Глава 44

Аудиенция у молодого Августа прошла на удивление пафосно и скучно. Молодой парнишка, который с трудом скрывал свое любопытство под маской напускного равнодушия, не вызвал особых эмоций у князя. Император Константин III ничем примечательным в истории не отметился, и умер молодым, сраженный туберкулезом. Он всегда жил в тени великого отца, и олицетворял его власть в столице, пока тот воевал с персами. Князя залили лестью с ног до головы, подарили кучу дорогих и ненужных подарков, а также торжественно вручили тогу и плащ римского патрикия, что подразумевало его неоплатный долг за эту немыслимую честь. Это была игра, в которую с удовольствием играли все варварские царьки. Даже великий Хлодвиг гордо щеголял в таком плаще, вызывая зависть у старой галльской аристократии. На этом аудиенция была окончена. У князя гораздо больший интерес вызвали колонны, высеченные из цельного порфира, огромные двери, выложенные слоновой костью, и две статуи богини Виктории, стоявшие по бокам от трона, чем невнятная личность, на этом самом троне сидящая. Впрочем, и сам трон был хорош. Камней и золота на нем было столько, что половину Константинополя можно было кормить целый год. Немыслимая роскошь дворца настолько резко контрастировала с убогой нищетой фракийских селений, что Самослав задумался, а стоит ли ему иметь дела с этими людьми. Их адекватность вызывала большие сомнения. Впрочем, она резко повысилась, когда в качестве ответного дара князь преподнес корчагу с медом, в которой лежала голова аварского кагана. Самослав не мог сдержать улыбки при виде перекошенных физиономий холеных царедворцев. Юный император с трудом удержал тошноту, когда евнухи с поклонами поднесли ему подарок недалекого варвара. Тем не менее, император благосклонно кивнул и состроил любезную физиономию, делая вид, что очень доволен увиденным. Он за всю церемонию не проронил ни слова, за него вещал специальный глашатай. Царедворцы жгли Самослава взглядами, не стесняясь. Они хотели понять, как эта новая фигура изменит расклад сил в Империи. А в том, что она его изменит, сомнений ни у кого не было. Подарок был с прозрачным намеком, а намеки в этом дворце понимали на раз. Люди тут были весьма опытные.

Впрочем, парнишка, сидевший на троне, ничего не решал, он был всего лишь парадной куклой, а Самослав хотел обговорить свои вопросы с теми, кто обладал реальной властью. В городе правил Феодор, брат Ираклия и куропалат Империи, и именно с ним Самослав обсуждал будущее. Стефан переводил этот разговор, ведь латынь из Бургундии, которой владел князь, весьма сильно отличалась от африканского диалекта ромейского вельможи.

— Мое войско пришло за добычей, куропалат, — сказал Само, — и мне стоит большого труда его удержать. Ты и сам понимаешь, что пока я держу его одними обещаниями.

— Казна пуста, — поморщился Феодор, который оказался на редкость дельным мужиком. — Мы воюем почти двадцать лет.

— Вы давали полмиллиона кагану, — тонко улыбнулся князь.

— Откуда ты знаешь? — вскинулся Феодор.

— У меня в войске есть парень, сын одного из степных ханов, он слышал этот разговор своими ушами. Хочешь, я приведу его сюда.

— Не нужно, — хмуро засопел Феодор. — Не было у нас этих денег. Мы бы собрали все золото Константинополя для того, чтобы расплатиться. И сейчас таких денег нет, война все съедает.

— Ладно, — хлопнул ладонью по столу Самослав. — Я хотел потребовать сто тысяч, но этот твой Стефан уболтал меня на пятьдесят. Приятный парень, я не смог ему отказать. Меньше взять не могу, мне войско кормить нужно.

— По рукам, — кивнул Феодор с явным облегчением. Сумма была существенно ниже, чем он ожидал. — Мы дадим эти деньги.

— Это не все, — сказал ему князь. — Ты же не думаешь, что я такой добрый? Я проложу торговый путь через Фракию. Мои купцы будут торговать без пошлин, и это навсегда. Я открою тут торговый дом, и он не будет платить налогов.

— Купцы? Торговый дом? — раскрыл в изумлении рот куропалат. — Я не ослышался? Ты же воин! Торговля — удел ничтожной черни!

— Ты не ослышался, — с каменным лицом сказал князь, подавая ему свиток. — Вот свиток привилегий, которые я намерен получить.

— Так ты получишь куда больше, чем брал каган в виде дани, — задумчиво сказал Феодор, бегло пробежав свиток. — Может, мы будем давать тебе каждый год двадцать тысяч номисм вместо этого? Просто в подарок!

— Ты забываешь, что вдоль дороги уже висят на кольях воины из племени северов, — прозрачно намекнул Самослав. — Мне придется очистить от склавинов половину Фракии, и за это я и возьму твои двадцать тысяч. В год… Мне придется охранять земли вдоль дороги и поставить там три десятка постоялых дворов. Кстати, все они тоже будут моими, и не будут платить вам налоги. А вы заселите эти земли и снова пустите своих живодеров собирать налоги.

— Что ты хочешь покупать у нас? — спросил сраженный этой убийственной логикой куропалат. Ему было плевать на торговые привилегии чужестранцев и убытки имперских ремесленников. Ему нужен был мир любой ценой.

— Специи, ткани, ковры, — начал перечислять Самослав, — стекло, украшения, породистых лошадей из Аравии, овец с тонким руном, изделия из эмали. Да много всего! А из своих земель я повезу мех, мед и янтарь. Еще у меня отличное оружие, железо в слитках и льняные ткани. Я позволю идти к вам на службу германским наемникам. Ну, и платить я буду серебром.

— Ты будешь платить за наши товары серебром? — выпучил глаза куропалат. Империя задыхалась от отсутствия денег. — Это многое меняет.

— Смотри! — князь выложил на стол рубль, на котором были выбиты латинская и словенская надпись: «Рубль, одна треть солида».

— Мы же мастера к тебе послали, резчика с монетного двора, — вспомнил вдруг Феодор, изумленно разглядывавший массивный серебряный кружок. — А мы тут гадали, зачем он тебе понадобился! Отличная работа!

— Я передам мастеру, — улыбнулся князь.

— Я согласен! — решительно ответил Феодор. — Пятьдесят тысяч сразу, по двадцать ежегодно, и мы дадим грамоту на беспошлинную торговлю по всей Империи. А за это ты освободишь Фракию и Грецию.

— Об этом мы не договаривались, — покачал головой Самослав. — Разбирайтесь со своими проблемами сами. Я очищу старую римскую дорогу от Сингидунума до Константинополя, и земли на день пути от нее. Там будут ходить мои патрули из всадников. Остальные земли освобождайте сами. Я не стану класть своих людей за вас. У меня франки под боком.

— По рукам! — кивнул Феодор.

— Если что-то нужно, присылайте этого парня, — кивнул Самослав в сторону брата. — Он мне нравится. А этот ваш Георгий просто напыщенный дурак. Я думал, засну, пока он мне час талдычил про величие Империи.

— Хорошо, — кивнул куропалат, который глубоко задумался. — Мы договорились.

Холодный, изучающий взгляд куропалата Феодора сверлил доместика Стефана так, словно хотел провертеть в нем дыру. Ничего хорошего не было в этом взгляде, и Стефан чувствовал, как холодная струйка пота стекает между лопаток, приклеивая к спине ткань нижней рубахи. Совершенно омерзительное ощущение! Они с братом заигрались, это было ясно, как божий день. Стефан — по недостатку опыта, а Самослав — из-за глупого высокомерия человека будущего. Он все еще не мог отказаться от мысли, что люди этого времени по определению глупее, чем он. Правда, эта часть биографии князя его брату была неизвестна.

И вот прямо сейчас Стефан чувствовал, что если он скажет хоть слово, которое вызовет подозрение опытного политика, каким был куропалат, то следующим разговаривать с ним будет опытный палач. Благо далеко ходить не нужно, допросные камеры располагались прямо в подвалах Большого Дворца. И брат ему не поможет. Войско, нагруженное подарками и золотом, покинуло городское предместье сегодня на рассвете.

— В чем подвох, доместик? — ледяным тоном спросил его куропалат. — Ты что, стал другом этот варвара? Почему он притащил тебя на аудиенцию к Августу? Или ты сам попросил его об этом? Тогда ты сошел с ума и еще пожалеешь о своей наглости.

— Мы много времени провели вместе, сиятельный, — осторожно подбирая каждое слово, ответил Стефан, — ведь я прожил в его землях больше месяца. Архонт весьма любопытен, и мы много беседовали о самых разных вещах. Наверное, поэтому он благоволит мне. Ну, а что в этом плохого? Ведь именно для этого я и был послан в те земли патрикием Александром.

— Что его интересовало? — спросил Феодор, не отводя недоверчивого взгляда.

— Буквально все, сиятельный, — пояснил Стефан. — Начиная с того, как устроен двор Августа, и заканчивая ценами на рынке.

— Зачем ему это? — изумился куропалат. — Он что, и правда, торговец?

— Да, сиятельный, — склонил голову Стефан. — У него огромные залежи соли, и самый большой рынок в тех землях. Архонт весьма сведущ в торговых делах.

— С ума сойти, — куропалат потрясенно замолчал. — Никогда не слышал, чтобы варварский царек занимался такими вещами. А серебро? Откуда у него серебро? Он же свою монету бьет!

— Его земли богаты, сиятельный. Там есть железо и серебро, не только соль.

— А та сумма, что он попросил? — Феодор обвинительно выставил вперед палец. — Где это видано, чтобы варвар потребовал меньше, чем хотел сначала. Они ведь ненасытны, как голодные шакалы! Ты в сговоре с ним? Он подкупил тебя?

— Тогда сумма была бы больше, а не меньше, сиятельный, — робко поправил его Стефан. — В чем моя вина?

— А… ну да, — совершенно растерялся Феодор. — Но я все равно чувствую себя так, словно меня обманули. Как ты уговорил его снизить цену?

— Все очень просто, сиятельный, — сердце Стефана совершило очередную попытку выпрыгнуть из груди. — Я сыграл с ним на эти деньги, и он проиграл.

— Ты поставил на кон пятьдесят тысяч солидов? — тихо, но очень отчетливо произнес Феодор. — Ты совсем дурак? А если бы ты проиграл?

— Тогда вам пришлось бы заплатить сто пятьдесят тысяч, сиятельный, — посмотрел ему прямо в глаза евнух.

— Признайся, доместик, ты сумасшедший? — все так же тихо спросил брат императора. — Признайся, и я отпущу тебя с богом. Грешно обижать тех, кого уже наказал господь.

— Но я же выиграл! Я хотел сохранить деньги императорской казны! — с обидой в голосе произнес Стефан. Его посетило вдохновение, то самое вдохновение, когда даже самое отчаянное вранье сходит за чистую монету. Секрет вдохновения был прост, доместик очень не хотел попасть на дыбу. А как метко сказал братец Само, чтобы в ложь поверили, она должна быть совершенно чудовищной.

— Просто в его землях очень любят играть в шахматы, — затараторил Стефан. — Я вас научу, сиятельный, если вы захотите. А госпожа Любава, которая сейчас занимает должность вроде нашего Комита Личного Имущества[48], очень неплохо играет. Она и меня научила. А князь, если строго между нами, играет очень и очень средне. Но он об этом не знает, потому что ему все поддаются. Так что риск был минимальным, да и, честно говоря, в случае проигрыша вы бы все равно ни о чем не узнали, и заплатили бы эти деньги. Так что лично я ничем не рисковал. Уф! — вытер он пот со лба. — Теперь вы знаете все, сиятельный, и я полностью в вашей власти.

— Человек, который отрезал башку аварскому кагану, занимается торговлей, — потрясенно сказал куропалат, который прослушал всю эту ахинею с открытым ртом. — Баба из племени склавинов — комит имуществ! Если она еще окажется грамотной, то меня хватит удар! Дворцовый евнух ставит на кон годовой доход целой провинции… Господи, помилуй! Как скучно я живу! Мы сохранили гору денег благодаря тебе, но я все равно чувствую, что нас ограбили, и пока не понимаю, как. А это меня пугает больше всего. Я сначала хотел отдать тебя палачу, а теперь должен щедро наградить. Я и сейчас хочу отдать тебя ему, но Августа меня сожрет живьем, ведь ты же опять отличился. Тебе есть, что сказать, доместик?

— Да, сиятельный, — робко ответил Стефан. — Госпожа Любава читает и пишет на нескольких языках. А уж как она считает в уме! Такого я вообще никогда не видел!

— Иди с глаз моих, доместик Стефан, — простонал куропалат Феодор, — и не попадайся хотя бы пару недель.

Стефан осторожно прикрыл за собой массивную резную дверь и пошел по коридору, не чувствуя под собой ног. Кажется, получилось! Он выкрутился! Но больше нельзя совершать подобных ошибок, иначе его просто разорвут в клочья.

— Кувшин ледяного хиосского будет в самый раз, — сказал Стефан сам себе. — И запеченная утка, фаршированная инжиром, с горчичным соусом. И полдюжины жареных воробьев в острой подливке. А потом сыр и финики. И медовый пирог. Я это заслужил! А потом еще кувшин хиосского! Или два! А на службу я завтра не пойду, болеть буду. И правда, ну что они все мне теперь сделают?

* * *

За полгода до этих событий. Зима 627 года. Ратисбона. Земли герцога Гарибальда II.

Столица Баварии неимоверно разрослась за последние годы. Подгнивший частокол сменили крепкие стены с башнями, а валы вокруг были насыпаны поверх деревянных клетей, туго забитых землей и камнями. Герцог переехал в новый дом, который был куда больше старого, и даже город стал более упорядоченным, с каким-то подобием улиц. Да и свиньи теперь по нему не бегали, герцог категорически запретил пасти их внутри стен. Ледяная корка сковала землю, а потому скакать было одно удовольствие. Кони взбивали копытами сухой снежок, дробным топотом предупреждая о себе окрестности. Впрочем, тут это никого не взволновало. Войны давно не было, а словенский князь был другом и торговым партнером герцога. Половина Ратисбоны в той или иной степени была завязана на Большой Торг. Отряд новгородского князя был пропущен в город беспрепятственно, а стражники приветствовали словен кивками и легкими поклонами в сторону правителя вендов. Многие из воинов были знакомы, и с охраной князя пьянствовали не раз.

Огромный сарай с чудовищно высокой крышей и был дворцом герцога. Тот был уже немолод, и новомодных изысков не признавал, сделав всё так, как делали предки. Его дом был под завязку забит добром, а стены сплошь увешаны коврами. И нарядно, и тепло, и люди завидуют! Беспорядочное нагромождение резной мебели, светильников и сундуков подчеркивало резко выросшее благосостояние местного монарха и его жены, которая стояла рядом с мужем, растянув в приветливой улыбке лошадиное лицо. Герцогиня Гайла была увешана золотом так, что рябило в глазах, но по местным меркам все это великолепие считалось признаком неописуемой красоты, а потому служило объектом самой черной зависти простолюдинов. Тринадцатилетний принц Теодон стоял рядом с отцом и выжидательно смотрел на своего будущего тестя. Обычно тот приезжал с подарками.

— Само, здравствуй! — Гарибальд раскрыл медвежьи объятия, чуть не сломав гостю ребра. — Пойдем к столу!

— Я привез настойку, — с намеком сказал князь. — Владыка Григорий лично благословил. По его секретному рецепту сделано.

— Да? — обрадовался герцог. — Хорошая штука. Я слышал, в церкви вином причащают. Ну и дураки! Надо этой настойкой причащать, у меня половина дружины сразу бы крестилась!

И герцог гулко захохотал, жутко довольный собственной шуткой. В этих землях владыку Григория сильно уважали, особенно настойки, сделанные по его рецептам. Его авторитет был просто недосягаем для прочих церковных иерархов. Видимо, он находил какой-то свой, особый путь к сердцам язычников, о чем свидетельствовало большое число новообращенных.

— Так ты, говорят, башку кагану отрезал? — поинтересовался герцог, когда первый кубок сгинул без следа в его бездонной глотке.

— Отрезал, — подтвердил Само. — В горшок с медом положил и в Константинополь пошлю. Пусть император порадуется.

— Отомстил, значит, за мою тещу, — благожелательно посмотрел на него Гарибальд. — Доброе дело сделал, мы жертвы богам за твое здоровье принесли.

— А что случилось с твоей тещей? — от удивления князь даже перестал есть. — Не мстил я за нее. Да и не слышал о ней никогда. Прости, Гайла!

— Ты не слышал о герцогине фриульской Ромильде? — выпучил глаза Гарибальд.

— Да имя вроде знакомое, — попытался вспомнить Самослав. — Мне Гразульф, герцог Фриульский, что-то такое начинал рассказывать, да не закончил, заснул мордой в еде. Ее убили, кажется.

— Ты не знаешь эту историю? — с восторгом заревел Гарибальд, а герцогиня вздохнула с видом мученика. Видно, она все это слышала раз сто. — Наливай, и я тебе сейчас ее расскажу!

— Рассказывай! — откинулся на спинку кресла князь, по жилам которого потекло приятное тепло. Григорий и, впрямь, был кудесником, настойка у него получалась необыкновенно мягкой.

— Пятнадцать лет назад Фриуль осадили авары. Баян второй пришел, брат того, кому ты голову отрезал. Герцог Гизульф, этот дурень, вышел в поле и сложил свою головушку, а Ромильда, значит, заперлась в крепости. Ну, и дети с ней — Тассо, Какко, Гримоальд, Радоальд, Аппа и Гайла моя. Сидит она значит в осаде, сидит… Хорутане на стены лезут, а она им на головы кипяток льет. В общем, всем весело. Сидит она в осаде еще месяц, сидит два и видит, что в городе жратва-то заканчивается, а авары никуда уходить не собираются. Ну, и решила она по старому обычаю поступить…

— Что за обычай? — спросил Самослав.

— Ну, когда у германцев вождь в бою погибает, — пояснил герцог, — то его вдова младшей женой победителя становится. Он те земли себе забирает, а люди из нового рода под его руку идут. И все остаются довольными, кроме вдовы. У нее, как раз, все самое веселое только начинается. Ну, да кого эти бабы волнуют!

— И каган согласился? — удивился князь.

— Согласился, конечно, — кивнул Гарибальд. — Только когда он ночь с ней провел, то передумал и воинам ее отдал. Говорят, с ней человек сто позабавилось.

— А почему он ее в жены не взял? — спросил Само.

— А ты сам-то как думаешь? — герцог опасливо скосил глаза на ненаглядную женушку, которая сидела рядом и крушила крепкими зубами кабанью кость. — Оказался недостоин ее неописуемой красоты, конечно. Чего глупые вопросы задаешь?

— Так она от этого умерла? — задумчиво сказал Самослав. — Несчастная женщина.

— Да вот и не угадал! — Гарибальд с шумом влил в себя еще один кубок. — Хрен бы ты ее такой ерундой убил. Умерла она от того, что он велел ее на кол посадить! Смешно, правда?!

И герцог снова захохотал, вспоминая эту веселую историю[49].

— А ты свою тещу нашел? — спросил он у князя, когда закончил смеяться над собственным рассказом. — Ты вроде хотел найти ее и в жертву богине принести.

— Нет, не нашел, — коротко ответил Само.

— Все ищут свою родню, чтобы убить, — помотал кудлатой головой Гарибальд. — Ты ищешь, Хлотарь ищет…

— Кого Хлотарь ищет? — напрягся вдруг Самослав.

— Так Хильдеберт, правнук старухи Брунгильды, сбежал! — непонимающе посмотрел на него герцог. — Король Теодорих Бургундский[50] от поноса помер, а его сыновей Сигиберта и Корба по приказу Хлотаря зарезали. Меровей крестником Хлотаря был, его в Нейстрию увезли, и он там сгинул. А младший, Хильдеберт, исчез без следа. Его верные люди из страны вывезли.

— А куда вывезли? — впился в Гарибальда Само. — Где он сейчас?

— Так никто о нем уже лет пятнадцать ничего не слышал, — ответил Гарибальд. — Может, помер, а может в Константинополе сидит, как самозванец Гундовальд[51]. Ему тогда еще мамаша Хлотаря, Фредегонда, деньжат засылала, чтобы он чудил посильнее. Ох, и навел он шороху тогда! Вся Галлия бурлила.

— Да-а, интересные истории ты рассказываешь, брат, — задумчиво ответил Самослав. В его голове начала выстраиваться еще одна интересная комбинация. — Я к тебе ненадолго, через пару дней уеду. Дела кое-какие появились.


Конец.

Загрузка...