Клятва Цезаря

«Как ты собираешься играть, когда мы приблизимся?» — спросил Пальматус неподалеку, грызя мясистую кость.

«Дипломатически, я думаю. Я размышлял над этой проблемой. Нас всего тринадцать, и, поскольку Эспадуно — оппидум эбуронов и нынешняя резиденция одного из их королей, думаю, можно предположить, что численность населения вполне приемлема. Нас будут превосходить численностью, а у них есть все преимущества».

«Но как мы можем быть дипломатичны? Что мы можем предложить?»

«Это зависит от того, чего они хотят. Кативолк здесь, чтобы заключить сделку с Амбиориксом, или с менее приятными целями? Если первое, то у нас ничего нет. Если второе, мы можем предложить руку помощи. В любом случае, у нас нет действующих приказов против Кативолка, и мы можем иметь с ним дело честно и открыто. Думаю, мы войдем туда, с поднятыми руками и честно, скажем ему, что нам нужна голова Амбиорикса, но он нам неинтересен, и, возможно, даже сможем устроить сделку между ним и Цезарем, если все сложится удачно».

«Возможно, Цезарь сосредоточил своё внимание на Амбиориге, — сказал Пальмат, качая головой, — но Кативолк возглавил своих людей в том же самом мятеже. Цезарь не потерпит мира с ним, и он это знает».

«Возможно. Но я думаю, дипломатия и предложение помощи — это выход. В конце концов, мы не можем с тринадцатью людьми сражаться с целым оппидумом эбуронов».

Пальматус кивнул в знак согласия.

«Какое это место?» — спросил Фронтон Самогнатоса.

Разведчик пожал плечами. «Я был там всего один раз, и то много лет назад. Эспадуно — не крепость, а священное место. Оно расположено в долине в глубине лесов Ардуэнны. Его оборона, если мне не изменяет память, слаба — никто из наших людей никогда не стал бы атаковать такое священное место в самом сердце владений Ардуэнны, так что оборона вряд ли нужна. Там есть священные источники и не один неметон».

«Отлично», — пробормотал рядом Аврелий. «Дом Богини-летучей мыши и ведьмы, да?»

Фронтон бросил на него предостерегающий взгляд, хотя и признался, что разделяет его тревогу. Самогнатос покачал головой. «Ардуэнна живёт повсюду в этих лесах. Это её дом, и тебе не нужно её бояться. Наши друиды ходатайствовали перед ней за тебя. Если бы не благоволение Богини, мы все были бы мертвы задолго до этого».

«Почему-то это не дает мне глубокого, теплого чувства утешения, Самогнатос».

«Что это было?» — вскрикнул Аврелий.

«Это была чёртова летучая мышь, чувак. Перестань паниковать при каждом скрипе».

«Это была не летучая мышь». Легионер сбросил плащ и потянулся за лежащим рядом мечом в ножнах. «За последние несколько недель я слышал миллион миллионов летучих мышей. Это не летучая мышь».

Фронтон не услышал ничего необычного, но что-то в голосе Аврелия побудило его к действию, и теперь он встал, потянулся за своим клинком и с шипением выхватил его из ножен.

«Ты слышал это тогда ?» — тихо спросил Аврелий.

«Нет», — Фронто покачал головой и начал успокаиваться. «Ты слышишь всякое, большой суеверный болван».

«Нет. Я слышал...»

Его прервал душераздирающий вопль, раздавшийся всего в нескольких шагах от них. Фронтон, Пальмат, Самогнатос и Аврелий резко обернулись, вглядываясь в темноту, но огонь, разделявший их и крик, лишил их ночного зрения. Наклонившись, Фронтон схватил одну из пылающих веток костра за сухой, холодный конец и со всей силы метнул её в сторону большого камня, возвышавшегося в направлении крика. Никто из мужчин не спал слишком близко к камням, поэтому он был вполне уверен, что не поджег бы человека, закутанного в одеяла, если бы попытается.

Искры разлетелись от ветки, отскочив от камня и приземлившись в траве, мгновенно осветив дальнюю сторону «поляны».

Фронтон в ужасе смотрел на лицо Люксинио. Глаза его были широко раскрыты от потрясения, рот раскрыт в крике, который затих, когда он поднял голову, а остальная часть его тела рухнула на землю, разорванная у горла.

Голова, с обрывками кровавых струй, свисавших с рваной шеи, была схвачена тёмными, туго завитыми греческими волосами. Оранжевое свечение слабо освещало его убийцу, стоявшего позади него с поднятым сверкающим розовым клинком меча. Фронтон почувствовал лёгкое послабление, когда понял, что у существа волчья голова на человеческом теле.

«Трахни меня!» — закричал Аврелий в панике. «Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!»

«Возьми себя в руки, мужик!» — рявкнул Пальматус, демонстрируя гораздо больше самообладания, чем чувствовал сейчас Фронтон. По всей поляне мужчины поднимались с одеял, держа мечи в руках. Волкоподобное существо бросило отрубленную голову в огонь, где шерсть вспыхнула, и горящий предмет покатился сквозь пламя к Фронтону, который отступил в сторону, когда оно проходило мимо. В темноте за волкоподобным существом начали вырисовываться фигуры, каждая из которых была ужасной пародией на животное. Человекоподобное существо с оленьей головой и рогами, спиленными близко, чтобы не цепляться за ветви. Человекоподобное существо. Другие, слишком неразличимые в темноте.

«Богиня!» — закричал Аврелий. «Это Ардуэнна!»

«Это не Ардуэнна!» — сердито рявкнул Фронто. «Это женщина, и она на нашей стороне!»

Ужасные твари вышли из леса на поляну, и, словно из ниоткуда, рядом с волкочеловеком внезапно появился Масгава. Одна рука поднялась к подбородку существа, озарявшемуся оранжевым светом костра, и дёрнула голову набок, а другая ударила, вонзив толстый длинный нож в яремную вену существа, из которой в ночь брызнула тёмная жидкость.

Когда существо дернулось и упало, рука Масгавы соскользнула, схватившись за волчью шерсть, и волчья маска выскользнула из его руки, безжизненно повиснув, а человек, который ее носил, рухнул на землю, хватаясь за шею и истекая кровью.

Масгава был хорошо заметен по яркой белозубой улыбке в темноте, когда он отбросил волчью голову и повернулся к остальным нападавшим в звериных масках. Когда люди прыгнули вперёд, Фронтон повернулся к Аврелию. «Возьми себя в руки, болван!» — рявкнул он и бросился в бой, благодарный за то, что чуть не обгадился, и за то, что Аврелий никогда об этом не узнает.

Теперь на поляне с полдюжины воинов сражались, хотя они уже не были в шоке, который сопровождал их появление после впечатляющего первого убийства прагматичного Масгавы. Теперь в игру вступила эффективность обученных римлянами воинов. Фронтон перебежал дорогу и оказался лицом к лицу с человеком-оленем, а справа от него – Магурикс-реми, отбивающийся от второго волкочеловека. Парируя удар меча и нанося резкий удар в плечо оленя, Фронтон на мгновение восхитился мастерством этого крупного, мускулистого воина-реми. Держа в правой руке тяжёлый меч и не держа щита, Магурикс ловко отбил клинок нападавшего и нанёс три удара левой рукой: мощный удар в почку, апперкот в челюсть, напоминающую волчью морду, а затем резкий удар локтем сверху вниз по связке, соединявшей плечо с шеей, когда тот упал. Ещё до того, как тот коснулся пола, Магурикс уже вернул себе позицию с мечом и вонзил клинок в падающую грудь.

Боги, как же быстр был этот человек.

Фронтон нанёс второй, а затем и третий колющий удар оленю, уклоняясь от его отчаянного контрудара, и оказался лицом к лицу с медведечеловеком, в то время как его предыдущая жертва упала на землю. Глубоко вдохнув дымный, холодный ночной воздух, он приготовился к следующему бою, но замер, когда огромный человек с медвежьей головой напрягся и повалился на землю. На спине мужчины гордо торчала аккуратно оперённая стрела.

Фронтон вздрогнул и отступил назад, раздумывая, успеет ли он броситься за щитом. Никто из них не успел спрятать щиты, настолько внезапной была атака.

«Стой смирно, римлянин», — произнёс лучник на сносной латыни, выходя из тёмных деревьев. Он был явно местным: жёлто-коричневая туника и серые клетчатые брюки, светлые волосы заплетены на висках, а усы свисают ниже губ. Вторая стрела уже лежала на тетиве лука. Фронтон уже опускал меч, а стрелы вонзились в оставшихся нападавших с головами животных, быстро и безжалостно убивая их.

Фронтон отступил назад, вложил меч в ножны и поднял руки в примирительном жесте.

Вот вам и дозорные. Один из пары, дежурившей сегодня вечером, был обезглавлен, а другой… ну, во время боя Вальгуса не было видно. По правде говоря, этот лес был таким тесным, тёмным и незнакомым, что он вряд ли заметил бы нападавшего, как и остальные.

«Мы не причиним вам вреда», — сказал он, обходя огонь и прикрываясь щитом.

«Ты сказал, что Ардуэнна «на твоей стороне»?» — спросил мужчина, прищурившись, но его стрела все еще была направлена на Фронто.

«Мы здесь с благословения Богини и по указанию друидов Дивонанто», — сказал Фронто, надеясь, что благословения Богини и помощи друидов будет достаточно, чтобы компенсировать упоминание о поселении, оставшемся верным Цезарю.

«Богиня, похоже, не защищает вас от бандитов?» — иронично спросил мужчина, подтолкнув мёртвого человека-медведя носком ноги, проходя мимо с поднятым луком. За ним шли другие туземцы, тоже с натянутыми стрелами. Медленно люди из «сингуляров» отступили на поляну, прикрываясь щитами.

«Возможно, так и есть?» — возразил Фронто. «Ты появился вовремя».

Лучник издал короткий лающий смешок и ослабил тетиву, стрела отскочила от груди Фронтона. «Хорошо сказано. Римлянин, благословлённый друидами и нашей Богиней, — это нечто странное. Что привело тебя в великий лес?»

Фронтон попытался не обращать внимания на реальную возможность того, что эти самые люди были среди тех, кто всего несколько месяцев назад уничтожил полтора легиона, и выдавил улыбку из себя: «Мы ищем Кативолка, короля эбуронов».

«Дюжина римлян не убьет нашего царя».

Фронто кивнул. «Я знаю об этом. Я сказал, что мы искали его , а не его голову».

«Любопытно», – ответил лучник, всё ещё прищурившись от подозрения. «Я Ульо из Эспадуно. И ты, должно быть, благосклонен к Богине. Эта стая зверей ночью убила немало сильных воинов, а мы охотились за ними два дня. Собирай свои вещи и следуй за нами. Мы отведём тебя в Эспадуно, но предупреждаю: если король не захочет тебя принять, дела пойдут не так хорошо».

Фронто кивнул. «Просто отвези нас туда, и мы увидим то, что увидим».

Пока местные охотники, которых, похоже, было больше двадцати, занимали позиции на периферии, всё ещё держа луки в руках, Фронто и остальные собирали снаряжение и укладывали всё на лошадей, отвязывая животных от ветвей, к которым их привязали на ночь. Когда они снова двинулись на юг в сопровождении охотников-эбуронов, Масгава подошел ближе.

«Когда мы уходили, я быстро взглянул на северную тропу. Я не увидел ни Вальгуса, ни тем более его тела. Он исчез».

Фронтон вздохнул: «Отлично. Теперь мы не знаем, жив он или мёртв, или, может быть, он предатель, как Бранногенос, сбежавший к своим хозяевам».

«Думаю, последнее можно исключить. Он и Селер близки как братья, и Селер всё ещё здесь, скрываясь под маской горя. Боюсь, они были любовниками».

Фронто моргнул. «Что?»

«Влюблённые. Это не редкость, Фронтон, даже среди гладиаторов, не говоря уже о легионерах».

«Я… я просто никогда не знал. Смотри в оба. Думаю, Валгус всё ещё где-то там. Бандиты пришли с юга, как и наши спасатели-эбуроны, но Валгус охранял подход с севера. Он не самый быстрый и тихий из людей, но если он где-то там, то будет следить за нашей группой».

Масгава кивнул и снова отошел.

Фронтон потёр виски. Голова болела. Во что превратилась Галлия за время его отсутствия? В его последний приезд всё сводилось к тому, чтобы просто переодеться римлянином, встать в стену щитов и наносить удары галлам. Теперь же его защищали эбуроны – самое яростное из племён, которые Цезарь мог сейчас причислить к своим врагам, – и он добивался аудиенции у их царя по велению друидов, и всё это с благосклонностью богини, ненавидящей римлян.

Этого было достаточно, чтобы у него свернулись внутренности, не говоря уже о том, чтобы заставить его мозги биться чаще.

* * * * *

Эспадуно впечатлял не столько своей мощью, сколько своим обликом, даже в темноте. Это был не оппидум или просто городок. Это было собрание святых мест, зловеще видных в лунном свете, соединённых домами и лавками на аккуратных улицах, освещённых оранжевым светом факелов, костров и фонарей. Всё это окружал невысокий холм, увенчанный частоколом.

Достигнув опушки леса и взглянув вниз по склону, они увидели поселение, озарённое серебристым сиянием. Слева, вдоль склона холма, стояло скопление величественных – по крайней мере, для галлов – зданий, окружённых частоколом. Аккуратный набор улиц, сплетённых в густую сеть ниже, внутри главного частокола, соединял три отдельных неметона, каждый из которых был отделён от городской территории плетнём и кругом деревьев.

«Это священные источники Ардуэнны», — тихо сказал Самогнатос, указывая на отдельную область на склоне холма.

«Меня это не касается, — ответил Фронтон. — Теперь меня волнуют только Кативолк и Амбиорикс».

Он повернулся к светловолосому охотнику, который, по-видимому, возглавлял их эскорт: «Уллио? Не могли бы вы предоставить нам место для ночлега?»

Мужчина удивленно обернулся. «Только если король мне так прикажет».

«Мы собираемся увидеть Кативолка в этот час? Я думал, нам лучше дождаться утра».

«Король редко спит».

Фронтон кивнул. Он тоже, учитывая шаткое положение мужчины, не стал бы этого делать. «Хорошо. Вы позволите мне провести к нему спутников?»

«Если он того пожелает».

Фронтон вздохнул и последовал за отрядом, спустившимся по склону и приблизившимся к входу через частокол – простые деревянные ворота, способные задержать легион примерно на время, необходимое для того, чтобы воспользоваться туалетом. Их задержали у ворот лишь на мгновение, прежде чем Уллион узнал их и пропустил. Караульные – вероятно, сокращённое число на ночь – с едва скрываемым отвращением смотрели им вслед, хотя, по мнению Фронтона, они мало напоминали римлян.

Безмолвно их провели по тёмным, утоптанным улицам Эспадуно к краю поселения, расположенному ближе всего к священным источникам на склоне холма и недалеко от самого большого из трёх неметонов. Здесь отряд остановился перед двухэтажным зданием, ничем не отличавшимся от других построек в поселении.

«Подождите здесь», — властно сказал Уллио, а затем постучал в тяжёлую деревянную дверь и, толкнул её, вошёл внутрь. Фронто стоял и ждал вместе с остальными снаружи, ощущая странное напряжение от окружающего мира и ситуации. После долгой, странной паузы дверь открылась, и Уллио появился снова. «Он примет вас и тех, кого вы сочтёте нужными, чтобы они вас сопровождали».

Фронтон почувствовал облегчение. Он не смог бы придумать действенного плана действий, если бы Кативолк его не принял. «Пальмат, Масгава и Самогнатос: со мной. Остальные будьте бдительны, но почтительны. Мы здесь как гости, как бы странно это ни звучало».

Кивнув Уллио, Фронто подошел к двери.

«Ваши мечи и кинжалы», — сказал охотник, загораживая дверь рукой. Фронтон кивнул, выхватил меч и пугио и передал их светловолосому лучнику. Остальные, следом за ним, тоже сняли оружие. Фронтон на мгновение замер, а затем повернулся к своим офицерам. «Все», — заметил он, вызвав удивленные взгляды остальных и почтительную улыбку Уллио.

Полностью обезоруженные, четверо мужчин ждали Уллио, и, передав кучу оружия ближайшему к себе человеку, он жестом пригласил их войти, закрыв за собой дверь и оставшись снаружи.

Большое здание представляло собой одну комнату с мезонином над ней. Огонь в центре комнаты обеспечивал большую часть тепла и сносное освещение, дополняемое несколькими жаровнями. По периметру комнаты стояли шкафы, стулья и другая мебель, а большой стол был завален безделушками. В комнате находился один человек, что удивило Фронтона. Он ожидал, что у царя будет под рукой стража из нескольких человек, особенно если тот согласился принять римских гостей.

«Твое имя, Роман?» — Голос старого короля был тонким и хриплым, словно шёпот умирающего на ветру, и Фронтон почувствовал некоторую грусть от его интонаций. Что-то в голосе мужчины напоминало некогда могущественного военачальника, а теперь старого и немощного. Как ни странно, несмотря ни на что, он вдруг почувствовал лёгкую симпатию к старику.

«Марк Фалерий Фронтон, штабной офицер римской армии при Гае Юлии Цезаре, проконсуле Галлии».

«Ага», — улыбнулся старик. «Проконсул Галлии». Этот титул, похоже, оспаривают многие. Но не здесь. Стоит помнить, что мы — эбуроны, а не галлы. Наши предки пришли из великих лесов за Рейном, а не с возделанных земель юга. Мы — закалённые сыны богов, пропитанных кровью, а не кузнецы и земледельцы».

«Уверен, очень впечатляет», — небрежно сказал Фронтон. «Должен ли я восхвалять Римскую Республику за её историю завоеваний и насилия, и её великое основание героями Трои? Или нам перестать врать друг другу и поговорить по-мужски?»

Кативолк хрипло рассмеялся: «Я слышал о Фронтоне, который командовал легионами, воевавшими против наших народов. Ты ли это?»

'Я.'

«Хорошо, убийца белгов. Скажи мне, почему ты здесь без своего легиона?»

Фронтон указал на место напротив, и старый король кивнул. Пока остальные трое прислонились к столу и стене у края комнаты, Фронтон опустился на жёсткий деревянный стул и устроился, лишь смутно поудобнее, скрестив ноги и сложив руки на груди.

«Говорят, что ты не любишь своего брата, короля Амбиорикса».

«Это правда», — ответил старик, и Фронтон почувствовал огромное облегчение. Примирение этой пары было одной из его самых больших тревог.

«Вы, несомненно, знаете о гневе Цезаря по отношению к Амбиориксу?»

«Все наши земли знают о гневе Цезаря. Он сжигает и уничтожает целые племена в своём гневе».

Фронто кивнул. «Он дал торжественную клятву нашему народу и нашей могущественной богине — такой же почитаемой, как ваша Ардуэнна, — что убьёт Амбиорикса. Он не остановится ни перед чем, пока это не сбудется».

«И чтобы сделать это, он опустошает целые земли», — прохрипел Кативолк.

«Он делает это. И если вы считаете, что то, что он сделал с нервиями и, по всей видимости, сейчас делает с менапиями, неприятно, то это ничто по сравнению с тем, что он сделает с эбуронами, которые уничтожили целую римскую армию и убили некоторых наших видных граждан».

«Ты выбрал странный способ выразить такую угрозу, наступив прямо в пасть медведя, Роман».

«Я не угрожаю. Я просто излагаю намерения Цезаря. Он дал нерушимую клятву могущественной богине и перевернёт мир, чтобы увидеть её исполнение. К счастью для вас и вашего народа, Амбиорикс — объект этой клятвы, и могущество Рима может быть отвлечено от вас и вашего племени, просто выдав Амбиорикса».

«Отличное решение, — улыбнулся старик, — если бы он был у меня».

«А, но вы прибыли на юг, к границе с Сеньи, как раз в то время, когда, по слухам, ваш коллега находился среди них. Слишком удачно, чтобы быть совпадением. Если вы не любите этого человека, зачем вы решили его перехватить?»

Кативолк многозначительно рассмеялся. «Ты проницателен и хорошо информирован, римлянин». Он вздохнул и откинулся назад. «Хорошо. Пришло время эбуронам объединиться под властью одного царя. Амбиорикс хочет, чтобы им стал он, поскольку он ищет большую армию, чтобы повести её против Рима в очередном своём глупом крестовом походе. Я стар, насмотревшийся на войны и разрушения, и на данном этапе моей жизни меня не волнует, буду ли я править всеми эбуронами, но ради блага того, что осталось от моего народа, я сделаю всё возможное, чтобы помешать Амбиориксу это сделать».

Фронтон улыбнулся с настоящим, неподдельным облегчением. Это было лучше, чем он мог надеяться. «Почему ты думаешь, что Амбиорикс придёт к тебе?»

«Он должен это сделать, если хочет править эбуронами. Сейчас его сторонники – это небольшие отряды выживших после войны прошлой зимы, в то время как большая часть уцелевшего племени подчиняется мне. Мои разведчики докладывают мне, что Амбиорикс в настоящее время ждёт треверов, которые вновь восстают против вашего полководца на юге, а затем вернётся в земли эбуронов».

«И как ты собираешься его убить? При всём уважении, он гораздо моложе и сильнее тебя, и если дело дойдёт до рукопашной схватки, он не поведёт свой маленький отряд против твоего большого. Он не настолько глуп для этого».

Кативолк снова усмехнулся. «Одно из преимуществ старости в том, что мне нечего терять. Более того, если это купит мир и безопасность для моего народа, то даже моя честь продаётся. У меня есть флакон с ядом, настолько сильным, что одна капля может убить. Амбиорикс будет вести со мной переговоры, поскольку это наше право и долг как вождей. Он не уклонится от этой беседы».

Фронтон медленно кивнул, удивлённый тем, что старик так равнодушен к использованию яда. Устранение противника таким коварным способом казалось всем дорогим галлам чем-то немыслимым. Тем не менее, Фронтона это вполне устраивало.

«Я собирался предложить вам наши услуги по борьбе с Амбиориксом, но, похоже, вы уже всё спланировали лучше меня. Мне бы очень хотелось задать Амбиориксу несколько вопросов, прежде чем он умрёт. Как быстро подействует ваш яд?»

Старик поджал губы и снял с пояса небольшой глиняный сосуд, разглядывая его в тусклом свете. «Это полностью зависит от количества. Этот напиток перегоняется из тисового дерева способом, известным только друидам. Он чрезвычайно силён, и, как я уже сказал, одной капли достаточно, чтобы убить. Но медленно. Для быстрой смерти нужно гораздо больше. Однако одной капли будет достаточно, и Амбиорикс ещё долго будет мучиться в мучительных муках. Я видел, как принимали тисовый сок. Он будет дрожать, как дикая лошадь, потеть, как бегун, и задыхаться, как перерезанное горло. У него будет время сказать вам, что вам нужно».

«И у вас нет проблем с этим допросом?»

«Какое мне дело до того, сколько крысиных секретов он тебе выболтает. Меня волнует только безопасность моего народа».

Фронтон улыбнулся и наклонился вперёд, раскинув руки и ноги. «Кажется, король эбуронов, мы пришли к взаимопониманию. Мы согласны. Не найдёте ли вы места, где мы могли бы остановиться, ожидая неизбежного прибытия вашего врага?»

Кативолк сгорбился в кресле. «Уллио позаботится об этом. Он обо всём позаботится. Странные пути, по которым может ходить человек, правда, римлянин? Богиня даровала мне римлянина, и мы с ним нашли бы общее дело под моей крышей?»

Фронтон улыбнулся, поднимаясь. «Моя богиня, Немезида, сыграла в этом не последнюю роль, уверяю тебя. Благодарю тебя за уделённое время и честность, король эбуронов. С помощью богов и наших собственных сил, возможно, мы найдём способ спасти эбуронов от гнева Рима и оставить тебя неоспоримым правителем с благословения Цезаря».

Кативолк снова улыбнулся и махнул рукой Фронтону, закрыв глаза и откинувшись на спинку сиденья. Фронтон повернулся, жестом махнул остальным троим, и они направились обратно к двери. Когда они вышли, а Фронтон закрыл за собой дверь, Пальматус прошептал: «Как думаешь, мы можем ему доверять?»

«Похоже, он, как и мы, хочет убрать Амбиорикса со сцены», — прошипел в ответ Фронто.

«Будьте осторожны в своих суждениях», — мрачно добавил Масгава.

'Что?'

«Он, возможно, и смирился со своей участью, но этажом выше в темноте находились по меньшей мере восемь человек, и я слышал, как ослабли тетивы смычков, когда мы уходили. Одно неверное слово, и нас бы пригвоздили к стене».

Фронтон кивнул. «Королю полагается защита. Это ожидаемо, но, признаю, держать их в тайне — это необычно. Ты же не думаешь, что он лгал, и что Амбиорикс уже здесь?»

Самогнатос покачал головой. «По крайней мере, в этом он был честен. И он только выиграет и ничего не потеряет от смерти Амбиорикса».

«Просто помните, что у него могут быть и другие цели», — добавил Пальматус.

Четверо мужчин вышли, чтобы присоединиться к остальным сингулярностям, Уллио стоял немного впереди по улице.

«Король хотел бы, чтобы нас разместили на ночь».

Уллио кивнул и указал на тропу. Фронтон повернулся к остальным: «Что ж, мы ближе, чем когда-либо. Амбиорикс скрывается на юге, но он почти в наших руках. Будем надеяться, что Лабиен первым расправится с треверами».

Глава четырнадцатая

Склон холма на землях Тревери.

Андесарос из треверов откинул прядь волос, постоянно мелькавшую на периферии его зрения, и сел на широкий плоский камень, вглядываясь в долину перед ним. Позади него его отряды воспользовались паузой в пути, чтобы поесть, выпить, обменяться шутками и похвастаться тем, что они сделают с римлянами, когда те их одолеют.

Две небольшие группы отделились от многочисленной армии и направлялись к нему. Один из его верных телохранителей подошёл к нему, положив мясистую руку на рукоять меча, но Андесарос небрежно отмахнулся. Это были всего лишь два других вождя, которые снова пришли вмешаться. К тому же, какой толк от этих внушительных телохранителей? В конце концов, они мало что сделали для спасения жизни его дяди. На самом деле, вполне вероятно, что этот здоровяк, поглаживающий рукоять меча, был одним из тех, кто пытался получить римское золото за голову Индутиомара. Андесарос давно решил держать таких людей на расстоянии, полагаясь на собственное одиночество, ум и реакцию, а не на чужую силу.

«Почему мы остановились?» — рявкнул Дунохорикс из Медиоматрикс, сердито сползая с коня. «Каждый час мы останавливаемся ради чего-нибудь. Ты обещал нам римскую кровь и римскую добычу!»

Позади него, тоже спешившись, Солемнис из Трибоччи кивал в знак согласия. Солемнис был пронырой, который просто соглашался с тем, кто был сильнее его в данный момент, но Дунохорикс был необходим. Без него армия уменьшилась бы вдвое.

«Мои разведчики едут обратно на большой скорости, понимаешь? Я бы знал, что заставляет их бежать так быстро, прежде чем натолкнусь на это».

Вождь медиоматриков хмыкнул, но замолчал и замер. Необходимо было единство, и все это знали. Скоро к ним присоединятся племена с другого берега Рейна, и их ряды значительно увеличатся, но трём вождям придётся действовать сообща, иначе они рискуют потерять контроль над армией из-за безумцев свевов и их обезумевших от войны союзников. Раз или два Андесарос пожалел, что последовал совету безумца Амбиорикса и заключил договор с заречными псами. Сейчас у него было почти десять тысяч человек, к его собственному присоединились отряды двух других племён. Он должен был легко уничтожить этот легион без помощи безумцев-германцев, но Амбиорикс проявил осторожность и уговорил его заключить договор, который серьёзно уменьшил бы потенциальную добычу и славу, но утроил бы численность его армии. Чего бы это ни стоило. Его дядя будет отомщён. Этот «Лабиен» — женоподобный миролюбец, говорили они, — заплатит за бесчестную кончину Индутиомара, обезглавленного в броде предателями, жаждущими римских монет.

«Как далеко мы от легиона?» — спросил Солемнис, и Андесаросу показалось, что он нервничает.

«Четыре часа», — спокойно ответил он. «За рекой, на возвышенности».

Мужчины снова замолчали, ожидая, пока четверо разведчиков проскакали по открытой местности и поднимутся по склону к предводителям армии. Андесарос встал и разгладил одежду, убедившись, что его гривна и браслеты хорошо видны.

«Мой господин», — приветствовал его главный разведчик, склонив голову в седле. Остальные трое последовали его примеру, тяжело дыша после долгой езды.

«Какие новости вы мне принесли?» — спросил он у мужчин.

«Вороны собираются, мой господин». Разведчик указал на запад. «Приближаются новые легионы вместе с артиллерией, повозками с припасами и их вероломными союзниками-галлами».

Андесарос на мгновение закрыл глаза.

«Что теперь?» — спросила Солемнис из Трибоччи голосом, полным паники.

«Да», — усмехнулся Дунохорикс. «Что теперь, предводитель воинов?»

Андесарос вздохнул. «Как далеко эти новые легионы?»

«День, господин, может быть, два».

Вождь потер переносицу. «Примерная численность?»

«Пятнадцать тысяч, по предварительным подсчетам, с поддержкой».

«Слишком много для нас», — дрожала Солемнис.

«Без племён за Рейном», — кивнул Дунохорикс. — «Как далеко находятся твои германские друзья?»

«Кто знает? Кто может предсказать появление свевов? Они могут быть за этим холмом или всё ещё у реки». Он вздохнул и выпрямился. «Но римляне не знают о нашем приближении, так что времени у нас мало. Мы не можем рисковать быть разбитыми, и мы всё ещё довольно далеко от римского лагеря, поэтому подождём здесь союзников, прежде чем начнём действовать». Он махнул рукой разведчикам. «Следите за римскими подкреплениями, но отправьте людей на восток и север. Я хочу знать, где свевы и как скоро они будут здесь».

Когда разведчики снова кивнули и повернули коней, чтобы выполнить приказ, Дунохорикс, прищурившись, посмотрел на Андесараса. «Мы могли бы уничтожить римлян и уйти до прибытия подкрепления. И они, возможно, уже знают о нас. Кажется, они всё знают ».

«Успокойся», – улыбнулся новый предводитель треверов. «Даже с небольшим численным преимуществом мы можем увязнуть в осаде, как мой дядя, и тогда окажемся во власти их новых легионов. Они о нас не знают, друг мой. У меня есть люди среди конницы в их лагере. Я знаю их мысли и действия раньше, чем они сами. Мы останемся здесь, дождёмся свевов, а потом навсегда сотрём этого Лабиена с лица земли».

* * * * *

«Я серьезно подумываю о том, чтобы привязать тебя к койке», — резко сказал Лабиен, глядя на серое лицо Бакула, пока тот ковылял по грязи к ним.

«Я услышал шум, сэр. И лошади тоже».

Лабиен устало кивнул. «Разведчики прибыли с новостями».

«Важные новости. Мне кажется, сэр, вы мобилизуете легион на войну».

«Да, Бакулус. Но я не мобилизую госпиталь. Твое присутствие не потребуется».

'Но…'

«Оставайся здесь, центурион. Я не потерплю невыполнения этого приказа».

Бакулус прогнулся, лишь отчасти намеренно. «Тревери?»

«Да, центурион. Тревери».

«Я предостерегал от снисходительности».

«Да, спасибо, Бакул. Я остаюсь при своём решении. То, что в данном случае оно не сработало, не обязательно означает, что оно было неправильным».

«Мы сможем их победить?» — спросил Бакул, предполагая, что это так, учитывая мобилизацию легиона.

«Очень надеюсь на это, центурион. Мои шпионы в их лагере докладывают, что они всего в пятнадцати милях отсюда, и их численность примерно вдвое превышает нашу».

«Мне кажется, это опасный вариант, сэр», — пробормотал Бакулус.

«Это взвешенное решение, центурион. Мои разведчики также сообщают, что два легиона — Седьмой под командованием Планка и Девятый под командованием Требония — находятся, возможно, в нескольких часах пути к западу, но другие разведчики также сообщают, что превосходящие их по численности силы германских воинов также находятся в нескольких часах пути к северо-востоку. Таким образом, это становится своего рода гонкой. Я исхожу из предположения, что германские племена идут по велению треверов, и если мне удастся исключить этих треверов из этого уравнения до того, как они доберутся сюда, я, возможно, смогу предотвратить кровопролитие в масштабах, свидетелями которых никто из нас не хотел бы стать. Сейчас я столкнулся с вдвое большим противником, или, в лучшем случае, к ночи мы окажемся в осаде в лагере, три легиона против пятидесяти тысяч человек — это в лучшем случае. В худшем случае германцы доберутся сюда первыми, и мы окажемся в ловушке, а другие легионы не смогут до нас добраться. Видите? Решение, по сути, принято за меня. Мы выступаем, чтобы разбить треверов, пока это возможно, и как можно скорее отправляем всадников к подкреплению, чтобы они присоединились к нам».

Бакул недовольно кивнул. «Расстановка сил всё ещё невелика. Вам было бы лучше, если бы в ваших рядах было несколько опытных центурионов, сэр».

«Они у меня, Бакул. Возвращайся в свою койку и поправляйся. Ты всё ещё выглядишь как недавно выкопанный труп».

Бакул сокрушённо покачал головой и, слегка пошатываясь, повернулся и направился к своей постели, прислушиваясь к звукам, с которыми легион, его подкрепление и вспомогательные войска готовились к маршу. Мысль о том, что они пойдут в бой без него, была невыносима.

На этот раз Лабиенусу лучше бы расправиться со всем проклятым племенем.

* * * * *

Квадрат всматривался вдаль, наблюдая за склоном холма за рекой, где расположились лагерем несколько тысяч галльских воинов. Они находились примерно в полумиле от него, а глубокая, быстрая река, пересекая местность на полпути между ними, создавала опасную преграду с крутыми склонами по обоим берегам и бурным потоком внизу. Хотя формально это был брод, он не стал бы пытаться пересечь его пешком, особенно в зоне досягаемости противника. Любая попытка переправиться на виду у противника была обречена на тяжёлые потери, поэтому обе армии выстроились на виду, но ни одна из них не двинулась с места.

Вокруг него армия всё ещё маневрировала, готовясь к бою. Легион разбился на когорты, готовые к бою, и выстроился стройными рядами в сверкающих кольчугах и сверкающих щитах, обращенных к противнику, который не проявлял признаков движения. Вспомогательная кавалерия, в том числе и Квадрат, заняла позицию сбоку, у самого края поля с пологим склоном к реке, окаймлённого деревьями и кустарником, с невысоким холмом позади.

Квадрат нервничал. Судя по тому, что он слышал, на них надвигались тысячи кровожадных свевов, а где-то поблизости находились два легиона. Лабиен отправил всадников в Седьмой и Девятый легионы, и Квадрат предположил, что остальные должны присоединиться к ним для атаки. И всё же подкрепления не было видно, хотя у них было достаточно времени встретиться. Может быть, их направили в лагерь, на случай, если свевы нападут туда, пока армии не будет? Он спросил Лабиена, но командир лишь многозначительно улыбнулся и заговорщически постучал себя по носу, как обычно.

«Мне это не нравится».

Кавалерийский декурион, стоявший рядом, нахмурился. «Сэр?»

«Нас превосходит числом, и наши подкрепления растворились в воздухе. Половина германских народов идёт на нас, а мы готовимся к битве здесь. Треверы не пойдут в атаку через реку. Им нужно быть безумцами, чтобы попытаться это сделать. Так что же нам делать? Сидеть здесь и ждать, пока придут свевы и разорвут нас на мелкие кусочки?»

Декурион нервно кивнул.

«А эта местность?» — проворчал Квадрат. «Мы стоим лицом к реке на склоне, обращенном к врагу, но холм и лес находятся у нас за спиной. Создаётся впечатление, будто Лабиен пытается принести нас всех в жертву».

«Командир всегда знает, что делает, сэр».

«Очень надеюсь. Мы здесь уже больше часа. Если бы треверы собирались атаковать, они бы уже это сделали, пока мы занимали позицию и готовились. Свевы приближаются с каждой минутой, и ситуация становится критической. Нам скоро придётся снять лагерь и вернуться в форт, иначе нас здесь перебьют».

«Вот он и идет, сэр».

Квадрат выпрямился, увидев, как Лабиен ведёт коня вперёд, туда, где на периферии армии располагалась кавалерия. «Господин», — отдал он честь приблизившемуся старшему командиру.

«Что ты думаешь?» — спросил Лабиен, его голос был ясен и непоколебим.

Квадрат чуть не пнул его. Демонстрация явной нерешительности перед рядовыми солдатами никогда не способствовала укреплению боевого духа, но перед туземной лошадью это могло привести к массовому дезертирству.

'Сэр?'

«Как ты думаешь? Я думаю, они за нами не придут?»

Квадрат, стиснув зубы, кивнул. «Могли бы сказать вам это раньше, сэр. У них нет причин для этого. Наших подкреплений нигде не видно, но свевы не могут быть дальше, чем в часе-двух пути. Всё, что нужно сделать треверам, — это затаиться на том холме и смотреть, как мы умираем».

Лабиен глубоко вздохнул и выдохнул. «Я начинаю думать, что ты прав. Мы подвергаем себя опасности с каждым вздохом, пока ждем здесь. Пора возвращаться в форт и надеяться, что остальные легионы присоединятся к нам раньше треверов и их германских союзников».

Он поднял руку в знак поражения.

«Хорошо, отдавайте приказы. Мы отступаем».

Квадрат, с глазами, горящими от раздражения, кивнул и начал отдавать приказы. Пока его сигниферы, музыканты и декурионы передавали приказы, Лабиен помахал ему рукой.

«Пойдем со мной, Квадрат».

Префект кавалерии пустил коня вперёд, когда командир начал медленно двигаться по полю. Легионы уже ответили на сигналы и развернулись, двигаясь обратно по склону к возвышенности и лесу, за которым, примерно в четырнадцати милях, находился их форт. Какая катастрофическая трата сил! Квадрат готов был закричать от разочарования.

«Вы не одобряете мои решения, префект?»

«Никогда, сэр». Да… да, я так считаю!

«И несмотря на то, что вы прослужили под моим командованием больше сезона, вы не думаете задаться вопросом, почему я добиваюсь столь бессмысленного продвижения только для того, чтобы потом оставить свою позицию и отступить, не форсируя события?»

'Сэр?'

«Квадрат, я никогда ничего не делаю, не имея полной информации или не обдумав все возможные последствия. К сожалению, я не всегда могу ясно выразить свои намерения, даже таким, как ты».

Квадрат снова нахмурился, когда они приблизились к заднему краю поля, где армия уже двигалась от реки, через хребет и обратно к форту.

«При всем уважении, сэр, если вы собираетесь, образно говоря, вытащить голубя из моей задницы, я был бы признателен, если бы вы сначала, образно говоря, сбросили с себя нижнее белье».

Лабиен рассмеялся и, поднявшись на вершину холма, слегка тронул коня. Квадрат, ворча, присоединился к нему и резко остановился на вершине.

«Что? Где?»

«Ваши следующие вопросы, я думаю, будут «когда» и «как» , поскольку « кто» и так ясен?» — Лабиен усмехнулся, когда они посмотрели вниз на большую часть Седьмого и Девятого легионов, выстроившихся для битвы, надежно вне поля зрения треверов за рекой, поскольку хребет скрывал их. ««Что» — это пятнадцать когорт, взятых из Седьмого и Девятого, вместе с их артиллерией, спрятанной в лесу. Вуксилия и еще пять когорт вернулись, чтобы защитить наш форт и сопровождать весь обоз Цезаря, который теперь нам доверен. «Где» — надежно вне поля зрения треверов. «Когда» — это все время, что мы готовились, они уже были готовы занять свои места. Они прибыли сразу после нас с юга, незамеченными. А «как»? Ну, я думаю, это очевидно. Курьеры организовали все. Теперь Двенадцатый займет позицию вместе с ними, а три легиона будут ожидать атаки Треверов.

«Какое нападение?» — пробормотал Квадрат, чувствуя себя так, словно у него выбили ковер из-под ног.

«Вот почему, друг мой, я не мог сообщить тебе о своих планах. Так же, как у меня есть шпионы и разведчики среди треверов и медиоматриков, у этого нового короля есть свои шпионы среди наших галльских вспомогательных войск, находящихся под твоим командованием. Всё должно было выглядеть естественно для них, поэтому я рассчитывал, что твоя ярость и раздражение от моих решений будут им понятны. Уже сейчас полдюжины твоих всадников, должно быть, ускользнули от твоих отрядов и донесли до тебя весть о нашем робком отступлении к треверам. Они, конечно же, захотят разобраться с нами прежде, чем мы сможем безопасно укрыться за стенами форта».

«Ложный обман? Всё это было одним гигантским обманным маневром?»

«В самом деле. Последние несколько недель я размышлял, стоит ли избавляться от шпионов в наших рядах. Мои собственные шпионы, конечно же, вычислили немало их. Но мне пришло в голову, что дезинформация может быть полезнее, чем получение наших собственных сведений». Он улыбнулся раздражённому префекту. «Итак. Если вы будете так любезны, Квадрат, возможно, вы сможете перестроить свою кавалерию на том пространстве, что мы оставили справа от склона. Но только сигналы. Никаких рожков и свистков. Давайте держать треверов в полном неведении, а?»

Квадрат покачал головой в изумлении и облегченно рассмеялся.

«С удовольствием, сэр».

* * * * *

Андесарос удовлетворенно улыбнулся.

«Слышишь, Дунохорикс? Солемнис? Римский командующий отступает в свой форт, потерпев поражение. Наши союзники-свевы приближаются к нему, и он оказывается в смертельной опасности. Теперь ему нужно укрыться за стенами и от легионов, которые, вероятно, туда направляются».

«Если они доберутся до форта, нам придётся их оттуда откапывать», — проворчал Дунохорикс. «Это будет трудно. Как открыть устрицу одной рукой. И вся слава и добыча достанутся свевам. Мы не сможем ничего поделать, поддержав вас. Амбиорикс продолжает сбивать нас с пути».

«Нет, если мы возьмем их сейчас», — спокойно сказал Андесарос.

«Что?» — Солемнис выглядела более нервной, чем когда-либо.

«Погода хорошая. Уже какое-то время стоит сухая погода, так что земля хорошая. У нас есть несколько часов до темноты. Берега реки будут крепкими, несмотря на крутые края, а уровень воды в реке ниже, чем когда-либо за много месяцев. Римляне в смятении и отступают. Мои шпионы докладывают, что их боевой дух низок, а вера в своего командира слабеет. Мы нападём на их отступающих. Даже если им удастся добраться до безопасных стен, к тому времени они потеряют половину своей численности, включая…» — он улыбнулся и подчеркнул последнюю часть, обводя взглядом своих соратников-вождей, — «их повозки поддержки и припасы, которые всегда идут позади, медленнее остальных».

«Мы могли бы раздавить их», — мрачно улыбнулся Дунохорикс.

«Мы можем. Поднимай своих людей. Пообещай им ещё раз римскую кровь и римские сокровища. А затем присоединяйся к нам. Мы атакуем немедленно. Мы должны действовать быстро, чтобы поймать их, пока они ещё вдали от безопасности».

Он смотрел, как два вождя бегут обратно к своим людям. Месть была в его руках. Позорная смерть его дяди будет возмещена в десятитысячекратном размере. И треверы, над которыми он всё ещё имел лишь самую слабую власть, смогут признать его своим истинным и единственным королём, закалённым в битве с Римом.

Сегодня был прекрасный день для рода Индутиомара и народа треверов.

* * * * *

Иануарий потянул штурвал, вращая его, несмотря на огромное сопротивление. За два года службы в Девятом полку его руки окрепли, и не было такого груза, с которым он не справился бы при необходимости. Крякнув, он сделал ещё пол-оборота, и его товарищ-артиллерист защёлкнул замок.

'Который из?'

Молодой человек, который был скорее помощником, чем напарником инженера, с энтузиазмом заглядывал между ветвями.

Всего несколько мгновений назад с рёвом треверы переправились через реку. Баллиста Иануария была последней, кто был установлен на позицию, и он боялся, что не успеет установить её до начала залпов. Это было почти.

«Никто, если ты не вставишь чертов болт в паз!»

Молодой новобранец покраснел от смущения и бросил тяжелый железный снаряд в щель, заклинив его у механизма.

«Так какой же из них?»

«Всегда делай первый выстрел верным, Марций. Это единственный выстрел, который ты получишь, имея возможность прицелиться и быть осторожным. Последующие выстрелы можно просто врезать по основной массе людей, но первый всегда должен быть точным. Первым выбором всегда будет офицер. Если таковой не появится, то хороший воин. Вы всегда можете определить их по качеству доспехов. Ищите много бронзы или железа и какой-нибудь декоративный гребень на шлеме. Всадники, конечно, проще всего, но иногда великий пеший воин важнее обычного всадника. Так что будьте разборчивы. Поначалу».

Иануарий поднял тяжелое артиллерийское орудие и повернул его, прицеливаясь по лесу и оценивая расстояние.

«Видишь его там?» — указал он.

Молодой солдат покачал головой и пожал плечами.

«Он в бронзовом шлеме. Рядом с ним вепряшный штандарт, и он хорошо одет. Лидер, он точно. Хороший первый выбор. Шагов триста. Сложно, но вполне достижимо». Его язык высунулся из уголка рта, пока он вносил мельчайшие изменения, которые молодой инженер рядом с ним практически не заметил бы.

«Сейчас заприте его».

Помощник зафиксировал баллисту в вертикальном положении, а Иануарий повернул ее на пару пальцев влево и вправо, а затем прищурился между листьями и прицелился.

Противник почти достиг вершины хребта, когда в послеполуденном воздухе раздался одинокий звук рога.

Иануарий отпустил болт и уже начал возвращать натяжение в машину, пока болт был в воздухе, кивнув помощнику, чтобы тот выбрал второй снаряд.

* * * * *

Андесарос из племени треверов призывал своих людей наверх, к хребту, крича проклятия и призывая их к битве и славе, ссылаясь на женскую трусость римлян и страх, с которым они уходили с поля боя со славными воинами треверов.

С трепетом жажды битвы и золотым сиянием утоленной жажды мести он поднялся на вершину холма, по которому всего несколько мгновений назад прошли бегущие легионеры.

И его будущее изменилось буквально на глазах.

Ряды римлян стояли неумолимо и неподвижно, выстроив щиты в сплошную линию, а грозные дротики уже подняли и прижали к плечу, ожидая приказа. Их было так много, что Андесарос просто не мог осознать их присутствия, не говоря уже о том, как быстро они перестроились, чтобы встретить его и его племя.

Одно стало ясно сразу:

Они проиграли еще до того, как был нанесен первый удар.

Он дал сигнал своим сигнальщикам, и карниксы завыли, возвещая отступление, размахивая знаменами, чтобы направить треверов обратно к реке. Обернувшись, чтобы окинуть взглядом всю эту ужасную картину, он увидел, как Дунохорикс из Медиоматрикса поднимают с коня, а римский артиллерийский болт пробил ему грудь и отбросил в сторону, словно тряпичную куклу. Пуля, не теряя скорости, пролетела мимо и вонзилась в плечо воина позади него.

Андесарос моргнул.

Всё больше болтов и камней вылетало из кустов и деревьев по обе стороны, к грохоту запускаемых баллист присоединялся грохот запускаемых катапульт. Он хорошо знал эти звуки по многим предыдущим сражениям. Он знал, что они сделают.

Огромный воин, облачённый в бронзу и железо, бросился к павшему предводителю Медиоматриков, и внезапно исчез. Вернее, половина его исчезла: выстрел онагра – гранёного камня шириной больше ладони – ударил его в спину, раздробив позвоночник на куски и аккуратно разделив тело на две половины, верхняя часть которых скрылась в массе охваченных паникой воинов.

Андесарос обернулся в другую сторону, убедившись, что из леса к краю поля ведётся стрельба всё более скрытой артиллерии. Его взгляд уловил панические крики Солемниса из племени трибоччи, призывавшего своих людей бежать с поля. На мгновение он поймал взгляд молодого вождя и отшатнулся от высказанных обвинений. Затем Солемнис тоже исчез, пронзённый железным болтом и сбросивший его с коня.

«Отступайте!» — заорал он.

Звук позади него заставил его кровь застыть в жилах. Хотя он не мог перевести латинские слова, он знал их по звуку, который повторяли по очереди все офицеры легионов, а за ним последовал шум напряжения тысяч солдат.

Он повернулся и спрыгнул с коня, используя окружающих его людей и своего коня в качестве укрытия от ужасного, смертоносного дождя пилумов, которые взмыли в воздух, казалось, зависли там на несколько ужасных ударов сердца, а затем нырнули вниз, в паникующую, толкающуюся и кричащую толпу.

Андесарос с трудом поднялся на ноги, но затем снова упал на землю, когда разгневанный воин, его дальний родственник, зарычал и сильно ударил его в челюсть. Пока он барахтался на полу, воин плюнул на него и бросился к реке.

После этой потери ему будет трудно восстановить свои позиции.

Придётся переложить вину на кого-то другого. К счастью, оба других лидера погибли, а Амбиорикс отправился куда-то на север, заявив, что ищет союзников у сегни. Легко было бы распределить вину, учитывая, что на его плечи легла лишь малая её часть. Главное, чтобы он мог благополучно покинуть поле боя, он мог бы сплотить тех, кто выжил.

Он снова поднялся и отряхнул свою грязную тунику, бросив короткий взгляд на легионы, теперь неудержимо надвигавшиеся на треверов.

Его мир окрасился в багровый цвет, затем почернел и закончился.

* * * * *

«Видишь?» — Иануарий ухмыльнулся своему помощнику. «Два дворянина в одном бою. И один — в шею. Держу пари, ты не смог бы с этим справиться и за месяц попыток». Он повернулся и крикнул своему ровне, направив следующую баллисту. «Видишь, Петрей? Два! Ты должен мне два кувшина вина, старый скряга».

* * * * *

Квадрат выжидающе сидел в коне, не сводя глаз с Лабиена, ожидая приказа. Легионы пересекли хребет, тесня треверов в панике, чьи вожди уже были мертвы. Кавалерия, вероятно, понадобится для зачистки — преследования выживших и возвращения, но, учитывая узость брода, от неё не ожидалось выдвижения, пока пехота не перекроет поле боя.

Легат Двенадцатого легиона, наместник Цезаря и командующий южными войсками в Галлии, улыбнулся и небрежно подвел коня.

«Префект?»

'Сэр.'

«Не будете ли вы так любезны взять коня и изматывать врага несколько миль? Заставьте их пожалеть о своём решении. Не нужно изворачиваться, чтобы дать им пощаду — у них уже был шанс. Если они сдадутся, держите их под стражей, затем свяжите и поработите. Если нет, преследуйте их, пока не окажетесь в пределах видимости их стен, а затем возвращайтесь к нам».

Квадрат усмехнулся.

«С удовольствием, сэр».

Командир повернулся к своим сигниферам и музыкантам. «Отбой. Я не хочу, чтобы легионы мчались по Галлии за треверами. Они разбиты, и конница довершит дело». Он повернулся к трибунам, сидевшим рядом с двумя другими легатами. Планк выглядел довольным, а Требоний потянулся и повел плечами.

«Поздравляю, Лабиен. Похоже, ты превращаешь разгром треверов в привычку. Цезарь планирует прийти и разбить треверов против твоих войск. Он начнёт беспокоиться, что ты его затмеваешь».

Лабиен рассмеялся: «Боюсь, вряд ли. Я просто их веду. Они всё ещё люди Цезаря, и они это знают. Давайте начнём отводить легионы обратно в крепость. Нам придётся создать значительное укрепление, учитывая растущий размер армии».

«Только временное», — устало ответил Требоний, доставая из плаща запечатанный футляр со свитками и передавал его командиру. «Цезарь планирует прибыть сюда, как только разберётся с менапиями и объединит силы против треверов, но затем мы все пойдём разбираться с эбуронами. Уверен, то, что вам удалось сокрушить треверов до его прибытия, лишь ускорит наш отход».

Лабиен кивнул, сломал печать и просмотрел аккуратный почерк. «Тогда нам лучше всего послать всадников на север, чтобы сообщить Цезарю о последних событиях. Поскольку ему больше не нужно помогать нам в борьбе с треверами, он, возможно, пожелает, чтобы мы выступили на север и встретились с ним».

«Надеюсь, что нет», — Требоний устало улыбнулся. «Мне немного надоело маршировать».

«Давайте вернемся в форт, и тогда мы сможем все это обсудить в комфортной обстановке».

«Разве ты не хочешь поговорить с их лидерами и установить условия их капитуляции?» — нахмурился Планк.

«Я отправлю депутацию в их столицу, которая находится меньше чем в десяти милях отсюда», — рассмеялся он. «Учитывая, что я видел, как были взяты все три знамени, а все их вожди пали во время атаки, я всё равно не знаю, кому угрожать! Мы дадим им несколько дней, чтобы племя выместило свой гнев на остальных родственниках Индутиомара и решило, кто из них лучше, а потом поговорим с этим новым королём. Треверы вряд ли поддержат дальнейшее восстание».

Он устало улыбнулся остальным легатам. «Тем временем нам нужно помочь вам, господа, и вашим войскам обустроиться».

Он повернул коня и увидел приближающихся трех всадников в сопровождении центуриона и контуберия воинов.

«Сэр», — офицер отдал честь и указал на своих подопечных. «Разведчики с северо-востока».

«Какие новости о свевах?» — задумчиво спросил Лабиен. Хватило ли пяти когорт для защиты лагеря?

Всадник, явно измотанный скачкой, устало отдал честь. «Господин, германцы остановились. Мы заметили других всадников, и, похоже, у них впереди выдвинулись разведчики. Могу лишь предположить, что они узнали о битве, поскольку, как только всадники поговорили с вождями свевов, все они развернулись и пошли обратно к Рену».

Лабиен обмяк, а Требоний усмехнулся, хлопнув его по плечу. «Каково это – напугать всю германскую нацию?»

«Честно говоря, это даже немного облегчило», — улыбнулся Лабиен. «Я всё ещё был почти уверен, что свевы проигнорируют смерть своих союзников и всё равно придут за нами. Они не из тех, кого легко отпугнуть».

«Есть ли у нас шанс перехватить их до того, как они доберутся до Рена?» — размышлял Требоний.

«Мало», — сказал Лабиен. «Они путешествуют налегке, питаясь фуражом и грабежами, поэтому могут двигаться быстрее нас. К тому же, они, вероятно, всё ещё превосходят нас численностью, даже без треверов, так что я не уверен, что это разумный план действий. Давайте вернёмся в лагерь и поблагодарим Минерву за то, что она заставила их вернуться».

Планк кивнул. «Это был долгий путь, чтобы сразу попасть в битву. Лично я бы не отказался от ванны, еды и отдыха».

* * * * *

Публий Секстий Бакул, прим Пилус Двенадцатого легиона, подозрительно взглянул на повозку.

«Я поеду верхом».

«Нет, не делайте этого», – объявил медик и без предупреждения вырвал у него ветвистый посох, на котором Бакул опирался большей частью своего веса. Освободившись от него, центурион пошатнулся и упал в ожидающие руки санитара. «Вы не можете стоять без посторонней помощи. Вам совершенно очевидно не следует ездить верхом. Вы также, похоже, не способны понять простую концепцию отдыха и восстановления. Если бы вы оставались в постели и отдыхали, как вам было приказано, и не выливали бы на землю все лекарства, которые вам дали врачи, когда они не видели, вы бы уже почти полностью выздоровели. Вместо этого вы постоянно доводите себя до предела, и в результате вам ещё несколько месяцев до выздоровления».

«Вы сказали, что инфекция излечилась?»

Инфекция прошла. Теперь у тебя истощение и атрофированные мышцы из-за долгого пребывания под моей опекой. Ты, Бакул, сам себе злейший враг. Ничто не мешает твоему полному выздоровлению, кроме твоей неспособности отдохнуть. А теперь залезай в повозку и сиди спокойно, пока мы не доберемся до места сегодняшнего ночлега.

Бакул снова взглянул на повозку. Госпиталь эвакуировали на время путешествия, и раненых и больных, неспособных идти или ехать верхом, распределили по повозкам – по восемь человек на повозку, за исключением этой, в которой было четыре офицера.

«Может быть, мне присоединиться к одной из обычных солдатских повозок?» — с надеждой спросил он. На борту этой повозки находились Клеменс, знаменосец Третьей когорты, второй центурии Двенадцатой, которого Бакул знал достаточно хорошо, чтобы понимать его склонность к укачиванию, оптион из Седьмой, страдающий от ранения в живот после битвы с треверами и от которого несло так, будто он вот-вот умрёт в пути, и Дентио, префект, страдавший от копытной гнили и почти всё время находившийся в бреду. Хуже попутчиков он и представить себе не мог. «Когда мы доберёмся туда, я буду весь в рвоте, внутренностях и с головной болью».

«В тележке».

«Проблема?» — спросил Лабиен, проезжая мимо на коне, чтобы осмотреть колонну.

«Все как обычно, сэр», — пробормотал медик, указывая на Бакула украденным посохом из виноградной лозы.

«Садись в повозку, центурион», — приказал Лабиен.

Ворча, Бакул схватил свой посох и с трудом вскарабкался на повозку.

Прошло четыре дня с момента поражения треверов, и разведчики принесли предложения о мире от нового вождя треверов. Офицеры с радостью узнали, что человеком, вновь вставшим на трон треверов, был Чингеторикс, давний сторонник Цезаря, низложенный и сосланный Индутиомаром. Гнев племени на безрассудные решения недавних вождей заставил их вернуться к лояльности римским вассалам.

Как только Лабиен убедился, что племя устояло и вероятность дальнейших беспорядков ничтожна, он принял решение двинуться на север со всей армией вдоль реки до Рена, поскольку армия Цезаря должна была двигаться на юг по этому руслу. По пути армия должна была остановиться в Оппидуме Виндунако, где теперь находился двор Чингеторикса, чтобы принять обновлённые обеты треверов.

Это будет долгое и медленное путешествие, и Бакул с ужасом ждал каждого его мгновения.

* * * * *

Амбиорикс положил свой заветный шлем на стол и отряхнул пальцами серебряного кабана, лежавшего на нём. Этот шлем, изготовленный для римского полководца, когда-то принадлежал Сабину, одному из приближенных Цезаря, до того, как Амбиорикс его забрал, и внутри всё ещё была голова этого человека. Он сорвал красный гребень, заменив его чем-то более подходящим, и теперь шлем стал шедевром пропаганды. Этот шлем возвещал каждому воину, который его видел: «Вот человек, который победил лучших из всех, что мог предложить Рим».

Если бы только он мог повторить свой успех, но этот проклятый Цезарь мешал ему на каждом шагу. Он чуть не лишил Цицерона головы прошлой зимой, сразу после гибели Первого легиона, и почти разгромил его армию, если бы не преждевременное появление Цезаря.

Затем он приступил к восстановлению своей армии, зная, что, если он сделал это однажды, то сможет сделать это снова, но Цезарь опередил его и начал военные действия против всех, кто заговорил с ним до конца зимы.

Нервии жаждали вновь присоединиться к нему и согласились собрать свои силы и встретиться с ним весной на месте его величайшей победы. Но Цезарь повёл своих людей на север, пока ещё в воздухе стояли зимние холода, разорвал нервиев на части и сжёг то, что осталось. Затем последовали менапии, которые поначалу колебались. Годами им удавалось избегать римского вмешательства, скрываясь в своих адских болотах. Но, увидев, что Цезарь делает с Галлией, и после долгих уговоров и уговоров, они наконец согласились поддержать его дело в назначенном месте и в назначенное время.

А затем Цезарь снова появился там, словно дурной запах в маленькой хижине, и построил мосты через реки и болота Мосы и Рена и превратил менапиев в стадо рыдающих женщин, фактически разорвав на части еще одного из могущественных союзников Амбиорикса.

Треверы тоже были настоящей надеждой. Индутиомар взял племя под свой контроль и, несмотря на то, что многие из самых влиятельных людей заявляли о неизменной верности Риму, посвятил их делу. Этот римский поклонник Цингеторикс был изгнан и лишен власти. Если бы Амбиорикс стал их предводителем, он бы убил его, а не изгнал, но треверы были разрозненным и нестабильным племенем, и его казнь могла настроить большую часть племени против Индутиомара.

В конце концов, они оказались неспособны справиться с задачей. Этот глупец умудрился проиграть битву против одного-единственного легиона, которую он должен был выиграть без особых усилий. А его племянник восстал, чтобы отомстить за него, и снова потерпел неудачу. Этот Лабиен начинал становиться таким же проблемным, как сам Цезарь.

В те времена союзников было трудно найти, и Цезарь избавлялся от них так быстро, как только мог. Будь прокляты друиды и их ручной арвернский вождь. Верцингеторикс советовал проявить осторожность и не торопиться, а поскольку друиды были у него в кошельке, большая часть Галлии и белгов даже не разговаривала с Амбиориксом, занятые подготовкой к грандиозному замыслу Верцингеторикса. Несколько друидов присоединились к нему, приведя с собой небольшие племена и нескольких несогласных, но он был на грани, и народ всё больше его бросал, в то время как этот ухмыляющийся арвернский безумец собрал огромную армию, которая бездельничала в глубине Галлии.

Разве они не понимали, что, готовясь к войне в ближайшие месяцы, они упускают возможность выиграть ее сейчас?

Амбиорикс стиснул пожелтевшие зубы и глубоко вздохнул. Мысль о том, что треверы уже приносят новую клятву Риму, а Цезарь движется на юг, чтобы воссоединить свою армию, не слишком его успокоила, но теперь он должен был выглядеть спокойным. Держа всё под контролем.

Двое мужчин, сидевших слева от него, явно сомневались в правильности своих действий. Больгиос, знатный воин и вельможа, начальник сотни, двоюродный брат вождя сегни, нервно теребил косу. Если бы его двоюродный брат узнал, насколько глубоки замыслы Больгиоса с целью его свержения, нервная ласка теперь украшала бы деревянный кол, высунув голову для чаши. Друид рядом с ним выглядел менее нервным, но на его лице всё ещё читалось беспокойство.

Раздался стук в дверь.

'Войдите.'

Крепкий воин распахнул дверь, и за ним во мрак последовала дюжина мужчин, каждый из которых был внушителен и готов к войне. У каждого на руке было кольцо со змеей Арвернуса. У каждого было каменное лицо. В их присутствии даже Амбиорикс почувствовал мимолетный трепет. За ними шёл ещё один друид, заточенный на войну, как и его товарищи. Его большой меч на боку дополнял дубовый посох, окованный железом и заострённый. Мужчина даже имел наглость носить корону, словно был каким-то королём.

«Тебе здесь не место, Арверни», — с жаром в голосе заявил Амбиорикс.

«У нас есть место там, где беда ставит под угрозу наши планы», — ответил воин-друид с сильным южным акцентом. «У того, кого мы зовём Эсус, есть чёткий план на ближайшие месяцы. События в самом Риме складываются так, чтобы помочь нашему делу, и вскоре — как предсказывали знамения и пророчества — власть Цезаря над этой землёй ослабеет, когда он будет бороться за своё место в собственной стране».

Амбиорикс прищурился, глядя на друида, с интересом наблюдая, как воины-арверны двигаются вдоль стен комнаты, пытаясь его окружить. Такой ожидаемый, легко предвидимый манёвр.

«И я разрушаю эти планы, так что теперь ты хочешь убить меня?»

Друид холодно улыбнулся, и Амбиорикс почувствовал панику среди мятежников-сеньи рядом с собой. Рука Болгиоса потянулась к рукояти ножа на поясе, словно короткое лезвие могло остановить дюжину мечей.

«Ты прожил всю зиму и весну, король эбуронов, потому что твоё слабое, незначительное восстание привлекло внимание римлян к северо-востоку и отвлекло их от более важных событий, происходивших в других местах. К сожалению, все твои союзники подвели тебя, и теперь ты практически один. Даже твои потенциальные германские сторонники бегут обратно через реку в свои дикие земли. Всё, что у тебя осталось, — это эбуроны, и твой брат, король Кативолк, с нами, поэтому мы, к сожалению, не можем позволить тебе отнять у него власть над ними».

«Меня нелегко убить, Арверни», — прорычал Амбиорикс.

«Возможно, так. Но умереть ты должен. Цезарь и его псы идут по твоему следу, и теперь у тебя нет армии, за которой можно было бы спрятаться. Ты слишком много знаешь о деле, чтобы позволить себе прожить достаточно долго и попасть в руки римлян».

Амбиорикс откинулся на спинку стула и скрестил руки. «Возможно, вы обнаружите, что я ещё более изобретателен, чем вы думаете».

Друид нахмурился, глядя на него, но было уже слишком поздно. Тонкая петля из шнура, спустившаяся из темноты сверху, скользнула по шее старика, затягиваясь и прижимая седую бороду к горлу. Друид закашлялся и запаниковал, его пальцы потянулись к шнуру, душившему его, но двое мужчин, лежащих на балке, с трудом подняли его с пола. Раздался хруст, хрящ поддался, и глаза друида выпучились.

Больгиос и его друид от удивления вскочили на ноги, но Амбиорикс небрежным жестом велел им вернуться на свои места.

По всему краю комнаты воины-арверны дрожали в предсмертных судорогах, когда копья, воткнутые сверху из затененных стропил, пронзали пространство между шеей и ключицей, проходили сквозь их тела и выходили около бедра, прижимая их к полу.

Амбиорикс осмотрел комнату, чтобы убедиться, что никто из группы ассасинов-арвернианцев не скрылся от своих убийц, но все они были заняты тем, что дрожали и истекали кровью. Он медленно, небрежно поднялся и подошел к висевшему друиду, который испускал последний вздох, с интересом разглядывая его.

«Будь уверен, старик, мне предстоит ещё долгий путь. Несмотря на идиотизм треверов, с помощью моих друзей сегни скоро будут нашими, а Кативолк стар и слаб и не станет препятствием для того, чтобы вернуть мне моё племя. Как только я получу этих двоих, свевов можно будет убедить снова переправиться и присоединиться к нам, и я найду новых союзников среди тех, кто ненавидит твою медлительность и праздность почти так же сильно, как Рим».

Он ткнул друида, который раскачивался взад и вперед, вися на ветру, а остатки жизни мерцали и угасали в его глазах.

«Глупый, глупый человек. И молю богов, что если настанет день, когда я паду от рук наших врагов, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы они узнали всё о Верцингеториксе и восстании арвернов».

Он повернулся к Больгиосу и живому друиду.

«Пора разобраться со своим псом-кузеном и возложить корону на голову. Время идёт, друзья мои.

Глава пятнадцатая

У реки Ренус, в одном дне пути к северу от места впадения в нее Мозеллы.

«Есть ли новости о свевах, генерал?»

Приск занял позицию рядом с Марком Антонием, в нескольких шагах от Цезаря, который с непроницаемым выражением лица смотрел на широкий, быстрый Рен.

«Они ушли на восток, но так недавно, что их след почти все еще виден на поверхности воды», — раздраженно фыркнул Цезарь.

«Может быть, это и к лучшему?» — тихо спросил Антоний. «Нам нужно многое сделать на этом берегу реки, и я слышал, что у свевов воинов больше, чем деревьев на их земле».

Цезарь обратил своё раздражение на своего старшего командира: «Мы не колеблясь наказываем наших врагов, даже если они десяти футов ростом и дышат огнём, Марк, чего свевы, безусловно, не делают, несмотря на все слухи».

Приск кивнул про себя. Он нисколько не сомневался, что Цезарь переправит свои легионы через реку на край света, если у него есть зуб на свевов. Путешествие вверх по Рену было долгим, прерываемым визитами гонцов. Во-первых, двое людей из отряда Фронтона принесли им вести, одновременно обнадеживающие и неприятные. Гибель нескольких его людей и осознание того, что среди них был шпион и предатель, которому удалось скрыться невредимым, были уже достаточно ужасны. Услышав, что сегни, вероятно, восстают против них, и что Амбиориг всё ещё не схвачен, Цезарь упал духом до неизмеримой глубины. Но, по крайней мере, коварный король эбуронов, судя по всему, был почти в руках Фронтона.

Всадники Лабиена прибыли к ним всего два дня назад, и известие о том, что изобретательный командир снова разгромил треверов, назначил их предводителем доверенное лицо и принял от них клятвы, а также головы главарей заговорщиков и более тысячи рабов, подняло настроение всем офицерам в колонне. Кроме Цезаря. Генерал смог сказать по этому поводу лишь, что Лабиену следовало окопаться и ждать остальную часть армии. Приск втайне высказал мнение, что зависть к успеху Лабиена нарывает в голове Цезаря и не приносит никакой пользы.

Лабиен, по всей видимости, направлялся на север, и уже недалеко. Две армии должны были встретиться, вероятно, у слияния рек, по которым они двигались, после чего Цезарь обратил бы внимание на эбуронов, и охота на Амбиорига началась бы вовсю. Но если бы полководец на какое-то время обратил внимание на свевов, это могло бы дать Фронтону время, необходимое для того, чтобы привлечь Амбиорига к ответственности.

В какой-то степени цель охоты Фронтона теперь стала бессмысленной. Попытка остановить уничтожение белгов была практически бессмысленной: нервии практически исчезли, менапии были полностью разгромлены, их земли опустошены, треверы разгромлены и поставлены под власть проримского царя, и только эбуроны и небольшие племена, такие как сегни и кондрузы, остались нетронутыми.

И всё же Фронтон упорно продолжал. Восковая табличка, которую нёс Биорикс, по-видимому, не прочитанная, хотя Приск не мог подтвердить это, судя по непроницаемым глазам легионера, кратко и ёмко сообщала ему, что, хотя он и слышал о лишениях Цезаря, его друг не собирается сдаваться. Он был в нескольких шагах от Амбиорикса, и, независимо от планов Цезаря, Фронтон считал, что тот связан с арвернами и этим «Эзусом» или знает о них, и что он схватит его и допросит, даже если это будет стоить всех до единого.

Да, хорошее дело: преследовать свевов и выиграть время для Фронтона. Приск отдал бы правую руку, чтобы узнать, кто такой Эсус. Ну, по крайней мере, правая рука Антония .

«Убии в этих краях настолько лояльны, насколько это вообще возможно для любого племени», — заметил Приск. «Нам ещё не приходилось с ними сталкиваться. Мы можем спокойно пересечь реку на их лодках, а затем двинуться на свевов».

Цезарь покачал головой. «Мы построили мост через эту реку много лет назад и отбили набеги племён, показав им, как легко мы можем добраться до них, если понадобится, так же, как мы сделали с менапиями, используя наши дамбы. Но, похоже, свевы забыли об этом. Они отступили в свои леса и считают себя в безопасности. Я построю здесь ещё один мост, и этот на этот раз останется».

«Это хорошая идея?» — нахмурился Антоний.

«Здешние убии не нападут на нас, пока мы строим», — ответил Цезарь. «В прошлый раз такое предприятие сочли нецелесообразным и слишком сложным, а враг на другом берегу сделал всё возможное, чтобы помешать нам завершить его. На этот раз у нас мирное место и опыт. Я ожидаю, что строительство пройдёт быстро и без проблем».

«А что же Амбиорикс?» — спросил Антоний, вытаскивая из плаща свою адскую флягу с вином.

В тот момент Приск мог задушить мужчину.

Цезарь лишь задумчиво постучал себя по губам. «Да, лишняя задержка может обернуться неприятностями».

«А свевы?» — подтолкнул Приск, глядя на Антония, который, казалось, ничего не замечал.

Цезарь снова повернулся. «Да. Мы сосредоточим большую часть наших сил на мосту и свевах за ним, пока Лабиен проберётся сюда — по «победному спуску», — добавил он с ноткой горечи, — и присоединится к нам. Но мы можем выделить большую часть конницы. В конце концов, от неё мало толку в германских лесах».

Его взгляд скользнул по головам штаба и легатов, собравшихся у реки, и остановился на невысоком человеке с орлиным носом и непослушными волосами, растущими кольцом вокруг лысой макушки, словно холм, возвышающийся над лесом. «Василий?»

Офицер, префект кавалерии, недолго пробывший в Галлии, удивленно обернулся. «Генерал?»

«Я хочу, чтобы Вар и Антоний переправились со мной через реку. Ты командуешь кавалерией, за исключением нескольких отрядов, которые я оставлю здесь для поддержки. Веди их в земли эбуронов и начинай опустошать. Без поддержки пехоты ты мало что сможешь сделать с оппидами, городами и крепостями, поэтому держись от них подальше и избегай решительных сражений, имея под рукой только конницу. Но ты сможешь начать этот процесс для меня. Сжигай их посевы, убивай их скот и разрушай фермы и деревни, которые найдешь».

Базил отдал честь, выглядя слегка ошеломленным внезапным получением важной должности, но Цезарь уже снова обратил свое внимание на остальных и на реку.

«Свевы, а затем, как только Базил заставит эбуронов голодать и доведет их до пика отчаяния, мы двинемся на Амбиорикса».

Приск содрогнулся при мысли о том, какие лишения могли понести небольшие отряды римлян, которые усиленно охотились за этим человеком в глубине земель эбуронов.

* * * * *

Луций Минуций Базил всматривался сквозь листву туда, где тропа проходила по гребню холма и спускалась в широкую, неглубокую долину. Позади него конница армии Цезаря всё ещё выстраивалась в ряд, прокладывая себе путь между высокими, узкими деревьями, петляя по холодному, быстрому ручью, усеянному крупными острыми камнями, и выстраиваясь в лесу так, как позволяла густая крона.

«Что вы думаете, сэр?» — спросил стоявший рядом с ним префект, приглаживая взъерошенную гриву своей кобылы.

Василус нахмурился, глядя на поселение внизу. Поля начинали процветать благодаря пышному цвету кукурузы, возвещая о приближении лета, и крестьяне ходили по полям, ухаживая за ними и пропалывая сорняки. В центре долины мирно и тихо расположилось само поселение.

«Я в нерешительности, Катило». Он вздохнул и поджал губы. Цезарь был весьма конкретен. Им следовало избегать всего, что могло бы привести к осаде или генеральному сражению. Небольшие фермы и деревни были легкой добычей для его опустошений, но о городах и крепостях не могло быть и речи. Очевидно, это был город, но он был окружён крайне слабой обороной, и кавалерии не составит труда его захватить. Защитников на невысоких валах было мало, и население работало в полях, а ворота были распахнуты настежь. «Думаю, мы возьмём город с минимальными потерями, и это может стать одной из величайших символических побед кампании, вызывая смятение и страх среди эбуронов по мере распространения слухов. Как быстро вы сможете добраться до этих ворот?»

Катило ухмыльнулся. «Если мы будем держаться деревьев и действовать скрытно, то сможем подобраться к ним совсем близко, прежде чем выйдем на открытое пространство. Мы сможем настигнуть их прежде, чем они успеют обгадиться, сэр».

«Хорошо. Тогда мы займём это место. Спуститесь на два крыла к ближайшей опушке леса, и как только окажетесь на месте, направляйтесь к ближайшим воротам. Мне всё равно, что вам придётся делать, я хочу, чтобы вы обязательно заняли эти ворота и удерживали их, пока остальные не доберутся туда».

Катило кивнул, а Базил повернулся к другому префекту, приближавшемуся с другой стороны.

«Порций? Катило собирается взять и удержать ворота. Я поведу половину конницы прямо на поселение, как только он там окажется. Как только мы выйдем из укрытия, ты возьмёшь другую половину и опустошим поля. Убей всех, кого найдёшь, и прогони выживших в лес. Как только ты это сделаешь, мы спалим посевы».

Порций кивнул и повернулся, чтобы отдать приказ декурионам, пока Базил еще раз осматривал город внизу.

«Бедные вы, ничего не подозревающие варвары. Я собираюсь перевернуть ваш мир с ног на голову, а затем поджечь его».

* * * * *

«Что ты имеешь в виду, говоря, что он здесь?» — сердито рявкнул Фронто.

Уллио, стоявший в дверях и заслонявший утренний солнечный свет, пожал плечами. «Он приехал вчера вечером, поздно ночью».

«Ну и где же он тогда?»

Его проводили в один из домов за стенами. С ним было много вооруженных людей, как сеньо, так и эбуронов, поэтому король счел благоразумным оставить его снаружи до утра.

Фронтон стиснул зубы. Осознание того, что он всего в нескольких минутах от Амбиорикса, заставляло его сердце бешено колотиться от предвкушения возможностей, но, поскольку здесь командовал Кативолк, он ничего не мог сделать, пока король не сделает свой ход.

«Что же теперь будет?»

Уллио небрежно прислонился к дверному косяку. «Как только солнце поднимется достаточно высоко и Амбиориксу придётся немного подождать, его пригласят в город с небольшой охраной, чтобы навестить короля».

«Зачем ждать?»

«Амбиорикс — человек нетерпеливый и склонен к неосторожным и поспешным действиям, если его подтолкнуть. Чем дольше мы заставляем его ждать, тем больше вероятность, что он совершит ошибку, а король хочет, чтобы он был достаточно зол и выведен из равновесия, чтобы выпить отравленный напиток, не дав никому из своих людей попробовать его первым».

«Возможно, он все равно не настолько глуп, чтобы сделать это».

Уллио снова пожал плечами, скрестив руки. «Ты не знаешь Амбиорикса. Он человек, склонный демонстрировать свою силу. Он не примет напиток, предложенный королём, но если у короля на столе будет открытое дорогое вино и перед ним кубок, Амбиорикс не сможет устоять перед соблазном выпить. Он захочет дать понять, что всё, чем владеет Кативолк, он может взять. Отравленное вино будет присутствовать, но не будет предложено».

«Ты всё это очень тщательно продумал, — с удовлетворением заметил Фронтон. — Что произойдёт, если ты ошибёшься в оценке Амбиорикса, и он не выпьет вина?»

Туземный охотник снова выпрямился в дверях. «Тогда всё придётся делать по-моему, а не по-королевски». Он провёл большим пальцем по горлу.

«Это неприемлемо», — твёрдо заявил Фронто. «Мне нужно, чтобы он ответил на несколько вопросов».

«Я могу обездвижить и покалечить его, не лишая его языка. Амбиорикс, вероятно, думает, что сможет устранить Кативолка с помощью привлечённых им убийц, но у короля много людей, таких как я, которые могут защитить его и уничтожить врага. Мы готовы. Амбиорикс видел свой последний рассвет, но он споёт вам песни о предательстве, прежде чем его тьма опустится на него».

«Хорошо», — кивнул Фронтон. «Напомню тебе, что от этого зависит очень многое. Если я смогу допросить Амбиорига, а затем отнести его голову моему полководцу, Цезарь сможет увидеть в эбуронах союзников. Всё будущее твоего племени может зависеть от событий этого утра. Помни об этом, пока ты играешь свою роль. Что нам делать, пока всё это происходит?»

«Оставайтесь дома. Если хоть малейший намёк на то, что вы или ваши люди где-то в Эспадуно, Амбиорикс запаникует, и всё развалится. Не попадайтесь на глаза, а я приведу вас, когда Амбиорикс будет трястись и лепетать».

Масгава вышел на свет из двери в заднюю комнату, где он спал со своими четырьмя людьми. «Значит, сегодня всё кончится?»

Фронто кивнул. «Сегодня всё закончится».

* * * * *

Амбиорикс поигрывал на коленях прекрасным трофейным римским шлемом и раздраженно фыркнул.

«Эти задержки раздражают, Гаро».

«Кативолк — хитрец, мой господин. Он окружит себя воинами, прежде чем соизволит встретиться с вами. Он не станет добровольно становиться мишенью».

«Неважно, сколько людей его окружает, пока ты рядом со мной, Гаро».

Второй мужчина в комнате улыбнулся леденящей улыбкой. Сикамбр по рождению, Гаро рано обнаружил любовь к боли и близость к смерти. К тому времени, как он достиг совершеннолетия, он убил больше дюжины своих соплеменников, женщин и детей. Его методы становились всё более изобретательными, пока однажды его не застали за препарированием молодой девушки, чтобы посмотреть, какие части тела ещё пульсируют после смерти. Прежде чем на него обрушился гнев старейшин, он бежал, переправившись через Рен в земли белгов, а затем в Галлию, где продавал свои услуги убийцы бесчисленному множеству знати и воинов, оттачивая своё мастерство на ходу. Наконец, два года назад он оказался на службе у короля эбуронов, вернувшись на порог своего собственного племени, и Амбиорикс получил в дар множество врагов, с которыми Гаро приходилось справляться, и немало денег, чтобы заплатить за это.

Амбиорикс, конечно, был прав. Кативолк мог окружить себя воинами, стенами, щитами и рвами, но это мало что ему давало. Гаро мог убивать из дверного проёма, едва пошевелив мускулом. Один из двух отравленных дротиков греческого образца, вышитых на застёжке его плаща, подошёл бы. Или небольшой, лёгкий топорик, висящий за плечом под плащом, идеально подходящий для метания. Было множество вариантов, даже не дотягиваясь до него. Если бы ему удалось подобраться к Кативолку слишком близко, вариантов было бы бесконечное множество.

Что бы ни случилось этим утром, Гаро был уверен, что день закончится тем, что Амбиорикс, единственный король Эбуронов, и его бывший брат-король встретят загробную жизнь.

Амбиорикс улыбнулся.

«Вооружены ли и готовы ли люди?»

«И уже час. Как только король пришлёт за нами, мы будем готовы выступить».

«Без задержек, Гаро. Как только мы окажемся у него на глазах, приступайте к работе. Они почти наверняка заставят нас снять оружие перед тем, как войти. Последуют короткие переговоры, в ходе которых мы будем спорить, и мне разрешат взять оружие для собственной безопасности. Полагаю, у вас будет оружие, которое они не заметят?»

'Множество.'

«Хорошо. Тогда, как только…»

Он остановился, услышав крик из сада.

'Что это было?'

Гаро шагнул вперед и распахнул дверь небольшого дома, где они провели ночь, и увидел двух воинов Сегни, сопровождавших их, мчащихся по небольшой лужайке.

«Римляне!»

Амбиорикс, с недоверчивым выражением лица, бросился к двери. «Что?»

«Римляне, господин король».

«Здесь? Это смешно!»

Но его взгляд уже устремился мимо воина сегни к склону холма, где сотни багряных, сверкающих сталью всадников выходили из леса и спешили к долине. Амбиорикс, широко раскрыв глаза, обернулся, чтобы охватить взглядом всю картину. Несколько десятков всадников вырвались вперёд из укрытия и устремились к воротам поселения, где они уже оттесняли стражников эбуронов, защищавших его. Остальные наступали двумя большими группами: одна шла в город, а другая рассредоточилась и устремилась в поля.

«Откуда они узнали, что мы здесь?» — завопил Больгиос, новый король Сеньи, подбегая к двери хижины.

Амбиорикс покачал головой. «Нет. Это просто невезение. Они атакуют Эспадуно, а не дом. Цезарь направил огонь на эбуронов».

Он холодно улыбнулся. «Генерал оказал мне услугу, идиот».

'Что?'

«Они убьют Кативолка за меня. Да, мы потеряем Эспадуно и его людей, но это небольшая цена, если учесть, что римляне собираются сделать меня неоспоримым королём Эбуронов совершенно по ошибке!»

Он рассмеялся и похлопал Гаро по плечу. «Седлайте лошадей. Мы должны немедленно покинуть это место».

* * * * *

Базилус бросился к воротам. Его люди уже были в поле, рубя эбуронов, пытавшихся бежать, и, бросив быстрый взгляд влево, он увидел дюжину воинов на лошадях, мчащихся к лесу, застигнутых врасплох где-то в долине. Было жаль упускать воинов, но главной наградой был город. Он разграбит, сожжёт и сожжёт его, чтобы посеять страх среди эбуронов.

Соплеменники отчаянно пытались закрыть ворота перед лицом атакующих римлян, но алы Катилона были на месте, не давая проходу прорваться. С победным кличем Базил ворвался в город, его меч описал широкую дугу и снёс голову местному жителю, пытавшемуся бежать.

«Второй отряд слева, пятый — справа. Защищайте стены и ворота. Остальные берите город. Убейте всех».

Рёв победоносной армии разнёсся по Эспадуно, когда воины Базила неслись по улицам, рубя туземцев, где бы они ни встречали их, без разбора рубя стариков и молодых, мужчин, женщин и детей. Это должно было стать наглядным уроком страха для последнего племени в списке Цезаря.

Васил почти ощущал тяжесть наград, которые на него возложат. Почти ощущал тепло благодарных объятий Цезаря.

С воплем, обращенным к Марсу, он поскакал к центру города. Варвары или нет, центр города всегда был центром власти. Сенат, король или разбойник – люди, правившие из центра, делали это.

Когда паникующие туземцы разбежались перед ним, Базил и его лучшие люди сразу же последовали за ним, устремившись к самым большим домам, которые он мог видеть – не отличавшимся от остальных, но с чуть более широкими фасадами и более качественными ставнями на окнах. Его меч поднимался и опускался, с каждым ударом в воздухе разлеталась кровавая дуга, а крики его жертв почти терялись среди общего шума агонии и паники, наполнивших поселение. Вырвавшись с заляпанной грязью улицы на то, что казалось деревенской площадью – или, возможно, просто более широкой дорогой, вымощенной булыжником, – он увидел, как из двери одного из больших зданий вышли два воина, заметили его и скрылись внутри, захлопнув дверь.

Остановившись в центре улицы/площади, Базил указал на дом своим окровавленным мечом.

«Откройте эту дверь. Каждого находящегося там мужчину нужно пощадить достаточно долго, чтобы распять их!»

Вокруг него люди соскакивали с коней и бежали к зданию, подняв мечи и выставив перед собой щиты. Хорошо обученные кони немного потоптались, но не пытались покинуть площадь, в то время как другие кавалеристы, прибыв, устремились во все переулки и улицы, рубя всех на своём пути.

Базил соскользнул с коня, привязав поводья к открытой ставне другого здания, и увидел в окно, как двое всадников из вспомогательной кавалерии – галлы, а не белги, судя по их снаряжению, – расправляются с обитателями дома. Один из них схватил женщину, которая с криком начала отбиваться. Он крикнул что-то на родном языке своему товарищу, который вырывал меч из тела последней жертвы, и тот бросился к женщине, пока первый всадник торопливо пытался сбросить штаны.

«Убейте ее и уходите!» — рявкнул Базил через окно удивленным галлам, затем повернулся и зашагал через улицу к важному зданию с воинами.

Спешившиеся солдаты — в основном редкая римская регулярная кавалерия, а также несколько вспомогательных галлов — плечами толкали дверь, которая дрожала и трещала при каждом ударе.

Базилус чуть не вскрикнул от неожиданности, когда кто-то схватил его за плечо и развернул к себе. Он поднял меч, защищаясь, и чуть не врезал бельгийскому офицеру, прежде чем понял, что тот — его союзник.

«Что?» — сердито рявкнул он.

«Это безумие!» — плюнул ему в лицо кавалерийский офицер. «Остановите этот хаос, пока он не вышел из-под контроля!»

Базил прищурился и оттолкнул офицера, угрожающе подняв меч. «Ты, солдат, наказан за нарушение дисциплины. Как только мы закончим, я сам с тобой разберусь. А пока убери от меня свою грязную варварскую руку, пока я не отрубил её по запястье».

Офицер, который, как заметил Базил, был необычно одет в тунику римского покроя вместе с галльскими штанами, отступил назад, хотя ярость и огонь не покидали его глаз. «Два отряда твоей кавалерии только что дезертировали перед лицом этого безумия», — сердито сказал он. «Если ты не остановишься, ещё сотни погибнут, прежде чем ты успеешь сжечь это место. Мои собственные реми отказались войти в город и ждут в лесу!»

«Тогда ваши собственные Реми тоже непослушные трусы и со временем подвергнутся дисциплинарному взысканию. А теперь отойдите от меня !»

Обернувшись от разгневанного офицера, он успел увидеть, как дверь разлетелась вдребезги и взорвалась, а следом за ней ввалился здоровенный галл. В мгновение ока дюжина всадников уже была внутри, и послышались звуки убийства. Глубоко вздохнув, чтобы утихомирить бушующий гнев, Базилус прошёл вперёд с мечом наготове и толкнул дверь.

На полу лежали окровавленные кучи трех местных воинов вместе с тремя его людьми, хотя ему потребовалось некоторое время, чтобы различить их во мраке, так как пять шестых убитых были галлами или бельгами, независимо от того, на чьей стороне они сражались.

Еще двое воинов продолжали упорно сражаться, оба раненые, в то время как люди Базила наносили по ним удары.

«Живой, чёрт возьми!» — заорал он. «Мне нужно украсить распятия!»

Позади воинов он заметил старика с седыми волосами и клочковатой бородой. Его роскошная одежда и золотая грива выдавали в нём знатного человека. Василус злобно усмехнулся.

«Ты! Сдавайся, и я подумаю о том, чтобы остановить эти смерти!» Это была наглая ложь, но старик никак не мог этого знать. Он с удивлением увидел, как старый дворянин улыбнулся ему, подошел к соседнему столу и взял флягу вина. Дворянин поднял флягу в знак приветствия и сделал большой глоток.

«Наслаждайся этим», — выплюнул Васил. «На кресте будешь жаждать».

Старик, всё ещё ухмыляясь, на мгновение дернулся и выронил флягу, которая разбилась об землю. «Твой генерал убьёт тебя за это», — улыбнулся старик, ноги у него подкосились, и он рухнул на пол, сильно трясясь.

«Чёрт!» — фыркнул Базил. «Просто перебейте их всех. Сегодня не будет никаких крестов. Не оставьте никого в живых и камня на камне».

Он обернулся, все еще разъяренный этим, и увидел, что в дверях стоит офицер вспомогательной службы, который схватил его снаружи, с вызовом на своем уродливом, варварском лице.

«Уйди с дороги!» — прорычал он, направляясь к двери.

Не меняя злобного выражения лица, бельгийский офицер отступил в сторону, не допустив прорыва, и Базилусу пришлось оттолкнуть его, когда он выходил. Его ликование, вызванное этой неожиданно лёгкой победой, уже улетучилось перед лицом наглых туземцев, непокорных кавалеристов и неспособности взять вождей живыми. Он решил успокоить свой дух, спалив всё дотла и бросив в огонь всех выживших, которых найдут. Эбуроны услышат о походе Базила и содрогнутся от страха. Он…

Он чуть не подпрыгнул от страха второй раз за день, когда чья-то рука снова схватила его за плечо и развернула. Меч снова взметнулся автоматически, но на этот раз он был твёрдо намерен пустить его в ход.

«Что ты, чёрт возьми, творишь?» — прорычал старик в кольчуге, с пятидневной щетиной, глубокими морщинами на лице и седыми волосами. Базилу потребовалось полминуты, чтобы понять, что он говорил на идеальной латыни с южным — кампанским? — акцентом. Его меч уже был занесен, но мужчина был на удивление быстр: непревзойденного качества гладиус легко отбил его собственный.

«Не знаю, кто ты, — рявкнул Базил, — но если ты ещё раз меня тронешь, солдат, я прикажу тебя разорвать на куски». Предположение, что этот человек — римлянин, было вполне обоснованным — возможно, один из его спешившихся всадников. Сегодня все были такими наглыми!

«Фронто?» — дерзко спросил стоявший позади него офицер вспомогательной кавалерии.

«Галронус?» — с таким же удивлением спросил неряшливый солдат впереди.

Базил, внезапно придя в полное замешательство, ещё больше растерялся, увидев, как другие неряшливые солдаты выстраиваются в ряды, подгоняемые этим новым раздражителем. Один из них был чернокожим нумидийцем, у которого шрамов было больше, чем, казалось, помещалось на теле. Ужасное предчувствие пронзило Базила, и кровь слегка похолодела. Он уже слышал имя Фронтон. Что-то связанное с Цезарем и его посохом.

«Фронто?» — слабо спросил он.

«Господин тебе, никчемный болван», — рявкнул потрепанный солдат, больно ударив плашмя своим славным клинком по лбу Базилуса. «Назови себя и свой отряд, солдат, пока я не приказал Масгаве оторвать тебе руки и скормить их тебе».

Базил запнулся, пытаясь понять, что происходит, а на лбу у него начала нарастать шишка. Он поймал себя на том, что слабо провозгласил: «Луций Минуций Базил, ворчливый командир конницы, опустошающий эбуронов по прямому приказу полководца». Он понял, что отдаёт честь, как младший трибун, и почти заикается, и отдёрнул руку. «А ты?»

«Марк Фалерий Фронтон, бывший легат Десятого легиона, штабной офицер, командир небольшого повстанческого отряда, охотник на Амбиорикса и — что самое главное — чертовски разъяренный!»

«Сэр?» — Базилус понял, что дрожит, но не мог сдержать дрожь.

«Что все это значит, Галронус?» — спросил Фронтон, глядя прямо мимо Базилуса.

Бельгийский офицер, который вел себя столь нагло, прошел мимо Базилуса, глядя на него так, словно тот был чем-то, по чему тот наступил и что вот-вот вытрет своим сапогом.

«То, что он сказал. Но ему было сказано держаться подальше от городов. Похоже, он тактически настолько же глуп, насколько жесток и глуп».

Базил почувствовал, как его охватывает гнев, но его всё ещё трясёт от какого-то неопределённого страха. Фронтон . Он вспомнил рассказы о легате Десятого легиона. Человеке, которого обычно можно было увидеть стоящим в строю со своими людьми, а не в задних рядах, и руководящим всем. Человеке, который оскорбил Цезаря и избежал наказания. Человеке, который сражался на дуэлях с убийцами. Базил внезапно почувствовал непреодолимое желание помочиться.

«Ну, Луций Минуций Базил, командир того-как-ты-сказал, ты хоть представляешь, что ты только что сделал?»

«Внушить Эбуронам страх перед богами?» — слабо спросил он, и это прозвучало скорее как вопрос, чем как гордое утверждение, как он намеревался.

«Нет, нет, нет», — сказал Фронтон, нахмурившись и предостерегающе помахав указательным пальцем свободной руки. «Нет, Базил. То, что ты только что сделал, испортило мне месяц работы, сорвало мою охоту, опустошило поселение, которое собиралось объявить о верности Цезарю, и, в довершение всех твоих утренних промахов, заставило предателя-царя Амбиорига бежать!»

Василус почувствовал, как его охватывает паника, и его желудок неприятно сжался. Он немного помочился.

'Сэр?'

«Амбиорикс был здесь. На моих глазах. Через несколько часов он был бы у меня в руках и выдал бы все известные ему тайны о восстаниях в Галлии, в то время как его брат-король помог бы вернуть эбуронов в объятия Рима в качестве союзников. Вместо этого вы и ваши люди выскочили из леса, и Амбиорикс поджал хвост и бежал, по крайней мере, так мне говорит Уллио».

«Уллио?»

«Эбуроне, который принимал меня и моих людей во время нашего пребывания здесь». Фронтон указал большим пальцем на разъярённого местного жителя, который вертел в руках остриё зловещего ножа. «Уллио, возможно, и смог бы выследить негодяя, хотя, возможно, и не захочет пытаться, учитывая, что ТЫ ТОЛЬКО ЧТО СДЕЛАЛ С ЕГО РОДИЧАМИ!» Брызги слюны, сопровождавшие этот последний хриплый крик, обрушились на лицо Базила, и его мочевой пузырь наконец сдался.

Фронто закатил глаза и оттолкнул мужчину в сторону.

«Галронус, теперь ты отвечаешь за эту катастрофу. Постарайся обуздать людей и остановить безумие. Возьми с собой этого ничтожного маленького болвана и постарайся уберечь его от неприятностей. Я пойду к Кативолку и узнаю, можно ли как-то спасти ситуацию».

«Я бы не стал беспокоиться», — тихо сказал Пальматус, выходя из дома короля и качая головой. «Все телохранители короля мертвы, и, похоже, он принял тисовый яд, предназначенный для Амбиорикса».

Фронтон поднял руку и обхватил лоб свободной рукой.

«Сегодня всё лучше и лучше», — он указал мечом на Базилуса. «Уйди с глаз моих и делай всё, что Галронус тебе скажет. Если я снова тебя увижу сегодня, я, пожалуй, сам тебя выпотрошу».

Он повернулся к Уллио, когда Галронус увел безутешного, истекающего кровью командира.

«Я не могу в полной мере выразить своё сожаление по поводу произошедшего, Уллио. Надеюсь, мы сможем остановить разрушение, прежде чем оно станет необратимым. Я хотел бы возложить вину на Базила, но, несмотря на всё его безумие, он действовал по приказу полководца, а Цезарь не знает того, что известно нам. Подозреваю, единственная надежда на мир в вашем племени только что испарилась».

Уллио кивнул. «Теперь у эбуронов есть один неоспоримый король, и хотя многие его не одобряют, хотя на его стороне и есть друиды, никто не бросит ему вызов. Возможно, если ему суждено умереть, кто-то из рода моего господина Кативолка станет нашим правителем».

«Я знаю, что не имею права просить тебя об этом, Уллио, особенно после того, что только что произошло, но есть ли способ убедить тебя помочь нам выследить Амбиорикса?»

Охотник поник. «Спроси меня ещё раз, когда мы позаботимся о мёртвых и раненых, и я напьюсь пива. И, — он бросил злобный взгляд на удаляющегося Василуса, — когда я найду свою сестру-сына и узнаю, живы ли он и его семья».

«Вам нужна помощь?»

Уллио покачал головой и, повернувшись, пошёл прочь по улице. Сквозь хаос раздался звук двенадцати рогов, призывавших Галронуса собраться за стенами.

«Катастрофа», — пробормотал Фронто.

«Так близко», — добавил Масгава. «Нам нужно идти и посмотреть, сможем ли мы напасть на его след».

Фронтон покачал головой и потёр висок, в котором стучало. «У нас практически нет шансов выжить в этих лесах. Остаётся надеяться только на помощь Уллио. Он знает эти земли как никто другой, но ему нужен сегодняшний день, чтобы прийти в себя и погоревать, прежде чем мы решим последовать за ним».

«Что будет с Базилусом?» — тихо спросил Пальмат.

Фронтон почувствовал, как стук в голове усилился. «Зная Цезаря, он, вероятно, получит чёртову награду!»

Позади него Аврелий со смешанным чувством смирения и страха всматривался в лес и делал знаки, отгоняющие зло.

* * * * *

Цезарь потёр усталые глаза, развалившись в походном кресле, пока офицеры собирались на низком травянистом берегу у Рена. Последние несколько дней выдались для полководца не из приятных. Половина недели ушла на то, чтобы навести мост через великую реку – скорость и эффективность, поразившие даже тех, кто его построил. Мост был ничуть не менее крепким, широким и мощным, чем тот, что они построили и разобрали выше по течению несколько лет назад, и этот планировалось оставить, по крайней мере, до конца сезона.

Как только мост был достроен, Цезарь перешел его со своими офицерами и первой когортой Десятого легиона и встретился с местными вождями убиев, которые собрались там и с любопытством спросили полководца, зачем он снова построил мост через их реку.

Убии подтвердили, что свевы отступили в свой лес, вступая в стычки с местными жителями по пути, вероятно, расстроенные тем, что их лишили битвы, победы и добычи на юге. Они также заверили Цезаря, что Амбиориг не переправлялся через Рен нигде на их территории или на территории их союзников. Цезарь взял с них новые клятвы и обещание, что если Амбиориг появится где-либо в их землях, они отправят полководцу его голову. Казалось, всё шло к лучшему, особенно когда в тот же день с юга прибыли передовые разведчики армии Лабиена, а оставшиеся три легиона и обоз появились в поле зрения ближе к полудню.

Затем дела пошли на спад.

Цезарь открыто заявил о своем намерении двинуться в великий лес свевов и наказать их за то, что они подумывают вторгнуться на земли, находящиеся под защитой римлян, но убии сделали свои собственные знаки против зла и страшными голосами предупредили Цезаря не преследовать свевов в великом лесу Бацени.

Генерал презрительно усмехнулся их суеверному отношению и заявил, что не боится германских лесов, охраняемых богами. Если владения Ардуэнны не внушают ему страха, то и этот лес не будет его страшить. Убии покачали головами и дали понять, что это не имеет никакого отношения к богам, поскольку свевы верят только в кровь, смерть, мясо и то, что можно потрогать и увидеть. Лес Бацени, по их словам, был местом, населённым злыми духами, и даже убии, жившие в его тени, не желали добровольно заходить под его сень.

Усмехнувшись, Цезарь распустил убиев и увёл три своих легиона в лес вместе с несколькими конными разведчиками и старшим штабом. Приск не видел ничего, что указывало бы на присутствие духов или монстров среди кривых, густо растущих стволов леса, но что-то в гнетущей тьме леса, в постоянных трещинах и шорохах диких животных делало его… каким-то зловещим. Солдаты легионов, безусловно, проявили свой боевой дух под его нечестивыми ветвями: каждый солдат сжимал в руке свой талисман или божественный кулон, почти непрерывно вознося молитвы.

Когда они наткнулись на деревянную раму длиной около двадцати футов, украшенную выпотрошенными и обугленными телами последних жертв свевов, общее беспокойство среди солдат переросло в настоящий страх.

И всё же, даже в дневном переходе по лесу, не было никаких признаков свевов или их поселений. Утром Цезарь позвал Приска и Антония в свой шатер, расположенный на самом широком участке между деревьями, и признался, что чувствует себя крайне плохо. Он не спал всю ночь, был бледным и истощенным, его рвало от всего, что он пытался съесть.

В то утро, всего в часе езды от лагеря, полководец потерял сознание в седле, и только быстрая реакция Авла Ингена предотвратила серьёзное падение. После короткого совещания офицеры приняли решение оставить свевов в их бескрайних лесах и вернуться к Рену. Даже Приск, желая выиграть для Фронтона как можно больше времени, был благодарен, когда полководец, едва в силах поднять голову, наконец кивнул в знак согласия с их рекомендацией.

Армии удалось вернуться из леса вдвое быстрее, чем им потребовалось, чтобы проникнуть внутрь, — свидетельство сильного желания мужчин оказаться подальше от гнетущей тьмы и зла.

Среди солдат ходили слухи, что свевы каким-то образом прокляли полководца и он пал жертвой зла Баценского леса. Цезарь, слишком слабый, чтобы идти среди солдат, пытался убедить их, что пал всего лишь от естественной лихорадки, вызванной истощением и сыростью, нездоровым климатом недавно пройденных ими земель. Медик подтвердил этот диагноз, заверив офицеров и солдат, что через несколько дней Цезарь полностью выздоровеет. Тот факт, что многие из солдат страдали от лихорадки или копытной гнили, подтверждал это заявление, но солдаты есть солдаты, и они всегда будут суеверными.

Вернувшись в Ренус, генерал всё ещё был слишком слаб, чтобы долго ходить или двигаться среди солдат, и его лицо всё ещё было бледным, но аппетит начал возвращаться, и утром он поел простой еды. В его глазах также появился блеск.

Теперь, когда весь персонал собрался, он выглядел почти нетерпеливым.

«А, хорошо», — сказал он усталым, но воодушевлённым голосом. «Все здесь?»

Приск кивнул, и Антоний подошел, чтобы помочь Цезарю, пока тот пытался подняться со своего места, но полководец отмахнулся от его помощи и встал, слегка покачнувшись на мгновение.

«Я выздоравливаю, господа».

Легкое пошатывание заставило его схватиться за стул и снова выпрямиться.

«Я намерен начать движение в лес Ардуэнна завтра утром, но я обдумал наше положение. Похоже, местные жители, офицеры и разведчики считают, что этот лес — неподходящая местность для передвижения армии в её традиционном виде, с лошадьми, обозами и артиллерией».

Все вокруг кивают.

«И нельзя недооценивать постоянную угрозу со стороны свевов, которые остаются ненаказанными».

Снова кивки. Никто не хотел выступать против эбуронов, опасаясь, что германцы последуют за ними по пятам.

«Следовательно, этот пункт пропуска необходимо защищать от вторжений. Я намерен разместить гарнизон в этом районе на случай постоянной угрозы». Он оглядел собравшихся офицеров и его взгляд остановился на человеке в форме старшего трибуна. Приск смутно узнал в нём давнего трибуна Девятого легиона. «Волкаций Тулл?»

Офицер, которому, возможно, было около двадцати пяти лет, аккуратно причесанный и чисто выбритый, со старым белым шрамом, который шел от уха через щеку и покрывал нос, вышел вперед. «Генерал?»

«Тулл. Ты несколько недель оборонял для меня форт в Лузитании, несмотря на невероятные силы противника. Хочешь повторить свой успех?»

Трибун с улыбкой склонил голову, а Приск нахмурился. Он не был знаком с этим человеком как следует, но живо помнил тот поход, всего за два года до их первого прибытия в Галлию, а рассказы об осаде Центум Целласа леденили кровь. То, что этот молодой, свежий офицер командовал крепостью, казалось нелепым, и всё же это было очевидно. Приск поймал себя на том, что смотрит на трибуна с огромным уважением.

«Я даю вам под командование двенадцать когорт, набранных из всех имеющихся легионов, вспомогательных войск и кавалерии. Разберите дальний конец моста и используйте материалы для укрепления конструкции. Это будет ваша оперативная база, но я бы посоветовал построить ещё несколько укреплений вдоль реки, примерно на тридцать миль в каждом направлении. Распределите своих людей. Если придут свевы, вам придётся дать отпор, но история говорит мне, что вы справитесь с этой задачей».

Тулл снова кивнул головой. «Если позволите, Цезарь, почему бы вам просто не разобрать весь мост?»

«Потому что, Тулл, когда я разберусь с эбуронами и их гнусным королем, я могу решить вернуться к вопросу о свевах, и тогда мне понадобится мост».

Тулл снова кивнул.

«Очень хорошо», — Цезарь на мгновение замолчал, поморщившись, когда силы начали убывать, утекая от столь непривычно долгого пребывания на ногах. «Басил готовит земли эбуронов к нашему приходу. Тулл прикроет нашу спину от германских племен. Цицерон? Ты примешь командование Четырнадцатым легионом, артиллерией и обозом. Отведешь их вниз по реке, а затем на запад, мимо густого леса. Мы всего в нескольких днях пути от места лагеря Сабина и Котты, где Амбиориг одержал свою великую победу. Я прикажу тебе снова занять лагерь, использовать существующие укрепления и создать новые. Это место — символ успеха Амбиорига, но ты — символ нашего . Ты — легат, которого он и его люди не смогли одолеть. Вы сохраните там весь наш багаж как символ того, что Рим может оправиться от любой беды и не склонит головы перед властью варваров».

Лицо Цицерона на мгновение дрогнуло, отразив его разочарование из-за того, что ему доверили столь тихое и бесславное командование, но он хорошо это скрыл и поклонился в знак согласия.

«Ты также возьмёшь с собой раненых из всех легионов. Им будет лучше в обозе, чем защищать Рен от свевов или пробираться сквозь дремучий лес».

Цицерон снова отдал честь.

«Лабиен?» — спросил генерал и улыбнулся, когда герой войны с треверами вышел вперёд. «Ты возьмёшь Десятый, Одиннадцатый и недавно сформированный Пятнадцатый полки, продвигаясь вперёд от Цицерона вниз по реке, а затем двинешься в Ардуэннский лес с севера, разыскивая Амбиорига и уничтожая, убивая и сжигая всё на своём пути».

Лабиен отдал честь, испытывая отвращение к политике сожжения земли. Не обращая внимания на выражение его лица, Цезарь указал на Требония.

«Вы поведёте Девятый, Двенадцатый и Тринадцатый на юг, где лежат Кондрузы и Сегни. Затем вы вторгнетесь в Великий лес с юга. Приказ тот же. Охотьтесь, убивайте, сжигайте».

Требоний отдал честь.

«Я возьму только ветеранские легионы — Первый, Седьмой и Восьмой — и двинусь форсированным маршем к Самбре, где войдем в лес с запада. Три отряда будут прочесывать лес и сжимать Амбиорига между нами, пока он не будет взят. Однако кампания должна быть быстрой. Оставить все наши легионы без связи под великим лесом тактически опасно, поэтому мы все вернемся к календам Квинтилия и встретимся в лагере Цицерона. По моим расчетам, это даст нам около двух недель, чтобы двинуться в лес и найти непокорного царя, что даст Цицерону неделю, чтобы добраться до лагеря, а затем еще неделю, чтобы навести порядок, создать дополнительные укрепления, пристройки, госпитальные комплексы и тому подобное».

Он с благодарностью откинулся на спинку стула.

Кроме того, гонцы и разведчики распространят информацию о предложении. Эбуроны, как и немногие другие белги, имеют давнюю историю насилия и, следовательно, множество старых врагов. Каждому племени в регионе будет предоставлена свобода совершать набеги и убивать эбуронов с благословения Рима. Любое племя, которое предоставит полезную информацию об Амбиориксе, будет вознаграждено и освобождено от обязательств по снабжению войск на следующий сезон. Эбуроны запомнят этот сезон как день, когда их боги покинули их.

Он улыбнулся, и улыбка его была усталой, но холодной и опасной.

«Это дело будет закрыто в течение месяца. Время Амбиорикса истекло, как и время его племени. Есть вопросы или комментарии?»

Офицеры молча покачали головами. План Цезаря был хорошо продуман и рассчитан идеально. Если у армии и был шанс искоренить Амбиорига, то это был он.

Приск откашлялся. «Пока вы будете пробираться через лес, сжигая и выкашивая, не забывайте остерегаться Фронтона и его людей. Они всё ещё где-то там — на юге, судя по последним упоминаниям».

Цезарь и Антоний кивнули в знак согласия.

«Хорошо, — сказал генерал. — Проинструктируйте своих людей и готовьтесь к выступлению. Мы закончим этот бельгийский сезон кампании пораньше, к календам Квинтилия, а затем решим, стоит ли продолжать наступление на свевов».

Приск невольно представил себе Фронтона и его небольшой отряд где-то в глубине леса, где со всех сторон на него напирает мощь Рима. Он бросил быстрый взгляд на небеса и мысленно представил себе госпожу Фортуну.

«Ты всегда заботилась о нём, — пробормотал он. — Не останавливайся и сейчас».

Глава шестнадцатая

У реки Ренус, в одном дне пути к северу от места впадения в нее Мозеллы.

«Какое удачное время!» — проворчал Гай Волкаций Тулл, поспешно застегивая кирасу с помощью своего телохранителя. Ожидающий трибун, набранный из Тринадцатой когорты, оставшейся у великой реки, явно нервничал, разбудив своего командира, и не без оснований. Тулл знал по горькому опыту, что оборонительная позиция, ежедневно подвергающаяся опасности осады значительно превосходящей по численности армией, едва ли может позволить себе какую-либо вольность. Он знал, что у него уже репутация педанта, и знал некоторые прозвища, которые ему дали солдаты, но он также понимал, что если случится худшее, и весь германский народ переправится через реку, единственный шанс у них будет в железной дисциплине.

«Я не верю, что они здесь для того, чтобы бросить нам вызов, сэр».

«Конечно, нет, трибун. Если бы они намеревались применить насилие, то, скорее всего, забросали бы вас камнями, а не словами. Тем не менее, факт остаётся фактом: прошли всего несколько дней, и укрепления ещё далеки от готовности. Мне всё равно, что они хотят обсудить, я предпочту сделать это с позиции максимальной безопасности, будучи уверенным, что мы сможем сдержать их, если ситуация обернётся плохо. Вы говорите, что они убии?»

«Они говорят, что это так, сэр».

Тулл кивнул и последовал за трибуном из своей командной палатки, через грязный, оживлённый лагерь, полный рабочих отрядов и людей, сменявших друг друга даже в столь ранний час. Мимо дежурного центуриона, который резко отдал честь и жестом отдал своим людям приказ расступиться, вдоль бревенчатой конструкции – одного из самых прочных и надёжных мостов, которые Тулл видел построенными за одну кампанию, и свидетельствовал о мастерстве инженеров Цезаря. Дальний конец моста был разобран, лишь обрубки свай торчали, словно деревянные клыки, из бурного потока, а между зазубренным концом деревянного моста с наспех сооруженным частоколом из кольев и досок и травянистым берегом, на котором стояли послы, – ибо Тулл не мог не предположить, что они именно таковыми и являлись.

— Добро пожаловать на Убий, — объявил Тулл, раскинув руки в стиле оратора.

«Приветствую тебя, командир», — ответил один из самых богато одетых соплеменников. «Я посол дружественного племени».

«Вы привлекли мое внимание».

«Чатти желает пересечь реку. Убейте Эбуронов ради Цезаря».

Тулл поджал губы. «Я слышал имя хатти ». Он нахмурился, вспоминая многочисленные брифинги и карты. Его глаза сузились. «Они с востока. Разве они не из племени свевов?»

Посол Убии покачал головой, но глаза его выдали правду. «Хатти, а не свев. Хатти — друг Убии».

Тулл скрестил руки на груди. «Нет. Хатты — это подплемя свевов. Мне всё равно, близкие ли они друзья, посол, ни одна свевская сволочь не переправится через эту реку, пока я командую. У этого племени есть история насилия против Рима; и недавняя тоже».

«Но Цезарь предложил племенам, борющимся с эбуронами, войну и грабеж».

«Не к чертовым свевам он не пошёл. Генерал бы отказался, и ты это знаешь. Иди и скажи своим друзьям-хатти, чтобы они довольствовались набегами на их леса. Переправы им не видать».

Убийский посол попытался уговорить и убедить, но Тулл повернулся к нему спиной и зашагал по мосту. Трибун поспешил рядом с ним. «Должны ли мы послать людей наказать убиев, господин? За поддержку вражеского племени, я имею в виду».