Книга иллюзий

Глава 2

Еще до фигуры в глаза вам бросается лицо, а до лица – тонюсенькая черная полосочка между носом и верхней губой, подрагивающая ниточка озабоченности, метафизическая скакалка, порхающее волоконце легкого замешательства. Гекторовские усики – это сейсмограф, регистрирующий его внутреннее состояние, они не только вызывают смех, они рассказывают вам, о чем он в данную минуту думает, обнажают механизм мыслительного процесса. Работают и другие элементы – глаза, рот, отточенные в своей продуманности пошатывания и спотыкания, но усики – главное средство коммуникации, и хотя это язык без слов, все эти подергивания и подрагивания так же понятны, как сообщение, переданное азбукой Морзе.

Все это было бы невозможно, если бы не камера. Интимное общение с говорящими усиками – исключительная заслуга объектива. Во всех фильмах Гектора, когда в какой-то момент общий или средний план сменяется крупным, его лицо заполняет весь экран, и с исчезновением окружающей среды усики становятся центром мироздания. Они оживают, а так как Гектор в совершенстве владеет работой лицевых мускулов, его усики, кажется, живут своей жизнью – такой маленький червячок со своими рефлексами и желаниями. Чуть сдвигаются уголки рта, едва заметно подрагивают ноздри, но в целом, пока усики совершают свои невероятные кульбиты, лицо остается неподвижным, и тут вы вдруг узнаете, как в зеркале, себя – ведь именно в эти мгновения, обнажая общечеловеческое, Гектор отражает нас такими, какими мы бываем только сами с собой. Эти крупные планы отводятся для узловых моментов истории, передающих максимальное напряжение или удивление, и они никогда не длятся больше четырех-пяти секунд. Когда это происходит, все останавливается. Усики произносят свой монолог, и в эти сокровенные мгновения действие отступает на задний план и вперед выходит мысль. Мы легко прочитываем все, что хочет нам сказать Гектор, как если бы это было написано печатными буквами на экране, и, пока монолог не кончится, мы видим их так же ясно, как дом, пианино или торт, расплющенный о чью-то физиономию.

Шевелящиеся усы – признак думающего мужчины. Неподвижные усы – не более чем орнамент. Усики Гектора – это понятие одновременно географическое и социальное, они определяют его образ в глазах окружающих, и так как эта блестящая узюсенькая щеточка не может принадлежать никому другому, всем сразу понятно, кто скрывается за этой смешной порослью. Перед нами латиноамериканский щеголь, бронзовокожий стервец, знойный любовник, в чьих жилах течет горячая кровь. Добавьте к этому зачесанные назад, набриолиненные волосы и неизменный белый костюм, и вы получите помесь франта и сердцееда. Таков зрительный код. Все считывается с первого взгляда. А поскольку в этом мире, с его минами-ловушками вроде незакрытого канализационного люка или взрывающейся сигары, за одной неприятностью неизбежно следует другая, в ту же минуту, когда на улице появляется мужчина в белом костюме, вы уже знаете: ничем хорошим это для него не кончится.

После усиков костюм – важнейший элемент в гекторовском репертуаре. Усики – это связь с его внутренним «я», метонимия тайных желаний, раздумий и душевных бурь. Костюм – это отношения с социумом, и его сияющая белизна на фоне общей черно-серой гаммы притягивает глаз, как магнит. Он переходит из фильма в фильм, и в каждом из них есть по меньшей мере один большой трюк, построенный на попытках уберечь костюм от подстерегающих его опасностей. Грязь и моторное масло, соус для спагетти и черная патока, сажа из дымохода и брызги из луж – все мыслимые жидкости и вещества гнусных оттенков постоянно грозят осквернить первозданную чистоту Гекторова костюма. Этот его главное достояние, и он носит свой костюм с видом светского человека, вознамерившегося покорить мир. Каждое утро Гектор облачается в него, как рыцарь в свои доспехи, готовый к битвам, на которые общество не скупится; его не остановить, ему невдомек, что всякий раз он добивается обратного результата. Вместо того чтобы защитить себя от возможных ударов, он делается открытой мишенью, центром притяжения всех приключений, какие только можно найти на свою голову в радиусе ста метров. Белый костюм – это его ахиллесова пята, и когда мир откалывает с ним очередную шутку, не случайно мы слышим в ней трагическую ноту. Упрямый в своей элегантности, твердо убежденный в том, что костюм делает его самым привлекательным и желанным мужчиной, Гектор доводит свое тщеславие до таких высот, что зритель невольно начинает ему симпатизировать. Достаточно увидеть, как, позвонив в дверь своей подружке, он нервно стряхивает с пиджака невидимые пылинки («Всё или ничего»), чтобы понять: нет, это не самолюбование, перед нами настоящие душевные терзания. Белый костюм сделал из Гектора бедолагу. Он завоевал симпатии зрителя, а если актеру это удалось, дальше ему все сойдет с рук.

Для чистого клоуна он был слишком хорошо сложен; для ролей простаков и растяп, обычного репертуара комиков, – слишком красив. Когда вы видели эти темные выразительные глаза, этот породистый нос, впечатление было такое, будто восходящая звезда или этакий лощеный романтический герой по ошибке забрел на съемочную площадку другой картины. В нем чувствовался зрелый мужчина, что шло вразрез с общепринятыми правилами игры, если говорить о комедии. Забавные персонажи были маленькими, рыхлыми или толстыми. Они были сорванцами и шутами гороховыми, олухами и изгоями, детьми, рядящимися во взрослые одежды, и взрослыми с развитием ребенка. Вспомните по-юношески пухлявого Арбакля с его жеманной застенчивостью и подкрашенными женственными губами. Как он принимался сосать палец, стоило какой-нибудь девушке посмотреть в его сторону. А теперь пройдитесь по списку реквизита и гардероба признанных мастеров жанра: чаплиновский бродяга в шлепающих туфлях и обносках; ллойдовский отважный тихоня с очечками в роговой оправе; китоновский простофиля в шляпе-канотье, с застывшим лицом; лэнгдоновский идиот, белый как мел. Все они неудачники, не представляющие для нас угрозы, не вызывающие нашей зависти, и потому мы за них болеем – пусть одолеют своих недругов и покорят свою даму сердца. Правда, мы себе слабо представляем, что они будут делать с дамой, оказавшись с ней наедине.

В случае с Гектором подобных сомнений не возникает. Если он подмигнет девушке, ждите, что она подмигнет ему в ответ. И всем ясно, что не свадьба у них на уме. При этом смех вовсе не гарантирован. Гектор не тот человек, которого можно назвать душкой, и не из тех, кому обязательно сочувствуешь. Если он завоевывает нашу симпатию, то только потому, что никогда не сдается. Трудолюбивый и общительный, воплощение l’homme moyen sensuel [1], он не столько не в ладах с миром, сколько жертва обстоятельств, редчайший талант по части невезения. У Гектора всегда есть план, точная цель, к которой он идет, но всякий раз возникает нечто такое, что не позволяет ему осуществить свое намерение. Его картины изобилуют невероятными столкновениями, немыслимыми поломками, отказом предметов действовать по назначению. Человека менее уверенного в себе эти препоны заставили бы выкинуть белый флаг, в Гекторе же только иногда заметны проблески нетерпения (сводимые к монологам усиков), но он никогда не жалуется. Двери отдавливают ему пальцы, пчелы жалят в шею, статуи падают на ноги, а он сбросит движением плеча очередной подарок судьбы и идет себе дальше. Эта стойкость, эта твердость духа перед лицом враждебных сил вызывают восхищение, а уж от его пластики просто нельзя оторваться. Каких только движений нет у него в арсенале, и в каждом своя прелесть. Легкий и подвижный, беспечный до безразличия, он преодолевает полосу препятствий под названием «жизнь» без всякого надсада или страха, ошеломляя своими прыжками и увертками, неожиданными пируэтами и бросками вперед, своими цепкими прищурами, подскоками и поворотами в стиле румбы. А его барабанящие по столу или ерзающие пальцы, умело рассчитанные вздохи, петушиный наклон головы (Кто это там появился на горизонте?)! Все эти акробатические штучки, будучи проявлениями характера, сами по себе маленькие перлы. Даже когда на него накинуто ковбойское лассо (мальчишка, сын гостеприимного хозяина, не промахнулся), и при этом он пытается сорвать с подошвы липучку от мух, движения Гектора не лишены изящества, а сам он не теряет самообладания, абсолютно уверенный в том, что выпутается из этой ловушки – при том, что в соседней комнате его уже ждет другая. Гектора, конечно, жаль, но каждый раз ему дается шанс. Тут ведь дело не в том, сможешь ли ты избежать ударов судьбы, а в том, готов ли встретить их во всеоружии.

Чаще всего Гектор находится у подножия социальной лестницы. Только в двух фильмах он женат («Дом и очаг» и «Мистер Никто»), а если говорить о профессии, то, за вычетом частного детектива в «Ищейке» и гастролера-иллюзиониста в «Ковбоях», он – рабочая лошадка, которая за гроши вкалывает на хозяина. Официант в «Жокейском клубе», шофер в «Уик-энде в деревне», мелкий коммивояжер в «Марионетках», инструктор на танцплощадке в «Танго с осложнениями», банковский клерк в «Истории кассира» – всюду Гектор предстает молодым человеком в начале своего жизненного пути. Кажется, ему ничего не светит, однако он не производит впечатления неудачника, для этого он слишком самонадеян. И, наблюдая за тем, как он без тени сомнения делает свое дело с апломбом абсолютно уверенного в себе человека, вы говорите себе: этому успех обеспечен. Соответственно, два возможных финала почти во всех его картинах: Гектор либо завоевывает девушку, либо каким-нибудь героическим поступком обращает на себя внимание босса. А если босс по тупости своей не заметит (люди с деньгами и властью, как правило, предстают этакими болванами), то уж девушка точно оценит, и это будет ему лучшей наградой. В ситуациях выбора между любовью и деньгами последнее слово остается за любовью. Например, в «Жокейском клубе» Гектор-официант, обслуживая подвыпивших гостей на банкете в честь знаменитой женщины-авиатора Ванды Макнун, успевает прищучить специалиста по кражам драгоценностей. Он вырубает его левой, в которой держит бутылку шампанского, а правой подает десерт; но пробка стреляет в потолок, на главного официанта изливается душ «Вдовы Клико», и Гектора увольняют. Не беда. Горячая девушка Ванда, оценив его подвиг, незаметно сунула ему бумажку с телефончиком, так что в последней сцене они залезают в ее машину и взмывают к облакам.

Непредсказуемый, сам не знающий, чего он хочет, персонаж Гектора прочерчен так сложно, что с ним чувствуешь себя некомфортно. Это не обобщенный тип, не узнаваемая «маска»; если одно его действие укладывается в рамки наших представлений, то другое озадачивает, выбивает из равновесия. Демонстрируя неуемные амбиции пробивного иммигранта, он явно настроился одолеть все препятствия и отвоевать себе местечко в американских джунглях, но одного взгляда на красивую женщину достаточно, чтобы сбить его с толку и развеять по ветру все его тщательно продуманные планы. Во всех фильмах присутствует один персонаж, но мы не можем уловить его иерархию ценностей и не знаем, какая фантазия взбредет ему в голову в следующий момент. Он популист и аристократ, донжуан и тайный романтик, он педантичен до мелочности, но при этом способен на широкие жесты. Он отдаст нищему на улице последний цент, но сделает это не из жалости или сострадания, а потому, что видит в этом поэзию. Как бы тяжело он ни трудился, с какой бы добросовестностью ни выполнял самую черную и часто абсурдную работу, он держит некую дистанцию, как бы посмеиваясь над собой и рукоплеща себе одновременно. Он живет в состоянии этакой веселой озадаченности, во всем участвуя и одновременно наблюдая за всем со стороны. В «Бутафоре», самой, может быть, смешной своей картине, он возводит игру противоположностей в универсальный принцип полного бедлама. В этом своем девятом по счету коротком фильме Гектор играет помощника режиссера маленькой, задрипанной театральной труппы. Актеры приезжают в городок Уишбон-Фоллз на трехдневные гастроли со спектаклем «Нищие не выбирают», будуарным фарсом известного французского драматурга Жан-Пьера Сент-Жана де ла Пьера. Когда они открывают грузовик, чтобы выгрузить реквизит, обнаруживается, что там ничего нет. Что делать? Без реквизита пьесу играть нельзя. Есть гостиная, которую нужно обставить, не говоря уже о бутафории: пистолет, брильянтовое ожерелье, жареный поросенок. Завтра в восемь вечера должен подняться занавес, и если все не будет восстановлено, что называется, с нуля, театр прогорит. Директор труппы, самодовольный бахвал с аскотским галстуком и моноклем в левом глазу, заглядывает в пустой грузовик и хлопается в обморок. Теперь все зависит от Гектора. После короткой, но выразительной реплики черных усиков он спокойно оценивает ситуацию и, разгладив спереди свой безупречный белый костюм, принимается за дело. Остальные девять с половиной минут фильма служат иллюстрацией к известному анархистскому афоризму Прудона: всякая собственность – это воровство. Следует череда лихорадочно-коротких эпизодов, в которых Гектор рыщет по городу и умыкает реквизит. Вот он, опередив рабочих, которые привезли мебель в магазин, сгружает столы, стулья и лампы в свой грузовичок и не мешкая отвозит все это в театр. Из гостиничной кухни он прихватывает серебряные приборы, фужеры и сервиз на двенадцать персон. Он проникает с заднего хода в мясную лавку, откровенно блефуя, предъявляет фальшивый заказ из местного ресторана и уносит на плече тушу поросенка. Вечером, во время специального приема для актеров с участием видных горожан, он вытаскивает у шерифа пистолет прямо из кобуры. Чуть позже он ловко расстегивает ожерелье на шее у пышнотелой матроны, когда та лишается чувств, не устояв перед чарами обольстителя. В этой сцене он сама угодливость. При том что его лицедейство достойно презрения, а наигранная страсть не вызывает ничего, кроме отвращения, он ведь еще и герой-разбойник, идеалист, готовый пожертвовать собой ради благородного дела. Нас коробит его тактика, и при этом мы молим Бога, чтобы у него все получилось. Шоу должно продолжаться, а если он не прикарманит ожерелье, никакого шоу не будет. Интрига усложняется: в поле зрения Гектора попала городская красотка (как выяснится, дочь шерифа), и, обрабатывая стареющую индюшку, он уже постреливает глазами в сторону хорошенькой мордашки. На его счастье, он и его жертва находятся за бархатным занавесом, который отделяет прихожую от гостиной, и Гектор стоит так, что может заглянуть туда, ему достаточно чуть наклонить голову влево. Женщину же занавес скрывает, поэтому девушка видит одного Гектора и даже не подозревает о существовании некой дамы. Что позволяет ему действовать сразу в двух направлениях – соблазнение мнимое и настоящее, – и эта работа на контрапункте в сочетании с искусным монтажом и выигрышными планами делает каждый элемент игры не просто смешным, но вдвойне смешным на фоне другого. В этом вся соль Гекторова стиля. Одной шутки ему мало. Едва обрисовав ситуацию, он тут же добавляет новое обстоятельство, потом третье, а там, глядишь, и четвертое. Его гэги разворачиваются, как музыкальные композиции в слиянии контрастных тем и голосов, и чем больше голосов сталкивается, тем ненадежнее и неустойчивее оказывается этот мир. В «Бутафоре» Гектор за занавесом поглаживает шею женщины, перемигивается с девушкой в соседней комнате и успевает прибрать к рукам ожерелье: проходящий мимо официант, поскользнувшись на шлейфе платья, опрокидывает даме на спину поднос с напитками – этих двух секунд ему как раз хватает, чтобы расстегнуть замочек. Цель достигнута, но опять же случайно, опять его спасает вызывающая непредсказуемость жизни.

И вот представление началось, успех оглушительный. Мы видим в зале мясника, и владельца магазина, и шерифа, и обольщенную толстуху. Артисты еще откланиваются и посылают восторженной публике воздушные поцелуи, а констебль, защелкнув на Гекторе наручники, увозит его в тюрьму. Впрочем, последний счастлив и не выказывает ни малейшего раскаяния. Он спас спектакль, и даже потеря свободы не может поколебать его триумф. Тот, кто знает, с какими сложностями сталкивался Гектор на своих картинах, без труда прочитывает «Бутафора» как притчу о его карьере, когда он был связан контрактом с Симуром Хаитом и боролся за выживание на студии «Калейдоскоп пикчерз». Когда все карты в колоде словно сговорились против тебя, единственный шанс выйти победителем – это играть не по правилам. Как поется в старой песне, «займи, поклянчи, укради», ну а поймают с поличным, что ж, по крайней мере все запомнят, что ты сражался до последнего.

В «Мистере Никто», одиннадцатой картине Гектора, это бесшабашное пренебрежение к последствиям окрашивается в мрачные тона. Время работало против него, и он не мог не понимать, что с окончанием контракта на его карьере будет поставлена точка. Наступала эра звука. Это был факт, а против факта не попрешь, просто это данность, перечеркивающая все, что было прежде, и то искусство, в овладение которым Гектор вложил столько труда, перестанет существовать. Даже пересмотри он свои идеи с учетом новых форм, толку будет чуть. Гектор говорил с выраженным испанским акцентом, и, если бы он открыл рот на экране, американский зритель никогда бы его не принял. В «Мистере Никто» он позволяет себе эту горечь. Будущее безрадостно, настоящее омрачено Хантом с его финансовыми проблемами, растущими как снежный ком. С каждым месяцем машина под названием «Калейдоскоп пикчерз» давала все больше сбоев. Урезались бюджеты, не выплачивалась зарплата, а высокие проценты по краткосрочным ссудам вынуждали Ханта постоянно искать наличные деньги. Он занимал у дистрибьюторов под будущие кассовые сборы, но стоило ему несколько раз не вернуть должок, и кинотеатры стали отказываться от его фильмов. Ирония судьбы: когда Гектор достиг своего творческого пика, число его зрителей стало уменьшаться с каждым днем.»Мистер Никто» – это реакция на разверзающуюся пропасть. Злодея в картине зовут Си Лестер Чейз, и, как только до нас доходит смысл этого странного и довольно искусственного имени, сама собой напрашивается мысль, что мы имеем дело с метафорическим двойником Ханта. Переведите «Хант» на французский, и вы получите chasse; опустите второе «s», и опять же выйдет chase. [2] А если учесть, что Симур читается как see more, а Лестер, сокращаясь до Лес, дает Си Лес – see less, – то параллель становится разительной. [3] Чейз – самый черный из всех персонажей Гектора. Он замыслил уничтожить героя как личность и осуществляет свой план не выстрелом в спину или ударом ножа в сердце, а с помощью волшебного зелья, которое делает героя невидимым. В сущности, именно это Хант проделал с Гектором, если говорить о его карьере в кино. Хант открыл ему путь на экран и вскоре закрыл – зрителей практически лишили возможности его увидеть. Выпив зелье, Гектор не вообще исчезает, а только для окружающих. Мы-то его видим, но для остальных персонажей он словно не существует. Он подпрыгивает, машет руками, раздевается на углу оживленной улицы – никакой реакции. Он кричит людям в лицо, его не слышат. Перед нами призрак из плоти и крови: вроде он есть, но его нет. Он еще жив, но мир вычеркнул его из списка. Человека уничтожили, даже не дав себе труда – из милости – его убить. Просто стерли с доски.

Это первый и единственный случай, когда герой Гектора богат. У него есть все, о чем только можно пожелать: красивая жена, двое детей, огромный особняк с большим штатом прислуги. В первой сцене он завтракает в кругу семьи. Нам предлагается несколько ярких водевильных трюков вроде намазывания масла на тост или борьбы с оводом, угодившим в банку с джемом, но, в сущности, эта сцена должна нарисовать безмятежное счастье. Без этой картинки из частной жизни (идеальный брак, идеальные дети, семейная идиллия – чистая рапсодия) зловещие события, которые ждут героя впереди, не имели бы на зрителя такого воздействия. А так роковой поворот в его судьбе становится для нас шоком. Поцеловав жену, он выходит из дому – и дальше начинается кошмар.

По фильму Гектор – основатель и президент преуспевающего концерна по производству прохладительных напитков «Физзи поп бевередж корпорэйшн». Чейз – вице-президент, ближайший советник и, предположительно, его лучший друг. Одно «но». Чейз увяз в карточных долгах, и на него насели кредиторы: «плати или хуже будет». В то время как Гектор приветствует в офисе своих сотрудников, в другой комнате Чейз разговаривает с крутыми ребятами. Не волнуйтесь, заверяем он, к концу недели вы получите свои бабки. Акции нашей компании, которую я должен возглавить, стоят миллионы. Быки соглашаются еще немного подождать. Это твой последний шанс, говорят они. Не уложишься в срок – плавать тебе с рыбками на дне реки. С этими словами они отчаливают. Сделав долгий выдох, Чейз отирает пот со лба. После чего вынимает из верхнего ящика стола какое-то письмо. Даже беглого взгляда на листок, похоже, достаточно, чтобы его настроение резко улучшилось. С мрачной ухмылкой он складывает письмо и прячет во внутренний карман пиджака. Колеса закрутились, и нам остается только гадать, куда они приведут.

Следующий кадр – офис Гектора. Входит Чейз с чем-то похожим на большой термос и предлагает продегустировать новый напиток. Как он называется? «Джаз-базз». Гектор одобрительно кивает – название легко запоминается. Ему наливают изрядную дозу, и он, ничего не подозревая, берет в руки стакан. У Чейза, застывшего в ожидании действия могущественного зелья, блестят зрачки. Мы видим на среднем плане, как Гектор подносит стакан к губам и делает маленький, осторожный глоток. Он недовольно морщит нос, таращит глаза и шевелит усиками. Эффект чисто комический, а Чейз подбадривает: «ну, что же ты», и когда он решает вторично пригубить стакан, ничего хорошего от этого мы уже не ждем. Сделав второй глоток и почмокав губами, Гектор с улыбкой качает головой, как бы опять давая понять, что вкус напитка оставляет желать лучшего. Игнорируя реакцию босса, Чейз опускает взгляд на циферблат часов и, растопырив пятерню, начинает загибать пальцы. Гектор озадачен, но даже не успевает рта раскрыть. Загнулся пятый палец, и в ту же секунду он хлопается лбом об стол. Впечатление такое, что напиток ударил ему в голову и он на время отрубился, но тут под безжалостным, холодным взглядом Чейза он начинает растворяться. Сначала его руки, затем туловище и, наконец, голова. Так, по частям, он исчезает с экрана, пока от него не остается пустое место. Чейз выходит из офиса и прикрывает за собой дверь. Прислонившись к ней спиной, он улыбается – это торжество победителя. Появляется титр: Прощай, Гектор. Мне будет что вспомнить.

Чейз уходит. После того как он вышел из кадра, камера в коридоре на пару секунд задерживается на двери, а затем начинает медленно-медленно наезжать на замочную скважину. Чудный план, в нем есть тайна и интрига ожидания, а между тем отверстие делается шире и шире, все больше открывает экран и позволяет нам заглянуть в офис. Через секунду мы уже внутри. Вроде бы там никого нет, и поэтому мы не готовы к тому, что обнаруживает камера. Гектор сидит, уткнувшись лицом в стол. Он вновь стал видимым, хотя по-прежнему без сознания. Пытаясь осмыслить эту внезапную чудесную перемену, мы приходим к единственному возможному объяснению: закончилось действие напитка. Мы только что видели, как Гектор исчез, и если он снова материализовался, это может означать только одно: зелье оказалось слабее, чем мы подумали.

Гектор приходит в себя. Эти первые признаки жизни не могут нас не радовать, мы опять обретаем твердую почву под ногами. Нам кажется, что в мир вернулся порядок, что теперь Гектор отомстит Чейзу и все узнают, какой он негодяй. В следующие двадцать с лишним секунд мы становимся свидетелями отточенного спектакля, целого каскада остро-трюков. Перед нами человек, борющийся с последствиями сильного похмелья; он кое-как поднимается на ноги и поначалу стоит, как мешком ударенный, тщетно пытаясь сориентироваться, а затем его долго швыряет от стены к стене. Мы смеемся. Мы не можем не верить своим глазам. Раз уж он вернулся к нормальной жизни, почему бы не позабавиться – уж очень смешно он переступает на полусогнутых, рискуя в любой момент свалиться. Тут Гектор останавливается перед настенным зеркалом, и все опять меняется. Он хочет пригладить волосы и поправить галстук. Но в зеркальном овале пусто. Никакого отражения. Он ощупывает себя – вроде живой и всё на месте, а поднимает глаза, и та же история: нет его. Гектор озадачен, но не паникует. Может, с зеркалом что-то не то.

Он выходит в холл. Мимо идет секретарша с кипой бумаг. Гектор улыбается и делает ей легкий знак рукой, но она этого как будто не замечает. Он пожимает плечами. Из другого конца коридора появляются двое мелких клерков. Он корчит рожу. Рычит. Высовывает язык. Один из клерков показывает на дверь: Босс уже пришел? Не знаю, отвечает второй, я его не видел. При этом босс стоит перед самым его носом.

Вторая сцена переносит нас в особняк Гектора. Его жена мечется по комнате, заламывая руки и прикладывая к глазам носовой платок. Не приходится сомневаться, что она уже знает об исчезновении мужа. Входит Чейз, бесчестный Си Лестер Чейз, автор дьявольского плана по захвату безалкогольной империи Гектора. Он лицемерно утешает бедную женщину, с напускным отчаянием поглаживая ее по плечу. Затем он достает из внутреннего кармана и дает ей загадочное письмо со словами, что обнаружил его утром на столе Гектора. Кадр-вставка сверхкрупным планом: Дорогая моя, любимая, читаем мы. Пожалуйста, прости меня. Врач говорит, что я неизлечимо болен и жить мне осталось два месяца. Чтобы избавить тебя от этой агонии, я решил уйти сейчас. О бизнесе не беспокойся. Компания остается в надежных руках Чейза. Я всегда буду любить тебя. Гектор. Хитрость подействовала. Выскользнув из пальцев, письмо планирует на пол. Нервы женщины не выдерживают. Ее мир перевернулся и разбился вдребезги. Жена Гектора теряет сознание.

Камера прослеживает ее падение. Мы видим распростертое неподвижное тело, затем наплыв, и перед нами уже Гектор на общем плане. Он бродит бесцельно по улицам, пытаясь осмыслить произошедшую с ним странную, ужасную метаморфозу. Чтобы окончательно убедиться в безнадежности ситуации, он останавливается на оживленном перекрестке и раздевается до нижнего белья. Он исполняет небольшой танец, прохаживается на руках, показывает голый зад проезжающим машинам – реакция нулевая; тогда он с мрачным видом одевается и уходит восвояси. Он не бунтует против своего положения, просто стремится его понять, и вместо того чтобы как-то попытаться снова стать видимым (например, дать понять Чейзу, что его козни раскрыты, или поискать противоядие от этого напитка), он затевает серию довольно-таки глупых, чисто спонтанных экспериментов, призванных дать ответ, кто он и что он. Быстрый как молния выпад, и с прохожего слетает шляпа. Ага, словно говорит он сам себе. Значит, можно и будучи невидимым взаимодействовать с внешним миром. Приближается другой пешеход. Гектор ставит ему подножку, тот растягивается. Да, гипотеза верна, но это еще не значит, что научный эксперимент закончен. Войдя в раж, он задирает подол платья, чтобы взглянуть на женские ножки. Он чмокает девушку в щечку, и еще одну в губы. Он зачеркивает буквы «Стоп» на дорожном знаке, и мотоциклист въезжает в троллейбус. Он подкрадывается сзади к двум мужчинам и, наподдав им в разные места, провоцирует между ними стычку. В его шалостях есть что-то по-детски жестокое, но вы следите за ними не без удовольствия, и каждая добавляет какой-то новый штрих в общий свод доказательств. А когда Гектор подбирает с тротуара бейсбольный мяч, случайно подкатившийся к его ногам, он делает второе важное открытие. Предмет, который берет в руки человек-невидимка, исчезает для окружающих. Он не висит в воздухе, его всасывает пустота, такое же ничто, какое окружает самого человека, и стоит предмету попасть в эту заколдованную сферу, как он исчезает бесследно. Мальчик, потерявший мяч, подбегает к месту, куда тот вроде бы упал. По законам физики мяч должен там лежать, но не лежит. Мальчик хлопает глазами. Тогда Гектор кладет мяч на землю и уходит. Мальчик опускает глаза… вот те на, мяч лежит у его ног. Что за чертовщина! Короткий эпизод заканчивается крупным планом озадаченной физиономии.

Гектор поворачивает за угол и оказывается на бульваре. И почти сразу становится свидетелем отталкивающей сцены, от которой у него закипает кровь в жилах. Дородный, хорошо одетый джентльмен уводит свежий номер «Морнинг кроникл» у слепого мальчишки-газетчика. Второпях он не находит мелочи и, так как ему недосуг менять купюру, он просто прихватывает с собой газету. Вне себя, Гектор бросается следом, и когда тот останавливается на красный свет, залезает ему в карман. Мы смеемся, хотя это нас коробит. Жертву нам не жалко, но озадачивает легкость, с какой Гектор берет правосудие в свои руки. Привкус беспокойства остается даже после того, как он возвращается к киоску и отдает деньги слепому. Когда он вытаскивал деньги из кармана, нам показалось, что он оставит их себе, на несколько секунд в нас закралась нехорошая мысль: Гектор увел у толстяка бумажник не ради восстановления справедливости, а просто потому, что ему это ничем не грозит. Его щедрость – не более чем приятная неожиданность. Теперь он может всё, и закон для него не писан. Хочет – делает добро, хочет – творит зло, и каждый раз невозможно предугадать, каков будет его выбор.

В это время его жена ложится спать.

А в его офисе Чейз вынимает из сейфа внушительную пачку биржевых акций, садится за стол и принимается их считать.

Между тем Гектор готовится совершить по-настоящему серьезное преступление. В ювелирном магазине на глазах у нескольких свидетелей, которые его не могут видеть, наш дематериализовавшийся, растворившийся в ночи герой обчищает витрину с драгоценностями и набивает карманы часами, кольцами и ожерельями. Элемент игры присутствует: в уголках рта, пока он проворачивает эту операцию, прячется едва заметная усмешка. В то же время во всем этом видна обдуманность, это хладнокровная, преднамеренная акция, и нам ничего не остается, как признать: Гектор продал душу дьяволу.

Он выходит из магазина. И почему-то направляется прямиком к стоящей на обочине урне. Запустив в нее руку по локоть, он извлекает бумажный пакет. Очевидно, он сам туда его положил. Пакет чем-то наполнен, но что в нем, мы не знаем. Гектор возвращается к магазину, вскрывает пакет и начинает высыпать на тротуар некий порошок. Мы окончательно сбиты с толку. Что это – пыль, прах, порох? Да что бы ни было, зачем посыпать этим тротуар? Очень скоро от входа в ювелирный магазин до обочины протягивается тонкая темная дорожка. Покончив с тротуаром, Гектор принимается за мостовую. Увертываясь от машин, огибая троллейбусы, прыгая козликом, которого на каждом шагу подстерегает опасность, он продолжает опорожнять пакет на пути к противоположному тротуару – этакий сумасшедший фермер, засевающий семенами немыслимую по своей кривизне борозду. Когда, достигнув другой стороны улицы, он тянет дорожку дальше, до нас наконец доходит. Он прокладывает след. Мы еще не знаем, куда он ведет, но вот Гектор исчезает за какой-то парадной дверью, и мы уже ждем, что с нами сейчас сыграют очередную шутку. Дверь закрылась, камера отъезжает, и мы узнаем это здание: «Физзи поп бевередж корпорэйшн».

С этого момента действие ускоряется. В калейдоскопе коротких сцен владелец ювелирного магазина обнаруживает кражу, выбегает на улицу, подзывает копа и преувеличенными от волнения жестами объясняет ему суть случившегося. Коп, опустив глаза, замечает на тротуаре темную дорожку и провожает ее взглядом до парадного подъезда «Физзи поп бевередж корпорэйшн». А вдруг это ключ к разгадке, говорит он. Посмотрим, куда она нас приведет, вторит ему ювелир. И они берут курс на офисное здание.

Снова Гектор. Он тянет дорожку через коридор, дело близится к концу. Вот он высыпает последние крупицы на порожек перед дверью, камера поднимается, и мы читаем табличку: «Си Лестер Чейз, вице-президент». Гектор еще сидит на корточках, когда дверь распахивается и из кабинета выходит Чейз собственной персоной. Гектор успевает отпрыгнуть, не то Чейз перелетел бы через него, как пить дать, и, прежде чем дверь успевает закрыться, он вразвалочку входит внутрь. Мы приближаемся к драматической развязке, но Гектор и тут демонстрирует нам свои трюки. Оставшись один в кабинете, он замечает на столе у Чейза разбросанные биржевые акции. Он их ловко собирает в стопку, с изумительной аккуратностью выравнивает края и прячет пачку во внутренний карман пиджака. Затем он, как фокусник, горстями вытаскивает из боковых карманов драгоценности и складывает их в одну большую кучу поверх рабочего блокнота на столе. Когда эту гору краденого увенчало последнее кольцо, возвращается Чейз, потирая руки и весь сияя от удовольствия. Гектор отступает назад. Он сделал свое дело, и теперь ему остается только наблюдать за тем, что станется с его врагом.

Мы попадаем в настоящий водоворот – оторопь, неразбериха, торжествующее правосудие, попранное правосудие. В первую минуту из-за всех этих брильянтов Чейз не видит, что акции исчезли. Потеряны драгоценные секунды. Когда он наконец запускает руку в гору сокровищ и обнаруживает пропажу, уже поздно. Распахивается дверь, и в кабинет врываются коп с владельцем магазина. Драгоценности опознаны, преступление раскрыто, вор арестован. В невиновность Чейза никто не верит. След привел в его офис, и он был пойман с поличным. Он, конечно, протестует, пытается улизнуть в окно, швыряет в атакующих бутылки с тоником, против него в ход идут дубинка и штык, и в конце концов сила берет верх. Гектор следит за этой схваткой с мрачной безмятежностью. Он не торжествует, победу, когда Чейза уводят в наручниках. Его план сработал безупречно, но что толку? Вот и день прошел, а он как был, так и остался человеком-невидимкой.

Он выходит на улицу и продолжает свое бесцельное путешествие. Центр вымер. Кажется, что, кроме Гектора, в городе нет ни души. Куда все подевались? Еще совсем недавно здесь шумела толпа. Где машины и троллейбусы, где прохожие на тротуарах? Минуту даже кажется, что злые чары рассеялись. Может, Гектор снова сделался видимым, а все прочие исчезли? Вдруг, откуда ни возьмись, появляется грузовик и, на скорости проехавшись по луже, взметает фонтан брызг. Кажется, что Гектор должен быть насквозь мокрым, но, когда камера нам его показывает, на его костюме нет ни пятнышка. Момент вроде бы смешной, но мы не смеемся, потому что Гектор со скорбным лицом долго разглядывает свой не забрызганный грязью костюм, и в его глазах читается огромное разочарование. Этот простенький режиссерский ход окончательно меняет тональность фильма. Гектор возвращается в сумерках домой. Поднимается по лестнице на второй этаж в детскую. Его маленькие дочь и сын спят в своих кроватях. Он присаживается рядом с девочкой, некоторое время молча смотрит на нее, а затем протягивает руку, чтобы погладить ее волосы. В последний момент он себя останавливает, сообразив, что она испугается, если, почувствовав его руку, проснется и никого не увидит. Это эмоциональная сцена, и Гектор играет ее сдержанно и просто. Он утратил право прикоснуться к собственной дочери. Видя, как он колеблется и все-таки убирает руку, мы в полной мере осознаем масштаб обрушившегося на него проклятья. Этот неброский жест (повисшая в воздухе рука, открытая ладонь в сантиметрах от головы ребенка) дает нам понять, что отныне Гектор – никто.

Он встает и, как призрак, выходит из комнаты. Идет по коридору, заходит в другую спальню. Его дорогая, любимая спит. Гектор застывает. Жена мечется, ворочается, сбивает одеяло – ее мучают ночные кошмары. Он подходит ближе, осторожно поправляет одеяло, подтыкает подушки, выключает ночник. Беспокойство постепенно отпускает ее, и вот она уже погружается в глубокий сон. Гектор посылает ей воздушный поцелуй и садится на стул в изножье кровати. Похоже, он собрался провести здесь всю ночь – добрый дух, стерегущий ее сон. Ему не дано прикоснуться к ней, заговорить с ней, пусть так, но разве он не может быть ее ангелом-хранителем, черпающим силы в ее присутствии? Однако у ангелов тоже, как видно, силы не беспредельны. У невидимки, как и у всех нас, есть тело, и оно берет свое. У Гектора тяжелеют веки и подрагивают ресницы. Глаза то закрываются, то открываются. Пару раз он заставляет себя встрепенуться, но битва проиграна. Еще немного, и он спит. Затемнение.

Сквозь занавески пробивается утренний свет. Кадр: спящая женщина. Кадр: спящий мужчина. Гектор скрючился на стуле в немыслимой позе, руки-ноги смешно вывернуты. Этот человек-крендель, способный как ни в чем не бывало спать в таком положении, заставляет нас рассмеяться от неожиданности, и с нашим смехом атмосфера фильма снова меняется. Дорогая-любимая просыпается первой. Она открывает глаза, садится на постели, и на ее лице отражается вся гамма чувств – радость, сомнения, проблеск надежды. Она вскакивает с кровати и подбегает к Гектору. Стоит ей коснуться его щеки (голова запрокинута), и все его тело начинает спазматически дергаться, словно получая разряды тока, руки и ноги взлетают, как у марионетки, и наконец его просто выбрасывает со стула. Он стоит, уставясь на жену, и непроизвольно, забыв, что он невидимка, улыбается ей. Они тянутся друг к другу, их губы сближаются, и вдруг он отшатывается. Не сон ли это? Чары в самом деле рассеялись, или это ему снится? Он ощупывает свое лицо, грудь, ищет ответ в глазах жены. Ты меня видишь? спрашивает он. Что за вопрос! Глаза ее наполняются слезами, и она опять целует его в губы. Но Гектор все еще не верит. Он идет к зеркалу за доказательством. Есть отражение – значит, конец кошмару. Что он его увидит, нам известно наперед, но его заторможенная реакция сама по себе замечательна. Первые две секунды выражение его лица не меняется, он разглядывает мужчину в зеркале как незнакомого человека, которого он видит в первый раз. Затем камера наезжает, и мы различаем на его губах улыбку. За этой улыбкой – после пугающе обезличенной маски – кроется нечто большее, чем просто открытие себя заново. Этот Гектор, в зеркале, не имеет ничего общего с прежним. Его подменили. Разумеется, он очень похож на того, старого, но его пересоздали, вывернули наизнанку и выплюнули нового человека. Улыбка делается шире, светлее; этот тип в зеркале Гектору явно симпатичен. Между тем круг, обрамляющий лицо, сужается, и все, что нам остается, это улыбка и усики над ней. Вот они пару раз дернулись, кружок стал меньше, еще меньше, превратился в точку. Конец фильма.

Так – на улыбке – заканчивается карьера Гектора. Строго говоря, он сделал, согласно контракту, еще одну картину, «Всё или ничего», но оригинальной ее не назовешь. К тому времени студия практически обанкротилась, на полноценный проект денег не было. Тогда Гектор вытащил на свет отбракованные фрагменты из предыдущих фильмов и слепил из них антологию гэгов, дурачеств и фарсовых импровизаций. Это была остроумная спасательная операция, но ничего нового, кроме того, что он был талантливым монтажером, к нашему знанию о Гекторе она не добавляет. Объективно «Мистер Никто» – последняя картина. Это медитация на тему его собственного исчезновения. В сущности, при всей ее неоднозначности и уклончивых намеках, при всех поставленных и оставшихся без ответа моральных вопросах, это фильм о мучительном поиске себя. Гектор ищет способ проститься с нами, с этим миром, и он его находит; для этого надо себя истребить – у себя на глазах. Он стал невидимкой, а когда магия ушла, он увидел свое лицо и не узнал его. Мы смотрим на него, смотрящего на своего двойника, и в этой несколько ирреальной множащейся перспективе мы и запечатлеваем факт его самоуничтожения. Всё или ничего. Так он назвал свой последний фильм. Но в этой восемнадцатиминутной сборной солянке, сварганенной из трюков и разных штучек-дрючек, нет ничего, что хотя бы отдаленно можно было бы связать с этими словами. Они возвращают нас к зеркальной сцене из «Мистера Никто». Через эту умопомрачительную улыбку Гектора нам дается возможность на секунду заглянуть в его будущее. Улыбка – его второе рождение, и этот новый Гектор Манн не имеет ничего общего с тем, который забавлял и развлекал нас на протяжении целого года. В этой ипостаси его не узнать, и пока мы соображаем, кто же он, этот новый Гектор, его уже нет. Лицо в кружке – и темнота. Спустя мгновение, первый и последний раз в его фильмах, на экране появляется слово КОНЕЦ, и больше о нем ни слуху ни духу.