем рядом с нашим жильем. Впечатление такое, что там все поросло паутиной; сколько мы мимо не проходили, однажды лишь видели — мелькнул в проеме какой-то работяга с совковой лопатой, как привидение, и испарился. Но все равно на последний момент откладывать экипировку экспедиции не стоит — Джексон непредсказуем — имеет свойство возникать с внезапностью матерого ревизора. Надо будет подбить Боба и этой ночью сходить на стройку, по всем признакам, охраны там никогда не было.

Если откровенно, то чем больше мы здесь находимся, тем больше затея Джексона насчет сокровищ мне кажется жутким блефом. Возможно, здесь, в Крыму, еще что-то и не отрыто и какие-то древние захоронения лежат в земельке, но отыскать их, если мыслить, здраво, без нездорового оптимизма, все равно, что найти банальную иголку в банальном стоге сена. Конечно, Джексоном сделана немалая (зачеркнуто), но все это попахивает такой кустарщиной… выстроенную им версию можно принять на веру, как прогноз погоды на какой-то день следующего года. Это мое личное мнение, Бобу я ничего не говорю, зачем сеять лишнюю сумятицу? Ведь все о’кей! Отдыхается нам классно, лучше не придумаешь, и уже за это шеф экспедиции заслуживает похвальной грамоты с гербовой печатью, а сокровища найдем — не найдем, черт с ними, хотя, чего душой кривить, даже мифическая перспектива нечаянно разбогатеть ну уж очень заманчива для простого инженера времен перестройки. Надоело давиться слюной, наблюдая по телеку бесконечную агонию давно и успешно загнивающего капитализма. Почему-то хочется агонизировать вместе с ними, с буржуями…

Я тут частенько вспоминаю один из моих любимых фильмов — «Искатели приключений», эх, хотя бы долю их удачи. У калитки залаяли псы, кажется, вернулся Боб. Так и есть…

24 августа. Вот привязался ко мне этот Оренбург… больше всего слез душа проливает в ноябре… Последний орех всегда почему-то горький, и во рту надолго остается неприятный привкус… Крым по своей сути действительно остров, пуповина, связывающая его с материком, обязательно когда-нибудь отомрет… Просто отличная цифра — 32… Пулемет строчил в гражданскую, строчит и сейчас… почти все современные песни отличаются феноменально дерьмовыми стихами… В пятом подъезде с корнем выдрали входное переговорное устройство, страна воинствующих варваров, что еще скажешь…

Вот, начал с необузданных мыслей. Сегодня погодка испортилась, тучи, штормит, а у меня настроение, ну, прекрасное. Прошедшая ночь, ночь любви… да, это, я доложу, приятно впечатляет. Не то, что соло на кларнете, которое не состоялось. Да и в общем-то, я никакой не музыкант — семь нот от «до» до «си», вот и все мое познание в музыке, нет, еще могу изобразить на бумаге скрипичный ключ. Кларнет не мой инструмент, не люблю — пищит, если бы мне вздумалось научиться на чем-то играть, я, пожалуй, выбрал бы ксилофон. Ладно, хватит трепа…

Итак, ночное рандеву на Поляне Любви получилось восхитительным. Девочки оказались хозяйками слова и к назначенному времени пришли с королевской точностью. Аккуратность в таких вопросах всегда импонирует и служит добрым предзнаменованием. Кстати, девочки живут нашей же улице, только выше к шоссе. На место добрались быстро, минут за двадцать. Девчонки молодцы, не теряя времени расстелили подстилку, нарезали закусь, да еще и маг с собой захватили, все как надо. У Сашка была гитара, а как ему удалось вырваться, что он там наплел дражайшей — его секрет. Конечно, ему на костылях карабкаться было тяжеловато, были и другие неудобства, но он поддержал нашу тусовку на все сто! Проявил себя полноценным бойцом, морской волк, одним словом. Мы с Бобом долго мучились с костром и если б не он, процесс жарения мидий как раз бы занял всю ночь. Тогда бы другие удовольствия остались «до востребования». Когда мидии были готовы, по парам расселись за нашу скатерть-самобранку. Произвольный расклад выдался таким: Сашок+Люда, Боб+Света, Я+Инна. Начало было традиционным, как, наверное, бывает в таких случаях: тосты за прекрасную, волшебную ночь, за любовь с первого взгляда, за… ну и так далее. Потом Боб рассказал пару забавных историй из своей армейской службы, я их слышал не один раз, но девочки от восторга визжали. И опять пили, я почувствовал — начинаю плыть, а если так пойдет и дальше, это чревато повторением сценария прошлой ночи. Боб сообразил молниеносно, включил забойную музыку и вскричал голосом глашатая: «Танцуют все!» Сашок, естественно, мог танцевать только в горизонтальном положении, и Люда осталась из солидарности при нем, а мы четверо вскарабкались на огромный валун, у которого жарили мидии, и сбацали такой рок-н-ролл, что лишний кайф бесследно улетучился, от него осталась только самая малость, необходимая для поддержания соответствующего тонуса. Наконец наша бравая четверка распалась. Боб захватил надувной матрас и умотал со Светкой в одну сторону, я с Инной в другую.

Мы шли наугад, куда глаза глядят, и при свете полной луны наша парочка на этих диких склонах, наверное, выглядела довольно странно. Где-то вдали лаяли собаки, одиноко и жалобно блеял баран. Мы наткнулись на более-менее ровную площадочку под каким-то раскидистым кустом (кажется, это был шиповник) и решили там приземлиться. Описывать дальнейшее не имеет особого смысла, потому что каждый, кто пережил нечто подобное, прекрасно понимает (зачеркнуто), как трудно передать на бумаге ту гамму чувств, которая охватывает тебя в моменты душевной и физической близости с человеком, который тебе нравится и влечет. Правда, в самом начале у меня были определенные трудности — мы, наверное, все-таки скушали спиртного больше, чем следовало, что повлияло на потенцию, по крайней мере мою — и Инночка тонко почувствовала это. Она сказала: «Ты, зайка, мне только не мешай, и я сделаю все, что надо. Я ж ведь медик, хоть будущий, но уже кое-что знаю». Да, все наши подружки студентки медина. Не знаю уж, как там они преуспевают в учении, но в части секса большой толк понимают. Это и Боб с Сашиком подтвердили. Сашик потом сказал, что давно уже так не потел. А Боб вообще убил! Сказанул: «Я от Светки шалею и лучшей подруги мне не сыскать. Женюсь!» Во, оборотень, а еще вчера поддатенький ходил по тутошнему Бродвею и приставал к солидным дамам, гулявшим с дочками: «Мадам, вам хороший зять не требуется?» В основном от нас шарахались, но в одном случае отнеслись к предложению вполне серьезно, и Боб около получаса пробеседовал с весьма приятной дамой из Донецка и ее дочкой, по виду совсем еще подростком. О чем они говорили, я не в курсе, так как встал в очередь за хлебом, а Боб прокомментировать разговор отказался, туманно заметил, что выводы еще делать рано.

Я отклонился. Словом, все шло преотлично и, возможно, наша акция на природе продлилась бы до рассвета, но часа в четыре резко испортилась погода. Налетел ветер, вверху в горах загудело, загрохотало, словно кто-то ворочал, перекатывал там гигантские камни, и к тому же заморосил противный дождь. Пришлось спешно сматываться. А жаль, все было так бесподобно! Договорились с девочками сегодняшний вечер провести вместе и, если погода наладится, обязательно устроить ночное купание, разумеется, без одежд. Они сегодня ожидают приезд еще одной подружки и озабочены, что для нее не будет джигита. Мы успокоили — на днях приедет Джексон и проблема отпадет. Они заинтриговались: кто такой Джексон, не сам же штатовский Майкл? Мы ответили: нет, не тот, но в части мужских достоинств, полезных для женщины, ничем не уступает. Они так заинтригованы и остались. Интересно, что за подружка к ним подъедет, а вдруг еще похлеще, чем наши? Что ж, тогда нашему шефу, считай, повезло — не ждал, не гадал и принцессу оторвал… Хм, в рифму получилось. А по струменту для раскопок опять ни хрена, какой там струмент, какие подвиги, когда от мужской усталости нас мотало, как лист на ветру. Ничего, впереди еще вечер, соберемся: как говорится, не откладывай на послезавтра то, что можешь сделать уже завтра…

25 августа. В порядке разрядки перечитал дневник с первой странички: где-то с середины исчез выпендреж и просматривает солидность. Пишу после тяжелого похода, нет, на сей раз не на Поляну Любви. Провели акцию «Барбаросса» с фруктовым уклоном, короче, совершили набег на совхозные сады-виноградники на высоте тысяча метров над уровнем моря. А подбили нас на это новые знакомцы — москвичи. Впрочем, лучше все изложить по порядку.

На вчерашний вечер конкретных планов не было. Около семи подрулили девчонки и с ними новая подруга, та, которую ждали. Зовут Наташа. Яркая, редчайший бюст, темные оливковые глаза… В глазах бесенок — Джексон будет доволен. Спонтанно решили отметить это событие в «Конюшне» — так все называют здесь кафе «Симеиз» — очень заурядное заведение из стекла и железа, голубятней надстроенное поверх местной пельменной. «Конюшня» потому, что за день эта клетка прокаливается на солнце до неимоверности, несмотря на распахнутые окна. И даже к вечеру духота не спадает. А когда там, в зале, начинают танцевать, то от пота такое амбре, что… словом, понятно… Идти туда особого желания у нас не было, но девочки настояли — не хотелось спорить.

Вообще «Конюшня» скандальное заведение: другой раз там посидишь — и спокойно, а бывает, как заведется местная «мафия» из сосунков-подростков с кем-нибудь из близлежащих окрестностей выяснять, кто кого больше не уважает — считай, вечер испорчен. Все вокруг летит, свистит и кружится, ну, милиция, а результат… выдворяют всех, «Конюшню» — на запор.

Вот и у нас вчера так же получилось (зачеркнуто) Удалось посидеть чуть больше часа. Завели магнитофон, пошли танцы. Все шло нормально: пили «Мадеру», кофе, ели мороженое с орешками. Мы с Бобом поочередно приглашали наших дам, сначала одну пару, потом другую. Еще выручали ребята, сидевшие за соседним столиком. Их было четверо, перемолвились, оказалось, москвичи. Они тоже приглашали наших девочек, так что все были при деле. А потом они нам на стол еще выкатили пару бутылок вина, от нашего стола, как говорится, вашему. В конце концов столы мы сдвинули.

А потом в зале началась заваруха: местная шелупонь облепила одного из парней, который мирно танцевал со своей (а может, и не со своей) девушкой и стала теснить его, исподтишка тыкать локтями под ребра. Короче, золупаются — не унять. А парень-то из крутых оказался: он и на голову выше всех их, и в каждом кулаке по пуду, под формой-«афганкой» мышцы так и играют. Ну, достали они его, ну, и пошел он их месить. Как любил говаривать Озеров, «голы были на любой вкус» (зачеркнуто) Через пару минут посередине зала уже не дансинг, а Куликово поле. Один из орлов, бедненький, прямо на наш стол приземлился, три фужера башкой расколотил. Лежит — чуть дышит, кровавые сопли на скатерть. Подпархивает его подружка, такая же соплюшка лет пятнадцати, вздыхая, спрашивает: «Ну, что, козлик, допрыгался? Говорила же, больше не пей…» Подхватила, поволокла откачивать. Ну, а банкету, конечно, финита. Бармен вызвал милицию, закрыл бар, вырубил свет.

Пришлось забрать с собой, что не допили — не хватало дожидаться разборов.

Да, маленькое отступление: вчера в кафешке была одна девушка (зачеркнуто), сразу понравилась, с одного взгляда. Она пришла без спутника, хотя не исключено, что кого-то ждала. Я постоянно наблюдал за ней и пару раз мы встретились взглядом, и, мне показалось, что… впрочем, когда кажется — надо креститься. Инка засекла объект моего интереса, но сделала вид, что ей пофиг. Если б вечер так не скомкался, я бы наверняка пригласил незнакомку на танец, а там…

Из «Конюшни» вышли вместе с москвичами. Они предложили пойти на море и продолжить сабантуй там. У них с собой еще была гитара, пообещали квалифицированно поиграть и спеть. Возражений не возникло, и мы двинули. Уже по дороге познакомились подробней, мы назвали себя, они представились буквально так: Сережа Мамай, Вовчик Каратист, Миша Селиванов и просто Сережа. Спектр их жизненной деятельности оказался поразительно широк: Сережа Мамай работает в НИИ, Каратист — тренер одноименной секции, Миша поет в церковном хоре, а просто Сережа уже несколько лет находится в длительной командировке в непростой Голландии…

Время мы с ними провели чудесно. Просто Сережа и Миша действительно неплохо играли и уж совсем очаровательно пели. Особенно Миша, а песнь «По диким степям Забайкалья…» в его исполнении ну, просто шедевр — мороз по коже. Мне просто Сережа потом по секрету сказал, что Миша по вызову приезжал к нему в гости. В Амстердаме он занимался тем, что пел под гитару на улицах и из своей шляпы каждый день вынимал, в пересчете на зелененькие, не менее стольника. Вот так то! А мы за рабочий день и доллара не маем.

В самом конце, около трех ночи, устроили купание. Купались в адамоевиных костюмах, но все было прилично, никаких пошлостей. Уже на обратном пути они предложили составить им компанию в сборе урожая с совхозных плантаций. Сережа Мамай — любитель горных путешествий — как-то напоролся на эти сады в районе Понизовки (это в километрах шести от Симеиза) и убеждал, что они почти бесхозные, от персиков просто ломятся ветки, а за гроздьями винограда совсем не видно листьев. Мы соблазнились.

И вот сегодня с утра пошли. Да, операция не оказалась прогулкой. Туда, вверх, мы шли еще налегке, затаренные дюжиной бутылок с винчиком и легкой закусью. И еще у Миши была гитара, играл на привалах для поднятия духа. А дух стал иссякать довольно скоро. Особенно у девочек. С начала подъема не прошло и часу, а они уже скисли: «Ну, скоро там, ну, скоро придем?» Пришлось остановиться, передохнуть, ну и подкрепиться для бодрости. Подкрепились на свою голову. Захмелевшая враз Наташка стала капитально отставать, ее заносило. К тому же она, дура, пошла не по той тропке, что все, оступилась и, упав, подвернула ногу. Вовчик Каратист дергал, дергал ей кость, вроде и вправил ей вывих, но она все — не ходок. Пришлось ее волочь, по сути, на себе, ладно Сережа Мамай — гигант, мощен как Геракл, посадил ее на спину, и — вверх, как тяжелый танк.

Ну, все же добрались. Действительно сад, слов нет, от персиков в глазах рябит. И большие, с биллиардный шар! Хотели уже рвать, но кто-то заметил чуть поодаль шалаш-сторожку. Осторожно приблизились. У шалаша огромный пес лениво зевает, не залаял даже. Просто Сережа сказал, что это потому, что он его загипнотизировал, собаки, мол, обычно цапают тех, кто прячет от них взгляд и их боится. А когда смотришь им глаза в глаза, поджимают хвост. Кроме специально обученных. Не знаю, не пробовал, может и так. Еще к шалашу была прислонена берданка, а из него торчали кирзачи сорокагромадного размера. А перегаром несло! И храп до небес. Берданочку мы чуть припрятали, чтоб этот обалдуй сторож, если вдруг вскочит и нас заметит с похмелюги, по нам, халявщикам, палить не вздумал. А то от пьяной ретивости наделает делов.

Мы сначала девочек оставили в засаде и стали собирать урожай мужским составом, но процесс шел медленно. Посмотрели, посмотрели они, как мы мучаемся, и говорят: «Идите лучше вы на атас, а мы покажем, как это делается». И показали! Я засекал — восемь минут и кошелки доверху.

Поворачиваем затем к винограднику, а там на меже мужик молодой бородатый в тельняшке стоит, мнется. Он все видел, но настроен на удивление мирно.

«А что, ребята, выпить есть?» — спрашивает. «Ну есть, — отвечаем, — в чем дело?» «Да я сторож этого виноградника, вон сторожка (кивнул на пригорок), пойдемте маленько вмажем, и виноград хоть весь забирайте, ну, сколько унесете».

Ну, пошли мы к нему, оказалось, свой брат, студент-заочник, сезонно подрабатывает. Посидели мы с ним, выпили, попели песен, загрузились и назад собираться. А Славик — сторож нам на прощанье: «Наперед знайте — сюда, в сады Семирамиды, вход два пузыря с носа. Захотите витаминчиков, никаких вопросов — затаривайтесь и сюда! Здесь без градусов со скуки подохнуть можно»… Словом, если человек хороший, так он и есть хороший — ничего не скажешь…

Назад спускались, шутили: «Нам, сколько набрали, не съесть, пропадет зря. Пойдем на базар сдадим недорого — будет на мелкие расходы». А просто Серж урезонил: «Да вам бабки-торговки там вмиг все волосы повыдергивают, за то что цену сбиваете. У них свои понятия о рынке и такую конкуренцию они в гробу видали…» Ну, дошли нормально, но задрючились вдрызг.

Сейчас Боб с Сашком гоняют на кухне чаи, а я (зачеркнуто). Надоело писать, пойду к ним.

И еще одно отступление. Сегодня ходил на почту отправлять посылку старикам со сладким луком. Прихожу, а там ОНА, та, что была в кафе. Стояла впереди, тоже посылку сдавала. Я туда-сюда верчусь, стараюсь обратить на себя внимание; но, видно, был неоригинален, так как пристального внимания не удостоился. Не может быть, чтоб она меня не запомнила! Но кое-что выжать из ситуации все-таки удалось, сделать, так сказать, полшага вперед. Во-первых, я успел засечь адрес отправления и оказалось (надо же!) наш град Даугавпилс. И второе, когда она уже уходила, я успел вдогонку задать топорный вопрос: «Девушка, а как вас зовут?» В ответ взгляд зеленых глаз и: «Жанна, а что?»

Увы, «а что» я еще не придумал, а подошла очередь сдавать посылку. От Джексона никаких вестей, и мне уже кажется…

…Брезжил рассвет. Как ни в чем не бывало, в дымящем пожарищами городе заголосили петухи. Оживление во дворце не спадало, никто не сомкнул глаз. Савмак выглядел бодро и даже изредка шутил с приближенными; из отрывочных слухов он знал, что восстание в Пантикапее прошло успешно, но ждал более точных сведений. Ожидание тяготило его, но он с искусством актера скрывал свое нетерпение, хотя сердце, бившееся мощно и радостно, готово было вырваться из груди.

С шумом распахнулась дверь, и в зал вошли двое. Первым был Зеттар, за ним чуть живой ковылял старый Улифас. Вид его страшен: голова рассечена ударом вскользь, часть уха отрублена, а лицо и шея залиты спекшейся кровью. Руки тоже по локоть были в крови, но крови чужой. Даже видавший виды Савмак, идя навстречу вошедшим, невольно вздрогнул, остановился.

— Говорите… — коротко бросил он, сохраняя твердость в голосе.

— Наши обидчики… — начал старик и смолк. Было видно, что говорить ему стоит огромных усилий. — …Мы с ними рассчитались сполна… сегодня… а сейчас…

Старик криво осклабился и Савмак вдруг увидел, что у этого ходячего страшилища нет еще и одного глаза. А тот перевел дыхание и продолжал:

— А сейчас их трупы жрут голодные псы… на городских улицах, на свалках… Только что я сам порешил жену и детей своего бывшего хозяина. Жаль, что не прикончил самого… до меня кто-то…

— Зачем же детей? — спросил Савмак с неодобрением.

— Что? Добренький?! — единственное око старика готово было вылезти из глазницы. — А ты забыл, как он собаками затравил моего сына за кусок хлеба. За маленький кусочек хлеба. А?! Как я его молил о пощаде, а он только смеялся. Смеялся и науськивал зверей…

Савмак остановил его жестом:

— Ты прав, он твой. Но где же Румейдор, я жду, я хочу обнять его.

Улифас и египтянин понурили головы.

— Он погиб, преследуя Диофанта, — скорбно промолвил немногословный Зеттар.

— А где Диофант, где этот Митридатовский палач? — вскричал Савмак.

— Ушел с личной охраной на последнем херсонесском корабле, — в голосе египтянина звучали вина и досада. — Но больше не ушел никто.

— Да, да, — добавил старик, видя, что Савмак сильно огорчился, — остальные разбиты и схвачены.

— Лучше б ушли все остальные, но Диофант был бы здесь. Живой или мертвый… — Савмак по-сыновьи обнял старика. — От этого человека звезды предрекают нам неминуемую погибель.

— Пусть, — старик упрямо насупился. — Все, что будет, все потом, а сегодня они будут расплачиваться с нами своими жизнями.

Около дворца стала собираться возбужденная толпа победивших рабов, она гудела, как улей.

Старик отступил от Савмака и упал на колени:

— Царь, выйди к своему народу.

— Встань, Улифас. Что ты несешь, ты в своем ли уме? — Савмак попытался его поднять, но тот решительно воспротивился:

— Савмак! Ты знаешь всех, кто стоял во главе восстания, кто зажег факел нашей победы, посуди сам: Румейдор погиб, я стар, немощен и уже ни на что не гожусь, Зеттара мало кто знает. Остается тебе стать царем. Стань им ради них! — Старик показал рукой на толпу. — К тому же я уже распустил слухи о том, что ты внебрачный сын Перисада.

— Зачем эта нелепица? — изумился Савмак.

— Так надо, — последовал ответ. — Народ верит в это и не стоит его разубеждать для пользы дела.

Савмак осмотрелся вокруг, присутствовавшие в зале одобрительно закивали.

— Тяжелую ношу ты хочешь на меня взвалить, — вздохнул Савмак, поправляя волосы и одежду, — но выбора не остается. Что ж, пойдем к народу.

Усталые, но ликующие люди плотной стеной обступили ступени дворца, на которых еще не успела остыть кровь. Появление Савмака со свитой они встретили восторженным ревом.

— Царь! Царь! Это наш царь, царь рабов!

— Нет, не царь рабов, а царь свободных! — возвестил Савмак громовым голосом, когда народ чуть приутих. — В нашем царстве больше не будет рабов. Вы все свободны и я ваш царь Савмак Боспорский, царь вольного люда. Сегодня обмывайте раны, оплакивайте погибших и празднуйте победу, а завтра я созову вас и скажу, что делать. А теперь не теряйте времени и ступайте по домам.

Народ начал потихоньку расходиться.

— Царь! Пустите меня к царю! Пустите, он должен меня выслушать! — к ступеням дворца продиралась сквозь толпу тощая, косматая, вся в рваных отрепьях, старуха. Ее черные, как уголь, глаза на сморщенном безобразном лице горели решимостью. Толпа остановилась. Савмак повернулся к ней и спросил:

— Кто кричал меня? Ты, женщина? Что ты хочешь сказать, я слушаю тебя.

Старуха, наконец пробравшись к нему, упала в ноги, обхватив сандалии.

— О, царь, я уже не женщина, а живой прах, который еще носит земля. Помоги! Помоги не мне, а спаси моих трех сыновей. Их вчера продали в Херсонес работать в кузнице. Спаси их, а я умру за тебя!

Савмак оглядел толпу, тысячи глаз взирали на него с интересом и ожиданием. «Надо бы вскрыть казну и отсчитать ей монет на выкуп, — подумал он, — но толпа ждет решения сейчас и от того, какое это будет решение, зависит многое». И решение пришло само собой.

— Женщина, встань! — сказал он, и старуха приподнялась с колен. — Через два дня в Херсонес мы пошлем корабль с послами, ты поедешь с ними. Вот тебе камень, освободи своих детей.

Савмак разжал пальцы и протянул старухе диадему Перисада:

— Она стоит очень много, хватит выкупить и твоих сыновей, и еще два десятка молодых рабов. Привезешь всех сюда. А теперь иди, мне надо еще о многом подумать…

Толпа взорвалась бурей одобрения и хвалы. С этой минуты Савмак стал их подлинным царем.