Князь из будущего ч.2

Глава 25

За три недели до этого разговора. Окрестности Руана. Нейстрия.

Неспешный плеск вёсел далеко разносился по речной глади, подернутой нежной дымкой утреннего тумана. Плеск рыбы, схватившей жука, упавшего с ветки, да пение птиц — вот обычные звуки в это время. Небольшие деревушки, разбросанные по берегам реки, спали сном праведника. Ведь еще не пропели петухи, а солнце пряталось за горизонтом, крася в розовый цвет взбитый пух облаков. Легкий ветерок качал кроны огромных дубов, растущих по берегам, а шелест листвы убаюкивал неспящих гребцов. Длинные корабли непривычного вида с высоко поднятой кормой и носом шли вверх по Сене, повторяя капризные изгибы ее русла. Острые носы резали воду, словно ножи, разгоняя тугую волну, неспешно затухающую у сонного берега. Первый корабль был украшен резной головой дракона, показывая всем, что именно на нем плывет ярл. Паруса были спущены, ни к чему они здесь, да и ветер сегодня не помощник, он дует прямо в лицо Эйнару, который пристально вглядывается вдаль. Руль на корме ведет тяжелый корабль, где четыре десятка гребцов ворочают веслами так, словно не люди они, а какой-то точный механизм. Казалось, воины и дышат в унисон, толкая драккар вперед по безмятежному зеркалу реки. Дорога в эти земли была уже известна, ведь осенью ярл Эйнар приходил на местный торг, где неплохо сбыл меха. Торговля — это хорошо, но зачем торговать, если можно взять бесплатно? Особенно здесь, в тихом зажиточном захолустье, куда даже воинственные бретоны больше не ходят, устрашенные силой франков.

В песчаный берег, где стояли лодки горожан, привязанные к кольям, со скрипом врезались острые днища кораблей. С их бортов начали молча прыгать в воду крепкие бородатые мужики с топорами и копьями. Они тащили грубо сколоченные лестницы, которые изготовили из жердей, срубленных выше по течению. Воины побежали к городским воротам, не обращая внимания на дома в небогатом предместье. Они сюда вернутся потом, когда возьмут город. Стены в два человеческих роста высотой десяток воинов перемахнул мигом. Двое франков, дремавших на воротной башне, встрепенулись было, но поздно. Лезвие топора, летящее в голову — это было последнее, что они видели. Ворота со скрипом отворились, впуская в город ужас, неведомый до этих пор.

Истошный крик воина пробудил спящий город, и на улицу посыпались сонные обыватели. У многих в руках было оружие. Графская стража была изрублена в первые же минуты, а по улочкам города разлилась безжалостная орда из четырех сотен викингов. Все, кто пытался оказать сопротивление, были убиты на месте. Кое-где соседи сбивались в кучки, пытаясь задержать неукротимый поток ярости, но все было тщетно. Сомкнутый строй копейщиков, укрытый щитами, сносил горожан за считанные мгновения.

— Снорри! Веди своих к церкви! — ревел ярл, который тряс окровавленным мечом. — Скольм! Хедин! К дому епископа! Да не трогайте вы баб, дурни! Успеете еще!

Викинги с хохотом задирали юбки визжащим от ужаса горожанкам, валили их на землю и насиловали тут же, наскоро утолив похоть. Только приказ ярла остановил их. Но не жалость двигала Эйнаром, вовсе нет. Сначала дело, а развлечения потом. В городе полно еды и вина. Они сначала вырежут всех, кто способен оказать сопротивление, а уже потом повеселятся, как следует.

Двери церкви затрещали под ударами топоров. И вот уже вскоре из городской базилики вытащили кресты, кадила и ободранные оклады икон. Перепуганный до икоты дьякон, которого волокли за бороду, дрожащими руками открывал кладовые с припасами и вином. Прихожане не забывали церковь, щедро одаривая ее.

— Тащи все к кораблям! — орал ярл. — Вино не трогать! Это потом! Епископа нашли?

Перепуганного старца, которого вытащили из собственной постели, приволокли к Эйнару и бросили перед ним на землю. Тот в ужасе крестился, не в силах вымолвить ни слова. Давно, очень давно эти земли не видели войны.

— Где золото, старик? — раздвинул губы в жуткой улыбке Эйнар. — Говори, где ты спрятал золото?

— Господь покарает тебя, нечестивец! — еле выговорил тот дрожащими губами. — Ведь это храм божий!

— Тор и Один защитят меня от твоего бога, — убежденно ответил ярл. — Я слышал, что он добровольно пошел на смерть, вместо того, чтобы самому убить своих врагов. Так кем ты хочешь меня напугать, старик?

— Он покарает тебя! — убежденно сказал епископ. — Гореть тебе в адском пламени!

— Огня! Эта старая сволочь не хочет говорить, где золото! — заорал Эйнар. — Трюгги! Подпали ему пятки!

Старый человек запирался недолго, и уже вскоре тяжеленный сундук с епископской казной принесли Эйнару вместе с ключом. Тот с удивлением покрутил железяку в руках, но когда епископ трясущимися руками отомкнул замок, восхищенно зацокал языком. В этих землях еще были мастера, не забывшие старинное римское ремесло.

В сундуке лежала золотая и серебряная посуда, воинские браслеты, фибулы, кольца в мешочках и кошели с монетой. Тремиссы[9] франков и имперские солиды лежали отдельно, увесистой тяжестью радуя нового хозяина.

— Молот Тора мне в задницу! — восхищенно заорал Эйнар. — Парни, тащите из этого дома все, что есть! Чую, там еще много добра!

Крепкие дубовые двери были изрублены топорами, и кладовые епископского дома опустошили в считанные минуты. Из сундуков на свет божий достали драгоценные меха, бережно переложенные полотном, рулоны разноцветных тканей и бронзовые светильники. Неслыханное богатство для данов, не избалованных таким великолепием. А из дома тащили гобелены и резную мебель, которая сама по себе была немалой ценностью.

Викинги несли добро и из остальных домов, что давали хоть какую-то надежду на поживу. Там, где оказывали сопротивление, рубили без пощады всех. Королевский граф лежал в луже собственной крови. Он был добрым воином и отбивался мечом, зарубив двоих данов, но брошенное крепкой рукой копье пробило его насквозь. Его дом тоже был ограблен, а изнутри раздавались истошные женские крики.

— Проклинаю! — прошептал пересохшими губами епископ. — Проклинаю тебя, нечестивый язычник!

— Сдохни, колдун! — заревел ярл, и одним ударом расколол голову епископа. Он плюнул на труп старика и удовлетворенно сказал: — Отец говорил, что если колдуна убить, его колдовство не будет иметь силы! Тор благоволит нам сегодня! Вот это добыча! Окрестные ярлы удавятся от зависти! Скольм, собирай парней! Гоните трэллей к реке!

— А с городом что будем делать, ярл? — деловито спросил Скольм, крепкий парень лет двадцати пяти, его племянник по жене.

— Да сжечь тут все! — сплюнул Эйнар. — Или ты решил забрать его с собой?

К кораблям тащили мешки с зерном, волокли скотину и катили бочки с вином. Сегодня будет поминальный пир. Ведь пятеро воинов — данов ушли сегодня в Вальхаллу, их нужно проводить достойно. Десять рабов франков будут сопровождать их на этом пути. Их принесут в жертву богам.

А в лагере начался дикий разгул. Воины, утолившие ярость в бою, лили в глотки вино, и веселье нарастало с каждой минутой. Истошно орали бабы, когда викинги начали валить их на землю. Мужчин, пытавшихся отобрать жен и дочерей у озверевших воинов, резали на месте. Столько трэллей все равно ни к чему, корабли и так будут черпать воду бортами, перегруженные добычей. С собой возьмут лишь десяток-другой баб посмазливее, чтобы не так скучно было в пути. Ведь если морской бог Эгир будет благосклонен и поможет попутным ветром в паруса, то они будут дома дней через семь-восемь, покрывая по двести миль в день. А судя по всему, боги благосклонны к ярлу Эйнару. Никогда еще даны не брали такую богатую добычу. Никогда еще столько добра не приносили из походов викинги. Франки — добрые воины, но разве даны пришли воевать? Нет, они пришли грабить. Ведь закадычный друг Вышата сказал тогда ярлу:

— Эйнар, друг мой! Не гневи богов, иначе они отнимут твою удачу. Взял добычу и уходи. Жадность — причина бедности. Ты придешь туда еще, но у тебя будет не десять кораблей, а пятьдесят. И тогда добыча будет совсем иной!

Ярл много думал над его словами, когда острый нос драккара целыми днями резал морскую волну. Большой соблазн пойти дальше и пограбить еще. Но вдруг Вышата прав, и боги отвернутся от него, отняв удачу? Нет, Эйнар умнее, чем конунг Хигелак. Он не будет ждать, когда придут франки. Он уйдет домой завтра же.

Май 625 года. Аквилейская гавань (в настоящее время г. Градо, область Фриули-Венеция-Джулия, Италия).

Небольшой островок в бывшей гавани Аквилеи — это все, что осталось от прежнего величия после разгрома здешних мест сначала готами Алариха, потом гуннами Аттилы, а затем — лангобардами. После последнего нашествия четвертый город Империи так и не оправился, и практически перестал существовать, если не считать существованием несколько сотен оборванцев, что ютились в руинах театров, бань и дворцов знати. На месте гигантского города образовалось несколько поселений. Остатки жителей Аквилеи жались вокруг базилики, которую варвары пощадили, опасаясь мести распятого бога. Двести тысяч человек жило здесь когда-то, а теперь руины помпезных некогда зданий уходили в бесконечность, приводя в трепет Григория и его спутников. Малая часть горожан укрылась на островке в гавани, там, где раньше были морские купальни для богачей. Это место называли Градо. Как всегда и бывает, даже в этих руинах шла непрерывная борьба за власть. Епископы Аквилеи объявили себя Патриархами, считая римских пап схизматиками. Глядя на них, прелаты Градо не стал отставать, и тоже стали Патриархами, породив головную боль для всех римских пап на ближайшие восемь столетий. Эта бурная религиозная жизнь никак не улучшила жизни местного населения, истерзанного постоянными эпидемиями и грабежами. Теперь потомки беглецов прозябали в нищете, перебиваясь ловлей рыбы в окрестных водах. Они смогли уцелеть, ведь ни гуннам, ни лангобардам даже в голову не пришло переплыть пролив шириной в сотню шагов.

Рыбаки провожали изумленным взглядом истинное чудо, которого не видели здесь уже много лет. Имперский дромон[10] причалил в старом порту, который еще не тронуло время. Защищенная от штормов гавань служила Империи многие столетия, принимая корабли с египетским зерном и карфагенским маслом, в свою очередь, отправляя в провинции толпы связанных варваров, которых вели сюда победоносные легионы. А теперь из разоренной земли звероподобные герцоги лангобардов гнали римлян на продажу в Бургундию, где регулярные вспышки чумы и оспы убивали крестьян тысячами. Благодатные земли севера Италии пустели, понемногу заселяясь германцами и словенами.

— Преосвященнейший! — с нескрываемым испугом обратился к Григорию капитан корабля. — Вы уверены, что вам нужно именно сюда? Может быть, лучше высадиться в Равенне?

— Уверен! — сказал Григорий, на груди которого болтался массивный серебряный крест. Идти в Равенну, чтобы потом пробираться через половину Италии, раздираемой междоусобицами германской знати? Нет уж, увольте!

К берегу подскакал десяток всадников в броне, которые вопросительно уставились на огромный корабль с двумя рядами весел по бокам. Григорий вытащил из-за пазухи серебряную пластину с выбитой на ней звездой и показал всадникам. Те ударили кулаком в грудь и склонили головы.

— Причаливай, нас уже ждут, — дал команду Григорий.

— Помоги нам, господи, — прошептал капитан. — Дикие земли, как есть дикие!

Сотня людей вышла на берег, с опаской поглядывая на руины порта. Кое-кто из женщин начал плакать, прижимая к себе детей. Три десятка ремесленников из императорских мастерских с семьями было отдано по договору архонту склавинов. И за эту помощь княжеству придется заплатить немалой кровью. Вслед за людьми сгрузили мешки с их пожитками и инструментом, а самыми последними — сундуки с книгами, неслыханным сокровищем, которое в этой толпе не имело ценности ни для кого, кроме епископа Григория. А к берегу уже подъезжала целая кавалькада телег под охраной полусотни всадников с бритыми подбородками и вислыми усами.

— Боярин! — полусотник княжеской охраны ударил кулаком в грудь. — Можно выступать. Отсюда до Солеграда две недели пути через перевал. Герцог Гразульф даст охрану и еду до самой границы. А от Солеграда на ладьях поплывем, я уже послал гонца, он предупредит жупана.

— Тогда чего мы ждем? — посмотрел на него Григорий. — Пора в путь!

Воин дал отрывистую команду, и в телеги начали грузить котомки, мешки, сундуки, ящики и малых детей. Телеги со скрипом двинулись, а ромеи, которые пугливо смотрели по сторонам, пошли рядом. Дети, сидевшие на кучах пожитков, с любопытством крутили головами, поглядывая на груды камней, бывшие когда-то домами. На руинах уже выросли деревья, разорвавшие своими корнями каменную кладку старинных стен. В центре города дома были целыми, и в них жили люди. Небольшие стада коз паслись в развалинах, густо заросших травой и кустарником. Дома были отремонтированы уцелевшими жителями, а то и сложены заново, благо камень — это единственное, чего было здесь в избытке.

В этой земле установился хрупкий мир. Аквилейские епископы нашли общий язык с герцогом Гразульфом, который был арианином. У них был общий враг — Империя и римские папы, а потому горожане вздохнули спокойно, начиная наслаждаться плодами мирной жизни. И, впрямь, эта земля была истерзана до того, что даже простое отсутствие войны казалось немыслимым благом.

Григорий, проезжая по этой стране, видел робкие ростки жизни, которые начали пробиваться сквозь то чудовищное опустошение, что перетерпела когда-то цветущая имперская провинция. Ведь еще были живы люди, которые помнили времена владычества константинопольских императоров. Небольшие деревеньки на месте старых поселений, где лангобарды, гепиды и готы жили вперемешку с римлянами, были обычным делом. Немало было и словенских сёл, жители которых двигались на юг из предгорий Альп, осторожно, шаг за шагом, заселяя пустующие земли. Там, на северо-востоке, хорутане построили город Крн, а вокруг него образовалось целое княжество[11]. Язычники захватили те земли, превратив римское население в рабов. И даже само слово «крещеный» — «крщен» на словенском, в том княжестве стало означать раба. Жизнь там была непроста, и хорутане продолжали уходить на юг, туда, где тепло. Герцог фриульский был неглуп, и не устраивал бессмысленной бойни. Вместо этого он установил разумный размер податей для пришельцев, позволяя им обихаживать брошенные когда-то пашни, усеянные костями их старых владельцев. Здесь сейчас жила едва лишь пятая часть людей от того, что было в старые времена, но двадцать-тридцать лет мира исправят это, вновь наполнив жизнью благодатные земли Италии.

Завидев крест на груди Григория, многие кланялись, а тот благословлял людей, не обращая внимания на ненавидящие взгляды ариан и язычников. Им еще предстоит дойти до римского города Форум Юлия, который варвары назвали Фриулем, а потом по горной дороге подняться к руинам Агунтума, где пятнадцать лет назад аварская конница и словенская пехота наголову разбили Гарибальда второго, герцога Баварии. А там уже и рукой подать до Солеграда, где их ждут корабли. Григорий улыбнулся в предвкушении. Он только что понял, что его настоящей родиной является именно Новгород, а вовсе не бургудский Санс. Там, в Новгороде, было все, что ему дорого. И это новое знание крайне удивило епископа Григория.