КАК СТАРИЧКА-ПЕЧНИКА ЛЮДИ ОБИДЕЛИ

Жил на Кикиморской старичок. Маленького росточка, ласковый, но в обиду себя не давал. По людям ходил, хорошо работал, быстро и чисто. Такие печки складывал!

Иная жрет по вагону дров — а все тепло в трубу улетает. У него не такие. Ладные — аккуратные. Секрет знал. Дровишек самую малость — маленькую охапочку такой печке надобно. А тепло какое! Хорошо около такой печки в стужу сидеть, на огонь смотреть. Как родная она. Огонь ласковый. Смотришь на такой огонь, и все заботы, все печали в огне тают, сгорают. Что за чудо?

Много секретов этот старичок знал. От дедушки-прадедушки хранил. И про кикимор ему было ведомо. Знал два-три тайных кикиморских Имечка. Их, кикиморок, на имечко вызывают. Это ведь тоже для печников важно. Мало ли, какие люди есть. Сладятся — сговорятся. А старичок-печничок свою работу ценил. Немало брал. Вот сделает он печку. А иным хозяевам жалко станет за работу платить. И давай они так и сяк крутиться: быстро сделал, работы немного было, — говорят. Вот два печника у соседей работали — так целых три дня печку складывали, а ты вон быстро как. Половину заплатим.

А он с норовом был.

— Половины, — говорит, — не возьму. Или как договорились — или ни копейки не надо. Значит, обхитрили старика. Радуйтесь. Вся работа даром пойдет. Пользуйтесь, — и ни слова больше, шапку в руки и пошел. Совестно станет, да и знают: его печки лучше будут греть — догонят — все сполна отдадут, еще и приплатят, чтоб извинил. Ну и хорошо все.

А здесь не так получилось. Только он хозяевам сказал — и к двери. А они — молчок. Он на крыльцо. А они — глаза в землю. Он с крыльца. И пошел. А у них улыбки на лицах заиграли: «Сам ушел. Сам виноват. Хотели заплатить, да мы бы все сполна отдали — сам ушел. Сам отказался».

А он и вправду ушел. Три дня ждал. Не идут ли? Есть ли совесть? Нет, не идут. Один раз хозяйка навстречу попалась, да быстро так на другую сторону улицы перебежала, будто не видела печника вовсе.

«Вот оно что! — подумал печник. — Вот оно как! Правду говорил мне дед. Не зря говорил. Только не думал я, что мне такие люди попадутся. Да вот и попались. Ну что ж. По дедовскому наказу и поступим».

Взял калачей, леденцов, куколку-голышку — и пошел на пруд.

Походил, похмурился. Обошел все кругом, на мосту постоял, усмехнулся: «С какой стороны и приступать — не знаю».

Положил куколку-голышку на щепочку и пустил под мост — да что-то вослед зашептал. Какие слова — тайна!

Только щепка та быстро-быстро поплыла, под мостом прошла, ну точно маленькая торпеда. А куколка на ней. Старичок следом по берегу бежит — внимательно следит, глаз не спускает. В одном местечке нырнуло. Щепочка куколку сронила. А сама, как поплавок, стоит. Старичок на лодку — и подгребает потихоньку к этому месту. И давай слова волшебные наговаривать. Да конфетку за конфеткой в воду бросает. Говорит:

— Выходите, Купава с Любавою, а следом Ангелина с Забавою, — хоть вместе, хоть врозь, поможете моему горю авось… — и замолчал.

Купавы в это время не было — в родниках дневала, Любава тогда еше не родилась. Ангелины и вовсе в этом пруду не было. Эта куколка-голышка прямиком к Забаве в руки и опустилась.

Забава глаза открыла — удивилась:

«Ой, кто это куколку мне подарил? Хорошенькая какая! Сколько платьишек нашить можно! (А Забава шить очень любила. Юбки-то она сестренкам шила). А тут — что за чудо? Сверху конфетка за конфеткой прямо к ней в руки спускается. Засмеялась Забавушка — цоп конфетку, да за щеку. А другие — цоп, да давай насчитывать — эта Ненасте, эта Марфутке, когда проснутся, эта Купаве, когда вернется, эта Лебедушке, эта… и эта… всем сестренкам насчитала-наловила. А конфеты все падают и падают. Любопытно стало Забаве. А тут и имя ее кто-то называет! Ой! Хороший человек! Помнит кто-то про нее, знает! Зарадовалась она — да и всплыла быстренько. Смотрит сквозь воду. Плохо днем видит, а только догадалась — лодка.

Старичок в лодке встал, слово прошептал — и для кикиморки видимым стал.

Днем кикиморкам трудно людей разглядеть: все блестит на солнце, всюду бело-голубое сиянье, воздух струится, перетекает… блики, блики… Как рябь на воде. Глаза слепит. Иной раз увидеть можно: ведра сами собой по воздуху плывут, и то неясно, будто отблеск какой. Или лейка там поливает. Так и знай, если увидишь такое, — тут к лейке человек приделан, приставлен.

А ночью — другое дело: все ясное, хрустящее, каждый листочек отчетливо виден, каждый следочек, каждая травинка.

А этот старичок ласковый СЛОВО ЗАВЕТНОЕ сказал — и видим для Забавы стал, над водой наклонился.

Смотрит Забава на него сквозь воду — добрый старичок. А губы чуть дрожат — будто обидел его кто. Жалко дедушку.

Она и спросила его из воды:

— Что за обида такая у тебя, дедушка?

— Да, люди пообидели. Злые, — вздохнул дедушка. — А ты, умница, не хочешь ли к ним в гости сходить?

— Отчего же не сходить? — улыбнулась Забава. — Мне интересно. Да и не верю я, что люди злые бывают. Непонятливые — да.

— Эти уж сильно непонятливые. Не думал я, что дедово слово пригодится. Вот и пойди, умница, посмотри на этих-то людей. Коли добрые — я и обиду на них держать не буду.

— Пойду! — ответила Забава. — Может, они меня дочкой возьмут. А сестренкам потом скажу.

Старичок ведро подставил:

— Коли так — прыгай сюда! Я тебе дорогу в тот дом покажу — донесу.

Забава маленькой щучкой обернулась — да прыг в ведро. Дедушка за весла. Берег-то близко. В ведре ее и понес.

Смотрит, та бабка воду в ведро набирает, пошла с коромыслом. А он следом за ней пристроился. Щучку из воды вынимает — головку ей над водой приподнял:

— Видишь ли хозяйку?

— Плохо вижу. Идет кто-то. Тебя лучше видно. А ведро вижу — качается.

— Ну, в ведре и поезжай, — кивнул дедушка и пересадил щучку в чужое ведро. Опустил ее тихо, бесшумно, она и стала как слезинка-росинка. Растворилась. Не видна. Тихо сидит. Так в ведре в дом и заехала.

Радостно ей и интересно. Ждет ночи, не дождется. А в пруду тревога — пропала Забава! Пропала! А она радуется:

— Наконец-то случилось! Недаром Ненастя сказку про это сказывала, как люди-то кикиморку к себе в дом жить взяли… вот я и посмотрю.

Из ведра-то горошиной — за печку покатилась. Затаилась. Слушает, осматривается. «Сестренок бы сюда привести», — мечтает.

До ночи сидела тихо-тихо. Ей сначала плохо видно и плохо слышно было. А как ночь пришла, да хозяева спать легли, она тихонько из-за печки выкатилась. Об пол ударилась, да и обратилась опять девочкой. На лапки свои зеленые посмотрела — вздохнула:

— Эти лапки поджать надо. Или юбку подлиннее до полу сделать. Заметно очень. Ну, да ладно, старичок говорит, поживу маленько, дело поправится.

И принялась она за работу. Затопила дедушкину печку — печка и вправду чудо, как топится! Золотая печка! И огонь золотой..

Принялась Забавушка тесто месить… Большую квашню наладила… А потом подошла к ведру, опустила руку в воду да принялась из воды рыбку за рыбкой доставать — все стерлядки. Полное решето наловила. Задумалась маленько, руку глубже в ведро сунула — и пошла грибочки доставать… Сама все о чем-то думает — лесное что-то, стали в ведре хвоинки плавать… А у Забавушки в руках боровичок за боровичком — все такие крепкие… Засмеялась она тихонько, чтоб хозяев не разбудить, руку еще глубже в ведерко, к самому донышку засунула — горсточку земляники вынула, потом еще и еще… тарелочку доверху наполнила. Да и давай пироги печь. И с рыбой, и с грибами, и ягодные… А печка — как золотая! Легко Забавушке вместе с такой печкой пироги печь.

— Какие пироги снятся! — причмокнул сквозь сон хозяин.

— И мне — огромные, с рыбой, — отозвалась, не просыпаясь, хозяйка.

Радуется Забава. Ах, пироги любят. Может, я им по-сердцу буду.

Пироги испекла, вышивать села. Как заря — скатерка у нее готова. Встала Забава у окошечка, скатерку в руках держит, а сама неотрывно на зарю смотрит. Ах, розовая она! Ах, красна заря! Вот и солнышко встает! Дом-то на горе стоял — прямо личиком к заре. Смотрит Забава на солнышко — смотрит! Глаз не отводит! Трудно стерпеть. А сама скатерку сжимает, шепчет те слова, что старичок ей сказал: «Хочу людям дочкой быть, помоги, Заря Красная, Солнышко Ясное!» Тут у ней и слезы из глаз — стала она все видеть. Ах, чудо: утро на дворе — белый свет, а она видит! Видит!

Засмеялась ласково Забавушка. Поклонилась на все четыре стороны, а Солнышку особо, и ушла тихонечко за печку. Села скромненько. Спряталась, смотрит — что будет.

— Пироги снились, — сказал хозяин, почесываясь. — Ты мне сегодня пирогов напеки.

— Кукиш тебе, а не пироги, — сказала хозяйка, просыпаясь, да так и ахнула. — Ай, что это, господи, пироги-то откуда?

А что было дальше, ребята? Хорошо ли ложилось Забаве у этих людей?

Я специально не досказала сказку. Придумайте конец сами. Я-то знаю, что дальше было. Хочу, чтобы и вы догадались.

Договорились?

А о том, что было дальше с сестренками-кикиморками вы узнаете из следующей книжки «Подводная жизнь Марфутки Путятишны». Потому, что их приключения только начинаются!

До свидания, ребята!


Наталья Русинова.

Загрузка...