Глава 33

Начало марта 626 года. Земли ляхов.

Длинная серая змея ползла по замершей Мораве. Так куда удобнее было попасть в ляшские земли, чем по лесным дорогам, заваленным снегом по пояс. Две тагмы из новобранцев были одеты в длинные, невиданные в этих землях плащи из грубого сукна. Они и назывались чудно — шинель. Никто такого слова не слыхал никогда, но одежда эта была на диво теплой и удобной, как удобны оказались портянки из толстого холста. А еще такую шинель далеко не каждая стрела пробивала, вязла в толстом ворсе. А та, что не вязла, упиралась в железные пластины, вшитые напротив груди и живота. У этого плаща были рукава, и теперь брюхо не мерзло, когда нужно было поднять копье, ведь шинель застегивалась на два ряда костяных пуговиц. Ратники гордо поглядывали на селян, которые завистливо смотрели на справную одежку, и брели дальше. Пятнадцать миль в день по замерзшей реке — непростое испытание, да еще когда оружие на себе несешь, и припас. Окрестные жупаны порядок знали, и по пути войска были разбиты стоянки, где бабы готовили горячее варево. Этот поход готовился загодя, и от самого Новгорода до севера Мораванских земель были устроены склады с припасами, и намечены места для отдыха.

Самослав вел войско лично. Для людей той эпохи вождь был талисманом, живым воплощением богов, и частенько без него воины роптали, не желая идти в бой. Только железная дисциплина, хорошая оплата и одержанные победы понемногу ломали старинные обычаи, а князь мог заняться своими заботами, благо их было предостаточно. Но вот сегодня он вел войско сам. Новобранцы должны были ощутить ту связь с богами, которую дает князь в битве. Позволить воинам потерять это ощущение Самослав просто не мог.

Зима была на редкость суровой, теперь лед будет стоять еще долго, чуть ли не до конца апреля. Само все никак не мог привыкнуть к этому климату. Зимы были длиннее и гораздо холоднее, чем было в его прошлой жизни, а лето оказалось прохладным и сухим. Не от хорошей жизни лезли на юг словенские племена. Они хотели поселиться там, где растет не только просо и ячмень.

Как и предполагал князь, авары больше за Дунай не совались. Им пришлось проглотить немыслимую наглость новгородского князька, сделав вид, что ничего не происходит. А пока словацкие жупы валили деревья, из которых сложат острог на четыре башни, точь-в-точь такой, как стоит в столице. По весне в тех землях станет гарнизон из пяти сотен человек, и будет обустраиваться надолго. Построят казармы, конюшни, склады… План нового города был уже готов, и вскоре туда пойдет землемер, который и разобьет на участки территорию будущей Братиславы.

К землям ляхов подошли через три недели, когда к войску присоединились четыре турмы мораванских всадников. Тяжелую конницу не брали, ни к чему это было. Двух сотен конных стрелков для такого похода вполне достаточно.

— Тихо впереди? — спросил у Арата князь.

— Тихо, — кивнул тот. — Места глухие, роды слабые. Если и соберутся на войну, то небыстро. Это же ляхи! Тут каждый владыка себя ромейским императором почитает. Договориться между собой не могут, тут же ругаются из-за мелочи какой-нибудь.

Неделей спустя почти две тысячи ляхов стояли на поле, выставив перед собой копья. На удивление, несколько родов все-таки решили дать бой. Сдаваться они не собирались, как не собирались никому платить дань. Они были люди вольные и гордые. Самослав даже обрадовался. Все не гоняться за ними по глубокому снегу в лесной глухомани. Да у них и выбора особого не было, откровенно говоря, нужно было драться. Наступающее войско пожжет дома и разграбит все припасы, а на улице все еще зима. Голеншичи были не только отважны, но и весьма далеки от текущих реалий. Новости сюда доходили очень плохо. Бедные земли, бедные люди… Только люди эти сидели прямо на том месте, где брала свое начало могучая река Одра, которая несла свои воды к Восточному морю[21]. Ее устье впадало в Поморскую бухту, защищенную от морских штормов. А милях в сорока на восток были истоки Вислы, по которой можно было добраться прямо к Янтарному берегу, где жили племена поморян и пруссов. Янтарь весьма ценился и в Константинополе, и в Персии, и даже в Индии и Аравии, куда попадал по бесконечным караванным тропам. И это ресурс Самослав намеревался забрать себе. Как впрочем, и эти земли, которые в его время назывались Силезией, и были безумно богаты углем, железом, медью, свинцом, золотом и цинком. В здешних землях были даже залежи урана, и отдавать их кому бы то ни было Самослав не собирался.

А вот ляхи всего этого не знали, и теперь с удивлением разглядывали ровные ряды ратников в одинаковой одежде, прикрытых здоровенными щитами. Кавалерия пряталась в лесу. Князь не спешил показывать все свое войско. А то вдруг посчитают, что пришли авары и разбегутся? Авар в словенских землях боялись до икоты.

К ляхам гонцом из княжеской свиты поскакал Бранко. В его руке трепыхалась на ветру белая тряпка. Голеншичи, вооруженные дротиками, охотничьими луками и копьями, с изумлением смотрели на богатый доспех, меч, изукрашенный серебром и диковинную одежду. Многие вздыхали завистливо.

— Князь Самослав предлагает вам под свою руку пойти. Опустите копья, встретьте его как гостя и принесите клятву верности. Тогда останетесь живы.

— Мы дани даже обрам не даем, — сплюнул один из владык голеншичей. — А князя твоего знать не знаем. Наша это земля.

— Смотри, лях, я тебя предупреждал, — спокойно сказал гонец.

— Убирайся отсюда, пес, — побагровел владыка. — Убирайся! А то…

— А то что? — презрительно спросил Бранко.

Ответом ему был дротик, кость наконечника которого бессильно сломалась о нагрудную пластину панциря. Гонец расхохотался, и повернул коня.

— Ты первый эту войну начал, лях! — крикнул он. — Это ты в свою землю беду принес. Кровью умоетесь, песьи дети!

На том конце поля раздалась резкая команда:

— Щиты на руку! Копья опустить! Лучники — залп!

Щиты, стоявшие у левой ноги воинов, перекочевали на руку, а копья первого ряда опустились вниз. Строй двинулся вперед, а ляхи бросили дротики в наступающую пехоту. Щиты поднялись вверх, и по ним забарабанили наконечники, ломаясь о крепкое дерево или, если были железные, пробивали их насквозь. Залп повторился, а те, у кого щит пришел в негодность, ушли в задний ряд, чтобы обломить впившееся древко. В ответ в голенщичей густо полетели стрелы, раня и убивая бездоспешных воинов. На все это ушли считанные секунды, ведь на ряды княжеской пехоты молча шел копейный строй ляхов, который с хрустом столкнулся с новгородским войском.

— Держать строй! — орали десятники. — Держать! Копьем бей, как учили!

Строй княжеской пехоты стоял крепко, а Самослав спокойно смотрел на всё это действо, переговариваясь с Деметрием и Аратом.

— Не пора всадников выпускать, княже? — нервно спросил Арат, когда строй молодняка опасно прогнулся в центре.

— Не пора, — отрезал Деметрий. — Если они это мясо не перебьют, как они с аварами воевать будут?

— Согласен, — кивнул князь. — Парням учиться надо. Твои добивать будут и полон вязать. Должен же я с вами расплатиться за аварский поход.

— Ну, добро, княже, — пожал плечами Арат. — Тебе виднее.

Поле было истоптано многими сотнями ног, и воины явно начали уставать. Раздался сигнал барабана, а сотники заорали.

— Замена на счет три! Раз!

Второй ряд приготовился.

— Два!

Второй ряд закрыл щитом первый ряд.

— Три!

Второй ряд занял свой место и начал со свежими силами теснить уставших ляхов. Воины первого ряда боком поползли назад.

— Гляди-ка, получилось, — с веселым удивлением отметил князь. — Хорошо с этой командой придумали. Все равно, Mutare (замена — лат.) никто не понимает.

— Выдыхаются ляхи, ваша светлость, — сказал Деметрий минут через двадцать, когда уже билась третья линия воинов. — Арат, пусть твои арканы готовят. И помните, там по полю ваши деньги бегут. Сильно зверствовать не нужно.

— Понял, — кивнул тот и поскакал в лес, где стояла в резерве конница.

А на поле голеншичи понемногу откатывались назад, устилая поле телами погибших и раненых. Первый запал прошел, и вместо ярости накатилась усталость. Они не умели отдыхать во время боя, а потому толкались и мешали друг другу, пытаясь пробиться за стену щитов. Строй ляхов дрогнул и покатился назад, а когда из лесу выскочили конники, голеншичи побежали со всех ног. Их окружили дугой, выбивая стрелами самых горячих.

— Копья бросай! — орали ляхам. — Руки в гору! Князь всем жизнь дает!

Кое-кто не слушал и в запале бросался на всадников, но падал, сраженный стрелой. Остальные, сплюнув, бросали копья и садились на снег, покорно подставляя руки под веревки.

— Главных сюда тащите! — сказал Самослав охране. Вскоре перед ним стояли все уцелевшие воины, у которых было дорогое оружие или доспех.

— Владыки родов есть тут? — спросил князь. Таковых оказалось четверо, в том числе и тот, кого угрожал убить Бранко, который стоял рядом и с любопытством поглядывал на ляха. Повоевать ему сегодня не удалось.

— Я на вас зла не держу, почтенные, — спокойно сказал Самослав. — Я пришел эти земли под себя забрать, и я их заберу. У вас выбор есть — под мою руку пойти, умереть прямо сейчас или рабом стать. Выбирайте.

— А может, ты возьмешь, что захочешь, и уйдешь с наших земель? — угрюмо спросил его владыки.

— Это больше не ваши земли, — покачал головой князь. — Вы ведь даже защитить их не можете.

— У тебя доброе войско, — уныло ответили вожди. — Нам не совладать с таким. Пойдем под твою руку. Что тебе нужно от нас, князь? Зерна? Меха? Бери, только веси не разоряй, бабы и дети от холода перемрут. И так схоронили за зиму немало. Голодно у нас.

— Третья часть с семьями на поселение в мои земли уйдет. Остальные дань будут давать мехом мораванскому жупану, — пояснил Самослав. — Вот он, Арат его зовут. Через месяц получите соль на обмен, топоры, сохи и серпы. Валите лес, сейте больше зерна. Мне войско кормить надо. Чем больше посеете, тем больше самим останется. Поняли меня, почтенные? Вам тут чин старосты светит, если вы понятливыми окажетесь, и двадцатая часть дани в ваш карман пойдет.

— Так что, даже грабить не будете? — удивились уважаемые люди.

— Будем, — утвердительно кивнул князь. — Обязательно будем. Но только те роды, которые еще глупее вас окажутся. Собирайтесь, гонцами к ним поедете. Вам же лучше, если я войско отсюда уведу. Поняли?

— Поняли мы, — нестройно ответили владыки. — Тут самим жрать нечего, кое-где кору с деревьев уже объели. Того и гляди, ребра кожу проткнут, а тут еще войско твое кормить.

— Ну, а раз поняли, — продолжил князь, — то пошли в священную рощу клятву давать. Ну, или чему вы тут молитесь. Кстати, почтенные, мне еще проводник в земли лупиглян нужен. Мы их тоже своим посещением почтим.

— Это мы со всем удовольствием, — оживились голеншичи. — Пусть эти сволочи тоже дорогих гостей встретят. Не нам же одним радоваться.

* * *

В то же самое время. Константинополь.

Жизнь доместика Стефана понемногу входила в привычную колею. Он вернулся в дом, который все это время охраняли люди купца Марка. Старая рабыня Бана даже прослезилась от радости. Она медленно сходила с ума от одиночества в незнакомом городе, ведь даже речь ромеев была ей непонятна. Месяцы одиночества, в которых были только страшные воспоминания, так ведь и умом тронуться можно. Чтобы и, впрямь, не сойти с ума, она намывала хозяйский дом и приводила в порядок садик. Как умела, конечно… Но все равно, даже ее старания на ниве садоводства не смогли испортить настроение Стефану, который вернулся в дом, который успел полюбить всем сердцем.

А в столице царило радостное возбуждение. Победы Августа привели плебс в восторг, и среди славословий императору начинали проскальзывать осторожные похвалы в адрес императрицы Мартины, что было немыслимо еще год назад. Слухи из армии понемногу доползли и сюда.

На службе появление Стефана произвело настоящий фурор. Никому неизвестный писец, который стал доместиком в немыслимо короткие сроки, заключив договоры с двумя архонтами варваров, стал новостью месяца. Его обсуждали, на него показывали пальцем, к нему пытались подлизаться, просто на всякий случай. Его стали бояться… Тоже, на всякий случай. А он перебирал свои новые контакты так, как рачительная хозяйка перебирает крупу, отсеивая явный мусор. Он присматривался к людям, проверял их в мелких делах, ронял крохи какой-нибудь лживой информации, и потом оценивал, что и где всплывает. В общем, он занимался тем, чему его научила нелегкая жизнь и старший брат, который оказался весьма искушен в играх с людьми. А ведь Стефан, в высокомерии, свойственном всем имперским чиновникам, считал варваров примитивными существами, думающими лишь о золоте и выпивке. Они могли быть хитрыми и подлыми, как авары, но высокое искусство тонкой интриги было им недоступно. Для этого нужно было лишиться мужского естества и провести годы в специальной школе при дворце, где готовили нотариев. Вот где гадость лилась рекой! Стефану нужно выстроить несокрушимую линию обороны здесь, в этом дворце, ведь Августы нет в Константинополе, и когда она появится, было непонятно. Тут у него были союзники, на которых ему прямо указала императрица Мартина, а были и враги, на которых указала она же. А вот своя сеть информаторов была необходима, как воздух. Ведь именно информация рождает власть. Эта несложная истина была известна здесь каждому, кроме, пожалуй, мечников — исавров, охранявших Большой Дворец.

Он был интересен многим. Сам Великий Препозит[22] как бы случайно вызвал его по совершенно незначимому вопросу, и Стефан вновь ощутил себя куском мяса на рыночных весах. Декан Евгений поглядывал теперь на своего подчиненного с затаенным ужасом, потому что не знал, как с ним себя вести. До него дошли слухи о том, что этому парню благоволит сама Августа, а с такими вещами во дворце не шутили. Можно было и места лишиться.

Стефан же не оправдывал ожиданий, и вел себя скромно, погрузившись в работу с головой. Лишь иногда он позволял себе общение с теми, кого счел достойными своего доверия, подкидывая силикву[23] — другую за свежую сплетню. В костер дружбы нужно регулярно подкидывать поленья, иначе он может потухнуть. Вот и сейчас доместик Стефан беседовал с нищим нотарием из податного ведомства, которым руководил патрикий Анастасий. Тот самый, который ездил на переговоры с каганом в Гераклею. Евнух был невысоким, одет в протертую до дыр далматику[24], а его лицо с острым носом напоминало мордочку лисы. Он был привезен в столицу из предгорий Кавказа, а потому был чернявым и кареглазым, как и все тамошние жители. Его, словно в насмешку, при крещении назвали Василий, «царственный».

— Почтенный доместик Стефан, — подобострастно склонился евнух. — Я слышал кое-что интересное, и думаю, это может заинтересовать вас. Соблаговолите прогуляться со мной в дворцовом саду после третьей стражи.

— Хорошо, — важно кивнул Стефан. Он уже вошел в роль если не вельможи, то чиновника достаточно весомого, и вел себя соответственно. — Я приду. И если то, что ты скажешь мне, окажется интересным, я награжу тебя.

— Вы так щедры, доместик. Благослови вас Дева Мария! — евнух смотрел на него взглядом голодной собаки, которая все-таки питала надежду поесть сегодня досыта. Громкие победы императора не означали того, что в казне стало больше денег. Напротив, финансы Империи находились в предсмертном состоянии, и жалование изрядно задерживали, ведь император Ираклий все подати, полученные в Анатолии, тратил на войну. А сколько земель осталось у Империи тут, на европейском берегу? Да их, почитай, и не осталось вовсе.

После службы Василий ждал Стефана в саду, и когда тот вышел, засеменил рядом с самым почтительным видом. На его лице появлялось опасение, которое сменялось решимостью, которая вновь уступала опасению.

— Почему ты не рассказал мне все там, во дворце? — прямо спросил Стефан, когда они стали на открытой поляне, где их никто не мог подслушать. — Ты боишься, что тебя услышат?

— Боюсь, — поежился Василий. — Уж больно вести необычные. Страшно мне, уважаемый доместик. Но и молчать об этом деле я тоже боюсь. Я могу довериться только вам, ведь, по слухам, сама Благочестивая Августа обратила на вас свой божественный взор. Дело было так…

Загрузка...