Книга, в которой слишком много меня

Глава 11.2

Денис нервно смеётся — и вдруг прижимает меня к себе. Крепко, совсем как вчера, на грани болезненных ощущений. И с облегчением выдыхает мне в макушку.

- А вот поэтому я всё-таки хочу попытаться, — признается он и чуть ослабляет объятия. Ровно настолько, чтобы я могла свободно дышать, но недостаточно, чтобы рисковала влезать с комментариями. — Мне нравится, что с тобой можно говорить прямо. И договариваться. Обо всем. Может быть, ещё рано для чего-то… — он осекается и сглатывает. — Но это же не значит, что любые новые отношения сейчас — табу?

- Не знаю, — честно отвечаю я и утыкаюсь носом ему в шею. Та немедленно покрывается мурашками. — Я в последнее время делаю столько идиотских вещей, что…

Его спина, которую я до сих пор уютно обнимала, каменеет под прикосновением, и я спешу пояснить:

- Я про работу. И про книги. Начать с того, что списывать персонажей с живых людей… — я затыкаюсь на полуслове.

Уже не живых. Но профессиональнее от этого книга не станет.

В ней все ещё слишком много меня. Слишком много личного. Слишком много реального. У меня не получается отделять себя от персонажей.

И я страшно завидую главной героине. Она никогда не получала страшное в своей краткости сообщение — в мессенджер, среди ночи, потому что поначалу говорить не мог никто. Она никогда не звонила в морг, чтобы узнать, провели ли вскрытие. Не отбивалась от разнообразных погребальных контор, которые слетались, как стервятники, осаждая со всех сторон, вплоть до звонка в домофон…

Ее папа всегда рядом, как каменная стена, за которую всегда можно спрятаться. Если нужно.

…кажется, об этом я всё-таки говорю. А Денис — стальные нервы у человека — слушает и все ещё не сбежал вызванивать курьера.

- Это там-то слишком много тебя? — с сомнением хмыкает он, когда я замолкаю и только тихо всхлипываю ему в плечо. — Не знаю, замечала ли ты, но посланный нахрен маг негодует слово в слово как ты, когда кто-нибудь опаздывает по срокам сдачи документов. И опоздавших шлёшь нахрен точно так же, как и та душа…

Наблюдение обескураживает настолько, что я даже забываю обидеться всерьез.

- Хочешь сказать, профессионально я не писала никогда — так нечего и начинать? — с усмешкой уточняю я и легонько кусаю его за шею — чтоб неповадно было.

Он с нецензурным возгласом прижимает голову, но выпускать меня не спешит.

- Хочу сказать, что если у человека есть силы смеяться, когда его вся жизнь в общем и целом послала нахрен, то он рано или поздно выберется из любого дерьма, и однажды ещё сам эту жизнь нахрен пошлет, — серьезно отвечает Денис, убедившись, что больше я на его шею не покушаюсь. — И нет ничего плохого в том, чтобы об этом писать. А кто не согласен — того нахрен. Жизнь, конечно, не интернет, но и тут всякое случается.

Я запрокидываю голову и озадаченно смотрю на него. Он неловко пожимает плечами и, кажется, начинает подыскивать оправдание своему прочувствованному монологу, но я успеваю вклиниться:

- Глубокая мысль. Мне нужно это обдумать.

- Надеюсь, только это? — тут же деловито уточняет ГИП моей мечты.

Я лукаво щурюсь и неопределенно пожимаю плечами, и он тут же находит следующий аргумент в свою пользу — целует меня, неспешно, по-утреннему тягуче и сладко. И губы — смотри-ка ты, и правда не приснилось! — такие мягкие и податливые, что невозможно остановиться.

Черт его знает, может быть, из этого ничего и не выйдет. Но кто сказал, что каждый роман всенепременно должен заканчиваться свадьбой? Сказки о любви хороши ровно до тех пор, пока не начинаешь осознавать, что за красивой фразой "и жили они долго и счастливо и умерли в один день" следует организация двойных похорон, и уж они-то едва ли сделают кого-то счастливым.

Зато у живых — ещё есть шанс на счастье.

Конец