Книга, в которой слишком много меня

Глава 10.2

Правда, легендарный Штопор Самонадеянности приходится искать по всей квартире. На наше счастье, она не такая уж и большая, и артефакт обнаруживается возле горшка с непотребно разросшимся алоэ.

- По-моему, его пора пересаживать, — замечает Денис, тоже заглянув за штору. — Или хотя бы отсадить молодую поросль.

Я устало отмахиваюсь.

- Видел горшки с таким же в приемной, в бухгалтерии, у ОВшниц и у строителей? — мрачно интересуюсь я. — А ещё два — у моих подруг. По-моему, эта зараза не остановится, пока не вытеснит меня из квартиры. Но не исключено, что тогда алоэ решит заполонить весь мир.

Денис хмыкает и осторожно проводит пальцем по длинному мясистому листу. Я делаю вид, что не замечаю пыли. Он — тоже.

- Есть запасные горшки? Я бы забрал молодняк, если тебе не жалко.

Горшков в доме аж три штуки. Мою хозяйственность и заботливость пережило только алоэ. А что его не убило — то, по всей видимости, сделало сильнее. Поэтому отростков под основным кустом обнаруживается пять штук.

Оказывается, рассаживать алоэ — весьма увлекательное занятие. Главное — правильно рассчитать количество вина на нос и найти мужика, который будет с энтузиазмом отмерять керамзит по горшкам.

- А куда ты их денешь? — интересуюсь я, пока Денис терзается, решая, в каких горшках будет по два алоэ.

- Один точно Таньке принесу, — ухмыляется ГИП моей мечты. — Она тут недавно сетовала, что мужик нынче мельчает и ей сто лет никто цветы не дарил… — он вдруг умолкает и перестает улыбаться, и в этой тишине звенят так и не произнесенные слова.

Про ту, другую. Которая — спорю на что угодно — на недостаток цветов и внимания пожаловаться не могла.

Мне страшно не хочется, чтобы он думал о ней.

- Логично, — произношу я просто ради того, чтобы эту тишину нарушить. — Техзадание нужно формулировать точно и недвусмысленно. Никогда не знаешь, не подсунула ли тебе жизнь очередного инженера.

- Чувствуется большой опыт, — хмыкает Денис, и на этот раз замолкаю я.

В моей семье сложновато не выработать определенные привычки. Инженеры бывшими не бывают — это не столько профессия, сколько стиль мышления и образ жизни. Умение смотреть на вещи чуть иначе.

Это заметно не сразу. Я сама начала понимать, как перекроила меня выбранная стезя, только тогда, когда из всех моих подруг действительно близкими и родными остались только две — тоже инженеры. Под остальных приходится подстраиваться, выбирать слова и темы, а с ними — можно быть собой.

С папой было так же.

- Как думаешь, — начинаю я и беру паузу, чтобы отдышаться и сморгнуть выступившие слезы, — это когда-нибудь закончится? Когда-нибудь мы сможем просто говорить и не вспоминать ни о чем настолько горьком, что…

Успокоительное — вещь. Жаль только, эффект накопительный. Глядишь, через месяцок я всё-таки смогу договорить два предложения подряд и не зайтись таким кашлем, что собеседник побежит за водичкой.

- Не знаю, — вздыхает Денис и вручает мне стакан.

Я выпиваю залпом и беспомощно приваливаюсь к его плечу. Глотать больно. Говорить, скорее всего, тоже.

Да и что тут скажешь?

Денис тоже молчит. Но всё-таки обнимает меня за плечо, не сводя взгляда с горшков. Я стараюсь не думать о цветах. Во всяком случае, только не об орхидеях.

А у Дениса на щеке — длинный черный развод. Наверное, вытер лицо рукой, пока шел на кухню за водой. И мне стоит намекнуть и сходить за салфетками или хотя бы чистым полотенцем, чтобы загнать дорогого гостя в душ целиком — а там проблема с грязным лицом решится сама собой.

Осмотрительная женщина так и сделала бы. Но есть осмотрительные женщины, а есть я.

Я протягиваю руку и провожу по грязному следу пальцем. Ничего не стираю, естественно, только сама пачкаюсь.

Но Денис поворачивается вслед за моей ладонью, и его лицо вдруг оказывается так близко, что я чувствую запах вина и кофе.

Кажется, я тянусь к нему первой.

Губы неожиданно мягкие и податливые — настолько, что я на какое-то ослепительно бессовестное мгновение забываю, кто мы, где мы и зачем, и полностью концентрируюсь на ощущениях. Это потом до меня доходит, что я, кажется, впервые за полтора месяца вообще на чем-то сконцентрировалась. Не могла найти что-нибудь общественно полезное…

Взгляд у Дениса серьезный и твердый. Для пущего контраста с губами, не иначе. Я даже вспоминаю что-то там про здравый смысл и недопустимость важных решений в ближайшие недели, но надолго этого просвета не хватает, потому что рука на моем плече будто тяжелеет — и вдруг прижимает меня крепко-крепко, до почти болезненного напряжения в рёбрах.

- Наташ…

Лица я не вижу, потому что уткнулась носом в плечо. Но по голосу понимаю, что настало время сложных щей и душевных терзаний.

А мне не хочется терзаться. Я тут сконцентрироваться наконец-то смогла. Невероятный, немыслимый прогресс!

- Подумаем об этом утром, — шепотом предлагаю я и запускаю руки к нему под рубашку.

А потом думать становится слишком сложно. Но поражать интеллектом вроде бы уже и не требуется, а мир вокруг внезапно становится ярким, простым и четким, словно кто-то смыл испарину со стекла.

Наверное, это тоже истерика. Но в таком виде она устраивает меня гораздо больше.

А вот пуговицы на рубашке не устраивают категорически. Пуговицы — дьявольское изобретение. Во всяком случае, такие, как у Дениса — мелкие, верткие и плоские, они будто сопротивляются и изо всех сил стараются отстоять юношескую честь, пока я предаюсь греху гнева и подумываю об унынии.

Кажется, одну или две пуговицы я таки отрываю.

И возношу хвалу изобретателю "молнии" — благодаря ей перейти к другим, более интересным, грехам становится куда как проще. Я прижимаюсь щекой к обнажённому плечу Дениса, сладко вздыхаю — и мир отходит на второй план и обещает не беспокоить.

Очень мило с его стороны, если задуматься.