Княжич (СИ)

Глава 1

Обычно студенты не охотно приходили на утренние занятия по фехтованию, но этот урок был интересен всем. Тренировочная площадка за зданием института не успела толком прогреться, солнце недавно поднялось над горизонтом и едва пробивалось сквозь тучи, однако на трибунах собрались все курсы — от первого до четвёртого. Парковка была так глухо заставлена автомобилями представительского класса, что свободных мест не осталось.

Студенты плевать хотели на противную морось, сырость и прохладу. Никто не боялся наступить в лужу и испортить студенческие брюки, никто не боялся до нитки промочить роскошные пиджаки. Чёрт с ними, с этими тряпками. Брюки и пиджаки можно сдать в химчистку когда угодно, а вот посмотреть, как скрестились самые дорогостоящие клинки Петербурга, получалось не каждый день. Обычно тренировочные бои проводились с тренировочным оружием, но тут — настоящее, магическое.

Огненная шпага Растеряева интересовала зрителей не так сильно. А вот катана-умбра Волховского, о которой не слышал только ленивый, создавала ажиотаж сама по себе. Она не только фигурировала в учебниках по современной Русско-японской истории, но и считалась очень смертоносным оружием. Настолько смертоносным, что сам Царь-Император не решился отобрать его у семьи Волховских, хотя поговаривали, что пытался.

Княжич Волховский против Растеряева ничего не имел, даже не взирая на попытки превратить обычный подростковый конфликт в настоящую дуэль. Он воспользовался спаррингом с боевым оружием как возможностью побывать в схватке, приближённой к реальной. А вот Растеряев же ставил на этот бой очень многое, потому что ненавидел Волховского. В княжиче Растеряева раздражало абсолютно всё: статность, привлекательность, длинные белые волосы, несправедливый избыток внимания со стороны сверстников, и особенно сверстниц.

Растеряев считал, что не будь Волховский княжеским сынулей, никто бы не вертел рядом с ним хвостом. «Я поставлю тебя на место, ублюдок, — подумал Растеряев. — Тогда Молчанова предпочтёт меня. А остальные забудут о желании набиться к тебе в друзья!»

Они стояли друг напротив друга на дистанции вытянутой руки, и клинки вынимать не спешили. Рано. Биться без правил — удел трактирных пьяниц. Потому, в ожидании команды военного инструктора, оппоненты соревновались в стойкости взглядов. Между ними была не дуэль, а спарринг с допустимостью применения меньше половины магической мощности, но даже к этому стоило относиться серьёзно.

Волховский отвёл взгляд, как отец учил. Изобразил неуверенность.

Это заставит противника расслабиться, действовать напористо и необдуманно, что создаст почву для эффективной контратаки.

«Забавно, — подумал Волховский. — В предыдущей жизни я бы уже трусился от страха в такой ситуации».

— Глаза прячешь, княжич? — нагло спросил Растеряев. — Боишься, что я извожу тебя в грязи? Правильно боишься. Тут папенька тебя не выручит.

— Схватка рассудит, Николай Валентинович, — вежливо ответил Волховский, и скромно ухмыльнулся. — Но если вы вдруг оступитесь, упадёте лицом в лужу, и вам понадобится химчистка со скидкой — я готов предоставить услуги семейной прачечной.

— Какой джентльмен! Да я тебя…. — зло начал Растеряев, сощурился, заготовил обидное ругательство, но договорить не успел.

— Внимание! — с трибуны рявкнул рослый инструктор, одетый в тренировочную преподавательскую форму.

Волховский положил ладонь на изящную рукоятку катаны, и коснулся цубы кончиком большого пальца.

Растеряев взялся за инкрустированный драгоценностями эфес фамильной шпаги.

Над тренировочной площадкой возник прозрачный защитный купол, который отделил трибуну от места схватки.

«Стоит предложить отцу ввести налог на безвкусицу», — подумал Волховский, когда покосился на шпагу. Ему казалось излишним подобное обилие ценных камней в одном изделии. Такое даже в качестве декорации в гостиной повесить стыдно, а Растеряев гордо таскал эту штуку в открытом виде.

— К барьеру! — рявкнул инструктор. — Р-р-разойтись!

Растеряев с Волховским отдалились друг от друга на положенные восемь шагов, и крепче схватились за рукоятки. Инструктор велел:

— К оружию!

Волховский плавно вытащил катану из ножен, Растеряев же резко выдернул шпагу, и гневно фыркнул, засопел ноздрями.

— Бой!

Зрители моментально оживились.

С правой трибуны закричали японские студенты и студентки. Студенты на японском языке скандировали что-то одобрительное в адрес Волховского, а студентки глядели на того влюблённо. Не отставали и русские — их зрительские симпатии доставались Волховскому не в меньшей степени. Растеряева практически никто не поддерживал, и это бесило его, ведь он считал, что внимание полагалось именно ему.

Клинки пробудились по мысленной воле хозяев. Катана покрылась иероглифами из чёрного света, сгустила сумрак рядом с Волховским. Шпага же просто разогрелась, и вокруг Растеряева возникло прозрачное марево.

Растеряев ожидания Волховского оправдал, пренебрёг защитой, и стремительно атаковал в лоб без всякой подготовки. Оборонительная стойка кокуцу-дати в данном случае пригодилась бы, чтобы поставить гравитационный щит, но тогда магии пришлось бы использовать больше, чем позволялось. Катана уступала шпаге в массе, да и сам Волховский был несколько хилее верзилы Растеряева. Растеряев колющим выпадом вклинился в защиту Волховского словно ледокол на полном ходу. Волховскому пришлось уйти с линии атаки, чтобы в теле не появилось лишнее отверстие.

Но Растеряев не остановился, а продолжил атаковать пуще прежнего, будто бы позабыл, что в спарринге стоило сдерживать силы. Он с яростным воплем принялся размахивать шпагой, пытался зарубить Волховского, и тот удивился, когда услышал над ухом свист лезвия, и увидел в воздухе длинную прядь собственных волос. Стало невыносимо жарко от магии шпаги. По лицу Волховского тут же заструился пот, ладони намокли, но надёжная обмотка рукоятки катаны позволяла уверенно держать оружие. Повезло, что Растеряев не воспламенил клинок сразу.

— Остановите бой! — кто-то взволнованно крикнул с трибуны. — Он же зарубит его!

«Сомневаюсь!» — пронеслось в голове у Волховского.

Инструктор никого не собирался останавливать. Ему было прекрасно известно, сам князь Волховский обучал княжича ближнему бою, и знал, что Растеряеву вряд ли светила победа.

Волховский конечно понимал, что если бы была возможность использовать катану-умбра в полную силу, от Растеряева на тренировочной площадке осталось бы лишь кровавое пятно с обломками костей, однако благодаря ограничениям бой стал в разы интереснее.

— Убью! — крикнул Растеряев, брызгая слюной. — Убью, паскуда!

Подобного развития событий следовало ожидать. Всё же, испанская школа фехтования дестреза сильно отличалась от школы ити-рю Волховского. Дестреза состояла из неудержимых взмахов тяжёлой шпагой, которые было невозможно отразить катаной. Ещё хуже стало, когда Растеряев вошёл в кураж, воспламенил клинок, и стал размахивать им как ненормальный. Удары страшной силы обрушивались на Волховского со всех сторон, вынуждая того отскакивать и уклоняться.

Катана, укреплённая магией, выдержала бы лобовое столкновение со шпагой. Однако самого Волховского снесло бы как тряпичного, а потерять устойчивое положение в таком бою — смертный приговор. Но дело было не только в устойчивости. Из-за жара шпаги бой на короткой дистанции стал невыносимым. Дождевые лужи под Растеряевым вскипели, воздух стал настолько горячим, что вдохнуть его было невозможно. Одно неверное движение в таких условиях могло стоить Волховскому жизни.

Хоть Волховский считал действия Растеряева в некоторой степени эффективными, такая манера боя ему не нравилась. Она была утомительной, была грубой, и, в конце концов, некрасивой. Он предпочёл действовать иначе, и решил использовать мелкие манипуляции с гравитацией.

Растеряев хотел достать оппонента тройной комбинацией взмахов, клинок шумно рассекал воздух и оставлял след из огненного шлейфа, но атаки цели не достигли. Волховский отскочил назад, коротким магическим выпадом бросил себе под ноги аномалию скольжения, и проскользил на ней прочь от врага метров на десять.

Растеряев изумился, когда увидел перед носом пустоту вместо противника, а потом изумился ещё раз, когда заметил, что Волховский взмахнул мечом. Аномалия скользнула под ноги Растеряеву, и тот повалился на землю. Шпага звякнула рядом и погасла, Растеряев потянулся за ней, но схватить не успел.

Волховский снова воспользовался аномалией скольжения, быстро приблизился к противнику, и воткнул катану в нескольких сантиметрах от вражеского уха. Сердце Растеряева пропустило пару ударов, когда он услышал звон клинка и увидел отражение собственного лица в отполированном лезвии. Растеряев расширил глаза, отвесил от удивления челюсть, и не мог вдохнуть.

Лишь когда шпага остыла, Растеряев нахмурился и расслабился. Ему стало гадко от вида собственного отражения во вражеском мече. Стало гадко от мысли, что он видел самого себя в состоянии, близком к предельному испугу, а ещё хуже то, что это заметили остальные. «Наверняка заметили, — сердито подумал Растеряев. — И теперь будут пускать сплетни за моей спиной!»

— Бой окончен! — крикнул инструктор. — Победа заслуженно достаётся княжичу Анатолию Станиславовичу Волховскому!

Толпа подняла одобрительный гомон, но оппоненты не обратили на это внимания.

Для Волховского победа не значила ничего. Он воспринимал бой как обычный спарринг, как повод научиться чему-то новому и отточить навыки, так что без задних мыслей протянул Растеряеву руку, сказал:

— Вы произвели на меня впечатление, Николай Валентинович. Я признаю, что мог проиграть, если бы вам хватило обдуманности в действиях и сдержанности.

— Смеёшься? Учить меня вздумал? — Растеряев злобно взглянул на Волховского, приподнялся, и грубо отвёл его руку. — Сдалась мне твоя помощь. Я встану сам. И тебе просто повезло. Если бы не учебные ограничения, я бы от тебя мокрого места не оставил.

— Возможно, — Волховский на грубость отреагировал спокойно. — Но позвольте заметить, что я тоже сдерживался. Всё же, вам не стоит воспринимать будничный спарринг близко к сердцу.

— Пошёл ты, — огрызнулся Растеряев, и длинно сплюнул Волховскому под ноги.

Толпа ахнула.

Волховский лишь усмехнулся, проигнорировал настолько нелепую провокацию, и поместил катану в ножны. Вообще, подобная выходка была поводом для серьёзной дуэли. Но если биться насмерть с каждым недоброжелателем, то институт быстро бы опустел примерно на треть. Массовые убийства в планы Волховского не входили. Он проводил слишком важное научное исследование, чтобы растрачиваться на доказательство умения за себя постоять — все и так знали, что княжич не слаб.

Защитный купол рассеялся, инструктор шагнул на тренировочную площадку, и велел оппонентам встать рядом с ним. Одногруппники глядели на Волховского с неподдельным восхищением, ведь он не только победил, но и не побоялся сражаться с помощью настоящего оружия.

Инструктор широко расставил ноги и сцепил руки за спиной, как морпех. Ректор предпочёл обычным инструкторам по магическому бою бывшего военного. Как бы искусно маги не разбрасывали огненные шары, и какими бы красивыми заклинаниями не владели, психология боя одинакова что для талантливых Кенши, которые владели магией меча, что для обычного человека, который вынужден насмерть биться с врагом.

— Перед вами — самые смелые студенты Института, и это не преувеличение, — инструктор обратился к толпе. — Старые инструкторы в жизни бы не допустили спарринга с боевым магическим оружием, и мне пришлось потеть несколько месяцев, чтобы убедить уважаемого ректора устроить настоящий бой. Теперь Растеряев и Волховский не просто дворяне, а дворяне, которые не побоялись бросить вызов смерти, что важно при их образе жизни. Один настоящий бой способен преобразить человеческую психику, и теперь эти молодые люди готовы дать отпор любому недругу.

Волховского настоящим поединком было не пронять. Он, под руководством отца, прошёл долгую и сложную психологическую подготовку. Другими словами, для княжича не было проблемой снести Растеяреву голову, хотя он отнюдь не считал убийство чем-то хорошим, и насилие в принципе не любил.

— А зачем нам биться по-настоящему, если есть охрана? — поинтересовался студент третьего курса. — Специально подготовленные люди, обученные защищать людей благородной крови.

— Пока что вы — дети. Наследники и студенты. Вам не приходилось сталкиваться с реальными проблемами дворянской жизни. И вам стоит осознать, что вы — цель, а не благородная особа. Ваши отцы умрут, и у вас на спинах вырастут охренительных размеров мишени, в которые, рано или поздно, захотят выстрелить на поражение. Потому вы должны в совершенстве овладеть навыками ведения боя с помощью фамильных мечей, и понять, что дар Кенши вовсе не обеспечивает неуязвимость. Вас могут убить. Вы — залог процветания Русско-японского конгломерата. За вами предприятия стратегической важности, и поверьте, найдётся немало народа, который захочет их отнять или саботировать. Потенциальным врагом может оказаться кто угодно. Ваш конкурент, заговорщик в семье, или какой-нибудь народный мститель, который не осознаёт и не понимает вашей значимости. Для простых людей вы — просто мешки с баблом, которые незаслуженно владеют страной. Именно поэтому вы должны быть готовы в любой момент, ранним утром или поздней ночью, защитить себя и отнять у врага жизнь.

— А если я боюсь драки? — поинтересовался студент третьего курса.

— Программа рассчитана исключительно на добровольцев. — Инструктор пожал плечами. — Можете надеяться на охрану. Уговаривать вас браться за боевое оружие никто не станет. Но поверьте, после этого боя Растеряев и Волховский дадут фору многим из вас, даже четверокурсникам, которые в настоящих боях не участвовали. На этом всё. Можете приступать к занятиям согласно учебному расписанию. Р-р-разойтись!

— Это ещё не конец. — Растеряев злобно взглянул на Волховского, и скрылся в здании института.

Студенты разбрелись по аудиториям.

Волховский направился в душевую, чтобы привести себя в порядок. Благо, он додумался прихватить комплект запасной студенческой формы с фамильным гербом в виде двух скрещенных мечей на фоне восходящего солнца. После душа и смены одежды стало намного легче.

В кармане тренькнул смартфон — лорд Виталий Попов, одногруппник, прислал Волховскому сообщение: «Я у раздевалки», возле которой они встретились, и побрели по светлому коридору, иногда поглядывая на портреты легендарных предпринимателей. В числе великих дельцов были князь Станислав Волховский и Валентин Растеряев, которые когда-то тоже учились в Санкт-Петербургском Имперском Институте.

Разумеется, от Имперского в институте было лишь слово, которое, после формирования Русско-японского конгломерата, оставили как дань исторической памяти Российскому прошлому.

— Где твой меч? — поинтересовался Волховский.

— Дома забыл, — признался Попов. — Чёрт бы побрал эту железяку. Она всё равно бесполезна. Кого и нахрена мне лечить? Сами вылечатся.

— Ты недооцениваешь роль целителей в экономической жизни страны, — ответил Волховский.

В дороге встречались студентки. Но что русские девушки, что японские, поглядывали на Волховского и игнорировали Попова. Только здоровались из вежливости. Попов был ниже Волховского, невзрачнее, страдал от лёгкой полноты, ходил в мятых брюках и рубашке, но его это не волновало. Он говорил: «у меня слишком много важных дел, чтобы тратить время на всякую чушь!». Ему до такой степени самозабвения было плевать на внешний вид, что он запрещал слугам прикасаться к своей одежде.

Когда они завернули в столовую перекусить, Попов умудрился опрокинуть на себя поднос с едой. Но пока Волховский был рядом, никто не осмелился хотя бы ухмыльнуться. Волховскому пришлось едва ли не силой заставить Попова отправиться в уборную, чтобы привести пиджак в порядок.

— Замечательно, — причитал Попов, когда встал у высокотехнологичного вида раковины, снял пиджак, и принялся отмывать пятна проточной водой. — Просто чудесно, мать вашу. Вот скажи, за что мне вся эта хрень?

— Не выражайтесь, — попросила раковина роботизированным голосом. — Ругательства приводят к выработке гормона стресса и ухудшают настроение.

— Заткнись! — вспылил Попов. — Ещё не хватало, чтобы унитазы и раковины учили меня жизни, чёрт бы тебя побрал! Японцам совсем нечего делать, если они наделили нужники искусственным интеллектом! Боюсь представить, что будет, если начнётся восстание машин!

— А вот сейчас обидно было, — отозвалась раковина.

Попов лишь фыркнул, и смысл с пиджака последнее пятно.

— Чтобы не спотыкаться — надо смотреть под ноги, — отстранённо заметил Волховский. — Сдаётся мне, сударь, ты не совсем внимателен, а потому неуклюж. И перебранки с раковинами устраивать ни к чему.

— Как же легко ты определил все мои проблемы, — саркастично заметил Попов. — Я догадываюсь, почему Растеряев хочет снести тебе башку.

— Я честно ответил на вопрос и озвучил видимые недостатки в твоём поведении. — Пожал плечами Волховский. — Хочешь стать лучше — работай над собой.

— Иногда мне кажется, что у тебя из задницы вот-вот вылезет тренер по саморазвитию, — съязвил Попов, и надел сырой пиджак.

— Очаровательно. — Волховский окинул Попова взглядом, и направился к выходу. — Лучше сними это, и неси на руке.

— Ещё чего, — пробурчал Попов, когда они вышли в коридор. — Мне плевать, что окружающие думают о моём внешнем виде. Если им не понравится мятый и сырой пиджак, они могут пойти к чёрту.

— Не очень продуктивный подход, — заметил Волховский.

— Меня это не волнует. Лучше подумай, как будешь разбираться с Растеряевым.

— Можно было бы устранить причину ненависти, чтобы исчерпать конфликт, но причина неустранима. Ненависть Растеряева порождена вовсе не моей прямолинейностью, — равнодушно пояснил Волховский. — Дети склонны подражать родителям, а вражда между старшими Растеряевым и Волховским — дело давнее. Собственно, лично для меня Николай Валентинович не является ни врагом, ни конкурентом.

— Так ещё бы, — рассмеялся Попов. — Ты бы при всём желании не смог стряпать настолько знойные хентай-игры, которые выпускает «Раст-Игропром». Видел, сколько копий симулятора «Длинное щупальце» распродали на релизе? Эти игрушки вызывают интернациональное головокружение, и делают так, что у русско-японской молодёжи правая рука обычно крепче левой с очевидной диспропорцией.

— Безвкусица. — Сморщился Волховский. — И враждуем мы не из-за товара. Скорее из-за стратегической значимости оного.

— У хентай-игр огромная стратегическая значимость, — перебил Попов. — Ведь потребители «Раст-Игропрома» в перспективе могут стать лучшими метателями копий на планете. Это большой вклад в будущее спортивной индустрии, знаешь ли.

— Я бы оценил шутку, если бы она была смешной, — ответил Волховский, достал смартфон из кармана, и открыл приложение «Дуэлянт», отклонив очередной вызов Растеряева. — Но если не шутить, то причина конфликта в обычной зависти. У моего отца во владении треть заправочных станций в стране, он собственник крупных нефтяных месторождений. Если начнётся война — о симуляторе щупальца все забудут. В первую очередь понадобится топливо, чтобы двигать войну и выигрывать её. Именно поэтому у Волховских есть дорогостоящие контракты с министерством обороны, а у Растеряевых — нет. Царь-Император полностью игнорирует Растеряевых с компьютерными играми, потому им ничего не остаётся, кроме попыток подставить нас или хотя бы унизить победой в бою….

— Стой! — Попов вдруг замер.

— В чём дело? — не понял Волховский.

— Ты посмотри, кто идёт!

До Волховского не сразу дошло, что так сильно возбудило Попова, пока он не заметил группу студенток. Разумеется, девушки в СПбИИ были как на подбор — красивыми и влиятельными, но когда среди них находилась Елизавета Молчанова, становилось ясно, что и в такой среде можно выделяться.

Попов предпочёл бы юркнуть за угол, да углов поблизости не было. Он пожалел, что не прислушался к совету Волховского, и пожалел, что именно сейчас выглядел крайне небрежно. Одно дело, когда тебя критикуют ровесники, до которых тебе нет дела, и другое — когда критикует Елизавета Молчанова. Разумеется, Попов всегда предполагал вероятность случайной встречи с Молчановой, однако был слишком ленив, чтобы заранее привести себя в порядок.

Молчанова была темноволосой красавицей, в след которой глядело большинство мужчин. Фигура спортивная, подчёркнутая студенческой формой, на прекрасном лице отражалась философская печаль, а за спиной у неё висел неизменный футляр для скрипки. Она была дочерью барона Аркадия Молчанова и госпожи Томоэ Куниёси из японского феодального сословия. Эта парочка похоронила АвтоВАЗ, и создала на территории Российской Империи уникальную русско-японскую автопромышленность, обеспечив потребителя надёжными и доступными автомобилями. Но, как это бывает из-за сильной разницы в мировоззрении, брак распался, а Елизавета осталась с отцом.

Редкий студент не пытался стать фаворитом Молчановой, но ни у кого не выходило добиться её расположения, хотя, казалось бы, она была обычной девушкой, совершенно глухой к дару Кенши и лишённой магических способностей. Хуже всех приходилось Попову, ведь он перед ней элементарно робел, и был самым ярым поклонником. Она казалась ему девушкой без изъяна, была чем-то безупречным и идеальным в его представлении, но Волховский этой восторженности не разделял нисколько.

Вместе с душой в новое тело перенёсся и опыт прожитых лет, которых в прошлом мире, на Земле, где горцы занижали «Приоры», подростки крутили спиннеры и были без ума от «Тик-Тока», насчитывалось тридцать. Волховский умел подкоркой чувствовать женщин, которых лучше сторониться, и Молчанова была одной из них.

Он не мог конкретно объяснить себе, что с ней не так. Однако был уверен, что за всей этой философской печалью, за всей красотой и знаменитой фамилией скрывается нечто, к чему лучше не прикасаться. Подростков можно понять. Молчанова была красива, и никто особо не задумывался о том, что у неё в душе. Но Волховский давно вырос из состояния ума, в котором внешность играла решающую роль.

— Здравствуйте, княжич, — вежливо поприветствовала Молчанова, и обратила на Волховского рассеянный взгляд. — Потрясающий бой. Вы умело обращаетесь с мечом и даром Кенши. Я восхищена. В вашей технике есть что-то от великих воинов древности.

— Здравствуйте, Елизавета Аркадьевна, — с необыкновенной для него вежливостью поприветствовал Попов, но Молчанова, как обычно, не заметила его.

Попов сник.

— Приветствую, сударыня. Ити-рю и есть древняя школа кендзюцу, — пояснил Волховский.

— Я бы хотела обучиться ей у вас, с вашего позволения, — попросила Молчанова. — Мы сможем с пользой провести время, и познакомиться поближе. Найдёте для меня пару часов?

«Очаровательно, — подумал Волховский. — Подкат номер триста сорок девять».

— Я бы с радостью уделил вам время, но у меня плотный график, — отмазался Волховский, и почти не соврал. — Тренировки и научная работа слишком трудоёмки. К сожалению, нет времени даже сходить в ресторан.

— Ясно, — ответила Молчанова, и было непонятно, расстроилась она или нет. — В таком случае не смею вас отвлекать, княжич. Была рада пообщаться.

— Взаимно, — кивнул Волховский. — Позвольте откланяться.

— До свидания, — робко попрощался Попов, но Молчанова без единого слова прошагала мимо, будто к ней обратился призрак.

И они разошлись. Молчанова ушла в сторону класса филармонии, а Волховский с Поповым направились дальше по коридору. У входа в аудиторию Попов не выдержал.

— Знаешь, Волховский, вот ты — больной человек. — Попов покачал головой, и покосился на Волховского с укором. — Первая красавица института сама напрашивается на личную встречу. Сохнет по тебе, и восхищается. Знаешь, скольким студентам за всё время она сделала комплимент? Ни одному, чёрт бы тебя побрал. А ты ерепенишься, как кисейная барышня. Да все парни продали бы душу, чтобы оказаться на твоём месте!

— Ты уверен, что её интересую я, а не влияние и ресурсы моего отца? — резонно возразил Волховский.

— Какой же ты занудный. — Попов выразительно покрутил пальцем у виска. — У неё денег куча.

— Деньги имеют свойство заканчиваться, — ответил Волховский. — И если ты не слышал, после развода госпожа Куниёси приватизировала большую часть активов барона Молчанова, вот он и ищет, куда пристроить дочь, чтобы поправить дела. Эта мысль заставляет меня сомневаться в искренности намерений Елизаветы Аркадьевны.

— Мало что ли в институте богатых студентов? — скептически скривился Попов. — Не говори глупостей. Я подарил Молчановой два автомобиля, на которых теперь рассекает её отец, и что с того? Она даже не здоровается со мной.

— В институте мало студентов из княжеского рода, но скажу проще, — ответил Волховский, когда прозвенел звонок. — Она не в моём вкусе. И ты ей симпатизируешь. Я стараюсь не допускать конфликта интересов с друзьями. Это бесчестно.

— Точно больной человек, — сокрушился Попов. — Лечиться тебе надо, это я как целитель говорю.