Кельтская загадка

Глава семнадцатая Кто призывает звёзды?

— Вы, юная леди, оправляйтесь в свою комнату, — кричал Роб. — Оставайтесь там, пока я не разрешу выйти. И больше никогда, ни в коем случае не встречайтесь с этим типом!

Дженнифер, наверно, уже рассказала отцу о своем кавалере, подумала я.

— Но сейчас музыкальный фестиваль, — надулась Дженнифер.

— Да пусть хоть второе пришествие, — сказал Роб. — Ты находишься под домашним арестом. Ясно? — А ты? — обратил он ко мне багровое от гнева лицо, когда Дженнифер затопала по коридору в нашу комнату. — Пособничала и помогала ей? Поощряла встречи с этим Гилхули? Я ведь оставил ее на твое попечение.

— Ты не оставлял ее на мое попечение, — ответила я. — И я не пособничала. Удивилась не меньше тебя, когда узнала. Да, узнала на несколько дней раньше тебя, но потому, что обращала на нее внимание. А вот ты совсем забыл об отцовской ответственности. И не думаю, что криком можно что-то изменить.

— А чем можно? — выкрикнул Роб. Он совершенно не владел собой. Мне пришло в голову, что из-за стресса и ирландской еды его может хватить удар. Однако я не могла остановиться.

— Дженнифер разумная девушка. Она сама все понимает.

— Что, если уже слишком поздно?

Поздно? Поздно для чего?

— О, Господи, Роб. Не будь такой дрянью.

Я, топая, вышла из гостиницы. Правда, чувствовала себя виноватой. Но все равно думала, что он в этой ситуации ведет себя неправильно. Походила по городу, ведя воображаемые разговоры с ним и с ней и стараясь успокоиться. По пути мне встретились почти все, кого я знала в городе: Конал, вышедший из тюрьмы и по-прежнему пьяный; Этне с Фионуалой — мне было приятно узнать, что Фионуала уговорила старшую сестру выбраться в город; Падди Гилхули, он, похоже, не особенно беспокоился из-за исчезновения своей юной подружки. Не видела только Бреты. Остальных я старательно избегала, настроения разговаривать у меня не было. Нужно было подумать, что делать.

В конце концов, пребывая в дурном настроении, я решила пойти на музыкальный фестиваль, понравится мне он или нет, просто назло Робу. Решила, что если постараюсь, то смогу забыть обо всем этом. И я ходила по улицам, пока, услышав музыку, которая мне нравилась, — традиционные кельтские джиги и рилы, — не вошла в бар.

В переполненном баре было очень дымно и шумно. Посетители в большинстве своем были дружелюбные люди, пришедшие в субботний вечер в местную пивную. Молодежь толпилась у стойки, передавала кружки темного и светлого пива всем в зале. Большинство людей пришло парами, но там была небольшая группа женщин и толпа молодых людей в другом конце зала; украдкой поглядывающих на них. На какой-то жуткий миг мне показалось, будто я вижу Роба и Медб, что совершенно испортило бы для меня это место, но когда я снова взглянула в ту сторону, их не было видно.

В одном углу сидели две старушки, улыбаясь толпе. Они были крепкой породы, обе в сером, у одной седые волосы были схвачены сзади заколкой, у другой прикрыты шарфиком. Время от времени бармен, мужчина с громким дружелюбным голосом, обращался к ним: «Дорогие, еще по одной?», — старушки улыбались и кивали. Тут он отправлял кого-нибудь из рослых молодых людей к их столику с выпивкой.

В другом конце комнаты, за большим, низким столом, где в беспорядке стояли стаканчики, пустые и полные, и несколько заполненных окурками пепельниц, сидели четыре музыканта: женщина с волосами цвета воронова крыла, в черной блузке без рукавов и черных брюках, игравшая на гармонике; блондинка, небрежно одетая в майку и джинсы, с бодраном — кельтским барабаном; еще одна коротко стриженная женщина в джинсах и свитере, скрипачка; и руководитель группы, мужчина, тоже в джинсах и шерстяном свитере, игравший на флейте. Он объявлял мелодии, которые они собирались играть, по крайней мере, пытался, из-за шума в баре расслышать его могли только сидевшие поблизости, и отбивал ногой ритм по деревянному полу.

Те посетители, которые хотели слышать музыку, толпились в несколько рядов большим полукругом вокруг стола, первый ряд сидел на низких скамейках. Я стояла неподалеку от этой воодушевленной музыкой группы, когда музыканты начали играть. Первым номером была баллада в исполнении брюнетки, песня, которую, казалось, знали все, кроме меня. Голос ее был чистым, благозвучным, припев разносился над толпой, кое-кто негромко подпевал.

Через несколько минут музыканты перешли на джигу под оглушительные аплодисменты толпы, потом на рил, потом на другую джигу. Музыка становилась все быстрее и быстрее, скрипачка склонилась к инструменту, лицо ее было сосредоточенным, бодран задавал завораживающий ритм, гармоника жаловалась, ноты флейты взмывали, толпа раскачивалась, колено руководителя ходило вверх-вниз, словно поршень.

Потом в спину мне уперлось что-то твердое, хриплый голос прошептал: «Идемте со мной, иначе выстрелю». Я почувствовала, как меня вытаскивают из толпы, выталкивают в коридор, потом в выходящую в переулок дверь. Не успела я понять, что происходит, или хотя бы повернуть голову, как мне ко рту прижали тряпку, и мир почернел.

Я проснулась, или, скорее, пришла в сознание, в каком-то месте, где не было ни света, ни звука. Может быть, смерть бывает такой, подумала я, ни облаков или крыльев, ни жемчужных ворот, а с другой стороны — ни огней, ни серных дымов ада. Просто вечное небытие. С сожалением подумала обо всем, чего не сделала и не сказала, и задалась вопросом, может ли быть еще один шанс, отсрочка. Смутно подумала, нет ли где-нибудь поблизости Эмина Бирна, наоборот, жалеющего, что высказал некоторые мысли.

Однако постепенно небытие превратилось в холодную, твердую поверхность, запах сырости, позывы к тошноте, мерцание ночного неба вверху и рев ветра за пределами моей тюрьмы. А потом поблизости раздался стон.

— Роб? — воскликнула я. — Роб, это ты?

Я поднялась на четвереньки и стала шарить рукой в той стороне, где послышался этот звук. Нашла Роба в нескольких футах. Он еще не совсем очнулся, но приходил в себя. Я нашла его руку и держала ее.

— Кто здесь? — хрипло спросил он, внезапно придя в чувство.

— Я, Роб. Ты со мной.

Минуты две он молчал, и я подумала, что он снова потерял сознание.

— Представляешь, где мы? — спросил он наконец.

— Нет, — ответила я.

Роб медленно сел и застонал снова.

— Припоминаю, — заговорил он. — Бар, музыка, и ты исчезаешь в заднем коридоре: я увидел тебя лишь мельком. Это показалось странным, и я решил пойти посмотреть. И дошел только до задней двери. Наверно, их было двое. Тяжело думать, что со мной справился всего один. Должно быть, основательно потерял форму. Все дело в работе за письменным столом, которую мне поручали дома. Не иначе. Не думаешь, что это сказывается возраст, а? Видимо, это был эфир или что-то подобное, если я правильно понял за ту долю секунды, что оставалась до потери сознания. И если эта отвратительная тошнота может служить симптомом. Примитивно, но эффективно. Я сразу отключился. Должно быть, этот человек сперва лишил сознания тебя, а потом набросился на меня из-за двери. Я ничего не заметил. Определенно потерял форму.

— Очень мило, что ты пошел за мной, — сказала я, когда этот монолог окончился.

— Мы, полицейские, этим и занимаемся. Останавливаем преступления, спасаем женщин в беде и все такое. Правда, в данном случае со своей задачей я не справился.

— Ты случайно не видел, кто выталкивал меня из двери? — спросила я.

— Нет, к сожалению. Видел только верхнюю часть твоей головы и чей-то затылок, но видно было плохо.

— Мужчина это был или женщина?

— Не разобрал. А ты? Определила что-нибудь по голосу?

— Нет, но голос был явно изменен, из чего следует, что я, видимо, знаю этого человека.

— Мммм, — протянул Роб. Я услышала, как он пошевелился, потом щелкнул зажигалкой, вспыхнул огонек.

— Вот видишь! — сказал он. — Курение имеет свои достоинства. Я замечал, что ты его не одобряешь, не думай.

Мы встали, и Роб повел вокруг крохотным огоньком, оглядывая нашу тюрьму. Мы находились в каком-то круглом строении около десяти футов в диаметре. Каменные стены, поднимаясь, загибались внутрь, к маленькому отверстию футах в двенадцати над землей. Там была маленькая дверь с металлическими полосами, и Роб с силой налег на нее. Она не подалась. Он погасил зажигалку.

— Нужно поберечь горючее, — сказал он, — пока буду думать.

— При таких загибающихся стенах будет невозможно взобраться, чтобы попробовать расширить отверстие вверху, — негромко заговорил Роб в темноте. — Для этого нужно быть пауком или мухой. Может, ты смогла бы встать мне на плечи, попробовать столкнуть несколько верхних камней. Но, — вздохнул он, — туда нам не подняться. Может, мне встать возле стены и подтолкнуть тебя? Пожалуй, не стоит, — сказал он с безнадежностью в голосе.

Я была склонна согласиться с ним.

— У меня к тебе вопрос, — сказал он через несколько минут, — это у меня первая возможность побыть наедине с тобой с тех пор, как мы сели в самолет.

А чья это вина, подумала я, что ты проводишь столько времени со своей ненаглядной гардой?

— Спрашивай.

— Ты в самом деле думаешь, что я дрянь и — как там ты еще обзывала меня — олух?

Надо же, мужское эго.

— Нет, — ответила я. — Ну, может, изредка. Если б только ты мог быть помягче с Дженнифер.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаешь, сейчас подходящее время для обсуждения этого? — вздохнула я.

— А почему нет? Делать здесь больше нечего, так ведь?

— Хорошо. Тогда на твоем месте я смирилась бы с тем, что она будет становиться старше и у нее будут кавалеры. Соберись с духом, у нее будет секс. Почему бы тебе, вместо того чтобы отпугивать парней, что, откровенно говоря, видимо, приводит к противоположному твоим намерениям результату, не поговорить с ней о таких практических вещах, как противозачаточные меры, венерические заболевания и прочее.

— Это дело матери, — ответил он.

Меня подмывало сказать, что, поскольку матери у нее нет, эту роль он должен взять на себя. Но он, разумеется, сам это знал, старался как можно лучше воспитать Дженнифер, и получилось у него отнюдь не плохо.

— Знаешь, я не такой уж динозавр, как ты думаешь. Я знаю, что она не вступит в брак со своей первой школьной любовью, как это сделал я.

«Конечно, раз ты не позволяешь ей иметь школьную любовь», — хотела сказать я, но промолчала.

— Ничего не говори, — приказал Роб. — Даже в темноте я точно знаю, какое сейчас у тебя выражение лица. Но я никак не думаю, что этот Гилхули может быть хорошим началом, — продолжал он. — По сравнению со своими подругами Дженнифер слегка незрелая. Я имею в виду — сколько ему лет? В отцы ей годится? Он моложе меня от силы лет на десять. — Сделал паузу. — Ладно, может, не на десять, а больше, но ты понимаешь, о чем я.

— Ты говоришь, что Гилхули слишком стар для нее, и ты прав, — сказала я. Как ни скучен мужчина средних лет, беспокоящийся о своем возрасте, этот разговор неожиданно показался мне интересным. Может быть, подумала я, с этой драмой из-за Дженнифер и ее великовозрастного кавалера я пропустила что-то очень важное? Сколько может быть лет пропавшему ребенку? Потому что тут, должно быть, замешан этот ребенок. Мать, отец, сестра отца, дедушки и бабушки уже мертвы. Этне сказала, ее родители состояли в браке тридцать четыре года. Бирн перед этим около года провел в море. Значит, ребенку его сестры должно быть не меньше тридцати шести лет, может, и больше. От тридцати шести до сорока. Может Падриг быть этим пропавшим ребенком? Не исключено. Эмин Бирн, наверно, возражал бы против того, чтобы его дочь сошлась с сыном его сестры, не одобрил бы кровосмешения. Но, может, он не знал. Не знал, видимо, и о Дейрдре. Семейная вражда означает, что их члены не могли быть близко знакомы. Они жили в разных городах. Возможно ли, подумала я, что этот ребенок жив и разыскал семью Бирнов?

— И я не хочу, чтобы она страдала, — услышала я слова Роба. — Признай, что эти отношения напоминают курортный роман.

Я снова обратила внимание на то, что Роб говорит. Если он думал, что я слишком ослабела и буду соглашаться с ним во всем, то жестоко ошибался.

— А ты, надо полагать, подаешь ей хороший пример в этом? Алекс помалкивает о том, когда его сосед по комнате приходит и уходит, но Дженнифер прекрасно знает, что ты уходишь потихоньку ночью и возвращаешься чуть свет. И не верит отговоркам о полицейских делах!

— Напрасно ты это сказала, — вздохнул он. — Я знаю. Ты говоришь, что я подонок и плохой отец.

Слышать его слова в темноте было жутко.

— Извини, — сказала я. — Говорить этого не следовало. Я не думаю, что ты плохой отец или подонок. Но обрати внимание на Дженнифер. Она красивая девушка, очень разумная. Можешь поставить это себе в заслугу. Что до Медб, она тоже производит впечатление умной и приятной особы. — Похвала, конечно, слабая, но на лучшую я не была способна. — Насколько я понимаю, отношения у вас очень серьезные, — добавила я.

— Ошибаешься, — спокойно сказал он. Я ждала. — Причины две. Она не вдова. Ее муж жив. До самого последнего времени в Ирландии не было развода, поэтому ради приличия она называет себя вдовой. Он живет в Белфасте.

— Так, может быть, она теперь получит развод.

— По-моему, в этом вопросе у нее твердого мнения нет — то ли она не одобряет развода, то ли сохранила к мужу какие-то чувства.

О Господи, подумала я. С минуту мы оба осмысливали это.

— А другая причина?

Роб вздохнул.

— Вторая в том, что я сам не знаю, где лежит мое сердце, но не думаю, что здесь.

Фраза показалась мне странной, но я поняла выраженные в ней чувства.

— А этот щеголь-адвокат? — произнес в темноте Роб.

— Тоже не думаю, — ответила я.

— Причины?

— Во-первых, не думаю, что я его тип, во-вторых, не знаю, где лежит мое сердце.

— Ммм, — протянул Роб. Мы посидели молча несколько минут. — Я давно собирался кое о чем тебя попросить, — неожиданно заговорил он. — Можешь отказаться. Но я думал, согласишься ли ты стать законной опекуншей Дженнифер, случись что со мной. Дедушка и бабушка слишком немощны для этого. Ты единственная, кому бы я мог доверить ее. Ей восемнадцать, так что опекать ее почти не нужно, но, думаю, она еще будет какое-то время нуждаться в каком-то руководстве. Подумай. Я ведь полицейский, так что вероятность, что такая необходимость возникнет, выше средней.

— Мне об этом думать не нужно, — ответила я. — Будь у меня дочь, а я, признаюсь, в последнее время хотела этого больше, чем раньше, то я была б очень рада, если б она походила на Дженнифер. Так что я согласна. Однако ты понимаешь, что, если я стану твоей заменой, тебе придется прекратить сопровождать меня в таких рискованных ситуациях.

— Ты права, больше не буду, — усмехнулся он.

— Как, по-твоему, что должно произойти здесь? Ответь честно, — спросила я.

— Ты уверена, что хочешь знать?

— Да.

— Думаю, что этот человек либо бросит нас гнить здесь, либо вернется, чтобы прикончить.

— Чудесно, — сказала я. — Извини, что спросила.

Мы посидели, обдумывая эту замечательную перспективу.

— Как полагаешь, где мы находимся? — спросил Роб. — По-прежнему на Дингле?

— Да, — ответила я.

— На севере? На западе?

— По-моему, в южной стороне.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что мы находимся в клохане, — ответила я. — Большая часть их расположена там.

— Где-где?

— В клохане. Похожей на улей постройке. Здесь, на склонах горы Игл, их сотни, большая часть их превратилась в развалины, но некоторые хорошо сохранились. Я видела их, когда мы с Малахи, Кевином и Дженнифер поехали искать указания. Щелкни зажигалкой и посмотри: представь, что находишься в улье. Видишь, камни уложены так, что стены загибаются вверх. Такая кладка называется ступенчатой. Прямо-таки произведение искусства. Эти домики-ульи построены в первые годы христианства, может быть даже раньше. Монахи жили в них отшельниками, набирались знаний и молились. Иногда клоханы строили группами возле церкви. Иногда в них жили обычные люди, а не священники, иногда они играли роль укреплений. Этот клохан больше и выше, чем большинство остальных. Кажется, я где-то читала, что обычно они бывали всего около четырех футов высотой, но этот гораздо выше — должно быть, он представлял собой дом, а не монашескую келью.

— Очень интересно, — сказал Роб. — Можем мы придумать какой-то способ выбраться из этого клохана?

— Нет, — ответила я. Ненадолго задумалась. — Дай-ка зажигалку!

И стала водить крохотным огоньком вдоль стен, ища то, что мне отчаянно хотелось найти. Стены состояли из рядов тщательно уложенных друг на друга камней; там, где необходимо, пространства между ними заполняли крохотные камешки. На первых нескольких футах стены наклонялись внутрь едва заметно, но выше было видно, что каждый ряд выступает над другим, и стены вверху загибались к отверстию примерно шести дюймов в диаметре.

— Думаю, здесь должно быть подземелье, — сказала я.

— Ну и что из этого? — с легким раздражением спросил Роб.

— А вот что. Иногда подземелье использовалось для хранения продуктов. Но иногда оно представляло собой путь спасения. На эти берега часто делали налеты викинги, и людям нужен был тайный выход из домов, если внезапно появлялись викинги, пираты или кто-то еще. Если мне память не изменяет, викингов особенно интересовали церковные сокровища, украшенные драгоценными камнями манускрипты и прочие подобные вещи. Поэтому люди строили низкие, узкие, извилистые туннели, в них было легче защищаться от преследователей, туннели выходили на поверхность в нескольких ярдах от дома. Если к двери приближался мародер, люди уходили через туннели. Взгляни сюда, — сказала я, поднося огонек к стене. — Видишь, камни здесь уложены по-другому. Некоторые расположены вертикально, а не горизонтально, как притолока над дверью. И видишь, камни уложены не так правильно. Может, это заложенный впоследствии подземный ход! Роб смотрел с любопытством.

— Сухая кладка, — сказал он. — Без цемента, без ничего. Одни только камни. Разобрать стену должно быть сравнительно легко. Давай займемся этим! Свети, а я начну.

Сперва разбирать плотно уложенные камни было трудно, но через несколько минут Роб проделал в стене небольшое отверстие. Протянул руку за зажигалкой, просунул ее внутрь и стал вглядываться. Я затаила дыхание. Там вполне могла оказаться кладовая. Я едва смела надеяться.

— По-моему, это туннель, — сказал наконец Роб. — Кто бы мог подумать, что твои занятия историей окажутся так полезны.

От облегчения я чуть не всхлипнула.

Через несколько минут мы вытащили достаточно камней, чтобы пролезть туда.

— Полезай первой, — сказал Роб. — Я буду защищать тыл на тот случай, если кто-то появится.

Я проползла несколько футов. Было сыро, холодно, и я ничего не видела впереди. Роб отдал мне зажигалку, и я полезла в туннель. Через несколько футов смогла встать, хотя приходилось сгибаться. Туннель слегка изменил направление, потом сузился, через несколько ярдов мне пришлось встать на четвереньки и ползти снова. Когда я добралась до конца, то лежала на животе и отталкивалась локтями.

Выход был загорожен большим камнем. Я нажала на него изо всех сил. Камень чуть шатнулся, но не подался.

— Небольшая проблема, — сказала я Робу, находившемуся в нескольких футах позади. И поднесла огонек зажигалки к камню.

— Ммм, — согласился Роберт. — Будем толкать вместе.

И подполз ко мне.

— Повернись на бок, — сказал он. — Мне нужно побольше пространства.

Мы лежали носом к носу и бедром к бедру. Я ощущала на лице его дыхание. И думала только о том, что, если за нами придут наши похитители, у нас не будет возможности маневра. Роб, мужчина, видел это по-другому.

— Отлично, правда? — сказал он. Я знала, что он усмехается в темноте. И свирепо посмотрела на него, хоть он и не мог этого видеть.

— Раз, два, три, взяли! — сказал он. Мы оба изо всех сил нажали на камень. Он слегка зашатался.

— Еще раз! — скомандовал Роб. Мы нажали еще раз, потом еще. Камень зашатался, потом опрокинулся и откатился от туннеля. Роб вытолкнул меня наружу первой, и мы оказались на свободе.