Клан Инугами

Череда совпадений

— Понятно. Значит, вы не могли и не хотели выдать Сизуму полиции и, надеясь, что все останется втайне, вернулись в Насу, пряча лицо, и на время нашли пристанище в гостинице «Касивая».

— А зачем, господин Киндаити, зачем Киё прятал лицо? — спросил инспектор Татибана.

— Инспектор, это же очевидно. Киё в маске уже устроился на вилле Инугами. Если бы настоящий господин Киё был узнан кем-то из горожан, поползли бы слухи о двух Киё, и все его усилия пошли бы прахом.

— А, понятно…

— Да, еще: то, что господин Киё прятал лицо, оказалось очень полезным позже, хотя, конечно, в то время он об этом не думал. Как бы то ни было, устроившись в гостинице, господин Киё ушел часов в десять вечера, прокрался на виллу Инугами, тайком вызвал Киё в маске, то есть Сизуму, и свиделся с ним. Господин Киё, где вы с ним встретились и поговорили?

Киё затравленно огляделся.

— В лодочном сарае, — тихо сказал он.

— В лодочном с-сарае! — Уставившись широко раскрытыми глазами на Киё, Киндаити радостно почесал голову. — Значит, прямо под местом преступления! Кстати, господин Киё, как вы собирались поступить с Сизумой?

— Я… я… — В дрожащем голосе Киё звучала такая скорбь, будто он проклинал этот мир и обвинял род человеческий. — Я сильно просчитался. В газете, которая мне попалась, ни слова не было о том, что двойник мой изуродован и носит гуттаперчевую маску. Вот я и подумал, что просто и без проблем поменяюсь местами с Сизумой. Разумеется, я собирался отдать ему большую часть состояния, но с Сизумой случилось то, что случилось, — это было для меня полной неожиданностью, и поменяться местами незаметно стало совершенно невозможно. Пока мы обсуждали, как нам поступить…

— Господин Такэ пришел на наблюдательную площадку на крыше лодочного сарая, а следом за ним пришла барышня Тамаё, верно?

Киё мрачно кивнул. Все в комнате насторожились, понимая, что подошли к кульминации всей этой истории.

— Такэ и Тамаё проговорили, наверное, минут пять, как вдруг там, над нами, послышались странные звуки, шарканье ног, словно шла борьба. Потом кто-то взбежал на крышу, раздался глухой стук, словно кто-то упал на спину, а вслед за этим — шаги вниз по лестнице. В окно лодочного сарая мы увидели Макаку и Тамаё, без оглядки бегущих к дому. Макака поддерживал Тамаё. И тут же от стены лодочного сарая отделилась темная фигура. Это была… это была…

— Это была ваша матушка, да?

Киё закрыл лицо руками. Все, затаив дыхание, глядели на Мацуко, но она продолжала все так же неторопливо вертеть в руках свою длинную трубку, и лицо у нее было все то же — невозмутимо каменное. Зато в глазах Такэко горела жажда крови.

Киндаити повысил голос.

— Господин Киё, возьмите себя в руки. Это ведь самый важный момент. Ваша матушка поднялась на площадку, да?

Киё слабо кивнул.

— Кажется, Такэ уже начал спускаться, потому что голоса раздались на середине лестницы, потом они вернулись на крышу. И тут же послышался тихий стон и звук падения, а матушка, это мы видели, стремглав сбежала по лестнице. Мы с Сизумой затаились, ничего не понимая, и ждали, но Такэ так и не спустился, и вообще его не было слышно. Тогда мы потихоньку прокрались наверх и увидели…

Киё снова закрыл лицо руками. Кто упрекнет его за эту горькую, унизительную, нестерпимую боль — ведь тогда перед ним лежал мертвый Такэ, убитый его родной матерью. Можно ли представить себе зрелище более чудовищное? У всех в комнате сжались липкие от пота кулаки, и, что бы там, на крыше, тогда ни происходило, Киндаити был не в силах понуждать Киё к продолжению рассказа.

— Тогда вы с Сизумой совершили чудо перевоплощения, поменявшись местами, а для этого воспользовались маской и шарфом. Мне представляется, что это предложил именно Сизума.

Киё слабо кивнул.

— Да, роли поменялись. Прежде я упрекал Сизуму, а он был потрясен, подавлен и не знал, что делать. Потом наши роли поменялись. Сизума не был дурным человеком, но мою мать и теток он ненавидел. Он потребовал, чтобы я остался в стороне и уступил ему место Киё Инугами. Он сказал, что женится на Тамаё и унаследует состояние. «Если ты откажешься, — сказал он, — я расскажу в полиции, что твоя мать убийца».

Вот безвыходное положение! Если Киё попытается занять свое законное место, его мать обвинят в убийстве. А чтобы уберечь ее, ему придется отречься от своего имени, от своего положения и богатства и даже от возлюбленной в пользу другого человека, придется прожить всю жизнь прячась в тени. Кто и когда стоял перед таким мучительным выбором?

— И вы согласились на его условия?

Киё снова слабо кивнул.

— Да, согласился. Это единственное, что я мог сделать. Но тут Сизума вспомнил о скандале с отпечатком руки, что разразился в тот вечер. Матушка отказалась наотрез, это избавило его от необходимости сделать свой отпечаток, но теперь, после убийства, клан непременно настоит на своем, и самозванство его откроется. И тогда, решая эту задачу, он подумал о гуттаперчевой маске. Он приказал мне надеть ее и на один-единственный день стать Киё.

Какая причуда судьбы! Именно Мацуко надела гуттаперчевую маску на лже-Киё. И разве могла она предположить, как этой маской в конце концов воспользуются?

Киё вздохнул, словно всхлипнул.

— Я был готов согласиться на все. Я был как пьяный и покорился всему. Сизума ушел с площадки, нашел где-то самурайский меч и вернулся. Я ничего не понял и спросил у него, что он собирается делать, а он сказал: «Спасти твою старую даму. Чем жесточе преступление, тем меньше в нем заподозрят женщину».

Киё не мог заставить себя описать дальнейшее, и Киндаити не заставлял его. Худые плечи Кокин Миякава дрожали, она сидела и думала об ужасном поступке своего сына.

Глубоко вздохнув, Киё продолжал:

— Теперь я понимаю, что Сизума, наверное, сделал это не только ради спасения моей матери, но и во исполнение проклятия своей матери. Как бы то ни было, после того как он отрезал голову Такэ, мы обменялись одеждой, я надел эту жуткую гуттаперчевую маску. Сизума спросил у меня, где я остановился, я сказал ему о гостинице «Касивая» и о том, что я во избежание сплетен скрыл свое лицо. Он хлопнул в ладоши и рассмеялся. «Прекрасно, — сказал он. — Значит, на завтра ты останешься здесь и займешь мое место, а я пойду в гостиницу „Касивая“ и займу твое».

Киндаити обратился к инспектору Татибана.

— Инспектор, вы понимаете? То, что господин Киё прикрывал лицо шарфом, очень пригодилось. Пятнадцатого и шестнадцатого ноября была разыграна пьеса для двух актеров, они играли друг друга в этом доме и в гостинице. Закутанный по самые глаза Сизума мог не опасаться, что кто-нибудь в гостинице заметит ужасную рану на его лице.

И как же все это удивительно! Сколько совпадений, совпадений и случайностей! И все же связать их воедино и сплести из них такую интригу — для этого требуется необыкновенный ум. Таким умом обладал Сизума, который и выстроил всю эту чудовищную интригу.

— Переодевшись в мою одежду и закрыв лицо шарфом, Сизума спустился по лестнице и вывел из сарая лодку. Я опустил обезглавленное тело Такэ и меч с крыши в лодку, и Сизума поплыл через озеро. По его приказу я приставил голову Такэ хризантемовой кукле, а потом пробрался в комнату, которую он мне указал.

Киё совсем обессилел. Глаза остекленели, туловище покачивалось, и голос все чаще прерывался. Видя это, Киндаити продолжил за него:

— Вот что случилось ночью пятнадцатого. А на следующий день была проведена экспертиза отпечатков — и вот это застлало мои глаза туманом, буквально ослепив. Ведь нет иного, более надежного способа для подтверждения личности человека, чем отпечаток руки или пальцев, а поскольку мне и в голову не приходила возможность столь дерзкого розыгрыша, я попался в ловушку, поверив, что Киё с изуродованным лицом и есть Киё Инугами. Эта уверенность стала главной ошибкой в моих умозаключениях. Но вы, барышня Тамаё, вы-то знали об обмане, да?

Тамаё удивленно посмотрела на Киндаити.

— Когда результаты экспертизы были объявлены и мы выяснили, что Киё в маске действительно подлинный Киё Инугами, вы дважды что-то хотели сказать. Что вы хотели сказать?

— Вот оно что… — сказала Тамаё, побледнев. — Я… знала. Нет, не так. Не знала, а чувствовала. Всем своим существом ощущала, что человек, который прячет свое изуродованное лицо под этой маской, не Киё. Наверное, это можно назвать женским чутьем.

— Или чутьем любящей женщины?

Киндаити сказал это, а Тамаё негромко вскрикнула и вспыхнула, но взяла себя в руки и продолжала:

— Можно сказать и так. Нет, это именно так. Во всяком случае, я настолько не сомневалась, что этот человек не Киё, что была просто ошеломлена, услышав, что отпечатки тождественны. На мгновение мне почудилось — этот человек с изуродованным лицом, может быть, он и в самом деле… И вот…

— И вот?

— Мне хотелось сказать: «Снимите маску. Снимите вашу маску и дайте мне увидеть ваше лицо».

Киндаити даже застонал.

— Если бы вы сделали это! Если бы вы это сделали, то не случилось бы по крайней мере всех остальных убийств.

Тамаё безутешно повесила голову. Киндаити расстроился.

— Нет, нет. Я вас не виню. Это моя вина. Что ж, продолжим, господин Киё. Ночью вы снова поменялись местами с Сизумой, да?

Киё молча кивнул.

— Вы встретились с ним в лодочном сарае, обменялись одеждой, оглушили его ударом, как было вам приказано, и сбежали. А Сизума снял с себя маску и выставил напоказ свое лицо нарочно, чтобы продемонстрировать всем, что он — это он, человек с изуродованным лицом.

Киё снова кивнул, но в этот момент вмешалась Тамаё:

— Киндаити, но кто же был в моей комнате той ночью?

— Разумеется, Сизума. Он вернулся в дом раньше времени. Все еще были на поминальной службе по господину Такэ, а он прокрался в вашу комнату.

— Но зачем?

— Теперь, когда Сизума мертв, об этом можно только гадать, но я полагаю, что он искал часы — карманные часы с отпечатком его пальца.

— Ах! — воскликнула Тамаё, закрыв рот рукой. Для нее тоже все стало на свои места.

— Сизума никак не думал, что отпечаток руки Киё может оказаться в таком месте, как святилище Насу. Однако во время спора об отпечатке руки вечером пятнадцатого он, очевидно, догадался о том, что вы заполучили отпечаток его пальца на часах. Сизума использовал господина Киё, и семья получила отпечаток руки. Он справедливо полагал, что, единожды получив его, они никогда не станут требовать повторения. Но вот если бы вы принесли эти часы и сравнили отпечаток пальца на них с отпечатком руки настоящего господина Киё из святилища Насу, его план провалился бы. Ему необходимо было найти часы. Это значит, что шестнадцатого числа Сизумы не было здесь, в этом доме, иначе он знал бы то, что вы сообщили утром: вы отдали часы Такэ вчера вечером, и куда они делись, неизвестно. И знаете, я все еще не могу понять, куда они подевались.

— Они у меня, — прозвучал холодный голос Мацуко.

Открыв шкатулку, стоящую на подносе и полную щипаного табака, она выудила из-под листьев золотые карманные часы, положила их на татами и толчком отправила Киндаити. Все глаза следили за этой золотой вещицей, которая, крутясь, скользила по полу, и у всех волосы встали дыбом, потому что все воочию увидели самое верное доказательство вины — тот, у кого обнаружились эти часы, и был убийцей Такэ.

Мацуко криво улыбнулась.

— Я ничего не знала об этом отпечатке. Но когда я ударила Такэ в спину, он сперва пошатнулся, потом упал, и часы выскользнули у него из кармана. Подобрав их, я поняла, что это те часы, которые Киё… лже-Киё… отказался починить Тамаё. Я совершенно не знала, почему они оказались у Такэ, но что-то мне в этом не нравилась, вот я и решила прихватить их и спрятать.

И снова случайность! Ведь Мацуко не знала истинной роли этих карманных часов, когда решила их спрятать. Цепочка совпадений, какие нередко случаются в жизни.

Да, многие загадки в деле Инугами уже получили свое объяснение, но о многом еще предстоит узнать.