— Я думала, — произнесла я. Для меня это было облегчением, я имею в виду возможность снова думать после двух дней хождения в каком-то дрожащем, бессмысленном тумане, неспособной даже на самое легкое умственное усилие, Я все еще чувствовала себя слабой, словно после серьезной передозировки кофеина или адреналина, и подскакивала при каждом громком звуке. Однако наконец я начинала приходить в себя, шок от обнаружения Джона Херлихи постепенно проходил. Роб же, в отличие от меня, как будто не был склонен к легкой умственной деятельности.
— Почему я думаю, что это приведет к затруднениям? — проворчал он, ставя перед нами две пенистые кружки килкенийского крим-эля[7] на покрытый стеклом столик в баре гостиницы, где мы все остановились. — Не забывай, что мы здесь на отдыхе.
— Знаю, — ответила я и подумала, что из-за злополучной смерти Джона Херлихи это не совсем тот отдых, какого мне хотелось. — Но мы приехали сюда, чтобы составить Алексу компанию, и это касается Алекса. Мне казалось, — продолжала я, пока Роб не мог меня остановить, — что будет забавно поискать сокровище, ту драгоценную вещь, о которой говорил Эмин Бирн.
Роб скорчил гримасу.
— Плохая идея.
— Почему? — спросила я.
— У тебя короткая память, — ответил он. — Видимо, сказывается шок, хотя, может, причиной этому приближение среднего возраста. Джон Херлихи. Мертв. Причина смерти все еще устанавливается.
— Но он упал, — сказала я. — Пьяный в стельку, если хочешь знать мое мнение.
— Думаешь, он был пьяницей?
— Я случайно услышала, как Безутешная Дейрдре назвала Херлихи закоренелым пропойцей.
— Прав я, полагая, что ты не имеешь в виду Дейрдре из неоконченной пьесы Д.М. Синга под тем же названием?
— Я имею в виду Дейрдре, мрачного вида служанку, — ответила я, — и не пытайся сбить меня с толку своей эрудицией.
Хотя я знала Роба уже несколько лет, он всякий раз поражал меня подобными замечаниями. Понимаю, что повинна в грубом, несправедливом обобщении, думая, что полицейские не читают таких драматургов, как Джон Миллингтон Синг, особенно когда оказывается, что единственный полицейский, которого я знаю хорошо, читает их.
— Значит, предполагаешь, что он свалился с утеса спьяну, так? — спросил Роб. Тон его говорил, что мне предстоит выслушать небольшую лекцию. — Знаешь, таких предположений строить нельзя, — продолжал он, уходя с головой в эту тему. — Случаи смерти нужно тщательно расследовать. Случайно он упал, или существуют какие-то улики, свидетельствующие, что его толкнули, или он сам бросился вниз? Следы ног, признаки борьбы, ушибы на теле и все такое.
— Кажется, ты сказал, что мы здесь на отдыхе, — перебила я.
Роб засмеялся:
— Трудно выйти из рабочей колеи, так ведь?
— Для меня нетрудно, — беспечно ответила я.
— Значит, ты не разглядывала мебель в доме Бирна, не думала, что могла бы купить несколько вещей, если они в связи с его смертью попадут на аукцион?
— Нет.
— Разве ты не говорила, что он своего рода коллекционер? Не думала, что кое-каким вещам из его коллекции неплохо бы оказаться в твоем магазине?
— Вовсе нет, — ответила я. — Оружие на красном бархате совсем не в духе «Гринхальг и Макклинток».
Хотя от нескольких карт не отказалась бы, тайком подумала я.
Роб посмотрел на меня с недоверием.
— И ты ни разу не побеспокоилась о магазине, пока мы здесь? Я видел, как ты смотрела на телефоны в Шеннонском аэропорту, когда мы сошли с самолета.
— Нисколько не беспокоилась, — ответила я. Это было явной ложью, и мы оба это знали. Я действительно поглядывала на телефоны в аэропорту. Однако понимала, что дома сейчас ночь, и сумела сдержаться.
Обычно в магазине всегда бывают два человека — один сидит за кассой, другой занимается покупателями. Когда я уезжаю закупать товар, с Сарой в магазине остается Алекс; когда она на отдыхе, в магазине Алекс и я, и так далее. Но когда мы вдвоем в отъезде, Сара остается одна, она чародейка в деловом и финансовом отношении, однако слегка нервничает, общаясь с покупателями. Какое-то время я не знала, как быть: позаботиться об Алексе или о магазине.
В конце концов я попросила Клайва Свейна, своего бывшего мужа, в высшей степени бестактно открывшего антикварный магазин прямо напротив «Гринхальг и Макклинток», приглядывать за нашим магазином и помогать Саре, если в том возникнет нужда. Разумеется, это очень походило на обращение Кастера к Бешеному Коню с просьбой замещать его, пока он сходит поразвлечься,[8] но Клайв, подлец, бросил вторую жену и тайком от меня сошелся с моей лучшей подругой Мойрой, весьма успешной предпринимательницей. Мойра, рассудила я, не настолько далеко зашла в увлечении Клайвом, чтобы позволить ему разорить мой магазин. Я очень устала, стараясь не думать об этом слишком много.
Мы с Робом несколько минут молча потягивали пиво. Я сидела, наслаждаясь обстановкой бара, прозаично названного «Приютом охотников», огнем в камине, слегка потертыми диванами и креслами, обитыми тканью в золотисто-красно-зеленую полоску, темно-зелеными стенами с гравюрами с изображением английских охотничьих сцен и довольно дорогой, хотя и не в моем вкусе, висящей над каминной полкой картиной, где свора собак атаковала оленя. Я знала, что последует дальше, и точно, Роб театрально вздохнул.
— Ладно, итак, после двадцати пяти лет службы в полиции я оказываюсь беспомощным. Почему ты так уверена, что этот Херлихи упал с утеса случайно?
— Было очень скользко. Уж я-то знаю. Сама не очень-то пристойно покатилась кубарем вниз по холму. Алекс тебе не рассказывал?
— Рассказал. Правда, очень тактично. Ни словом не обмолвился о непристойности.
— Уверяю тебя, это было очень неприлично. Хорошо, что упала в грязь и мокрую траву. Испачкала одежду, но не ушиблась. Склон был не особенно крутым, и внизу не оказалось камней. Однако несколько ярдов в ту или другую сторону, и со мной случилось бы то же, что с Херлихи. А ведь я выпила всего глоток виски. А Херлихи, как я уже говорила, не только имел репутацию горького пьяницы, если можно полагаться на замечание Дейрдре, но я и сама видела, как он то и дело выходил на несколько секунд из комнаты. Мне было совершенно ясно, что он прикладывался к бутылке.
— Может, он выходил проверить, заперта дверь или нет, или у него были проблемы с мочевым пузырем, или не хотел, чтобы другие видели его горе, — заметил Роб.
— Не думаю. Его ботинки скрипели, и он останавливался, сделав несколько шагов, примерно возле буфета в коридоре, где я заметила несколько бутылок. Потом выпил еще, побольше, когда не то Твидлдум, не то Твидлди сказал, сколько он получит по завещанию. Кстати, ему должно было достаться около пятнадцати тысяч ирландских фунтов, сейчас это больше двадцати пяти тысяч долларов. Поэтому самоубийство исключается. С какой стати кончать с собой в тот день, когда тебе привалили деньги? Когда мы с Алексом пошли к машине, он снова пил возле буфета в коридоре. Просто чудо, что он смог хотя бы доплестись до края утеса! — закончила я.
— Вот-вот! — воскликнул Роб. — Что я тебе говорил? Вот ты и добавила крупицу сомнения в собственную версию.
Я свирепо уставилась на него.
— Моя точка зрения, если позволишь вернуться к ней, заключается в том, что раз мы ожидаем результатов вскрытия, можно тем временем поискать сокровище.
— Но зачем тебе это?
— Начнем с того, что мне будет приятно опередить этих чванливых особ.
Роб скривился.
— Не слишком ли поспешно ты судишь о них? Чем они это заслужили?
— Раз уж ты спрашиваешь, они отвратительно отнеслись к Алексу. Когда мы приехали, то целую вечность болтались в коридоре, и я слышала, как Маргарет, жена Бирна, говорила Твидлдуму или Твидлди — это адвокаты, — что не потерпит этого человека в своем доме. Я сочла, что она имела в виду Алекса, хотя, если подумать, это мог быть другой: адвокат или Падриг Гилхули, — кто бы он ни был. Во всяком случае, когда нас наконец впустили внутрь, Алекс подошел к ним и представился, а они даже отказались пожать его протянутую руку.
— Имей в виду, для них это было тяжелое время, — заметил Роб. Иногда он бывает слишком уж чутким.
— Знаю. Однако у Маргарет и двух ее дочерей были одинаковые выражения лиц, будто они уловили дурной запах или что-то в этом роде. — Я сделала паузу. — И существует еще одна причина.
— Я так и думал. Надеюсь, на сей раз истинная, — сказал Роб.
— Коттедж Алексу очень понравился. Было ясно без слов. Для него это сбывшаяся мечта.
— Очень рад за него. Но коттедж теперь принадлежит ему. К чему ты клонишь?
— К чему? Как Алекс будет присматривать за ним? Платить налоги или оплачивать счета за воду? Проводить электричество? Делать ремонт? Эти старые дома требуют больших затрат. И если он не захочет постоянно проезжать мимо дома — видит Бог, я бы не захотела, — то ему придется прокладывать дорогу, а это, уверяю тебя, будет стоить немало. Роб, он на пенсии! Если б мы смогли найти для него сокровище и оно действительно чего-то стоит, как говорил Бирн, Алекс сможет по-настоящему уйти на покой, не работать часть дня в магазине, как сейчас. Мы сейчас здесь, не так ли? — начала подольщаться я. — И не сможем уехать, пока полиция не завершит расследование смерти Джона Херлихи; сколько времени на это может уйти, я не представляю. Так или иначе, пока ищем, осмотрим сельскую местность и, может быть, получим от поисков удовольствие.
— Мне понятно твое беспокойство об Алексе, и, возможно, он нуждается в деньгах, но почему ты думаешь, что нам удастся найти это сокровище? Мы совершенно не знаем ни этих мест, ни здешних людей.
— Плевое дело, — ответила я. — В конце концов, ты полицейский. Привык пользоваться указаниями для поиска. У нас уже есть два, и мы знаем, что они взяты из стихотворения «Песнь Авархина».
На лице Роба появилось озадаченное выражение, и я ощутила легкое торжество, упомянув стихотворение, которого он не знал. Хоть подобные случаи бывают редко, я постаралась не злорадствовать.
— Майкл Дэвис постарается убедить Брету достать из сейфа свое указание и сообщить нам его. Тогда у нас будет три. Думаю, их всего семь — мать, три дочери и еще трое: Майкл, Алекс и некто по имени Падриг Гилхули, кстати, желанный в этом доме не больше, чем гремучая змея на вечеринке в саду — так что мы уже почти на полпути.
— На полпути куда? — спросила Дженнифер, садясь в кресло рядом с отцом. Она перебросила через спинку красную ветровку с надписью на спине «Пленных не брать».
— У нас есть половина указаний, которые раздали вчера членам семьи Эмина Бирна. Я пытаюсь убедить твоего отца, что нам нужно поискать упомянутое в завещании сокровище.
— Блеск! — воскликнула Дженнифер, она ухитрилась набраться местного сленга через несколько минут после нашего приземления в аэропорту Шеннона. Точнее, произнесла она нечто вроде «кселб». В последней школьной четверти Дженнифер брала уроки так называемого творческого мышления, преподаватель поощрял учеников мыслить нестандартно, использовать отвратительные выражения, которые так любят деловые консультанты, произнося слова задом наперед. Дженнифер с готовностью ухватилась за это предложение, и успехи ее сильно раздражали отца. Однако я смутно помнила школьных товарищей, делавших то же самое, тайные общества и тому подобное, и считала, что у нее это преходящая стадия. Разумеется, я не хотела препятствовать ее творческому мышлению, однако надеялась, что ему скоро придет конец. — Йавад, папа, — добавила она.
— Ну, теперь обе, — пробурчал Роб.
— Алекса видела? — спросила я.
— Да, — ответила Дженнифер. — Он на причале, хочет взять напрокат лодку. Я пришла спросить, не хотите ли отправиться с нами на морскую прогулку под парусом.
— Чудесная мысль! — ответила я.
— Под парусом! — с притворным ужасом воскликнул Роб. — Ты забываешь, что я украинец из Саскачевана.[9] Мое представление об отдыхе — сидеть на крыльце, глядя на пшеничные поля, тянущиеся до самого горизонта. А это что за отдых? Зачем идти на риск получить морскую болезнь, когда можно ощущать во рту привкус пыли и легкий ветерок, ерошащий твои волосы?
— Какие волосы? — усмехнулась Дженнифер, погладив небольшую плешь на темени отца. Я обратила внимание, что она переходит на правильную речь, когда хочет поддразнить его, чтобы он уловил насмешку.
— Поскольку здесь нет ни пыли, ни пшеницы, — спросила я, — что ты будешь делать, пока мы плаваем?
— Не знаю, — ответил Роб. — Придумаю что-нибудь.
В его тоне мне что-то не понравилось.
— Роб! — сказала я.
— Я подумал, может, загляну в местный полицейский участок — как они называют себя? Гарда,[10] так ведь? — и представлюсь.
— Какой это отдых, если махнешь на него рукой? — спросила я. — Уж не собираешься ли ты доказывать свою версию об убийстве Джона Херлихи?
Нельзя полагаться на этого человека, подумала я. Он совершенно одержим своей работой. Как могут люди вроде него ежеминутно думать наяву о преступлениях и преступниках, а может быть, даже во сне? Это болезнь.
— Кто это вдруг заговорил как специалист по отдыху? — мягко спросил Роб. — Хотя ты ни разу не отдыхала все эти годы, что я тебя знаю. Нет, я просто хочу упрочить международные контакты, наладить доброжелательные отношения между полициями разных стран, так сказать. Теперь отправляйтесь, чтобы я мог заняться этой благородной деятельностью. И постарайтесь не попасть в беду.
Он с любовью обнял дочь.
Выйдя из отеля «Три сестры», так называлась наша гостиница, Дженнифер и я свернули налево. Мы неторопливо шли по извилистой, мощенной булыжником улице, ведшей к морю, мимо очаровательных домиков, лавочек и пивных, окрашенных в солнечные цвета — желтый, красный, голубой и зеленый. Дженнифер без умолку говорила о том, что расскажет друзьям, когда вернется домой.
Чтобы сэкономить деньги в этой поездке, я жила в одной комнате с Дженнифер, как и Роб с Алексом. Делить комнату с восемнадцатилетней девицей — не мое представление об идеальном отдыхе, но мне понравилось ее общество, и пока мы шли к гавани, я заразилась энтузиазмом Дженнифер, который она привносила во все. Хотя поначалу ей не хотелось лететь с нами, теперь, в Ирландии, она превосходно проводила время. Она была на пороге взрослости — кое в чем, на мой взгляд, слишком неопытной для своего возраста, кое в чем очень практичной, дома ее ждала совершенно новая жизнь в университете.
Мать Дженнифер умерла, когда девочка была совсем маленькой, и Роб воспитывал ее сам. Снова не женился. По его словам, он и дочь так и не нашли женщины, которая устроила бы их обоих. Поэтому Дженнифер отличалась сочетанием уверенности в себе и полным одиночеством единственного ребенка. Я быстро уверилась, что самой большой проблемой в ее жизни было то, что у нее пока что не было настоящего парня. Как ни мучительно было это для Дженнифер — по ее утверждению, она была единственной девушкой в западном полушарии, которую ни разу не приглашали на школьный бал, — отца это положение дел вполне устраивало: по его словам, все потенциальные поклонники его дочери были похотливыми оболтусами. Прожив два дня в одной комнате с Дженнифер, я стала понимать, что пора бы серьезно поговорить с ее папой о том, чтобы он приберегал свое мастерство допрашивать и запугивать для тех, с кем сталкивается в избранной профессии, а не практиковал его на молодых людях, которые приходят к его дочери. Я не жаждала этого разговора, но для чего тогда друзья? И Роб всегда говорил мне то, что, по его мнению, я должна была о себе знать.
Городок тянулся вдоль устья реки, впадающей в большую бухту, которая представляла собой уютную гавань для десятков пришвартованных там лодок, больших и маленьких. Алекса мы нашли в конце причала, он ждал нас на «Мар Маллой», довольно старом и неуклюжем суденышке, окрашенном в ужасный цвет зеленого горошка. Погода для плавания под парусом была в самый раз: дул устойчивый, но несильный бриз. На небе не было ни облачка, похоже было, что такая погода продержится достаточно долго. Чайки с криком полетели за нами, когда Алекс завел мотор, и мы стали выходить из гавани мимо рыбацких лодок. Когда гавань осталась позади, Алекс заглушил мотор и стал отдавать команды для поднятия паруса. Ветер подхватил нас сразу же, и лодка лихо понеслась по волнам.
— Ару! — крикнула Дженнифер. Она впервые плавала под парусом, и ее возбуждение было заразительным. Я тоже начала радоваться, отбросив видение черного ботинка Джона Херлихи в самые отдаленные закоулки сознания.
— Ару! — согласилась я. С моря земля представлялась еще более красивой: синие горы вдали, рассеченные громадными долинами, холмы, обрывающиеся отвесными утесами в море, а за ними и там, где море смыкалось с сушей, яростные столбы брызг. И повсюду крохотные, редко разбросанные домики, резко выделявшиеся на фоне замечательных оттенков зелени.
— Куда? — крикнул нам Алекс, ветер срывал слова с его губ.
Дженнифер пожала плечами.
— В Юидналси, — крикнула она.
— У меня более практичная идея, — ответила я.
Плавание было довольно спокойным, мы шли вдоль берега, минуя прибойные пещеры и бухточки, возле одних были видны дома, возле других нет, кое-где дома были заброшенными, как те, что мы видели возле Коттеджа Розы.
Несколько домов не уступали красотой «Второму шансу». С моря они смотрелись захватывающе, бледная желтизна стен резко контрастировала с темной зеленью холмов за ними, ухоженные газоны и сады спускались к морю. Это походило на маленький рай, и даже Дженнифер, почти не обремененная тревогами поздней юности и склонная к напускному цинизму, выглядела пораженной.
Когда мы проплывали мимо «Второго шанса», ветер внезапно усилился, как в тот раз, когда мы шли к Коттеджу Розы, и нам пришлось несколько раз менять курс, чтобы продвигаться вперед. Однако было весело, когда небольшое суденышко то поднималось на волне, то проваливалось во впадину; неровная береговая линия, высокие утесы, у подножия которых разбивались волны и над которыми кружили морские птицы, терялись в тумане. И высоко на утесе уютно стоял новоприобретенный коттедж Алекса, обращенный фасадом к морю.
— Это он самый, дядя Алекс? — спросила Дженнифер, указав на берег. — Ооо, — воскликнула она, когда Алекс гордо кивнул, — блеск. Можно мне приезжать сюда на лето?
— Конечно, можно, — ответил он.
Ялик все еще покачивался в бухточке, когда мы подошли туда. Алекс мастерски провел наше суденышко мимо нескольких камней и стал подходить к нему бортом.
— Я ничего не вижу, — сказала Дженнифер, глядя в «Океанский гребень».
— Нужно перелезть туда, — сказала я.
— Только побыстрее, Лара, — сказал Алекс, встав с ним борт о борт. — Пора возвращаться, — добавил он, указав на клонящееся к закату солнце.
— Дайте мне несколько минут, — сказала я, перебираясь в другую лодку. Когда я оказалась там, Алекс оттолкнулся и встал на якорь в нескольких ярдах от нее.
Начав с кормы, я продвигалась вперед. Искала переброшенный через борт провод или веревку, думая, что в воде может находиться какой-нибудь непромокаемый сверток.
Подтянула ялик к бочке, к которой он был пришвартован, но ничего там не нашла. Провела пальцами под планширами на тот случай, если под них подсунут крохотный кусочек бумаги. Осмотрела гнезда уключин. Пошарила под каждым сиденьем и двинулась к носу. Там тоже пошарила под сиденьем. Ничего. Сунула руку в носовую щель. Пусто.
Я уже хотела прекратить поиски, но тут заметила, что одна из досок на носу выглядит в отличие от остальных свежевыкрашенной. Слегка потянула ее, она отошла, обнажив кусок белого пластикового пакета, туго свернутый, вставленный в паз между досками и потом приклеенный скотчем.
— Нашла, — крикнула я Дженнифер и Алексу и стала медленно отклеивать скотч, стараясь не повредить пластик или его содержимое.
— Яинапмок! — крикнула Дженнифер, указывая на берег. Я посмотрела в ту сторону. На вершине утеса, примерно в том месте, где, должно быть, упал Джон Херлихи, стоял, сложив на груди руки, Конал О'Коннор, зять номер два, он поставил одну ногу на камень у самого края и смотрел на нас, словно готовая к нападению хищная птица. В этот миг я поняла две вещи: во-первых, если б взгляды могли убивать, ялик тут же перевернулся бы килем вверх. Во-вторых, что кое-кто воспринимает эти поиски сокровища слишком серьезно.
— Давайте уплывать отсюда, — крикнула я Алексу, который поднял якорь и вел суденышко ко мне. Сунула пластиковый рулон в задний карман джинсов и вскарабкалась на борт «Мар Маллой». Алекс завел маленький мотор, и мы медленно против ветра вышли из бухточки.
Обратно к гавани мы должны были доплыть быстро. Ветер был попутным, и как только мы подняли парус, суденышко рванулось вперед. Заходящее солнце было позади и справа от нас.
Когда мы прошли около половины пути, какой-то траулер вынесся, рыча моторами, из предвечерней тени в бухте и направился прямо на нас. Это была большая лодка, она все приближалась и приближалась.
— Делаю поворот, — крикнул Алекс, мы с Дженнифер пригнулись, чтобы не удариться о гик, и перебрались к противоположному борту. Траулер изменил направление и продолжал устремляться к нам. Мы кричали и размахивали руками, стараясь привлечь внимание, но никого не было видно. В последнюю минуту Алекс, превосходный моряк, удивительно спокойный в критическом положении, сделал быстрый маневр, и траулер, готовый ударить нас всем бортом, лишь задел корму. Однако этого оказалось достаточно: захлестнутая волной «Мар Маллой» перевернулась, и мы оказались в воде.
Когда мы вывалились за борт, я ухватила Дженнифер, но так сильно ударилась о воду, что едва не потеряла сознание, и она выскользнула из моих рук. В ушах у меня стоял грохот, то ли от удара, то ли от шума моторов. Рот и нос заполнились соленой водой, когда я оказалась в кильватерной струе. Я с трудом вынырнула и стала взглядом искать остальных. Алекса увидела сразу же, но Дженнифер нигде не было. Меня охватил ужас, я принялась выкрикивать ее имя и вертеться в темной, холодной воде, отчаянно пытаясь увидеть ее розовую куртку или белокурые волосы.
Внезапно она появилась: сперва вынырнула голова, потом плечи, она кашляла и отфыркивалась в нескольких ярдах от меня.
— Анитокс! — пропыхтела она и погрозила кулаком удалявшемуся траулеру, который был уже маленькой черной тенью на мерцающей полосе солнечного света. — Цевазрем! — крикнула снова, уже гораздо громче. Я поняла, что с ней все в порядке.
Мы втроем попытались поставить лодку на киль, но это было трудно, а мы и так лишились сил, спасаясь от смерти, и в конце концов ухватились за борт в ожидании помощи. К счастью, она явилась быстро в лице Майкла Дэвиса на маленькой моторной лодке.
— Я увидел вас с утеса, — сказал он, втащив всех нас на борт и взяв на буксир парусник. — Этим траулером управлял какой-то идиот! Вы все могли погибнуть!
— Ты случайно не видел, кто этот идиот? — спросила я, отдышавшись.
— Нет, — ответил Майкл, но при этом отвел глаза. Мне показалось, что если он и не видел того человека на таком расстоянии, то прекрасно понимал, кто это. И явственно вспомнив злобное выражение лица Конала О'Коннора, поняла и я.