Клиника «Амнезия»

Глава 16

Мысль о том, что Салли может уехать раньше нас, не приходила мне в голову. Мне рисовался совершенно иной сценарий: душераздирающее прощание, тонущее в море слез, в тот момент, как мы с Фабианом залезаем в автобус и уносимся в закатную даль. За этим следует часть вторая: Салли вдруг осознает, что нуждается во мне. Она какое-то время бежит за автобусом, но, увы, уже слишком поздно. Потом, несколько недель спустя, я выхожу из ворот школы, беспечно веселясь с группой стройных, привлекательных одноклассниц, как вдруг что-то заставляет меня остановиться и оглянуться по сторонам. Салли недвижно застывает на другой стороне улицы с абсолютно безнадежной робкой улыбкой на лице. Затем бросается мне навстречу, и так далее и тому подобное.

Но нет. «Ты никогда больше меня не увидишь».

Когда мы вернулись, я сразу направился в наш с Фабианом домик, чтобы определиться, как мне реагировать на подобные известия. С соответствующим драматизму ситуации пафосом я пинком открыл дверь и рухнул на матрас, ненароком сорвав москитную сетку. Я лежал в темноте и даже пару раз крикнул в подушку, как вдруг до меня дошло, что внутри стоит сладковатый дух марихуаны и тростниковой водки. Я поднял голову и увидел его.

— Господи! Что с тобой? — испуганно спросил я.

Фабиан лежал на кровати, прислонившись спиной к стене и скрестив ноги. Я отпер деревянные ставни и открыл окно. Мой приятель тот час зажмурился отхлынувшего в комнату яркого света. Хотя его прошибал пот — то ли от выпивки, то ли от травы, толи оттого и другого, — в нем было что-то еще, что насторожило меня. Пластиковая бутылка из-под тростниковой водки почти пуста. Рука, еще недавно вся в мертвых чешуйках кожи, теперь блестела в полумраке, влажная и красная. Тонкие струйки крови стекали из уголков его рта. Фабиан вытирал их о предплечья, отчего кровь смешивалась с сухой, омертвевшей кожей.

— Так ты ее трахнул? — спросил Фабиан.

Едва он раскрыл рот, кровь хлынула с новой силой.

— Господи, Фабиан…

— Ты трахнул ее? Не думай — я вовсе не ревную. Из чистого любопытства спрашиваю. Ну так как? Да?

— Что ты с собой сотворил?

— Немного перебрал. Только и всего. Не беспокойся. Все-таки скажи мне — ты сделал это? Скорее всего нет, небось струхнул, как всегда. Лучше б ты играл с ребенком, а мне бы досталась баба. Впрочем, думаю, она об этом уже пожалела.

У него на коленях стояла белая плошка с жареным маисом, из которой он периодически выуживал зерна и забрасывал в рот, прежде чем потянуться к бутылке агвардиенте. Он не только протирал этой гадостью лицо, но и пил ее.

— Что здесь произошло? И почему ты ведешь себя как ветеран вьетнамской войны?

Фабиан резко сел на кровати, но пошатнулся и принял прежнее положение. Неуклюжесть движений делала его похожим на старинную деревянную куклу.

— Произошло недоразумение, — сказал он. — Но сейчас все в порядке. Сол немного пострадала, но с ней, кажется, все нормально. Madre de Dios! Рука чертовски болит.

В окно я увидел Рея — тот со всех ног бежал к нашему домику. Странно. Рей всегда ходил степенно, никуда не торопясь. Я никогда не видел его таким, полным решимости. Что-то явно было не так.

— Думаю, нам пора сматываться отсюда.

— Что случилось?

— Ничего. Но случится. Возможно даже, очень скоро.

Рей заглянул к нам в окно.

— Надо с тобой поговорить. Ты не против? — сказал он Фабиану.

— Извини, Рей, это был несчастный случай, недоразумение, — произнес тот тоном кающегося грешника. Он неловко попытался встать на ноги. Его вело из стороны в сторону. — С ней все в порядке?

— Она ужасно расстроена, чувак. И у нее поцарапана нога.

— Я должен с ней поговорить.

Фабиан рванулся к двери и, роняя по дороге зерна маиса, вылетел на улицу. Плошка с грохотом стукнулась о деревянный пол. Рей поймал Фабиана за локоть, придерживая его так, чтобы он не упал и не убежал.

— Лучше не надо. Она не желает тебя видеть.

— Черт возьми! Это было недоразумение. Я бы ни за что не позволил себе сделать ей больно.

Рей решительно затолкал Фабиана обратно в домик и встал в проходе, преграждая ему путь. Фабиан шаткой походкой добрался до кровати и сел.

— Не хочешь рассказать мне, что все-таки произошло?

— Я уже говорил: несчастный случай. Мы были в пещере, пытались пройти по тропе, ведущей дальше через скалу. Сол упала. Я пытался поймать ее, Рей, честное слово. Я не виноват. А она вдруг начала кричать и побежала. Она бежала от меня до самого дома.

— Она — нет, не могу поверить! — она говорит, ты специально толкнул ее. Утверждает, что ты ее ударил.

— Я пытался удержать ее от падения, только и всего. Клянусь. Да я бы никогда в жизни не поднял руку на твою дочь, Рей. За кого ты меня принимаешь?

— Допустим. А теперь послушай. — Рей зашел в домик и сел на кровать рядом с Фабианом. Длинные патлы, словно шторы, с обеих сторон занавешивали ему лицо. — Твое слово против ее. Но не бойся. Я знаю, она фантазерка. И все равно я бы советовал тебе до конца вашего здесь пребывания держаться от нее подальше. Договорились?

— Но я ни в чем не виноват!

— Верю.

— Я просто… — робко начал Фабиан.

— Прошу тебя — делай так, как я сказал, и я не стану на тебя злиться, — перебил его Рей. — Я помню, завтра вы все равно уезжаете. Так что давай забудем про все и хорошо проведем последний день. Только не подходи к моей дочери. Боже! Как же я ненавижу ссоры. Давай оставим эту тему и все забудем, хорошо? Мне еще надо мебель чинить.

— Все забыто, — ободряюще заверил я Рея, закрывая за ним дверь.

Я наблюдал в окно, как он вприпрыжку направился обратно к бару.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил я, поворачиваясь к Фабиану.

Тот, всхлипывая, скулил, как раненое животное.

— Там было темно, и я не различал дорогу, — еле слышно прошептал он.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Мы взяли фонарики, но так и не нашли тропы, которая ведет через скалу. Мы прошли довольно далеко. Даже потревожили кучу летучих мышей. Они кружились над нашими головами, как в фильмах ужасов. Мы зашли так далеко, что уже почти не видели дневного света за нашими спинами. Ход вел дальше, но становился все уже и уже, стены все плотнее смыкались вокруг нас. Сол стало страшно. Она сказала, что хочет вернуться домой.

— Что ты сделал?

— Меня это взбесило, — с раскаянием произнес он, глотая слезы. — Я так разозлился при мысли, что, возможно, дальше прохода нет, что, кажется, сорвался на нее. Там было темно. Но я не собирался причинять ей боль, клянусь. Это было ужасно. Честное слово, Анти, я не лгу. Я должен увидеть ее и извиниться. Я ей все объясню. Тогда завтра мы можем снова пойти туда. Возьмем фонарики получше. Ну, или что там еще надо.

Он выпрямил ноги и попытался подняться. Я не часто совершаю поступки, которые удивляют меня самого. На мою трусость можно положиться в любой ситуации. Но то, что я сделал в следующее мгновение, удивило нас обоих. Как только он поднялся на ноги, я толкнул его в грудь и он полетел обратно на кровать.

— Думаю, будет лучше, если ты останешься здесь, пока не протрезвеешь, — произнес я с несвойственной мне решительностью. — И вообще пора оставить всю эту чушь по поводу пещеры и этого дурацкого купола.

Я вышел из домика, пока не успел окончательно рассвирепеть.

По пути к бару я услышал, что из душевой кабинки доносится голос Кристины. Дверь была открыта, и, проходя мимо, я увидел, как она накладывает повязку на ногу дочери. Должно быть, Кристина привела сюда Сол, чтобы отмыть грязь с царапины, прежде чем наложить повязку. И хотя девочка героически стояла под струей холодной воды, по всхлипам нетрудно было догадаться, что она совсем недавно плакала.

Я просунул голову в дверь. В кабинке стоял запах антисептика.

— Все в порядке? — спросил я.

— Да. Ничего страшного, — успокоила меня Кристина. — Солита упала и ударилась, но все будет хорошо, правда? — Она ободряюще потрепала девочку по щеке.

Сол согласно кивнула, но как только мать взялась накладывать бинт, поморщилась от боли.

— Это моя храбрая девочка! — сказала Кристина.

— Фабиан очень расстроен. Он хочет извиниться. Честное слово, он не собирался тебя обижать, — сообщил я.

— Конечно, — примирительно ответила Кристина, продолжая колдовать над ногой дочери. — Мы знаем, все вышло случайно.

— Нет! Неправда! — неожиданно прокричала Сол, отталкивая руку матери. — Никакая это не случайность! Я не дура. Я же говорила вам. Он толкнул меня! Он специально это сделал!

— Успокойся, крошка. Пожалуйста. Нельзя говорить такие вещи, если их невозможно доказать. Потерпи еще немного. Не дергайся, пока я не закончу бинтовать тебе ногу. А потом мы пойдем и сделаем тебе банановый коктейль. Хорошо?

Задобренная обещанием коктейля, Сол послушно кивнула. Но я видел, что малышку буквально трясет от нанесенной обиды.

— С ней все будет хорошо. Она отойдет, — обернувшись, сказала мне Кристина. — Уверена, это было недоразумение. Честно. Скажи Фабиану, пусть не переживает.

Но в ее голосе было меньше тепла, чем обычно.

Когда я вернулся в бар, то увидел там Салли Лайтфут, которая расплачивалась с Реем. Она вытащила из ботинка комок банкнот и теперь, по ходу пересчитывая их, аккуратно расправляла на столе. Тем временем Рей зачитывал счет:

— Так. Это две ночи, полное питание и жилье, да еще сколько там пива ты выпила? Это все? Ладно. Тогда 15 тысяч сукре. Ах да. Ты рассказала прекрасную историю. Пусть будет 12 тысяч.

У меня сердце разрывалось при мысли, что Салли сейчас уедет. Я попытался придумать что-нибудь такое, что могло бы ее остановить, под любым предлогом. Но на ум так ничего и не пришло, поэтому я стоял и тупо смотрел, как у меня на глазах умирает лелеемое в моем воображении невозможное будущее.

Очевидно, комок банкнот, только что извлеченный из ботинка Салли и столь внушительный на вид, быстро иссяк, оказавшись пустяковой суммой, которой не хватало, чтобы расплатиться. Ветер колыхал несколько лежащих на столе мятых бумажек.

— Остальные деньги в машине, — виновато объяснила Салли. — Для сохранности. Подождите. Я сейчас.

Мы с Реем сидели, глядя из-под навеса из пальмовых листьев на наступающий прилив. Над горизонтом пролетели два пеликана.

— Рей, мне хотелось бы извиниться… — начал я.

— Оставь. Считай, что это дело прошлое. Просто проследи за тем, чтобы твой чокнутый приятель держался от моей дочери подальше. Да я и сам виноват — глупо было отпускать девчонку на целый день с незнакомцем. Уверен, что… подожди-ка!.. — Он прищурился и посмотрел в северном направлении. — Что это он вытворяет теперь?

Фабиану удалось втихаря улизнуть из домика. Он обогнул его и выбежал на пляж. Он стоял лицом к морю, раскинув руки, на торчащих из воды скалах северного мыса, напоминая Иисуса Христа. Причем он явно хотел, чтобы его заметили. И вдруг, как будто мы с Реем, сами того не желая, выстрелили из стартового пистолета, начал карабкаться дальше по валунам у основания скалы, двигаясь в направлении пещеры. Расстегнутая рубашка крыльями развевалась у него за спиной.

— Да он псих, если собрался пройти по этим валунам во время прилива, — с тревогой в голосе произнес Рей. — Готов спорить, на этот раз он убьет себя.

— Я пойду за ним, — решительно сказал я, вставая на ноги.

— Не надо. В любом случае уже поздно! Тебя тоже смоет волной. Я возьму лодку, и мы сможем подобрать… его. Сука! Гребаная сука!

Стоящий на улице «шевроле» взревел и тронулся с места. Под шорох гравия Салли Лайтфут и ее китовый скелет на полной скорости понеслись к шоссе.

— Извини, малыш. Есть более важные дела, — сказал Рей, одним прыжком достигнув барной стойки, и, схватив ключи, выскочил на улицу. — Советую тебе, останови своего приятеля, если хочешь и дальше вместе с ним ходить в школу.

Чертыхаясь, он рванулся к своей развалюхе «ладе».

У него нет никаких шансов, подумал я, улыбаясь при мысли о Салли Лайтфут и ее внезапном отъезде. Затем на автомате последовал за Реем до шоссе, но вдруг вспомнил о Фабиане и повернул обратно на пляж. Синяя рубашка, наполненная ветром, билась на ветру словно парус. Даже издалека я видел, как близко он подошел к краю скалы — пена нарастающих волн уже хлестала его по ногам. Внутри меня поднимался гнев, направленный на трепещущий на ветру кусок синей ткани.

Черт тебя побери, подумал я, тебя и твою пещеру, твои дурацкие истории и клинику для жертв амнезии! Какое-то мгновение я колебался, но потом развернулся и, оставив пляж позади, направился к дороге.

Но, едва пройдя десяток шагов, передумал. Почти не останавливаясь, я сменил направление и, разогнавшись, во весь дух помчался по мокрому песку. Злость и страх придавали мне скорости.

Когда я добежал до скалы, легкие при каждом вдохе отдавались острой болью. Фабиан знал, что так и будет, и делал это намеренно. Тяжело дыша, я залез на скалу и принялся карабкаться дальше. Острые края песчаника больно врезались в ступни сквозь тонкие подошвы. Я взглянул вперед, на Фабиана. Между нами уже плескался прибой. Надо поторопиться. Мало того что я не соперник Фабиану в плане физической выносливости; за последние два дня он проделал этот путь целых четыре раза и успел неплохо его изучить. Сердце бешено колотилось в груди, словно пытаясь вырваться наружу, боль при дыхании стала почти нестерпимой. Скажу честно, я нервничал, не зная, как заставить успокоиться расшалившиеся легкие. Потому что, поддайся я панике, приступ астмы не заставил бы себя ждать, чего, вероятно, и добивался Фабиан.

Я старался дышать глубоко и ровно, в такт шагам. Элементарное на первый взгляд действие — двигаться вперед — требовало неимоверных усилий. Одно неверное движение — и меня собьет с ног ветром или же я упаду на камни или в море. Наконец, собрав в кулак остатки воли, я заставил себя успокоиться. Какое-то время я шел вперед, глядя под ноги, а когда поднял глаза, то увидел, что Фабиан ненамного впереди меня. Вскоре он остановился. Я же замедлил шаг, пытаясь отдышаться. Не хотелось бы, когда я его догоню, говорить с ним запыхавшись. Волны бились о торчащие рядом скалы, обдавая ноги холодными брызгами. Я взглянул на часовенку на краю утеса. Она была совсем близко, я увидел деревянные бревна в тех местах, где краска облупилась. Заметил свежие цветы и в очередной раз задумался над тем, кто и как мог туда вскарабкаться.

— Вернись, ты, идиот! — пытаясь перекричать ревущий ветер, проорал я.

Фабиан демонстративно стоял лицом к морю, давая понять, что не желает говорить со мной до тех пор, пока я не подойду ближе. Но когда из расселины между камней к его ногам, словно гейзер, взлетела волна, он растерянно отпрянул назад. Чем ближе я подходил, тем выше становились волны, хлеставшие его по ногам. Боже, если мы хотим убежать от них, путь к спасению для нас лишь один — вверх. Должно быть, Фабиану пришла та же самая мысль: неожиданно он ухватился за край утеса и попытался вскарабкаться вверх — как раз в тот момент, когда я, казалось бы, уже добежал до того места, где он только что стоял.

— Остановись! Это опасно. Ты же разобьешься! — пытался я остановить его. Фабиан нарочно подвергал себя риску, хотя, с другой стороны, что для него риск? Если кто и представлял для него опасность, так это он сам.

— Ну как, страшно? — с хохотом крикнул он мне с высоты, после чего отпустил руку и соскользнул вниз. А потом, глядя в мою сторону, отчаянно замахал руками, притворившись, будто теряет равновесие. Смысл этого спектакля заключался в том, чтобы показать мне, что он твердо держится на ногах.

Мои ноги моментально сделались ватными, а в коленях началась дрожь. Фабиан схватил увесистый кусок песчаника.

— Фабиан, выслушай меня.

— Что, струсил? Переживаешь за меня, hijo de puta?

Положив руку на плоский участок скалы, он буквально пригвоздил меня взглядом, после чего положил камень себе на руку как раз в том месте, где у него раньше был перелом. Его хохот смешался с воплем боли.

— Ну как, теперь видишь, что я могу сделать с собой?

Он с силой швырнул камень в скалу — так, что во все стороны разлетелись осколки.

— Прошу тебя! — умолял я. — Не надо! Давай вернемся назад и обо всем поговорим. Я согласен сделать для тебя все что хочешь, только не делай этого.

— Нет, мы останемся здесь. К тому же взгляни, начался прилив. И куда ты теперь пойдешь?

Он был прав. Там, где я прошел всего пару минут назад, теперь пенился прибой. Казалось, даже угол горизонта, и тот изменялся по мере того, как прилив набирал силу. Мы оказались в западне: кусочек суши под ногами сжимался с каждой минутой.

— Не бери в голову. Главное, попасть в пещеру. Правда, ее слегка заливает приливом, но вода растекается по дну, так что нам в принципе там ничего не грозит.

Я стоял, пытаясь отдышаться, и глядел на него в упор.

— В чем дело? — крикнул Фабиан. — Или ты мне не веришь?

— Думаю, нам лучше не рисковать.

— Ага, значит, все-таки не веришь!

— Да нет, почему же, верю!

— Тогда давай за мной! Иначе как мы узнаем? — крикнул он и, повернувшись ко мне спиной, попытался ухватиться за скальный выступ. — Когда мы туда поднимемся, мы наконец узнаем, что там такое. Я, кажется, тебе уже говорил, что пещера уходит в глубь скалы. Так что мы наверняка поднимемся вверх! И тогда все наконец выясним!

Фабиан пригнулся, готовый к прыжку, чтобы начать нелегкий подъем вверх — прочь от наступающей массы воды и в направлении входа в пещеру. Я легонько прикоснулся к его локтю. Я почему-то подумал, что мне ничего не стоит сделать ему больно — достаточно дотронуться до больной руки.

— Что именно?

Он даже не обернулся.

— Можно подумать, ты сам не знаешь что. Есть там клиника для больных амнезией или нет.

— Мне казалось, мы с тобой договорились, что…

— Пошел в жопу со своими договоренностями! Ты как хочешь, а я лезу вверх, чтобы все окончательно выяснить.

Вдруг моя мать там? Мы можем хотя бы попытаться. Неужели тебе неинтересно? Неужели ты не хочешь узнать, что там?

— Я прекрасно знаю, что там, — крикнул я. — Да и ты тоже.

На сей раз я ухватил его за больную руку.

— Это почему же? — удивился Фабиан.

Меня поразила мелькнувшая в его взгляде ненависть.

Я набрал полную грудь воздуха, чтобы наконец сказать правду. Я не мог этого не сделать.

— Потому что я все придумал, — произнес я. — Я сделал фальшивую газетную вырезку, чтобы ты не так переживал. Я все придумал, от начала и до конца, и ты сам это прекрасно знаешь. Ты прекрасно знаешь, что это игра, что ничего этого нет.

Фабиан молчал, лишь лицо его исказила гримаса отвращения, словно я сказал какую-то гадость.

— Заткнись! — крикнул он дрожащим голосом. — Слышишь, заткнись, кому говорят!

— Но ведь ты знаешь! — не унимался я.

— Конечно, знаю! — крикнул Фабиан, глядя мне в глаза и толкая в грудь. — Идиот! — Он опять разрыдался и снова толкнул меня, на сей раз чуть слабее. — Но это еще не значит, что ее там нет!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Эх, ты так ничего и не понял, — вздохнул он.

— Похоже, что ничего.

Фабиан схватил меня за грудки, и мои легкие тут же сжались от ужаса. Он вгонял в меня каждое слово словно гвоздь, спокойно, методично, постелен но давая выход накопившейся злости.

— Отлично. Наверно, оно даже к лучшему, что ты наконец решился сказать мне правду. Ну как, теперь доволен? Недоделок. Ты подсунул мне отстойную лажу. Вот что ты сделал, притащив меня сюда. Ты сказал то, чему у тебя не было никаких доказательств. Тоже мне, загнул, клиника, доктор Меносмаль. Не умеешь врать, не берись, ты понял?

Меня охватила паника.

— Только не надо гнать, будто ты мне поверил, — в отчаянии затараторил я. — Можно подумать, ты полный дурак, чтобы верить в такие враки. Мне просто хотелось тебе помочь, вот и все. Доказать, что я тебе верю.

— При чем тут я? Это ты притворился, мол, если мы приедем сюда, то мне станет легче. Так что я тут ни при чем, это нужно было тебе самому. Тебе захотелось смотаться посмотреть местные достопримечательности, прежде чем тебя вытурят отсюда. Меня от тебя тошнит. Ты — турист, отстойный турист, вот кто ты такой.

И он плюнул в меня. Плевок перелетел через мое плечо, упав в наступавшее море за спиной. Я подумал, что надо как-то успокоить моего друга. Кто, как не я, способен отговорить его от дурацкой и рискованной затеи попасть в пещеру? Кто, как не я, мог раз и навсегда покончить с клиникой для больных амнезией? У меня не было другого выхода, как взять на себя этот неблагодарный труд. И я спокойно и невозмутимо шагнул к нему и залепил ему пощечину.

Некоторые звуки легко путешествуют во времени. Другие — мгновенно умирают, так и не успев прозвучать. Я до сих пор помню ту пощечину, словно это было вчера; помню, меня удивил мягкий пушок на его щеке, который слегка пощекотал мне ладонь. А вот сам звук я не помню. Другие звуки того дня — например, удар черепа о камень — до сих пор живут в моей памяти.

— Ты еще пожалеешь об этом, говнюк!

— Что ты сделал с Сол? — перешел я на крик. — Ты прикасался к ней? Зачем ты потащил ее в пещеру?

Потом слова кончились, как кончились и последние остатки хладнокровия. Фабиан схватил меня за плечи и попытался бросить спиной на скалы, однако мне удалось выскользнуть из его хватки. Я отпрыгнул в сторону и попытался карабкаться вверх по скальному выступу, чтобы попасть в пещеру.

Увы, мои руки соскальзывали с камня, скользкого и влажного от водяных брызг. Я приказал себе максимально сосредоточиться на главной цели: как можно скорее подняться наверх и добраться до пещеры. В следующее мгновение я почувствовал, как холодная и крепкая как сталь рука Фабиана схватила меня за лодыжку, и я заскользил по скале вниз.

— Отпусти меня! — завопил я. — Ты убьешь нас обоих!

Он еще крепче стиснул мою лодыжку, и я вновь ощутил спазм в груди. Я изо всех попытался побороть страх, упорно карабкаясь выше, однако на стороне Фабиана — несмотря на больную руку — оказались сила мышц и земное притяжение.

Охваченный паникой, я поднял ногу и ударил его пяткой. Мы оба потеряли опору и вместе начали сползать вниз, к воде. Чтобы удержаться от падения, я отчаянно цеплялся за любую неровность скалы. Ноги мои болтались в воздухе, ища опору, прямо над головой у Фабиана. Наконец мне удалось упереться ногой в камень, но когда я посмотрел вниз, то увидел, как его руки снова тянутся к моим ногам. Правда, на сей раз сломанная рука подвела его, и он не смог схватить меня с прежней силой. Мой пинок, должно быть, достиг цели.

Теперь мне понятно, что когда он потянулся ко мне во второй раз, то искал поддержки, а не собирался утащить меня вниз. Но в то мгновение я испугался, что он пытается стащить меня вниз, в воду. Поэтому я снова лягнул его, угодив ему по голове.

Когда я в последний раз увидел его лицо, на нем было написана растерянность. Фабиан отчаянно пытался ухватиться за какой-нибудь выступ. Но тщетно — ветер, словно парус, раздул его рубашку, и он ярко-синей вспышкой полетел в воду.

В следующее мгновение до меня донесся омерзительный звук — это Фабиан головой ударился о камни. Звук этот был столь отчетливый, что на мгновение перекрыл даже неумолчный рокот прибоя. Затем руки снова соскользнули с камня, и меня потянуло вниз. Я опять попытался найти опору, однако мои ноги уже погрузились в холодные волны. Я полетел боком, и кулак соленой воды резко ударил меня прямо в горло.

Помню приступ тошноты и отчаянной паники, лишившей меня дыхания, когда я попытался вынырнуть и любой ценой отыскать Фабиана и помочь ему.

Затем все перестало существовать, кроме тьмы.