Князь Семен Пожарский и Конотопская битва

Последний русский богатырь

Каждое время рождает своих героев. Князь Семен Романович был рожден для военной службы и ратных подвигов. Он был достойным представителем славного рода Пожарских. С его памятью судьба распорядилась несправедливо. Защитник земли Русской, воспетый в народной песне, он был обречен на долгое забвение. Пришло время вспомнить о нем, вернуть ему доброе имя, очистить от лживых наговоров и клеветнических суждений несведущих людей, возомнивших себя знатоками тех трагических событий.

Ни портретов, ни словесных описаний внешности князя Семена Романовича Пожарского не сохранилось. Из различных документов перед нами предстает человек сильный духом, статного вида, способный к военному делу, смелый и инициативный, всегда привыкший действовать самостоятельно. Конечно, Пожарский не был большим полководцем, никогда не командовал главными силами русского войска и не выигрывал генеральных баталий. В нем мы видим скорее лихого гусарского полковника, предводителя дружины, храброго и неутомимого, в любом деле действовавшего быстро и решительно. Он любил дерзкие и стремительные конные атаки, всегда шел в бой впереди своих воинов. Человек гордый и мужественный, по выражению С. М.Соловьева, он «был одинаков и на поле битвы и в плену».

Действия Пожарского под Конотопом нельзя считать легкомысленной авантюрой, их можно объяснить целесообразностью и крайней необходимостью разведки. Нерешительность Трубецкого могла привести к непоправимым последствиям. Главнокомандующий не имел представления ни о численности врага, ни о расположении его сил. В такой ситуации можно было либо бездействовать и ожидать новых неожиданных ударов врага по русскому лагерю под Конотопом, либо кому-то «вызвать огонь на себя» — рискнуть, ввязаться в сражение, выманить противника в поле. В этом случае инициатива Пожарского объяснима и оправдана. Князь действовал как опытный военачальник небольшого мобильного отряда, который идет в бой, понимая, что своей возможной гибелью он может спасти основные силы армии. «Я-де еду с своим полком и проведаю, каковы люди, болшие и малые, а что буде видя против себя, и учиню с ними брань. ив тое время мне о сем помощь учини», — заявил он Трубецкому. Если бы Пожарский не сделал этого, внезапное нападение многочисленного неприятеля могло привести к полной катастрофе — гибели всей армии Трубецкого, атакованной и окруженной татарами и казаками под Конотопом.

Пожарский видел свою задачу в разведке боем, что он и сделал, пожертвовав собой и своими воинами ради спасения всего русского войска. Его действия, а также оборона Ромодановским переправы у Сосновки, позволили Трубецкому выиграть время и подготовиться к отражению нападения многочисленного врага. Подвиг князя Пожарского и его бойцов достоин того, чтобы занять свое место в анналах славной военной истории России.

Всю свою жизнь князь был на государевой службе, в боях и походах, в разъездах и стычках, как и многие аристократы той неспокойной эпохи. Русская знать времен Алексея Михайловича была мало похожа на фальшивые хрестоматийные образы длиннобородых, толстых и вечно дремлющих бояр. Ежегодные набеги крымских татар, войны с Речью Посполитой, Швецией, Османской империей, украинскими мятежниками требовали от «служилых людей по отечеству» постоянной готовности к походу. При таком ритме жизни немногие доживали до старости. Дни и ночи в седле, покрытые ранами от сабельных ударов и татарских стрел, они скромно выполняли свой воинский долг, защищая родную землю и не задумываясь о земной славе.

Историк С. М. Соловьев не зря назвал семнадцатое столетие «Богатырским веком». Это потом, на смену ему пришла Новая эпоха, эпоха «шляхетства» и рекрутчины, регулярных армий и немецкого засилья, презрения ко всему русскому и забвения церкви. С князем Пожарским уходила в прошлое Святая Русь, эпоха русских богатырей.

Вскоре после своей гибели князь Семен Пожарский был причислен к лику местных святых. Уникальное сообщение австрийского посла А. Мейерберга об учреждении местного почитания князя Пожарского подтверждается русскими письменными памятниками. В приложении к одному из списков Летописного свода 1652 г. имеются тексты тропаря и кондака, специально составленных «новому страстотерпцу… благоверному князю Симеону Пожарскому»[241]. По неизвестным причинам почитание князя Пожарского незаметно убрали из богослужебного календаря где-то в петровское время.

Желание опорочить гордого и бесстрашного воина возникло у некоторых лиц сразу после его гибели под Конотопом в 1659 году. Вероятно неукротимый нрав и богатырская сила Пожарского раздражали многих. Он привык действовать напористо и решительно. В бою Семен Романович бывал азартен и беззрасудно смел, порой забывая об осторожности. Своим честолюбием и высокомерием он восстановил против себя многих вельмож. Однако при жизни князя мало кто рискнул бы ему перечить. Известны только две попытки местничества с ним, причем одним из участников местнического спора был представитель младшей ветви Пожарских — князь Иван Дмитриевич Пожарский, сын героя 1612 года, князя Дмитрия Михайловича.

Дипломатическими талантами Семен Романович не отличался: он не проявлял изворотливости, не заключал сделок, не шел на компромисс, не унижался перед родовитыми боярами. После его смерти появилось не мало клеветников, из тех, кто хотел опорочить нового русского святого и лишить его доброго имени. Однако далее всех пошел упомянутый австрийский посол А. Мейерберг, сильно раздраженный неудачей своей дипломатической миссии в Москву. Уличая русских в грехах и пороках, он, без всяких на то оснований, обвинил Пожарского в убийстве жены (!).

«В 1659 году пал, в передовом полку, в сражении с польским, казацким и татарским войском князь Семен Романович Пожарский. Потомок Ивана, второго сына Всеволода, князя Московского, человек, отягченный безчестными делами и преступлениями и недавно снискавший себе дурную известность убийством жены; и Алексей Михайлович торжественно причислил даже его к мученикам, и в честь его ныне бывает особенное богослужение в церкви»[242].

На самом деле вдова князя Семена Романовича — Евдокия Васильевна Пожарская (в девичестве Третьякова) на сорок лет пережила мужа и скончалась в Московском Ивановском женском монастыре около 1700 года, когда ее земли отошли названному монастырю[243]. Этот факт, также как отсутствие малейшей информации о «противоправном поведении» Пожарского в документальных источниках, приводят к выводу о том, что Мейерберг писал со слов недоброхотов князя. Слова эти являются не более, чем клеветой и не находят подтверждение в источниках.

Комментируя реплику А. Мейерберга о Пожарском, современный российский историк А.А. Булычев пишет: «Думается, что негодование Мейерберга, старательно передавшего в своих мемуарах самые грязные сплетни о Пожарском, вызывал не столько моральный облик новопрославленного князя, сколько сам факт существования у православных «схизматиков» подлинных святых. Именно последняя причина побудила его после филиппики по адресу С. Р. Пожарского еще с большим сарказмом обрушиться на преподобного Сергия Радонежского и сотворенные им чудеса»[244].

В истории есть немало примеров того, когда рядом с яркими и достойными людьми появляются завистники и клеветники, которые впоследствии пытаются опорочить известного и заслуженного человека. Зная благочестие царя Алексея Михайловича, превыше всего ценившего религиозно-нравственные принципы, трудно поверить в то, что человек «отягченный безчестными делами и преступлениями» долгое время — с 1647 по 1658 гг., мог находиться среди его ближайших друзей и сподвижников. Как было отмечено, Пожарский неоднократно упоминается в «Дворцовых разрядах» в числе двух-трех наиболее близких людей, приглашенных к царскому столу, сопровождает государя в поездках на богомолье, выполняет его самые сложные и ответственные поручения с присущей ему энергией и усердием. Прибегая к аналогиям, возможно не совсем уместным, заметим, что князя Семена Пожарского можно было бы назвать «русским д'Артаньяном». Это сравнение вполне логично. Оба лица жили примерно в одно и то же время, отличались неукротимой отвагой и энергией, верно и храбро служили своим государям и своей стране, прекрасно владели оружием, превыше всех материальных благ и привилегий ценили свою честь, честь и достоинство своего рода. Несомненно и то, что чувство личной чести у Пожарского, чести «в высокой степени индивидуализированной», было свойственно лишь немногим представителям московской элиты того времени. В этом смысле он человек двух эпох — наследник старых родовых московских традиций и представитель нового поколения энергичных и деятельных людей Нового времени, когда «родовая честь уступила сознанию аристократической корпоративной чести»[245].

Царь был человеком образованным и талантливым, он окружал себя сильными и примечательными личностями. Присутствие среди «избранного круга» Алексея Михайловича безнравственного, «неправедного» человека представить невозможно. Тем более трудно согласиться с тем, чтобы православная церковь, имея какие-либо порочащие сведения о Пожарском, позволила бы причислить его к лику святых.

Согласно «Новгородскому хронографу» князь Пожарский положил «душу свою за церкви божия и за благочестие великого государя и за православную христианскую веру… И той храбрый и терпеливый воин мучения кончину прият, и царству божию наследник бысть»[246].

Попытки отыскать тело князя Пожарского на поле битвы, предпринятые русскими служилыми людьми осенью 1659 года, успехом не увенчались, место его захоронения неизвестно.

Князя Семена Романовича Пожарского по праву можно назвать последним богатырем Московской Руси. Несмотря на все попытки отдельных лиц очернить его образ, в народной памяти он был и остался героем и мучеником за православную веру.