Кёниг

Глава

- Русские леса, я вспоминаю с содроганием. Русские диверсанты и партизаны, за которыми мы охотились, не люди вовсе. Не может нормальный человек, выживать и тем более воевать, в таких условиях

- Но что же, в них такого не обычного, Курт?! Тех, кого я встречал на Восточном фронте и здесь в тылу обычные люди. Из плоти и крови. И ничем особенным не отличались от нас.

- Ты не прав Генрих! Я опытный солдат. Воевал в Норвегии, дрался в Польше и Франции. После ранения попал к егерям, где в лагере прошёл хорошую подготовку. Нас учили выживать везде, от пустынь до высоких гор. После мы участвовали в боях в Югославии и вылавливали поляков из Армии Крайовой по лесам под Краковом. Я вырос до командира взвода и командовал отличными парнями знавшими свое дело. Везде где мы были, нам сопутствовал успех. Но только не с русскими, - Курт замолчал, налил себе и гостю вина и задумавшись посмотрел в окно.

- Так что там с русскими?

- Ах, ну да! Прости, я задумался. Так вот Генрих. Месяц назад нас из Кракова перебросили сюда, для борьбы с русским десантом и партизанами что засели в пуще. Тот бой, я буду помнить вечно...

Мы прибыли на рассвете и наш майор, опытный вояка, прошедший огонь и воду, чтобы не терять времени, сразу направился к коменданту. Мы же, расселись около машин и болтали с местной пехотой и фельджандармами.

По словам солдат, в округе появилось много русских партизан и десантников из Брестской бригады НКВД. Они нападали на обозы, уничтожали наши гарнизоны, взрывали мосты и минировали дороги. Как бы их не старались уничтожить, русские всегда уходили о погони, скрывшись в лесной чаще, и поймать их было невозможно. Теперь из-за опасности подорваться на мине или получить пулю близко к пуще никто не приближался, а уж через пущу вообще старались не ездить, а если и ездили, то только в сопровождении бронетехники. Практически все шли в обход, хотя это было вдвое дольше. Но зато риск нарваться на этих дикарей был куда меньше.

Майор вышел из здания комендатуры и, собрав офицеров, дал распоряжение, размещаться в выделенных под нас домах.

Неделю мы собирали сведения, выходя небольшими группами в пущу. Было несколько стычек с русскими диверсантами. Русские дрались отчаянно, действуя малыми группами, отступали, а затем контратаковали, умело обходили наши засады и почти не оставляли следов. Они действовали не хуже моих солдат, а порой были лучше их. В ходе одного из боев, нам удалось захватить в плен, раненого русского воина. На него было страшно смотреть. Весь в каком-то тряпье, из оружия - карабин и нож. Правда, этим ножом, он умудрился ранить, одного из егерей. Казалось, что он готов был рвать нас руками.

Тем не менее, после тщательного допроса, он рассказал нам, где базируется их лагерь.

Со слов пленного выходило, что партизан было человек пятьдесят. Всего десяток из них диверсанты-чекисты, остальные бежавшие из лагерей военнопленные и местные жители. Из вооружения у партизан - винтовки, автоматические карабины, автоматы. Боеприпасов к оружию мало, на полноценный бой не хватит. Командиром у партизан был офицер-чекист, командир разведроты из Брестской бригады. Имеет награды. Человек опытный, до войны учился в институте, хорошо стреляет и прекрасно знает лес.

Майор решил не тянуть с охотой, так он назвал облаву на русских дикарей. Выделив для этого нашу роту. Ведь против наших егерей, вооружённых до зубов партизаны не продержатся и часа. Комендант поддержал его, но предупредил, что русские очень хитры.

С рассветом следующего дня мы выдвинулись в лес. Через три часа, вышли к партизанскому лагерю. Русские были так любезны, что даже не выставили охранение или мы его не заметили. Лагерь русских представлял собой - шесть землянок посреди густого леса на берегу болота. Наши разведчики сообщили, что русские ведут себя на удивление спокойно, недавно позавтракали и занимаются повседневными делами - приводят себя в порядок, убираются в лагере. Наблюдение подтверждало их слова.

Это оказалось лишь видимостью. Нас ждали и были готовы к отражению атаки. Как только мы выдвинулись вперед - завязался бой. Оказывается, у русских были хорошо замаскированные позиции - выкопаны траншеи полного профиля, все землянки были соединены между собой ходами, имелось несколько хорошо укрепленных ДЗОТов. Несколько наших солдат напоролась на минное поле из самодельных мин. Затем на нас обрушились ловушки из охотничьего арсенала - заостренные ветки, самострельные ловушки, гранатные растяжки, "волчьи ямы". Использовать минометы мы не могли - мешали ветви деревьев.

В какой-то момент наша рота начала нести весьма серьезные потери - русские не щадили для нас пуль и явно поставили себе целью полностью нас уничтожить. Надо признать, у них это практически получилось. Тогда в роте из ста человек, в живых осталось только сорок. С каждой минутой нас становилось все меньше. Я был единственным оставшимся в живых офицером - больше никого. Майор получил тяжелое осколочное ранение в ногу, но оставшись в строю, потребовал продолжить наступление. Я прекрасно его понимал - отступать через враждебный лес с не уничтоженными партизанами в тылу было подобно самоубийству.

Из трофейных гранатометов удалось подавить оба партизанских ДЗОТа. Несмотря на потери и все увеличивающиеся количество раненых мы продолжали давить дикарей, продвигаясь вперед. Раненые егеря поддерживали нас огнем своих карабинов и пулеметов. Огонь русских практически прекратился, и нам удалось прорвать оборону русских и захватить их лагерь. Это окрылило нас. Продолжая наступление, мы прижали партизан к краю болота. А потом бой резко кончился. Совсем. На земле в лагере, в землянках и у болота лежало два десятка трупов русских с многочисленными ранениями. Ни одного живого. Только трупы, с многочисленными ранами, перевязанные рваными тряпками женского белья, с зажатым в омертвевших пальцах рук оружием.

Мы не видели в кого стрелять. От болота поднимался густой туман. В наступившей тишине было слышно, как испуганные выстрелами и разрывами птицы возвращались к мирной жизни. Вокруг были кусты и густые деревья. Ни одного постороннего шума. Мне показалось, что русские просто растворились в воздухе.

Мы стояли и водили стволами в разные стороны, готовые вступить в бой в любую секунду. И тут в воздухе что-то свистнуло. Наш пулемётчик, медленно обсел на землю, из его шеи торчала стрела. Самая настоящая деревянная стрела! Похожие я видел в Берлинском музее и у Геринга на охоте. С большим широко режущим лезвием наконечника и легким оперением, такие стрелы применяются охотниками против крупного зверя или незащищенного противника. Были и более традиционные узкие, граненые "бронебойные" наконечники. Я успел их рассмотреть, когда пытался оттащить своего раненого фельдфебеля за дерево. Правда, спасти его не удалось. Еще одна стрела пробила ему легкое, и он умер у меня на руках.

Стрелы десятками летели со всех сторон, мы пытались стрелять, но куда? Цели не было видно. Люди, пораженные стрелами, падали один за другим. Наполняя воздух запахами крови, стонами и криками. Мы попытались отступить обратно в лагерь, под прикрытие парней, что остались там. Но нам это не удалось. Обстрел только усилился. Только я пробежал несколько десятков метров, внезапно почувствовал удар по спине, сразу за ним - по руке. Понял, что я все! Упал. Я потерял сознание. Мне повезло - стрелы, попавшие в меня, были бронебойные. Может поэтому и остался жив.

Когда я очнулся, всё было кончено. Вся рота осталась лежать в лагере и у края болота. Эти дикари обобрали нас до нитки. Ни оружия, ни еды, ни одежды. В лагере партизан виделись фигуры людей, разбиравших свои трофеи. Ползком, преодолевая боль, вдоль края болота, мне удалось отползти дальше в лес, а потом обойти лагерь партизан, выйти на позиции, откуда мы начали свою атаку.

Раздетые трупы моих камрадом лежали вокруг. Среди них был и труп майора. С помощью палки, которую я использовал как посох, я начал путь обратно. Не знаю, как дошёл. Думаю, русские меня специально выпустили из леса, чтобы я рассказал о произошедшем. Что и сделал, когда через сутки весь больной, добрался до наших войск. Меня переправили в тыл, а потом я оказался в госпитале, где мне сделали кучу операций и признали инвалидом.

Русский солдат, которого мы допрашивали, умер за несколько часов до моего появления в комендатуре. Он напал на часового и был им застрелен. Я видел удовлетворенную улыбку на мертвом лице русского. И после этого ты говоришь, что они обычные люди. Нет, они фанатики или сделаны из другого теста. И это не просто слова. Он мог бы жить. Ведь он правильно указал месторасположение лагеря противника, а то, что мы попали в засаду, не было его вины. Ведь не мог же он заранее знать, что русские приготовили нам " кровавую баню" ...

Скажу откровенно, что я не готов сделать как он...