Кинжал-предатель: Из секретной книги Джона Вильсона

ПРЕСТУПНЫЙ ПАТЕР КЕРРО

В одно прекрасное июльское утро 18…….. года знаменитый в Чикаго сыщик Джон Вильсон получил по почте два письма, отправленные из одного и того же места, а именно из маленького городка Жолиет, расположенного южнее города Чикаго приблизительно на 20 миль.

Судя по содержанию, оба письма говорили об одном и том же происшествии, хотя резко друг от друга отличались.

Первое письмо, написанное женской рукой, гласило:

Многоуважаемый Мистер!

Настоящие строки являются криком отчаяния и убедительшей просьбой к Вам немедленно приехать, чтобы утешить и помочь двум женщинам, живущим в смертельном ужасе. Супруг мой несколько недель тому назад погиб на охоте, а сын мой в субботу прошлой недели найден в своем кабинете мертвым. Вчера было сделано покушение на жизнь моей дочери: в нее было произведено 2 выстрела, когда она гуляла по лесу. Приезжайте поэтому ради Бога не раздумывая, так как Вы единственное наше спасение! Все подробности Вы узнаете здесь на месте по приезде. Мы ожидаем Вас уже завтра утром.

Жолиет 12 июля 18…. с совершенным почтением

Форестрит 44. графиня Лона Тортони и дочь

Второе письмо, полученное оттуда же, гласило:

Джон Вильсон!

В собственном твоем интересе тебе не следует приезжать сюда помочь семейству Тортони, так как здесь тебе смерти не миновать. Не надейся на свою проницательность и опытность, так как в борьбе с преступлением умело скрытым ты все-таки бессилен. Граф Пиэтро Тортони и его сын Гаскон покончили самоубийством под давлением тяжких преступлений, в которых стали раскаиваться. Не смей поэтому вмешиваться в дела семьи Тортони, так как малейшая твоя попытка в этом направлении повлечет за собой твою гибель.

Письмо было без подписи и Вильсон долго и внимательно прочитывал его, а потом позвал брата своего Фреда и показал ему оба письма. Тот улыбнулся, прочитав второе письмо и сказал:

— Глупо, ужасно глупо.

— И ужасно необдуманно и неосторожно к тому же, добавил Джон Вильсон, я готов держать пари, что это письмо обойдется негодяю не дешево; за эту угрозу он заплатит нам своей головой.

Фред с этим согласился. Он понял со слов брата, что содержание письма послужило ему источником разных предположений.

— Когда же мы едем? — спросил он.

— Мы можем выехать, как мне кажется, сегодня ночью, чтобы еще до восхода солнца прибыть в Жолиэт и незаметно осмотреть дом семьи Тортони, расположенный на Форестрит № 44.

— Не известить ли нам графиню по телеграфу о времени нашего прибытия?

— Нет. Преступник может быть в ближайшем общении с этими дамами и узнал бы вместе с ними о времени нашего прибытия.

— Ты уже сделал из письма различного рода выводы? — спросил Фред.

— Да, — ответил сыщик. — Из угрожающего письма ясно видно, что графиня Тортони и ее дочь Эдит находятся в большой опасности. Мне кажется, что вся семья обречена на гибель.

— А веришь ли ты в самоубийство графа и его сына?

— Нет! как раз упоминание об этом в угрожающем письме и объяснение самоубийства тяжкой виной графа являются для меня доказательством того, что убийца и автор угрожающего письма лицо одно и то же.

На этом разговор кончился. Около 2 часов ночи оба сыщика отправились на вокзал, захватив с собой все необходимые им инструменты и утварь. Они не прибегли к переодеванию, а накинули только темные длинные плащи и одели большие мягкие шляпы, сдвинув их на глаза.

Поезд, вышедший в ¾ 3-го из Чикаго, доставил сыщиков около 4 ч. в Жолиэт.

При выходе с вокзала этого маленького городка сыщики приняли все меры предосторожности. Убедившись, что за ними никто не следит, они направились на Форестрит.

Это была улица, по обеим сторонам которой располо жены были чудные дома, окруженные большими, хорошо содержавшимися садами. Дом № 44 был последним и лежал уже далеко за городской чертой.

Дача была до того грандиозна, что производила впечатление замка. Над ней возвышалась широкая, круглая башня, в которой находилась одна комната. Окна этой комнаты были, как заметил Вильсон, слабо освещены.

Дача Тортони была окружена великолепным парком, вокруг которого тянулась художественная, решетчатая железная ограда. На широких железных воротах прибита была медная дощечка, имевшая надпись: «граф Пиэтро Тортони».

Немного в стороне от дачи лежали конюшни и каретные сараи.

Осмотрев дачу со всех сторон, сыщики подошли к воротам, а Джон Вильсон надавил кнопку электрического звонка.

— В комнате башни находятся люди, — сказал Джон, — но они не думают, что мы приедем так рано, поэтому и не открывают. Но нам необходимо проникнуть немедленно, поэтому перелезем через ограду.

Перебравшись с большой ловкостью в парк, сыщики подошли к главному входу, где они так же долго и так же безуспешно звонили. Тогда Джон решил открыть двери отмычками.

Несмотря на все старания, Вильсону не удалось открыть дверей, так как они были закрыты изнутри особым приспособлением.

Сыщики подошли к другому входу, но и там было то же. Тогда сыщик решил проникнуть через одно из окон бельэтажа. После целого ряда безуспешных попыток открыть закрытые плотно изнутри окна, Фред нашел одно окно, слегка только прикрытое. Сыщики со свойственной им ловкостью забрались через это окно и очутились в маленькой комнате, служившей, очевидно, раньше владелице дома будуаром. Они подошли к двери, ведущей в следующее помещение. Джон открыл ее отмычкой и стал внимательно прислушиваться. Он очутился в роскошно убранной комнате, совершенно темной благодаря закрытым ставням.

Но опытный глаз сыщика сквозь темноту различил у противоположной стены кровать, на которой покоилась какая-то человеческая фигура.

Джон Вильсон держал револьвер наготове и смело вышел вперед, сопровождаемый братом.

— Здравствуйте! — крикнул Джон громко.

Мгновенно с постели поднялся человек, черты лица которого освещались лучом света, падавшим сквозь открытые двери будуара.

Сыщики при виде его ужаснулись. Пред ними стоял человек со смертельно бледным лицом, обросшим дикой бородой и с бешено сверкавшими глазами.

Испустив дикий нечеловеческий крик, человек этот мгновенно вытянул руку и выпустил один за другим несколько выстрелов. Пули прожужжали мимо ушей обоих сыщиков.

— Это — они! Это — дьяволы, преследующие меня, — дико вскрикнул он, — но не схватить вам меня, нет, я вас уничтожу.

— Сумасшедший, — сказал Джон серьезно, — мы не должны пускать вход огнестрельное оружие, мы должны обезвредить его так.

Сумасшедший вдруг выпустил из рук револьвер и, поднявши длинный нож, бросился на Джона. Но его маневр не удался ему. Сыщик мгновенно бросился на него, схватил кисть его правой руки и с такой силой сжал ее, что больной выпустил из руки нож.

Теперь завязалась отчаянная борьба. Сумасшедший, силы которого удесятерились благодаря его зверскому бешенству, боролся с отчаянием с обоими братьями-сыщиками — и ему даже удалось освободиться на мгновенье от цепких рук силача Джона.

Но когда он в этот момент нагнулся и хотел поднять нож, Джон схватил его и придавил его к полу.

В то же мгновенье он был скован железными наручниками и лежал теперь совершенно бессильный на полу. Вид его внушал один ужас. Глаза выступили из орбит и из рта выступала желтоватая пена.

Сыщик вздохнул свободно, покончив с этим бешеным.

— Новая загадка, Фред, — сказал он, — каким образом этот человек попал сюда. По одежде судя, это больной из дома сумасшедших, помещающегося недалеко отсюда. Ведь он мог только удрать оттуда, но как он попал в эту запертую на ключ комнату; здесь налицо какое-то преступное намерение.

Осмотрим сначала помещения этого этажа, потом перейдем в верхний этаж, а затем и в башню. Мне кажется, что в башне именно и находятся дамы.

Сыщик отмычкой открывал в нижнем этаже одну комнату за другой. Комнаты все были обставлены с удивительной роскошью, но ни в одной из них не было ни живой души. В маленьком кабинете, расположенном около кухни, находился телефон. Сыщика осенила вдруг какая-то мысль. Он подошел к телефону, позвонил и попросил соединить его с домом для умалишенных.

— Здесь сыщик Джон Вильсон, — сказал он, — не скрылся ли один из ваших пациентов сегодня ночью?

— Yes, — послышалось оттуда, — и притом один из самых опасных.

— Что можете вы более подробно сообщить о беглеце, — спросил Вильсон.

— А что? Вы может быть знаете, куда он скрылся? У нас здесь царит страшная тревога, и все поставлено на ноги, чтобы найти беглеца. Последний, страдая ужасно сильной манией преследования, может натворить немало бед.

— Как его имя и фамилия?

— Жак Беринг.

— Его мания, очевидно, состоит в том, что он думает, что его преследует дьявол?

— Да, это его болезнь.

— Ну, я лично буду у вас, заявил сыщик, но пока сообщу вам, что я беглеца только что осилил и связал. Он лежит в даче Тортони на Форестрит 44 и вы можете его отсюда взять.

Оба сыщика покинули кабинет, бегло осмотрели верхние помещения, в которых не нашли также ни живой души и поднялись по лестнице в башню.

Сверху не раздавалось ни звука. Но вдруг из комнаты в башне раздался шум, и Джон и Фред Вильсон не достигли еще последних ступеней, как в открытые двери комнаты показался какой-то человек.

Человек, встретивший в башне обоих сыщиков и стоявший теперь перед ними в полутьме, был высокого роста, довольно тощего сложения, с лицом, лишенным всякой растительности, но с иезуитски-хитрым выражением. На нем был черный, вплоть до шеи застегнутый, талар[13].

Он выставил вперед револьвер и крикнул:

— Вот вы, — негодяи! Это вы внизу все время шумели! Это вы — враги семьи Тортони! Ни с места, или я вас уложу на месте!

Джон и Фред также выхватили свои револьверы и направили их на странную фигуру. Джон заметил ему хладнокровно:

— Не делайте глупостей! Спрячьте свой револьвер, так как если вы и не захотите нас пропустить вперед, то все-таки отступить придется вам.

— Ну, это мы увидим! Вы — негодяи, это я хорошо вижу, так как честный человек не станет забираться в дом тем путем, каким забрались вы!

Сыщики улыбнулись.

— Вы напрасно беспокоитесь, нас пригласила сюда письмом графиня Тортони с дочерью. Я — сыщик Джон Вильсон из Чикаго.

— Я вам не верю, — заявил патер, — покажите мне свои документы.

— Ну, это вздор, — заявил Джон спокойно, — дама, стоящая позади вас, наверно ничего не будет иметь против того, чтобы мы вошли наверх.

Слова эти сказаны были с целью отвратить на мгновенье внимание монаха. Действительно, монах слегка обернулся, но в ту же минуту Джон одним прыжком очутился рядом с противником, и этот не успел еще опомниться, как сыщик вырвал у него револьвер.

— Что вы себе позволяете, — сказал побежденный, — я управляющий этой дачи — Артур Керро.

Вид у него был ужасный. Глаза блестели, а лицо обнаруживало едва сдержанную злобу. Джон Вильсон отпустил его и, вежливо поклонившись, сказал:

— Я никогда не позволил бы себе так жестоко с вами поступить, если бы вы встретили нас мирно. Но о дальнейшем мы поговорим в комнате.

С этими словами сыщик отодвинул в сторону господина Керро и открыл дверь. Обоим вошедшим сыщикам представилась странная картина.

Маленькая кругленькая комнатка была обставлена с известной роскошью, но большую половину комнаты занимали 3 кровати, стоявшие близко друг к другу. На одной из них сидели прижавшись друг к другу две женщины, которые с ужасом смотрели на вошедших. Одна из них была уже пожилая особа с седыми волосами, одетая в черное платье.

Рядом с нею сидела молодая девушка удивительной красоты, с чудными светлыми волосами и выразительным лицом.

Лица обеих были бледны, а глаза красные и полные слез.

Кроме них в комнате стояла еще, прижавшись в угол, старая, скромно одетая женщина.

Сыщики поклонились, и Джон обратился к сидевшим на постели дамам:

— Простите, сударыни, простите нам нашу смелость. Я — Джон Вильсон, а это — мой брат и помощник Фред. Мы прибыли ночным поездом по вашему вызову.

— Так это вы! — воскликнула графиня, — я, конечно, очень рада. Но как вы вошли в дом?

— Ваше письмо, сударыня, — сказал Джон, — подсказывало мне, что вы находитесь в большой опасности. Я выехал поэтому немедленно. Прибыв сюда, мы долго и тщетно звонили сначала у ворот, а потом у входа. Когда нам никто не открыл, мы влезли через окно бельэтажа. В первой же комнате нам удалось обезвредить человека, который вам мог бы быть вредным.

Графиня смотрела на сыщика с недоумением.

— Я вас не понимаю. Насколько я знаю, внизу нет ни живой души.

— Внизу находился человек, — ответил Джон. Но тут к нему подошел патер Керро и протянул ему руку.

— Простите, мистер Вильсон, что я так вас встретил. Но мы все, вот эти дамы и я, находимся в таком возбужденном состоянии с тех пор, как граф Тортони и его сын погибли так трагически. Но больше всего нас взволновало покушение на жизнь контесс Эдит, произведенное во время ее прогулки по лесу.

Сыщик кивнул головой и обратился к графине:

— Не будете ли вы, сударыня, столь любезны рассказать, как все это случилось, — сказал он.

— Насколько я могу, я сделаю это с удовольствием, — ответила она усталым голосом. — Несчастье это началось несколько недель тому назад. В один прекрасный день моего мужа принесли домой мертвым. Сильный, пышущий здоровьем, отважный человек погиб на охоте. Его нашли на поляне. Рядом с ним лежало ружье его. Я не хотела верить, что он сам покончил с собой и думала, что он стал жертвой катастрофы, но теперь я изменила свое мнение.

— Вы думаете, что граф сделался жертвой убийцы?

— Нет, это невозможно, — вставил патер, — пуля, пробившая сердце графа, выпущена из собственного ружья графа. Это доказано и я исключаю возможность убийства, и не допускаю также самоубийства, но уверен, что граф сделаллся жертвой собственной неосторожности.

— Гораздо проще было дело с моим единственным сыном Гаскон, — продолжала графиня, — его нашли мертвым, сидящим в кресле за столом в своем кабинете. Рядом с ним стоял недопитый бокал вина, к которому примешан был сильный яд. Гаскон отравился и оставил даже несколько строк, в которых он извещал нас о своем решении положить на себя руку…

— Имеете ли вы еще записку, оставленную сыном?

— Да, я спрятала ее, после того как ее осмотрела полиция, я сейчас вам ее покажу.

Она подошла к шкафу, открыла дверь и вытащила оттуда ящик.

— Боже мой! Где же записка, — воскликнула она. — Я хорошо помню, что положила ее сюда.

Она еще раз перерыла все письма и записки в ящике, но записки в нем не было.

Она была вне себя и громко зарыдала:

— Я готова поклясться чем угодно, что я записку положила сюда, что ключ от шкафа не выпускала из рук. Положение становится все более и более страшным.

— Вы, наверно, ошибаетесь, дорогая тетушка, — сказал патер, — ведь записка без сомнения нашлась бы, если вы положили бы ее сюда.

Графиня ничего не ответила, но продолжала горько плакать.

— Но и я хорошо помню, что мама положила записку в этот ящик, — добавила контесс[14]Эдит, — и это очень странно, как она могла исчезнуть.

Вильсон во время этой сцены зорко следил за патером. Он производил на сыщика все более и более плохое впечатление.

— Мне записка больше не нужна, — сказал Джон, — но вы, сударыня, наверно помните точное ее содержание.

— Конечно, — ответила графиня, — вот дословный текст записки: — Ухожу из этой жизни, так как она мне надоела. Кто меня понимает, тот меня простит.

— Записка была без обращения и без подписи?

— Да, — ответила графиня скорбно.

— Происшествия в этом доме все очень странны, — сказал сыщик. — А где же произведено было покушение на жизнь контесс Эдит?

— В лесу, расположенном недалеко от дачи, — ответила сама контесс Эдит.

— Я это место непременно осмотрю.

Джон Вильсон слегка наклонил голову и спросил с едва заметной иронией:

— Нет ли у вас подозрения на кого-нибудь?

— Ни малейшего, — ответила графиня, — вообще для нас необъяснимо, кто может быть против нас так враждебно настроен. Мы вообще мало соприкасались здесь с людьми, а зла не делали никому.

— Вы, судя но вашей фамилии, итальянского происхождения?

— Да, лет десять тому назад мы обосновались здесь, а племянник мой, господин патер Артур Керро, находится у нас с полгода, — ответила графиня.

— Нет ли у вас еще родственников?

— Имею еще брата Джузеппе Керро. Он живет в Риме, — продолжала графиня.

— Так мистер Артур Керро является сыном этого господина?

— Нет, — ответил патер коротко, — мой отец, второй брат графини, и моя мать уже давно умерли.

— Кто явился бы наследником всего вашего имущества, в случае смерти вашей и контесс Эдит? — спросил сыщик далее.

— Я вас, мистер Вильсон, понимаю и охотно вам на ваш вопрос отвечу. В случае смерти моей и моей дочери, наследниками являются брат мой из Рима Джузеппе и племянник мой Артур.

— Тетушка, — воскликнул патер с пафосом, — дай Бог, чтоб и ты и Эдит жили еще долго.

— Я тебе охотно верю, мой дорогой Артур, — ответила графиня, — ведь ты такой богобоязненный человек и так стараешься оградить нас от опасности, нас окружающей.

Наступила минута молчания. Потом сыщик спросил:

— Еще одно, сударыня. Не знаете ли Вы, каким образом и откуда молодой граф Гаскон достал яд?

— Нет, абсолютно не знаю, да и все расспросы по этому поводу ни к чему не привели.

Вильсон внезапно повернулся к патеру, посмотрел ему пристально в лицо и медленно спросил:

— А где Вы, мистер, были в день покушения на жизнь контесс?

Патер в лице слегка изменился. Он не в состоянии был переносить пристального взгляда сыщика, он повернулся я стал ходить взад и вперед.

— Не понимаю этого вопроса, — проронил он нехотя.

— Меня удивляет, что Вы не были с дамами.

— Я был дома, — заявил Керро. — Старая Катрина знает, что я был в своей комнате.

— В каком этаже находится Ваша комната?

Патер топнул ногой и грозно крикнул:

— Вы меня выводите из терпения. Вы ставите вопросы так, как будто подозреваете меня в чем-то. Но это, право, смешно.

Вильсон уже повернулся к патеру спиной и обратился к старой служанке:

— Вы старая Катрина?

— Yes, Sir, — ответила она, — я — Катрина Дорес и уже пять лет служу в этом доме.

— В каком этаже комната господина патера?

— В первом этаже, в задней части, ответила она.

— Вы теперь единственная прислуга в доме?

— Да, единственная.

— Вся прислуга покинула меня, — сказала графиня, — люди все говорили, что в этом доме творится что-то неладное, и из боязни все ушли.

— А старая Катрина единственная, которая осталась?

— Да, — сказала она, — но и мне хочется уходить.

— Почему?

— Я живу в постоянном страхе, в этом доме так жутко.

— Ну теперь, графиня, контесс и мистер Керро, я должен просить Вас побороть свой страх и спуститься снова вниз и занять свои прежние помещения. Я и брат мой будем жить с Вами, пока не вернем Вам возможность мирного и спокойного житья, и я надеюсь, что Вам придется ждать недолго.

Графиня, заметно успокоившаяся с приездом Вильсона, и контесс согласились спуститься вниз.

Когда все были в бельэтаже, раздался звонок. Перед дачей стояла карета со многими служителями из больницы, приехавшая за бежавшим Жак Бэринг.

Дамы немало ужаснулись, увидев связанного человека. Патер также не мог скрыть смущения и он поблагодарил сыщика за избавление от этого опасного субъекта.

Сумасшедшего увезли, и Вильсон одному из служителей вручил для передачи директору свою карточку, где он сообщил ему, что сегодня будет у него.

Сыщикам отвели две роскошные комнаты в первом этаже. Очутившись здесь наедине, Джон сказал брату:

— Мы здесь должны быть настороже, дорогой Фред, так как смерть следит за каждым нашим шагом. Особенно следить надо за этим патером, и я сейчас же по телеграфу узнаю у брата графини в Риме более подробные сведения о г. Артур Кэрро.

Джон Вильсон хотел улучить минуту, когда патера не будет около графини, и спросить ее адрес ее брата в Риме.

Но это ему никак не удавалось. Патер в присутствии сыщиков не покидал тетку и кузину ни на одну минуту. Он был очень обходительным и все время восхвалял мужество Джона, так что тот даже его часто останавливал.

Вдруг Джон вспомнил, что в одной из комнат в первом этаже он заметил много фотографических карточек. Он решил посмотреть, нет ли среди них и карточки Джузеппе Керро.

Пробравшись тайком в эту комнату, он стал рассматривать эти карточки, и на обороте одной из них он нашел следующую надпись: «Своей дорогой сестре графине Лола Тортони, к Новому Году 18… Джузеппе Керро, г. Рим Via Вепеdetto 78».

Когда Вильсон рассматривал портрет, его вдруг осенила одна мысль, и он быстро спрятал карточку в карман, а на место этого портрета он поставил в рамку другой, лежавший на столе.

Все время, пока Джон рассматривал карточки, Фред стоял на страже и следил, чтобы никто им не мешал.

— Теперь я поеду в дом для умалишенных, — заявил Джон. — Ты, Фред, оставайся здесь и смотри вовсю. Особенно следи, не сообщит ли патер что-нибудь по телефону в дом для умалишенных, не выйдет ли из дому и не предпримет ли он здесь что-нибудь.

Оба сыщика отправились в покои графини, и Джон, прощаясь, заявил, что отправляется осмотреть окрестности.

Лишь только патер услышал это, как мгновенно скрылся из комнаты.

Джон злорадно улыбнулся, так как знал, что Фред не упустит его из виду.

Джон вышел из дому и отправился прямо в дом для умалишенных, расположенный среди большого красивого парка на расстоянии минуть тридцати ходьбы.

Он несколько раз по дороге оглядывался, но не замечал ничего подозрительного. Патер не пошел за ним вслед, решил он, или не мог этого сделать вследствие наблюдений со стороны Фреда. Сыщик был убежден в причастности в том или ином виде патера Керро к произведенным убийствам и покушении на убийство.

Он достиг наконец дома для умалишенных, позвонил у главных ворот и, на вопрос швейцара о цели его прихода, ответил:

— Мне необходимо переговорить с директором по очень важному делу. Он уже извещен о моем приходе.

— Ага, я уже знаю.

Несколько минут спустя в приемную вошел человек в форме служителя больницы и, слегка поклонившись, сказал:

— Я имею честь говорить с мистером Джон Вильсон из Чикаго?

— Да, это я, и мне бы хотелось поговорить с директором.

— Мистер Бич вызван по одному неотложному делу и поручил мне принять вас. Вас интересуют, наверно, происшествия в доме Тортони?

— Не узнали ли вы, каким образом больному удалось бежать отсюда?

Служитель пожал плечами.

— Нет, — сказал он, — не знаю, и директор тоже не знает, это для всех нас очень загадочно.

— А не думаете ли вы, что этому Жак Беринг помогал ктонибудь при бегстве.

— Но я уверен, что больному никто не помогал при бегстве, так как все знают, что Жак Беринг самый опасный из наших больных, который может на свободе натворить немало бед.

— Allright![15] — когда вернется директор?

— Он вернется не так скоро, — ответил служитель, — мистер Бич поручил мне принять вас и показать вам все, что вам угодно будет.

— Прекрасно, тогда покажите мне первым долгом глухую камеру, из которой бежал больной.

— Пожалуйста, — только я думаю, что вы там ничего не увидите, мистер Вильсон.

Служитель шел впереди, и сыщик не заметил коварной улыбки, показавшейся на лице его проводника.

Сыщик увидел маленькую камеру, стены, пол и двери которой были обиты толстой, но очень мягкой обивкой. Вильсон вошел и едва начал исследование обивки пола, как услышал сильный шум и смех.

Повернувшись, он увидел, что служитель закрыл крепкую, железную, с внутренней стороны обитую дверь.

Джон Вильсон сидел в камере для буйных сумасшедших больницы в Жолиет. Со страшной злобой бросился он на дверь, но напрасно. А за дверьми снова раздался злорадный коварный смех.

— Мерзавец, — крикнул сыщик, так ты являешься сообщником патера Керро.

Служитель ничего не ответил. Минуту спустя он сказал:

— Не надейся выбраться отсюда или быть освобожденным. Это вещь невозможная, а проломать стены или дверь ты не сможешь при всей своей гигантской силе. Это отделение больницы пустует и сюда хожу один только я, а твои крики и шум в других частях здания не будут слышны. А если кто и услышит, то подумает, что кричит какой-нибудь буйный больной.

Преступник удалился, а Вильсон стал рассматривать камеру. Он вынул свой нож и начал отрезывать обивку стены около дверей. Но он скоро убедился в бесполезности этого дела, так как под обивкой была толстая стена, пробить которую не было никакой возможности.

Но Вильсон не отчаивался. Злобная улыбка показалась на его устах.

— А все-таки выберусь отсюда, — сказал он про себя.

В дверях, на высоте человеческого роста, находилось маленькое отверстие, плотно закрытое снаружи. Через это отверстие опасным больным, находившимся раньше здесь, подавалось кушанье. Оно же служило для наблюдения снаружи за больными со стороны врачей.

Это отверстие, рассчитывал теперь Вильсон, поможет ему выбраться отсюда. Он подошел к двери и сел подле нее на корточки так, чтобы он снаружи наблюдателю был виден только тогда, когда тот просунет сквозь это отверстие голову, чтобы посмотреть вниз.

Сыщик сидел и ждал терпеливо. Прошло около часа времени.

Вдруг около двери камеры кто-то остановился и кто-то стал прислушиваться к тому, что делается в камере. Вильсон зорко следил за отверстием.

Вот, вот крышка бесшумно отодвинулась.

Сыщик сидел, как хищный зверь, готовый к прыжку.

В отверстии показался ствол ружья, но тотчас же исчез.

Преступник тщетно, очевидно, искал цель, выбранную для стрельбы. Невольно у него сорвался крик удивления.

Когда ствол ружья исчез, произошло то, чего так горячо ожидал сыщик и на чем он построил весь свой план спасения.

Служитель просунул в отверстие голову, чтобы посмотреть вниз, где на корточках сидел Вильсон.

В то же мгновенье сыщик вскочил, схватил преступника за шею, потянул всю его голову со всей силой к себе и прижал таким образом его горло к краю отверстия.

Преступник находился в совершенно беспомощном состоянии.

Его руки хотя были свободны, и в одной из них он держал наготове ружье, но он ничего не мог сделать, так как голова его занимала все отверстие, да и к тому он почти задыхался.

— Открой моментально дверь, или я пущу тебе пулю в лоб. Скорей! Бери ключ и открой!

Служитель пробормотал что-то непонятное, и когда Вильсон дал ему немного вздохнуть, сказал:

— У…. у…. ме-ме-ня…. кл-л-ю-ччча…. ннет. Я…. п-пойду з-зза…. нним.

— Ха-ха-ха! Неужели ты думаешь, что на этом меня проведешь! Не будь дураком, открой или ты погиб, — сказал Джон.

Вильсон навел курок револьвера, а правой рукой так сжал горло преступника, что тот весь посинел. Глаза выступили у него из орбит, и он делал тщетные усилия освободиться.

Раздалось бряцанье ключом, но преступник еще медлил.

— В последний раз, говорю тебе, открой… или… раз… два…три!

Преступник увидел, что он действительно рискует жизнью, и открыл.

Когда дверь стала поддаваться, Вильсон всей своей силой налег на нее и открыл, выпустив из рук служителя. Преступник в смертельном ужасе пустился бежать по коридору, лишь только Вильсон выпустил его из рук.

Вильсон, который нагнулся было за ружьем, намереваясь сначала застрелить преступника, решил схватить его живым и бросился за ним.

На повороте, где коридор сообщался с другим флигелем, находилась железная дверь, которую преследуемый успел запереть на замок.

Вильсону пришлось открыть ее отмычкой. Этим временем воспользовался преступник, чтобы скрыться. Но сыщик особенно не горевал, что преступнику удалось улизнуть.

Сыщик отправился к директору, который уже успел вернуться.

Последний был немало поражен, услышав о происшедшем.

Директор распорядился осмотреть весь дом и сад, надеясь где-нибудь найти улизнувшего служителя Гриффон. Но все поиски остались тщетными, как то и верно предсказал сыщик. Мистер Бич повел сыщика в ту камеру, где перед бегством действительно находился Жак Беринг.

Здесь не осталось никаких следов, а Вильсон провел здесь все-таки несколько минут, в течение которых он внимательно осмотрел стены и пол камеры.

— Вы ничего не нашли, — спросил его директор, когда он вышел из камеры.

— Нет, нашел, — возразил сыщик, улыбаясь, — я сделал очень важное открытие.

— Какое? — спросил директор.

— Жак Беринг усыпили во время сна хлороформом. Несколько капель было пролито на пол, и хотя остались почти незаметные следы, я все-таки объясняю себе все.

— Убеждены Вы в том, что кроме служителя Гриффон при этом был еще кто-нибудь? — спросил Бич.

— Вполне уверен, и по той простой причине, что тщедушный и слабый на вид Гриффон не справился бы с тяжелой и громоздкой фигурой усыпленного Бэринг. Ближайшей моей задачей отыскать следы, оставленные при перенесении этой нелегкой ноши.

С этими словами сыщик отправился в парк и начал осматривать все детально. Прошло несколько часов, прежде чем сыщик вернулся из парка, но, судя по его лицу, видно было, что он доволен достигнутыми осмотром результатами.

Фред Вильсон, проводив брата, спустился в нижний этаж и вошел в кухню. Там хозяйничала старая Катрина.

— Я к вам с просьбой, — заявил ей Фред вежливо, — не будете ли Вы столь добры мне дать стакан воды. У меня страшно голова болит, а холодная вода мне всегда хорошо помогает.

Катрина подала ему воду. Тут Фред завязал со старухой разговор, и узнал от нее все, что ему нужно было. Она описала ему во время разговоров помещение патера и упомянула, что сам Керро теперь у дам. Это Фреду и нужно было.

Он поблагодарил ее и быстро поднялся наверх. Он хотел отправиться прямо в комнату патера, но около самой двери его остановил шум. Патер за это время уже успел подняться к себе в комнату, а теперь уже выходил из нее.

Он, оглядываясь по сторонам, подошел к лестнице и посмотрел вниз. Потом он вернулся и подошел к двери, ведущей в комнату братьев-сыщиков. Здесь он приложил ухо к двери и внимательно прислушивался, потом он заглянул в комнату сквозь замочную скважину.

Керро хотел, очевидно, только убедиться в том, что Фреда в комнате не было, так как минуту спустя он уже вышел задумчиво из комнаты.

Потом он стал осматривать все окна, не спрятался ли кто-нибудь за занавесами.

Ясно было, что он подойдет и к тому окну, где стоял, спрятавшись, Фред, и увидит его. Поэтому Фред бесшумно повернулся лицом к окну и принял вид, как будто смотрит сквозь окно.

Несколько секунд спустя Фред быстро обернулся. Дело в том, что Керро достал револьвер и хотел выстрелить в стоявшего у окна Фреда, но этот вырвал у него одним ударом револьвер.

Патер со злости вскрикнул.

— Мистер Керро, — сказал ему Фред, — вы, кажется, страдаете манией преследования. Если бы я вас не ударил, вы застрелили бы меня.

Артур Керро вздохнул.

— Ах, это вы, мистер Вильсон, — сказал он, — я услышал шорох и вышел из своей комнаты, чтобы все внимательно осмотреть. Вдруг я увидел стоявшего у окна человека, решил, что предо мной один из врагов семьи Тортони и хотел уже стрелять.

— Ну, вы в другой раз смотрите немного лучше, не то такая история может плохо кончиться, — возразил Фред коротко и посмотрел духовнику прямо в лицо.

— Да, да, — сказал Керро, — мне кажется, что нервность моя доходит до болезненности. Надо будет в будущем быть осмотрительней.

— Да, это вам необходимо, — согласился Фред, улыбаясь.

Глаза патера горели от злости.

Он бросил на сыщика испытующий взгляд, повернулся, вошел быстро в свою комнату и со страшной силой хлопнул дверью.

Фред посмотрел ему вслед, а потом отправился к себе в комнату. Но через минуту он ее уже покинул и поднялся по лестнице, ведшей во второй этаж и башню. Наверху он растянулся и лег так, чтобы ему видно было, когда духовник выйдет из своей комнаты. Через несколько минут показался патер и не оглядываясь быстро спустился с лестницы в бельэтаж.

Фред пошел за ним.

Ни разу не оглянувшись, Керро подошел внизу в коридоре к последней двери, открыл ее и исчез.

Фред Вильсон, следивший за ним, остановился и стал прислушиваться.

Вдруг он услышал глухой сильный звук, как будто что-то тяжелое грохнуло о пол. Фред дольше не мог ждать. Он открыл двери и, имея в одной руке револьвер, а в другой электрический фонарь, он бесшумно и осторожно стал спусскаться вниз в погреб.

Он подвигался так несколько минут, как вдруг получил такой сильный удар в спину, что оступился и упал с лестницы в погреб.

При падении Фред так сильно стукнулся головой […][16]плиту, что на мгновенье потерял сознание.

Все это произошло с такой быстротой, что […] засветить свой фонарь, как уже услышал […] погреба, запирается на ключ.

Теперь Фред отлично понял, с […] завлек его в погреб. Он […] так, что тот чтобы тем временем незаметно скрыться.

Фред поднялся по лестнице и […] бросился в комнату патера.

Как он и ожидал, Керро там не оказалось.

Через минуту Фред стоял у маленькoго окна башни и с хорошей подзорной трубой в руках озирал окрестности.

Вдруг он радостно вскрикнул. Он увидел патера.

Уже у самого конца дороги вдруг показался велосипедист, одетый во все темное, мчавшийся во весь дух и скрывшийся на повороте. Фред узнал в нем патера и спустился из башни к себе в комнату. Здесь со страшной поспешностью начал переодеваться и загримировал себя бродягой. Он одел совершенно разорванный костюм, а на парик старую, смятую шляпу. В этом наряде он поспешно вышел из дому.

Он направился по дороге в город и к громадному своему удовольствию увидел, что все его сторонятся.

Он скоро дошел до поворота и увидел на дороге следы от пневматической шины велосипеда. Он шел по этим следам минуть десять, когда уперся в одноэтажный маленький домик, в котором находилась таверна. Над дверьми красовалась вывеска с надписью: «Вильям Бэкер “Saloon”»[17].

Здесь следы исчезли, но в коридоре стоял велосипед. Фред храбро зашел в таверну.

Еще когда он входил, он услышал, что в соседней комнате кто-то разговаривает по телефону. Теперь он узнал голос духовника, но не мог разобрать, о чем тот говорит и на каком он говорит языке.

Тогда он вынул из кармана кусок грязной бумаги и карандаш и записывал каждое слово так, как их у аппарата произносил патер.

Когда в таверну вошел патер, Фред молча сидел за стойкой и уперся глазами в стакан.

[…] бегло поглядел на бродягу, а потом подошел к […] попросил себе виски. Он cказал хозяину, что для него в скором времени прибудет письмо, и просил хорошо […]. Потом он уплатил, вышел, сел на велосипед и покатил по направлению к городу.

[…] Убедившись, что он пока незамечен, он прошмыгнул в дачу и пробрался незаметно к себе в комнату.

Быстро переодевшись, он отправился успокоить графиню, что предпринятые розыски обещают успех.

На лестнице он встретил патера. Оба остановились и стали смотреть друг на друга. Керро сунул руку в карман, где лежал револьвер. Фред проделал то же самое.

Фред наконец сказал хладнокровно:

— Оставьте свой револьвер, патер, ведь вы не привыкли открыто и честно бороться.

— Я вас не понимаю, — сказал Керро, пронизывая сыщика своим взглядом.

— Вы меня хорошо понимаете.

— Нет, я ничего не понимаю.

Фред прошел мимо патера и спустился с лестницы.

Керро на минуту остановился и, когда он заметил, что тот скрылся в комнате, где находились графиня и контесс Эдит, он последовал за ним.

Графиня весьма ласково встретила молодого сыщика.

— Ваш брат еще не вернулся из лесу. Мы должны будем без него обедать.

— Это, во всяком случае, его нисколько не огорчит, так как для него обязанность и дело на первом плане, — возразил Фред вежливо.

— Надеетесь вы устранить те ужасы, в которых мы живем?

— Да, я уверен в этом, — сказал сыщик твердо, — начало пока очень хорошее и дает основание надеяться, что с преступника или преступников маска будет сорвана в ближайшем будущем.

Монах иронически улыбнулся.

— Я была бы вам очень благодарна, — ответила графиня.

Контесс Эдит всецело присоединилась к словам матери.

Патер подошел к сыщику и сказал тихо и вкрадчиво:

— Я желаю вам полного успеха, будет большим счастьем, если вы избавите нас от тех ужасов, которые мы пережили за последнее время.

— Вы будете избавлены от них, будьте уверены, — заявил Фред Вильсон, пронизывая взглядом патера так, что тот не выдержал и отвернулся в сторону.

Графиня Тортони распорядилась назначенный на шесть часов обед отложить до 7 Ѕ ч. Она хотела обедать вместе с знаменитым сыщиком Джон Вильсон и надеялась, что он к тому времени придет.

Дамы сидели и разговаривали с Фредом, а патер молчаловил каждое их слово, как кто-то стукнул в двери.

На оклик графини, ожидавшей старую Катрину, в комнату вошел Джон Вильсон.

Артур Керро побледнел, как смерть. Он смотрел на Джона и не верил, думая, что это призрак.

Джон и Фред оба заметили это смущение и обменялись многозначительным взглядом.

Сыщик поклонился обеим дамам и сказал:

— Вот и я вернулся, сударыни.

— С успехом?

— Я доволен. Предпринял ли и ты что-нибудь, дорогой брат?

— Немного сделал, — ответил Фред, — но все-таки достаточно, чтобы и мне быть довольным.

— Это приятно.

— Нельзя ли узнать подробностей? — спросила графиня.

— Простите, но дело не подвинулось еще настолько, чтобы можно было о нем говорить. По окончании я с удовольствием расскажу вам все детали.

В эту минуту кто-то позвонил. Катрина пошла открывать и на подносе принесла письмо.

— Милостивый господин духовник, для вас письмо.

Керро бросился с места, схватил письмо и, не распечатав его, спрятал его в карман и поспешно вышел из комнаты.

Графиня и контесс Эдит с удивлением смотрели друг на друга.

— Удивительно, — сказала графиня, — как странно ведетсебя мой племянник с тех пор, как вы приехали.

— Не чувствует ли он за собой какую-нибудь вину?

— Ради Бога оставьте, — сказала графиня, — неужели вы допускаете эту возможность, а я уверена, что это абсолютно невозможно.

— Ничего невозможного нет, и по опыту я знаю, что самые опасные преступники имеют самый невинный вид.

— Но я вас все-таки попрошу при ваших розысках оставить племянника моего без внимания, — сказала графиня. — Артур Керро очень набожный и хороший человек, помогавший нам в дни нашего несчастья и разделявший его с нами. Ведь по его настоянию мы перебрались в башню, откуда ему легче было следить за приближением наших врагов и где он делал попытку отчаянно сопротивляться, когда полагал, что вы явились сюда с недобрыми намерениями.

— А если, сударыня, все это только план действия, если он своим страхом думал вас еще более запугать, если он…

Графиня быстро поднялась и холодно ответила:

— Ну хорошо, мистер Вильсон, я знаю, что вы, согласно своему призванию, ставите иногда самые невероятные умозаключения. Через полчаса я вас и брата вашего буду ждать к обеду.

Она вышла вместе с контесс из комнаты. Контесс, однако, успела еще шепнуть Вильсону:

— Мистер Вильсон, не обижайтесь на мою мать. Она очень религиозная особа и считает Керро, своего духовника, своего рода святым. Я же не доверяю ему нисколько.

Когда дверь за дамами закрылась, сыщики посмотрели друг на друга.

— Несчастная женщина, сказал Джон тихо, — ей придется испытать горькое разочарование.

— Вне сомнения придется, прибавил Фред, — мне необходимо сообщить все, что произошло за время твоего отсутствия, и ты убедишься, что за ужасный дурак этот Керро.

После этого разговора сыщики отправились наверх в отведенные им комнаты и, проходя мимо комнаты патера, услышали, что он страшно взволнованно ходил по своей комнате взад и вперед.

Они передали вкратце друг другу происшествия, имевшие место у каждого, и Фред показал записку, составленную им в Saloon Вильяма Бэкера со странными словами, произнесенными патером у телефона.

Джон Вильсон подошел к окну и стал внимательно просматривать записку. Через несколько минут он сказал:

— Дело очень просто. К каждому слогу прибавлено несколько лишних букв, и смысл фразы вот какой. «Будь осторожен, он человек опасный, его надо убить».

— Правда, — решил Фред, — дело очень просто.

— И прежде всего это доказывает нам, что Керро кому-то по телефону сообщил, что прибыл какой-то опасный человек, которого надо убить. Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что человек, с которым патер говорил по телефону, не кто иной, как служитель дома для умалишенных — Гриффон.

Через полчаса они сошли вниз. Патер все еще продолжал ходить по комнате.

В столовой уже находились графиня с дочерью, и все тотчас уселись за стол.

Над столом висела тяжелая люстра, ярко освещенная множеством зажженных свечей. Графиня не выказывала прежнего недовольствия, а относилась к сыщикам с изысканной любезностью.

Когда Катрина подала суп, графиня спросила:

— А где же мистер Артур?

— Он сказал, что сейчас придет.

— Пусть поторопится. Да, мистер Вильсон, духовная пища моему племяннику гораздо приятнее физической. Эгоизм ему совершенно чужд.

Сыщик кивнул головой. Ему не хотелось говорить без доказательств, и он предпочел доказать графине правдивость своих слов на деле. Он и не подозревал, что это случится сейчас же.

Катрина уже унесла тарелки из-под супа и суп и только что вышла, как в комнату вошел патер.

— Я не имею ни малейшего аппетита и чувствую себя так плохо, что вообще не хотел выходить из своей комнаты, — сказал он.

— Тогда ложись в постель, Артур, — сказала тетя, — у тебя действительно вид больного.

— Ты права, тетя, — сказал патер, — я пойду лягу, может быть к утру я поправлюсь.

Он повернулся и вышел. При этом он сильно стукнул дверью, и в ту же минуту над столом раздалось громкое шипенье.

В ужасе все взглянули вверх.

И в один голос у всех вырвался крик испуга. Все сидели, как вкопанные, только Джон Вильсон вскочил и вынул револьвер. Фред последовал примеру, но раздался треск и с потолка на стол обрушилась вся люстра. Графиня без памяти опустилась на кресло. С люстры на собравшихся в столовой спускались четыре ядовитые змеи-кобры. Но братья-сыщики не потеряли присутствия духа. Один за другим выпустили они пять-шесть пуль и змеи обвивали люстры, но уже с раздробленными головами.

Все это произошло, конечно, скорее, чем это можно передать.

Лишь только графиню уложили, как в комнату влетел патер и бросился с плачем к тете:

— Дорогая тетушка, дорогая Эдит. Что случилось? Откуда этот ужасный шум? что это за выстрелы и крики? Может быть, эти сыщики Вам причинили какое-нибудь зло? — Тут патер почувствовал, что его кто-то схватил и поднял. В Джоне закипела злоба, он схватил патера за грудь и потряс его с такой силой, что тот едва дышал.

Он открыл дверь и выбросил в коридор дрожащего от страха патера.

Вильсон бросился наверх в комнату, лежавшую над столовой. На полу в середине, под откинутым теперь ковром, было вырезано большое четырехугольное отверстие, которое при-

ходилось как раз над люстрой.

Над этим отверстием помещалась железная клетка, открытая к низу. В этой клетке находились змеи, проникшие через дыру на люстру.

Когда они уже висели на люстре, наверху была отвинчена гайка с люстры, и эта всей своей тяжестью рухнула вниз.

Человек, орудовавший здесь, исчез, но Вильсон догадывался, что это не кто иной, как преступный служитель Гриффон.

Вильсон обдумывал план дальнейшего действия. Он решил сделать так, как думал поступить, когда вынимал из рамы портрет Джузеппе Керро, брата графини, находившегося в Риме.

Но чтобы выполнить свой план, ему следовало умереть, то есть только казаться мертвым. Он сейчас же посвятил в свой план брата своего и помощника.

Когда прибыл врач, приглашенный к графине, Джон Вильсон лежал на диване, еле-еле дыша; у него был вид опасно больного и Фред обратился к врачу с мольбой:

— Спасите, доктор, моего брата. Ради Бога, спасите его: несчастного укусила змея.

Врач вошел в комнату, где на диване лежал Джон и отчаянно стонал. Когда врач нагнулся к нему, сыщик прошептал:

— Я сыщик Джон Вильсон из Чикаго. Я принял вид больного по известным соображениям. Отправьте меня к себе на квартиру и объясните это тем, что я должен находиться под постоянным Вашим наблюдением. Подробности я расскажу Вам у Вас дома.

Врач, очень умный человек и горячий поклонник Вильсона, охотно согласился с его предложением. Он прописал мнимобольному какое-то лекарство, за которым была послана Катрина, и отправился к графине. Доктор внимательно осмотрел ее, лежавшую совсем апатично, и сказал, что надежды на ее жизнь очень мало.

Стоны Вильсона все усиливались. Его лицо приняло страшно страдальческий вид.

Вдруг дверь отворилась и в комнату вошел патер. Он подошел к больному, насилу сдерживая свою радость по поводу страшных мук Вильсона.

— Уйди — уйди прочь, — прошипел сыщик, — я тебя хорошо знаю, но я уверен, что ты от наказания не уйдешь.

— Ты поступил со мной страшно грубо, — произнес патер тоном духовника, прими теперь эти муки, как наказание за это.

Но тут сзади к патеру подошел Фред и с силой оторвал его от брата.

— Вон отсюда, — крикнул Фред, — ты один виновен в смерти моего брата, но ты за это поплатишься. Я не успокоюсь, пока не сорву тебе маску твою с лица. — Фред, — возопил Джон, — ведь ты же мне обещал, что завтра утром покинешь этот дом. Нет, не оставайся здесь, где тебе в любой момент угрожает опасность.

Со слезами Фред уступил брату и, подняв кулак, крикнул патеру:

— Я ухожу, но Бог тебя накажет.

Керро улыбнулся. В это время в комнату зашел доктор, взял больного, уложил его в карету и отвез к себе домой.

Фред пока оставался еще на даче Тортони, так как Джон с минуты на минуту ожидал телеграфный ответ из Рима на его запрос о патере и не хотел, чтобы этот ответ попал в руки Керро. Ответ от Джузеппе действительно получен был вечером.

Он сообщал, что не знает ничего о судьбе Артура.

Вечером, часов в девять, врач по телефону сообщил на дачу Тортони о смерти Джона и просил известить Фреда.

Фред притворился, что страшно огорчен.

На следующее утро Фред, простившись с графиней и контесс, покинул дачу. Он сообщил, что прибудет через два дня на похороны брата, а сейчас он уезжает.

Он отправился на вокзал и уехал. Во время отхода поезда он увидел на вокзале патера, следившего за сыщиком.

Фред доехал до следующей станции. Там он остановился в гостинице и совершенно изменил свою внешность.

Он одел простой, но чистый костюм, наклеил себе светлорусые усы и одел парик. Он делал все это очень тщательно.

Приняв совершенно другой вид, Фред вернулся в город Жолиет и отправился в дом врача к своему брату.

Джон тоже изменился до неузнаваемости. При помощи фотографической карточки, взятой им на даче Тортони, он загримировался Джузеппе Керро из Рима.

Он сделал это так искусно, что доктор Лаундер, выказывавший Джону все время особенное внимание, был поражен.

Оба сыщика, взявши с собой два больших чемодана, подошли к вокзалу, взяли карету и подъехали прямо к даче Тортони.

Когда они позвонили, то первым выглянул патер. Он был очень удивлен, увидев незнакомых гостей.

Дверь открыла старая Катрина и сказала:

— С кем имею честь говорить? Графиня, к сожалению, не может Вас принять, она очень больна. Ее разбило параличом.

— Сестра больна, — воскликнул Джон, — о Боже мой, а я так радовался, надеясь ее увидать бодрой и здоровой.

Катрина спросила:

— Вы говорите, сестра? Так Вы, вероятно, мистер Джузеппе

Керро из Рима?

— Да, это я.

— Вы прибыли в плохое время, — сказала Катрина, — в этом доме за последнее время очень неладно.

Вильсон выразил крайнее удивление и беспокойство. Он вошел и указал Фреду, игравшему роль лакея, внести чемоданы.

Катрина повела его в приемную и, минуту спустя, в комнату вошла контесс Эдит, а за ней патер Керро.

— Неужели это правда? Мой дядя из Италии приехал, — вскрикнула контесс, — да, это он, я узнаю его по портрету. Дядя, ты прибыл в плохое время, ты прибыл к гибели дома

Тортони.

Вильсон сердечно поздоровался с контесс, а потом протянул руку и патеру. Таким образом Вильсон сошел за Джузеппе Керро и он надеялся, что план его ему удастся как нельзя лучше. Он рассчитывал на то, что Артур, чтобы остаться единственным наследником всего имущества, сделает покушение на жизнь дяди, и в этом он надеялся уличить негодяя.

Графиня Тортони после полученного удара больше не поправлялась и умерла под вечер того же дня, когда прибыл из Рима мнимый брат. Она все время не приходила в себя, так что не узнала и своего брата.

Вильсона на вид эта смерть страшно взволновала. Он упал к ногам покойницы и плакал навзрыд.

— Моя бедная сестра, — не успокаивался Вильсон, — если б у меня под руками было средство, я бы здесь у твоего трупа лишил бы себя жизни, чтобы соединиться с тобой на том свете!

При этом Вильсон громко зарыдал и закрыл лицо обеими руками. Но сквозь пальцы он смотрел на патера, который весь сиял от радости. Он кивнул головой по адресу дяди, желая этим как будто сказать: Твое желание будет исполнено.

Сыщик разыгрывал роль убитого горем так естественно, что не возбудил у присутствовавших и тени подозрения. И он достиг желанного результата: он прочел в глазах патера его замыслы. Если он убьет дядю, то всякий скажет, что убитый горем о смерти сестры брат сам наложил на себя руку.

Не только патер, но и контесс и Катрина могли засвидетельствовать, что Джузеппе Керро высказывал желание покончить с собой.

Вильсон наверху рассказал брату, какую сцену он разыграл внизу, и Фред высказал уверенность, что патером еще наступающей ночью будет сделана попытка убить дядю.

Сыщики оставались все время у себя в комнате, и лишь иногда Фред спускался, чтобы не терять Артура Керро из виду. Этот также проводил все время у себя в комнате, но когда Фред зашел в кухню, как бы за водой для своего господина, он услышал рядом разговор патера по телефону.

— Это ты? Имею отрадную новость. Приходи в девять часов вечера в парк.

Фред понял, что человек, говоривший с патером, обещал быть, так как Керро добавил:

— Allright, я тебя жду.

Потом он повесил трубку телефона и вышел через кухню, не оглядываясь, так как полагал, что от сыщиков он избавлен. Вслед за ним из кухни вышел припрятавшийся Фред, отправился к Джону и все сообщил ему.

Около девяти часов, когда уже совсем стемнело, Джон Вильсон пробрался в парк и спрятался в кустах, около заднего выхода. Ему приходилось ждать недолго, так как появился патер и, внимательно озираясь, подошел к ограде парка.

Там его ждала какая-то темная фигура.

— Гриффон — ты?

— Да, я не в состояния был больше ждать, мне хочется

знать, как обстоит дело, и я, несмотря на всю опасность, подкрался сюда.

Джон подкрался к ним и, спрятавшись за кустом, внимательно прислушивался к их разговору.

— Опасность уже невелика, — ответил патер.

— Почему, разве ищейки попали на неверный след?

— Ищеек здесь больше нет.

— Как? Это невозможно. Джон Вильсон оставит такой случай нерасследованным?

— Он должен был оставить и притом навсегда, так как лежит мертвым.

— Мертвым? Это прекрасно. Каким же образом это случилось?

— Его укусила одна из змей.

— А я думал, что эта штука не удалась. А что стало с его братом?

— Джон Вильсон на смертном одре взял с него слово, что он сейчас же уедет, и он исполнил свое обещание.

— Мне это не верится.

— Но это правда. Я сам был на вокзале и видел, как он уехал.

— А мне все-таки не верится. Я сам убедился, что Джон Вильсон умер. Я был около него, когда он корчился в смертельных судорогах.

— Куда его унесли?

— В дом доктора Лаундера.

— А не в Чикаго?

— Нет, его похоронят здесь.

— Я пойду, чтобы лично убедиться. Вильсон должен лежать еще там, я проберусь в дом врача. Доктор живет один, и его теперь дома не будет.

— Хорошо, и когда убедишься лично, сообщи мне по телефону.

Патер стал ему рассказывать о том, что за это время произошло. Когда они уже расходились, патер остановил его.

— Мне нужно немного того яду, который ты дал мне для Гаскона.

— Чтобы усыпить дядю?

— Конечно, представляется весьма удобный случай, так как он выказывал вслух желание покончить с собой. Всякий поверит, что это самоубийство.

Служитель вынул из кармана небольшую коробочку и передал ее патеру, потом он перелез через ограду и удалился, а Керро отправился во внутрь дачи.

Вильсон также перелез через ограду и кратчайшим путем отправился на квартиру доктора Лаундера.

Доктора дома не было, но это не остановило сыщика. При помощи своих отмычек он быстро проник в квартиру врача.

Сыщик встал в темноте у окна и стал ждать. Прошло минут пятнадцать, когда к окну стала подкрадываться какая-то фигура.

Осторожно озираясь по сторонам и увидев, что на улице нет ни живой души, Гриффон взобрался на подоконник и влез через окно в комнату.

Он осветил потайным фонарем комнату и сказал:

— Здесь его нет, если он действительно умер, то лежит в комнате рядом.

Он только что хотел открыть дверь в соседнюю комнату, как почувствовал на своем плече сильную руку, и Вильсон крикнул:

— Нет, Гриффон, Джон Вильсон здесь, но не мертвый, а свежий и здоровый.

Преступник в первую минуту с испугу обомлел, потом он хотел вырваться и броситься бежать. Но сильные руки Вильсона схватили его, сжали ему руки, и через минуту сковали его по рукам железными наручниками, так что он не успел даже оказывать сопротивление.

— Так, Гриффон, теперь конец комедии. А твоего сообщника Керро я сегодня еще схвачу, когда он сделает попытку отравить меня, — своего мнимого дядю Джузеппе Керро, — сказал Вильсон, осветив дрожащего от страха преступника.

— Я так и думал, — произнес он, — как мог Керро быть таким неосторожным.

— Неужели вы думали, что ваши ужасные преступления останутся нераскрытыми, — спросил Вильсон, — ну теперь вперед — мне некогда, мне еще надо арестовать сегодня Керро.

Преступник пробовал сопротивляться, но сыщик с легкостью толкнул его вперед, вывел его на улицу и привел его в полицию, где Гриффона посадили в тюремную камеру. Инспектор Тонниль поздравил сыщика с успехом.

— Идемте, мистер Тонниль, — сказал Вильсон, — со мной […] и вы лично убедитесь, что этот негодяй Керро сделал попытку отравить меня.

Инспектор охотно согласился, — ему было даже очень приятно […] знаменитому сыщику в его деле. Они быстро отправились на дачу, перелезли через ограду и пробрались никем не замеченные в комнату, занятую мнимым дядей из Италии. Здесь их ждал Фред.

— Хорошо, что ты пришел, — сказал он, — патер уже два раза был около двери и звал тебя. Я все время громко храпел, чтобы он подумал, что ты заснул.

— Хорошо, я думаю, что он скоро еще раз придет, — сказал Джон, — уйдите вы вдвоем в ту комнату и выходите оттуда не раньше, пока я не крикну, что негодяй арестован. Вы будете свидетелями, что он хотел меня убить.

В коридоре раздались шаги и остановились перед дверью.

— Выходите скорее.

Фред и инспектор вышли на цыпочках в соседнюю комнату, двери которой они слегка открыли, чтобы видеть оттуда письменный стол и кресло, на которое сел Джон.

За дверью раздался голос Керро:

— Дорогой дядя, открой немного.

Вильсон спросил, как будто сквозь сон:

— Кто там?

— Я, племянник твой Артур, дорогой дядя.

— Я сейчас открою.

— Я очень рад.

Вильсон поднялся, подошел к двери и открыл ее. В комнату вошел патер с бутылкой белого вина и двумя бокалами в руках.

— Извини, дядя, что я тебе помешал, но я боялся, что ты наложишь на себя руку в отчаянии. Я не мог успокоиться и решил пойти к тебе. Я принес бутылку вина, чтобы подкрепиться.

Патер открыл бутылку, налил оба бокала и сказал:

— На здоровье, дядя, на долгие вам лета!

Вильсон приложил бокал к губам, сделал вид, что пьет, но проливал на самом деле вино по бороде за воротник. Керро снова налил оба бокала и, когда дядя встал и начал ходить по комнате взад и вперед, патер остался у стола. Внимательно следил он за старцем, ходившим взад и вперед с опущенной головой.

Он воспользовался моментом, когда дядя повернулся спиной, быстро вынул бумажку из кармана и высыпал содержимое в бокал вина Вильсона. Белый порошок […] растворился в вине.

Вильсон, видевший в зеркало все, — сделал вид, что не замечает этого, поднял бокал и приложил к губам. Он опять только сделал вид, что пьет и поставил бокал полуосушенным на стол. Он обернулся и сделал несколько шагов по комнате.

— Не знаю, что со мной… мне… дурно… в груди горит…перед глазами темно…

Он с трудом дотащился до письменного стола и грузно опустился в кресло. Он начал пыхтеть. Сжимая обе руки судорожно к груди, он пробормотал:

— Что… что это?.. Что… со мной?.. Артур… Артур… это… это… см… смерть!.. смерть!.. Артур с… спасите… меня… я…

Патер удалился в глубину комнаты и смотрел оттуда глазами, сверкавшими от восторга и торжества, на предсмертные муки своей жертвы. Тело дяди корчилось в судорогах, потом оно задрожало, вытянулось и лежало мертвым.

— Он умер, — произнес Керро.

Он медленно подошел, нагнулся над стариком и взглянул ему в лицо.

— Видишь, старый дурак, — сказал он, — вот я оказал тебе услугу и отправил к твоей возлюбленной сестре. В награду за это получу и ту часть наследства, которая выпадала на твою долю.

В эту минуту Вильсон поднялся. Быстро сорвав бороду и парик, он выпрямился.

— Вы ошибаетесь, мистер Керро, — сказал он холодно, — ваш дядя продолжает здравствовать в Риме, а здесь, несмотря на отравленное вино, бодрым и здоровым стоит перед вами Джон Вильсон, которому наконец удалось сорвать с вас маску добродетели.

Преступник в ту минуту, когда мертвец зашевелился, в ужасе отшатнулся. Но ужас дошел до степени оцепенения, когда он увидел перемену, произошедшую с мнимым дядей.

— Джон Вильсон… — пробормотал он вне себя от ужаса.

— Да, это я! Полчаса тому назад я арестовал твоего сообщника Гриффона и отправил его в тюрьму. Теперь и тебе нечего скрывать своих преступлений. По твоему наущению убит был граф Пиэтро Тортони и сын его Гаскон. По твоей инициативе в лесу произведено было покушение на жизнь контесс Эдит. По твоему замыслу в столовой обрушилась люстра. Ты бессовестный негодяй и убийца, именем закона ты арестован.

Керро сжал кулаки.

— Так этот несчастный трус Гриффон все выдал, — прошипел он.

— Мне только нужно было услышать это признание из твоих уст, — крикнул Вильсон и, прежде чем патер успел выхватить револьвер, сковал его руки.

Теперь в комнату вошел Фред и инспектор, и когда Керро увидел, что они были свидетелями всего происшедшего, он окончательно растерялся. Без всякого сопротивления он дал отвести себя в тюрьму.

Джон Вильсон ночью еще сообщил несчастной контесс Эдит, что ее двоюродный брат арестован вместе со своим сообщником, и что всякая опасность теперь миновала.

Она молча выслушала это сообщение, но сильное горе томило ее. Когда сыщик кончил, она упала в обморок.

Следствие, предпринятое по этому делу, осветило со всех сторон происшествие на даче Тортони. Артур Керро предполагал, что Гриффон во всем сознался, и сам все изложил.

Патер, человек жестокий и хитрый, прибыл полгода тому назад из Италии со специальной целью овладеть при помощи хитрости и грубого насилия имуществом своей тети. Ханжеством и мнимой святостью он снискал себе доверие всех. Сообщника он нашел себе в лице Гриффона. Они вдвоем построили план постепенного умерщвления всех членов семьи. Гриффон застрелил графа Пиэтро из графского же оружия, которое несчастный во время отдыха положил около дерева.

Гаскона Тортони патер отравил таким же образом, как думал отравить мнимого дядю. Патер написал известную записку, подделав почерк Гаскона. Эту записку он потом похитил и разорвал. Потом Гриффон произвел в лесу два без результатных выстрела в контесс Эдит. Далее патер все время устрашал прислугу и дам и этим заставил первых покинуть дом, а вторых переселиться на башню, которую он думал поджечь.

Когда графиня известным письмом вызывала Джона Вильсона, патер написал сыщику угрожающее письмо и, когда сыщики все-таки приехали, Керро старался их убить.

При помощи Гриффона он похитил сумасшедшего Жак […] хлороформом. Больной должен был […] контесс, если бы те спустились вниз, и Джона Вильсона, когда тот заберется в комнату, где спал вооруженный больной. Но этот план не удался.

Тогда Керро придумал план с люстрой, для чего Гриффон украл из одного транспорта, предназначенного для одного о зверинца в Чикаго, клетку и четырех змей. Но и этот план не удался благодаря хладнокровию и отличной стрельбе сыщиков, хотя имел последствием смерть графини.

Уличенные во всем этом преступники преданы были суду и по приговору последнего кончили свою преступную и гнусную жизнь на виселице.

Контесс Эдит Тортони, разбитая духовно и отчаявшись во всем, отправилась в Италию в монастырь, которому пожертвовала и все свое состояние.

◊◊◊