Кобра и наложница

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Она должна была спрятать книгу. Бадра посмотрела на свою толстую юбку и придумала. Через секунду пышные складки юбки легли на свое место.

Дверь открылась, и вошел Кеннет.

— Нашла еще что-нибудь интересное?

— О да. Но пока я возьму книгу мистера Диккенса, думаю, что этого хватит.

Он кивнул.

— Отлично. Почему бы тебе не почитать ее для меня?

— Читать для тебя?

— Я соскучился по звуку твоего голоса. — Их взгляды встретились. — Когда ты говоришь, я как будто слышу голос Египта. Мне будет приятно слышать, как ты читаешь книгу по-английски.

Ее тронула эта простая просьба. Герцог жестом указал на большие мягкие кресла, обтянутые полосатой тканью. В замешательстве Бадра не знала, что ей делать. Тяжелая книга в кожаном переплете между ног мешала ей двигаться. Она едва могла сделать шаг. Но невозможно было оставаться посреди комнаты с глупой улыбкой на лице. Бадра судорожно сглотнула и оторвала ногу от пола.

Брови Кеннета удивленно сдвинулись.

— Ты все еще носишь ту неудобную обувь? Лорд Смитфилд может подыскать для тебя более комфортную пару.

— Это удобная обувь, — ответила она и, сделав еще один шаг, почувствовала, как кожаный переплет соскальзывает вниз.

Бадра остановилась.

Кеннет нахмурился.

— Ты идешь так, как будто испытываешь сильную боль. Позволь мне помочь тебе.

Она протестующе вытянула руку:

— Нет, пожалуйста, не надо, я вполне…

Плюх! Книга с глухим звуком выпала у нее из-под юбки на ковер.

Кеннет удивленно поднял бровь.

— Ты что-то уронила? — вежливо спросил он. У нее загорелись щеки, когда он стал пристально смотреть на подол ее юбки.

Бадра сделала шаг назад. Кеннет наклонился, поднял злополучную книгу, хлопнул по ней, и она раскрылась на том самом месте, которое произвело на нее такое сильное впечатление — мужчина с силой вжимает свое лицо между пышных ног женщины.

— Интересно, — протянул он. — Бадра, если ты хочешь больше узнать об этом, я советую читать эту книгу, а не обезьянничать, глядя на картинки. — В его глазах загорелся дразнящий свет, когда он положил книгу на столик.

Щеки у нее горели.

— Я… я только хотела узнать твой вкус. — Она покраснела еще больше, осознав значение своих слов.

Герцог смотрел на нее. Его прекрасные голубые глаза сверкали, как драгоценные камни. В них горело неутоленное желание. Он шагнул к ней, указательным пальцем нежно провел по ее верхней губе.

— Мои вкусы не изменялись.

Бадра закрыла глаза, его теплые прикосновения заставили ее дрожать. Любовное томление охватило ее.

— Ты так прекрасна, — его голос будил ее желание.

Почему она не набралась смелости ответить на его предложение согласием? Неужели Кеннет так же жестоко избил бы ее, как ее прежний господин? О, у нее все еще не хватает смелости. Она никогда не сможет делать то же самое, что делают женщины в этой книге. И не захочет. Никогда. Она должна помнить: Кеннет заслуживает такой женщины, которая смогла бы ответить ему той же страстью.

Если бы только она могла испытывать хоть малую часть того желания, которое горело в его напряженном взгляде.

Он подошел ближе, большим пальцем продолжая нежно поглаживать ее верхнюю губу. Они смотрели друг на друга. Бадра не узнавала его. Это был другой человек. И в то же время такой знакомый. Она дотронулась рукой до его лепного подбородка и не отрываясь смотрела в его голубые с мерцающими зелеными искорками глаза, обрамленные длинными темными ресницами.

Густые темные волосы падали ему на лоб. Дрожащей рукой она отвела их в сторону. Когда-то они свободно падали ему на плечи, теперь они были аккуратно подстрижены. Она пыталась отыскать черты своего прежнего Хепри, того человека, который отдал бы всего себя, не пожалел бы своей жизни, чтобы защитить ее.

Взяв ее руку, он поднес ее палец к своим губам. Закрыв глаза, он нежно поцеловал его. Губы у него были влажные и теплые. Потом он провел ее рукой по своей щеке. Это волнующее прикосновение к гладко выбритой коже мужчины подняло в ней волну сомнений. Бадра хотела уклониться от его объятий, раздираемая желанием и глубоко запрятанным ужасом при виде голодного выражения его глаз. К чему все это может привести?

Когда-то он поклялся отдать всю свою кровь, до последней капли, защищая ее целомудрие. Неужели сейчас он сам нарушит свою клятву? Воина племени Хамсинов больше не было, перед ней стоял могущественный английский герцог. Его поступками руководили совсем другие правила.

Чтобы скрыть волнение, она рассмеялась. Ее руки, лежавшие у него на плечах, ощущали твердость мускулов под тонкой тканью костюма, скрыть которые не могло даже искусство его портного.

— Ты совсем другой. Это идет тебе. Подобно своему тотемному животному — Кобре, ты сбросил свою старую кожу воина Хамсина, и теперь ты в облике англичанина. Это тебе вполне удалось.

Его глаза наполнились печалью.

— Да, я Кобра, возможно, но мне плохо в новой коже, совершенно чуждой мне, — признался он.

Его честное признание озадачило ее.

— Но ты хорошо приспособился к новой жизни.

— У меня нет выбора. Теперь у меня много разного рода обязанностей, Бадра. И все их я должен выполнять, и относиться к ним так же серьезно, как раньше я относился к своим обязанностям простого воина.

Она почувствовала к нему уважение.

— Ты один из самых достойных воинов, которых когда-либо знали в нашем племени, Хепри. Я уверена, что и герцог ты такой же достойный.

Он взял в руки ее лицо, его большой палец скользил по нему, слегка касаясь.

— Неужели я все еще для тебя Хепри, Бадра? Ведь я герцог, который тоскует по Египту и своему прошлому. О, твой запах — это запах Египта: цветов пустыни, солнца, полуденного зноя и раскаленного песка, — сказал он глухим голосом. — И ничего не изменится. Сколько бы английской одежды ты ни надела на себя, ты останешься дочерью пустыни. Это внутри тебя.

— И внутри тебя тоже. Ты не сможешь уйти от этого. И даже здесь ты все еще Хепри в душе, — она взяла его руки и прижала к его сердцу.

Он наклонился к ней, в его глазах горело желание.

— Возврати мне вкус пустыни, Бадра. Дай мне поцелуй как воспоминание о том доме, который остался далеко в прошлом. Поцелуй меня, Бадра, и подари мне вкус Египта еще раз, — молил он глухим, низким голосом.

Где-то в бездонной глубине его неправдоподобно синих глаз она разглядела настоящего Кеннета, неуверенного, одинокого и брошенного на произвол судьбы в океан новых обязанностей своей новой жизни и все еще тоскующего по своему родному, выжженному солнцем Египту. Как же она может отказать ему в поцелуе в память о земле, которую они оба любили и которую он покинул?

Замирая от собственной смелости, она подняла голову. Слишком высокий. Она встала на цыпочки, поднимаясь к нему, как распускающий свои лепестки бутон навстречу солнцу, который даст ему жизнь.

Его губы горели страстью. Они напомнили ей черные шатры Египта, таинственное переплетение тел, приглушенные крики, эхом разносящиеся по ночной пустыне. Эти губы заставили ее вспомнить о тех женщинах, которые получали удовольствие от близости со своими мужчинами.

О, ей хотелось большего!

У нее вырвался легкий вздох. Кеннет, придерживая ее своими сильными пальцами за затылок, прижался своим ртом к ее губам. Прикосновение было нежным, сдержанным и осторожным. Затем его язык легко разжал ее сомкнутые губы. Увлеченная этой игрой, она разомкнула их. Его язык, как змея, проник внутрь и заметался у нее во рту. Бадра не препятствовала этому.

Рука Кеннета опустилась на ее талию и прижала ее ближе. Его пальцы скользнули по изгибам ее тела до бедер, даже сквозь толстую ткань юбки она ощущала жгучее прикосновение его сильной руки. Она застонала и обхватила его за плечи, дрожа от странных ощущений, поднявшихся в ней. Она почувствовала то же наслаждение, которое испытала, когда он поцеловал ее в первый раз. Очевидно, это была страсть. Может быть, ей удастся побороть свой страх, если он…

Задыхаясь, он оторвал свои губы от ее губ.

— Нет, еще! — запротестовала она.

Она теснее прижалась к нему, страстно желая близости его сильного, горячего тела. Обхватив руками его шею и наклонив к себе, сама стала целовать его.

Сдавленный стон вырвался из его горла. Продолжая поцелуй, он осторожно прижал ее к большому полированному столу. Спиной она упиралась в твердое дерево, а спереди чувствовала тяжесть сильного мужского тела.

Чувство нереальности происходящего охватило Бадру, как если бы она видела все это во сне. Она привычно представила себе свою любимую картину: Хепри делает ей предложение, и она набирается мужества ответить «да». Они играют свадьбу в Англии. Это их первая брачная ночь.

Ее фантазия растаяла в реальности жгучих поцелуев Кеннета. Они были для нее слаще меда, а в его сильных объятиях она чувствовала себя защищенной, как за толстыми стенами крепости. Его могучие руки, способные с легкостью сокрушить врагов, сейчас блуждали по ее телу. Он был нежен и шептал ей на ухо сладостные слова любви.

Его руки…

Она почувствовала, как большие мужские руки откидывают ее юбки. Руки были теплые, она почувствовала их нежные прикосновения к своим обнаженным бедрам, когда он снимал с нее нелепое английское нижнее белье, стаскивая его с ног и бросая на ее упавшие маленькие туфельки, которые были ей велики.

Большим пальцем руки он нечаянно зацепил ее чулки, дразня ее своими прикосновениями. Она застонала. В ответ он буквально зарычал и яростно задрал кверху все ее юбки и сорочку.

И Бадра разом очнулась от своих сладостных мечтаний, в испуге напряглась. Прижав своим коленом к ее ноге толстую шерстяную ткань юбки, Кеннет содрал ей кожу. Он нависал над ней. Она лежала, раскинув ноги, совершенно беззащитная перед ним. Теплое дыхание ее плоти искушало его. Открыв глаза, она близко от себя увидела его лицо, напряженное, чужое, незнакомое.

Это было лицо, искаженное мужской страстью, похотью и вовсе не нежное.

Кеннет расстегнул брюки, стянув их до бедер, затем спустил вниз тонкие шелковые кальсоны. Его член торчал, твердый и толстый от возбуждения. Он наклонился к ней, подчиняя ее своему желанию. Его горячее дыхание обжигало ее.

Это был ее ночной кошмар, кошмар наяву. Быть в тисках жестких мужских рук, быть рабыней мужской прихоти.

В глазах Кеннета зажглось первобытное торжество обладания:

— Ты моя, Бадра. Только моя. Ты всегда была моя.

В ее мозгу молнией пронеслись слова Фарика: «Я никогда не отпущу тебя, Бадра. Ты моя. Моя рабыня».

Кеннет прижался к ней всем телом, его руки придавили ее запястья к столу, она почувствовала настойчивую твердость его члена.

Бадра попыталась высвободиться из его железных объятий. Он был могущественный английский аристократ. Его слово закон. Слуги не будут обращать внимания на ее крики. Она была бессильна и беззащитна перед его страстью. Он мог разорвать ее, как обрывают лепестки цветов, просто использовать. Перед глазами Бадры всплыло жирное лицо Фарика, искаженное жестокой гримасой победы над ее беспомощным телом. Сейчас на месте Фарика был Кеннет.

Воспоминания снова охватили ее: Фарик с силой прижимает ее к грязным овечьим шкурам на полу, причиняет жгучую боль, проникая в ее девственное тело, она кричит, пытается сопротивляться…

Никогда больше! Бадра извивалась под придавившим ее тяжелым телом Кеннета, уклоняясь от его жадных поцелуев, сжав ноги. Она продолжала бороться из последних сил, пока он не отпустил ее запястья. Она почувствовала ритмичные движения его члена. Бадра уперлась ему в грудь.

— Прекрати, прекрати! — пронзительно закричала она, ударяя его в грудь.

Тяжело дыша, он посмотрел на нее. Его большие глаза были затуманены страстью. В глубине их кипело откровенное желание. В этот страшный момент ее охватил ужас. Нет, он не пощадит ее. В следующую минуту Кеннет произнес по-арабски грубое ругательство и отпустил ее.

Бадра тотчас упала на колени, ее юбки легли вокруг нее, как лепестки цветов. Жгучие слезы заливали ее лицо.

Твердые пальцы обвились вокруг ее талии.

— Не прикасайся ко мне! — закричала она. И ударила его по щеке.

Сквозь пелену слез Бадра увидела, как Кеннет, тяжело дыша, отошел от нее и надел брюки.

— Я только хотел помочь тебе встать, — наконец сказал он.

Еще не отдышавшись, она поднялась на ноги. Кеннет дотронулся до своей щеки, на которой проступили красные пятна.

— Бадра, в чем дело? — он озадаченно наморщил лоб.

Его участие и забота прорвали плотину, сдерживавшую бурный поток ее эмоций. Она больше не могла сдерживаться и разрыдалась…

Придав своему лицу нарочитое выражение отвращения, она сказала с наигранным презрением:

— Это была ужасная ошибка. Я как-то сказала тебе, Кеннет, что не разделяю твоих чувств.

Нежность на его лице сменилась непроницаемой маской.

— Я прикажу, чтобы тебя отвезли домой.

Кеннет повернулся к ней спиной. В дверях он остановился, облокотившись о косяк.

— До свиданья, Бадра.

Она поняла, что этими словами он прощался с ней навсегда. Решительными шагами он вышел из библиотеки. Его горделивая фигура с высоко поднятыми плечами исчезла.

Бадра разрыдалась. Она боялась раскрыть свою тайну. В какой-то момент она пожалела, что заставила Джабари дать клятву, что он никогда и никому не расскажет о том, как Фарик бил и насиловал ее. Но прошедшие годы погребли ее тайну, как слои песка заносят египетские гробницы. Ее прошлое умерло. Было слишком поздно испытывать стыд или сожаление.

— Мне очень жаль, Хепри. Как бы я хотела, чтобы все было по-другому, — прошептала она ему вслед.

Он не услышал ее.

Кеннет заставил себя подняться по лестнице в свою спальню. Его преследовал запах Бадры. Кровь пульсировала в венах. Неутоленное желание распирало его. Все тело болело. Ему потребовалось все самообладание натренированного воина Хамсина, чтобы сдержать себя и оторваться от Бадры. В какую-то минуту ему показалось, что он не сможет совладать с собой, так велико было его желание наконец обладать ею. В нем боролись страсть и самодисциплина, но он смог побороть себя. Кеннет облизнул губы, ощущая медовую сладость ее уст. Он ничего не понимал. То, как она отозвалась на его ласки, ее губы, подобно цветку розы раскрывшиеся ему навстречу, ее глаза, потемневшие от желания, — почему же она оттолкнула его?

Он остановился у двери, внезапно вспомнив наказ Джабари беречь ее девственность. Но шейх никогда не рассказывал ему о прошлом Бадры. Однажды Кеннет спросил брата об этом, на что Джабари спокойно ответил, что ему нужно только выполнять свой долг, защищать ее.

Теперь его это заинтересовало. Что же сделал ей Фарик? Бадра никогда не проявляла интереса к другим мужчинам. Даже теперь, в компании Рашида, их отношения производили впечатление скорее дружеских, чем любовных.

Или Бадра боялась его? Он помнил ее взгляд, выражавший отвращение. Ее слова:

«Это была ужасная ошибка. Я как-то сказала тебе, Кеннет, что не разделяю твоих чувств».

Он ощущал себя так, словно с него живого содрали кожу, был совершенно беспомощен и беззащитен. Как кобра, у которой вырвали зубы и содрали с нее кожу.

Он достал из кармана ключи и прошел в кладовую. В косых лучах послеполуденного солнца, проникающего сквозь круглое окошечко помещения, плясали пылинки. В углу стоял саквояж с медными застежками. Кеннет с благоговением дотронулся до него. Он закрыл глаза, погрузившись в воспоминания.

Открыв саквояж, он заглянул в него. Его рука коснулась стопки пожелтевшей бумаги, перевязанной потертой голубой ленточкой. Он развязал ленточку, взял первое письмо и сощурился, пытаясь в смутном свете рассмотреть написанные чернилами странные буквы. Уловить смысл написанного ровным, четким почерком ему не удавалось.

«Читай мне, Бадра». Эти слова насмешкой отдавались в его мозгу.

«Читай мне, Бадра, потому что сам я не умею читать по-английски, на языке той страны, в которой был рожден. Но я научусь. Здесь, где никто не увидит моей позорной тайны. Где ни один англичанин не посмотрит на меня свысока как на варвара и не высмеет».

Собрав все свои скудные знания, которыми овладел сам, он стал водить по написанному указательным пальцем и остановился. Он забыл, что англичане читают слева направо. Наоборот. Не так, как арабы, справа налево. К сердцу. И буквы совсем не такие, как арабские.

«М-мм. М-моя. Д-о-р-о-г-а-я».

С досады он хлопнул себя по бедру. Эти буквы он не мог прочитать. Он даже не мог написать свое собственное имя. Подпись, которую он ставил на бумагах, раздражала его. Это были пустые завитушки и росчерки, пышные и большие, как и должны быть в подписи герцога, но они ровным счетом ничего не значили.

По-арабски Кеннет мог писать свое имя, мог читать и жадно глотал одну книгу за другой. По-английски же он не умел ни читать, ни писать.

Владевший обоими языками, Джабари помогал ему учиться читать и писать по-арабски до тех пор, пока Хепри не овладел им в той же степени, в какой владел и родным, египетским. Но Джабари не успел научить его читать и писать по-английски. Да, он собирался это сделать. Но Хепри стал неотъемлемой частью их племени, стал настолько египтянином, настолько Хамсином, что никому и в голову бы не пришло, что ему понадобится это умение. Желание стать достойным воином племени, отважным бойцом, таким же, как Джабари и Назим, было в его жизни более важным. Кеннет никогда не стремился возобновить свои занятия.

После возвращения в Англию он никогда не сожалел, что не довел свои занятия до успешного завершения, вплоть до того дня, когда его дед рассказал ему о письмах, хранящихся на чердаке. О тех письмах, которые писал его отец с того времени, как родился Кеннет. Это была летопись его жизни. Мягкая улыбка его матери. Озорная проделка его брата Грэма, когда на Рождество он съел все пряники. Учеба отца в Оксфорде. Вся история его семьи, запечатленная выцветшими чернилами на пожелтевших листках бумаги.

А он не мог прочесть ни одного проклятого слова.

Кеннет бережно положил письмо на место, у него сдавило горло. Его взгляд упал на свернутый кусок ткани цвета индиго. Синий биниш Хамсина, воина ветра. Дрожащей рукой он развернул его. Запрятанная в самый угол саквояжа, лежала там кривая сабля дамасской стали. Кеннет взял ее, чтобы рассмотреть потерявшую блеск, потускневшую серебряную ручку.

Медленным движением он вынул саблю из кожаных ножен и поднял над головой. Он закрыл глаза и попытался издать тот вибрирующий клич, которому был обучен. Из его горла вырвался режущий ухо, скрипучий звук.

Кеннет подавил тяжелый вздох и положил оружие на место. Он больше не был Хамсином. Теперь он был герцог Колдуэлл. Неграмотный герцог Колдуэлл.

И тут его пронзила одна странная мысль. Почему Бадра выбрала такую книгу, которая была специально поставлена на полку так, что до нее было нельзя дотянуться рукой? Если бы она не уронила на пол эту книгу, которую она почему-то спрятала под юбкой, он бы никогда не пошел на поводу своего страстного желания обладать любимой женщиной так грубо…

Он поспешно вернулся в библиотеку, приставил к книжным полкам лестницу и стал рыться в книгах. И быстро нашел ответ — из-за одного томика выпало ожерелье принцессы Мерет.

Кеннет смотрел на украденную драгоценность. Бадра спрятала ее сюда. Почему? Значит, она взяла ее у Рашида? Сотни вопросов, возникших у него в голове, перемешивались с чувством благодарности за возвращение вещи.

Его пальцы любовно поглаживали золото и полудрагоценные камни. Но это сокровище мертво. Он жаждал обладать настоящим, живым сокровищем. Бадрой. Она нанесла ему обиду, оскорбила его, как будто он был ее раб.

Кеннет вспомнил об утреннем телефонном звонке своего кузена. Виктор заказал им билеты. Саид уже отправился на пароходе в Египет. В Египте Кеннет снова встретится с Бадрой. Это решено.