Клипер «Орион»

«Синяя птица»

От восхода до захода солнца на марсовой площадке дежурили матросы, пристально вглядываясь в четко очерченный круг горизонта. Клипер пересекал довольно оживленную линию, по которой шли суда в Голландскую Индию, Новую Гвинею, Австралию, Китай. Дымили пароходы на горизонте, иногда они обгоняли клипер или расходились встречными курсами. «Хервег», видимо, обходил оживленные морские дороги. Но каждый раз, когда с марса доносился тревожный голос матроса, извещавшего о замеченном корабле, только один человек на «Орионе» радовался этому. Клипер снова шел в экваториальной зоне, стояла прекрасная погода. «Орион» нес все паруса, делая около двенадцати узлов. Сейчас встреча с рейдером была бы для него роковой. Фон Гиллер весь напрягался, заслышав голос с мачты, стараясь ничем не выдать своего волнения, и, когда вновь оказывалось, что появился очередной транспорт, барон только стискивал свои золотые зубы. За последние дни и сам, и через Новикова барон фон Гиллер пытался выяснить отношение офицеров к решению командира взорвать корабль. Все, с кем удалось поговорить, превозносили командира, но считали, что действительно тогда не было выхода и они готовы были умереть, теперь же обстановка изменилась, и если их снова нагонит «Хервег», чего не должно случиться, то надо пойти на компромисс. Пусть забирает часть продуктов. «Жизнь дороже английских консервов», — сострил Стива Бобрин.

Барона фон Гиллера изумил ответ лейтенанта Фелимора:

— Я бы сам мог взорвать, — сказал он. — Вот сейчас, при таком солнце и таком чудесном океане, не задумываясь! Разве не прекрасно уйти так из жизни?

— А ваша Элен?

— О, она поняла бы меня и гордилась всю жизнь!

— В чужих объятиях.

— Не говорите пошлостей!

Барон, вскинув голову, молча повернулся к нему спиной и пошел к себе в каюту. Там он застал Новикова лежащим на койке. Сев на диван, спросил:

— Скажите, лейтенант, неужели все офицеры изъявили согласие погибнуть ради прихоти командира?

— Прихоть? Не думаю, чтобы вы не понимали сути дела.

— Да, но в данном случае массовое самоубийство ничем не было оправдано. Никто бы даже не узнал о вашей гибели.

— И вашей, барон. Последнее вас особенно заботит?

— Безусловно. Дурацкая смерть не входит в мои расчеты.

— Мало кто ее учитывает. А вот командир, этот мягкий, прекраснодушный человек, учел.

— Неужели никто не протестовал?

— Вы говорите наивные вещи: протест в бою против воли командира!

— Допустим, у вас железная дисциплина, ну а после?

— После? Ну как не быть разговорам. Конечно, против наш пастор, затем стармех, и, как ни странно, всеми силами поддерживает в этом командира лейтенант Горохов, не говоря уже о старшем офицере.

— Ну а вы?

— Тогда я здорово выпил и все же не раскаиваюсь. Хороший конец! А вы не были настроены? И почему вас так интересует моральное состояние офицеров?

— Когда-нибудь я напишу книгу.

— Представляю, какой вы там нагородите сентиментальной немецкой чепухи…

Зная, с каким нетерпением его компаньон ожидает новой встречи с «Хервегом», Новиков не упускал случая, чтобы не сделать язвительного замечания. Только что повстречался голландец-десятитысячник, белый, с двумя желтыми полосами на черной трубе. Он прошел недалеко, и несколько матросов на его палубе, красивших шлюпку, оставили работу и приветственно махали руками. Вахтенные на клипере кинулись к борту и в свою очередь приветствовали голландских моряков.

Фон Гиллер послал проклятие.

Новиков заметил:

— Оставьте, барон, всякие надежды.

— Откуда у вас такой пессимистический взгляд?

— Наоборот, оптимистический. После обстрела я утвердился в мнении, что нам нечего рассчитывать на пощаду.

— Вы мой друг, и я…

— Не произносите таких кощунственных слов. К тому же, как вам ни покажется странным, я не смог бы оставить вот этих людей низшей касты, как вы изволили их определить.

— Уверяю, что с крейсера стреляли без всякого намерения попасть в нас.

— Скажите другому. Я артиллерист и видел, как кучно ложились снаряды. Они действительно перешли на поражение. Били всей артиллерией, ураганным огнем!

— Но мы живы!

— Не по их воле. Просто не могли попасть. Что-то произошло с крейсером. Зуйков говорил, что его заливало волной. Да наш капитан ловко сманеврировал.

— «Хервег» развил большую скорость и, естественно, стал на себя брать воду.

— Само собой. Но не исключено, что ваш викинг «Хервег»… — Новиков выразительно опустил палец.

— Это невозможно!

Новиков усмехнулся.

Командир снова занял свое бамбуковое кресло. «История величия и падения Рима» лежала в кармане, специально пришитом сбоку кресла. Воин Андреевич теперь редко раскрывал эту книгу. Как ни велика его история, новые заботы отодвинули на второй план события в Древнем Риме. Каждую минуту мог появиться немецкий рейдер или английский военный корабль.

На «Орионе» имелся полный комплект карт до самого залива Петра Великого при условии плавания через Малакский пролив, но там хозяйничали англичане, надо было пытаться пройти Зондским проливом между островами Суматрой и Явой, пересечь весь гигантский архипелаг Голландской Индии, где поджидают рифы, неизвестные течения, тайфуны, а карт внутренних вод Голландской Индии не было. Несколько лет назад Воин Андреевич проходил Зондским проливом и сейчас восстанавливал в памяти все опасные места.

Ко всему кончалась пресная вода, пришлось ввести жесткую норму. Один из матросов заболел цингой, и врач не ручается, что это последний случай. Надо было во что бы то ни стало запастись овощами и фруктами на первых встречных островах у берегов Суматры.

Старший офицер сказал:

— Пройдем и без карт, Воин Андреевич. Ходили же до нас здесь португальцы, испанцы, англичане.

— Да, Николай Павлович. Им было труднее. Они попадали к неведомым островам среди неведомых морей, а мы пойдем уже не на ощупь. Получаем ежедневно точное время, погодные условия, и все же…

— Безусловно, придется трудновато.

— Как матросы?

— С виду как подобает, и все же чувствуется разложение по классовым признакам. Группа Лебедя — Громова более организованна, дисциплинированна, но, кажется, находится в меньшинстве. Большинство матросов у нас из крестьян, им нужна только земля. Они не прочь отобрать ее у помещиков, поделить, а все остальное оставить как было, не понимая, что такой передел повлечет катастрофические изменения в политической жизни всей страны, и уже в части России это произошло и происходит.

— Словом, как и мы с вами, ждут не дождутся родных берегов.

— Только и разговоров что о доме. Боцман Свиридов говорит, что желание увидеть Россию мирит всех врагов. Посмотрите, как работают Брюшков с Зуйковым на грот-трюм-рее, а ведь их не назовешь друзьями. У них какая-то давняя свара. Брюшков из кулацкой семьи, а Зуйков чуть ли не батрачил у него…

Впередсмотрящие дружно крикнули, что справа по носу замечен парусник. Это была баркентина. Вела она себя очень странно, все время меняла курс. Когда к ней подошел «Орион», то «Блю Бёрд» — «Синяя птица» стала лагом к волне, стремительно раскачиваясь из стороны в сторону. На ее палубе не было ни души.

— Видимо, эпидемия, — сказал командир.

— Да, все шлюпки на месте, — согласился старший офицер.

«Орион» лег в дрейф. Скоро от него отошел вельбот под командой Стивы Бобрина с доктором и лейтенантом Фелимором.

Выполняя приказание командира, Бобрин обошел кругом баркентину, и они с Фелимором тщетно пытались вызвать кого-либо на палубу.

Матросы тихо переговаривались:

— Какой синью борта покрасили.

— Кораблик или совсем новый, или недавно из дока.

— Вдруг там чума?

— Что поделать, не бросать же людей.

— Наш Бородулин в цинге лежит.

— Овощ нужен.

— От холеры и чумы первое дело водка с чесноком. Вот когда мы в Шанхай ходили…

— Разговорчики! — прикрикнул Бобрин.

Первыми поднялись на парусник врач и санитар Карпушин — человек хилый, неспособный нести службу ни на палубе, ни на мачтах и потому определенный в медицину. Он сказал, хватаясь за конец, свисавший с борта:

— Если там чума или что в таком роде, то нам хана, братцы.

Пропело десять минут, и над планширем фальшборта показались головы доктора и санитара. Доктор сказал, растерянно разводя руками:

— Никого нет. Не нашли. Все брошено.

— Вот оказия! — добавил заметно повеселевший Карпушин. — Хоть шаром покати.

Матросы обыскали весь парусник и не нашли никого. На палубе был относительный порядок, люки трюмов закрыты. Видимо, несколько раз волны попадали на палубу и разбросали канаты и даже перебросили несколько концов через борт. В каюте капитана на полу валялось белое шерстяное одеяло и осколки графина. В кубриках матросов тоже большинство коек оказались неубранными, на полу валялись матросские робы. Все говорило, что матросы ночью вскочили с коек и в панике оставили кубрик, потому что в другом случае они должны были одеться, как бы срочно ни потребовались на палубе. Судовых документов не было, кроме вахтенного журнала. Он лежал в специальном гнезде на переборке у штурманского столика. Последняя отметка в нем была недельной давности. В трюмах, куда не без опаски спустились матросы, находился груз: кожа и шерсть.

На камбузе кто-то похозяйничал: кастрюли катались по полу, видно было, что из котла небрежно доставали кашу с консервами, следы этого блюда были и на плите, и на полу камбуза. В кладовой двери распахнуты настежь. Она почти пуста, и тоже, видно, разграбили ее в спешке; копченый окорок валялся у порога, пол усеян битым стеклом и осклизлыми томатами и огурцами. У носовой надстройки стояло пять бочек с пресной водой, но видно, что их здесь было больше: лежали перерубленные канаты.

— Ну что вы скажете по этому поводу? — спросил Стива Бобрин у Фелимора, останавливаясь посреди палубы. — Как все это понять?

Лейтенант Фелимор сказал:

— В Атлантике в 1872 году при очень похожих обстоятельствах исчезла команда бригантины «Мария Целеста». Вы должны знать об этом необыкновенном случае.

— Что-то припоминаю. В Корпусе слышал, да, да, конечно слышал. Но там не было и спасательных шлюпок, а здесь все налицо!

— Действительно, здесь явное преступление. Судно разграблено! А люди или увезены, или все убиты, — сказал Фелимор.

— По всей вероятности. Любопытно, но чья это работа?

— Для обычных пиратов, что еще водятся в Индонезии, район слишком удален от берегов и лежит на трансокеанской линии.

— Так кто же, по-вашему?

— Я могу только высказывать предположения…

— Ну, конечно, улик нет.

Подошел врач и почему-то шепотом сказал, что на палубе обнаружена запекшаяся кровь и на ней след каблука.

Глядя на этот след, Фелимор сказал:

— Очень похоже на каблук обуви, которую носят на военных судах. И я все больше прихожу к мысли, что здесь побывал «Хервег» и почему-то внезапно скрылся. Я не настаиваю, но уверен, что если рейдер повстречался с несчастной «Синей птицей», то это дело рук его капитана. Мы убедились, на что способен этот человек.

Бобрин иронически скривил губы:

— Не знал, что вы последователь Шерлока Холмса.

— Да, я люблю этого литературного героя, и он, безусловно, нашел бы виновников этого преступления.

— Остается сожалеть, что его здесь нет. Сигнальщик! Передай, братец, что команда покинула баркентину.

На «Синей птице» побывали командир и старший офицер.

— Жуткое дело! — сказал Воин Андреевич. — Действительно, похоже на зверское убийство, и я склоняюсь к мнению лейтенанта Фелимора, хотя не хочется верить, что военные моряки способны на такое…

— Я нисколько не удивлюсь, если все это когда-нибудь подтвердится, — сказал Николай Павлович. — Рюккерт всегда вел себя как пират, вроде Моргана или Дрейка.

— Не приведи бог очутиться в таком положении! — Воин Андреевич, печально нахмурившись, стал наблюдать за матросами, которые поспешно наводили порядок на палубе, крепили паруса, изредка перебрасываясь парой слов, и то шепотом. К ним подошел старший офицер и тоже очень тихо стал давать какие-то указания.

— Жаль оставлять такой корабль, — сказал он, подходя к командиру. — Мы могли получить за него приличный приз. Если бы…

— В том-то и дело, мамочка моя. Мы можем потерять месяц, а то и два, пока будет идти следствие. К тому же не исключена возможность, что на нас наложат лапу союзнички. Лучше всего оставим его в покое и сообщим в Сидней, а также окрестным судам о его местонахождении.

— Представляю, какая начнется гонка за право получить приз.

— И мы кое-какие перья вырвем из хвоста «Синей птицы». Надо взять карты, воду и продукты.

— Я уже вызвал баркас…

Через два часа клипер продолжал свой бег, оставив «Синюю птицу» с ее тайной среди водной пустыни.

Матросы с облегчением вздохнули, когда скрылись мачты несчастного корабля, но еще долго, пока не нагрянули новые события, коротая долгие вахты, в кубриках и на баке главной темой их разговоров была судьба экипажа баркентины.