Кобра и наложница

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Дверь магазина с шумом захлопнулась за Саидом. Свеча догорала, расплавленный воск горячими каплями стекал на пол. Кеннет ощущал, как с каждой каплей уходит жизнь. Сумев до некоторой степени освободить руки, он старался дотянуться до узлов, стягивавших их талии. Его мокрые от пота пальцы ослабили веревку, но в то же время мешали ему развязать узлы. Кеннет хотел пустить в ход зубы, но все было напрасно.

— А нож поможет? — спросила Бадра.

— Помог бы, если бы я мог, подобно магу, взять его из воздуха.

— Ты можешь взять его у меня между ног.

Его руки замерли.

— У тебя на ноге нож?

— Он у меня на бедрах. Это тот самый кинжал, который ты бросил на землю, когда я отказалась выйти за тебя замуж. Я… я собиралась возвратить его тебе как символ того, что мы порываем с нашим прошлым и начинаем все заново, — мягко сказала она.

Его охватило сожаление. Но он постарался отогнать от себя эти мысли. Поздние сожаления!

— Бадра, ты собираешься перерезать веревки, чтобы освободиться?

— Как я это сделаю? Мои руки привязаны к талии.

— Ты сможешь, — подбодрил он ее. — Подними ноги.

Спиной он почувствовал, как она пошевелилась, пытаясь достать нож, а он тихим голосом подбадривал ее. Все это время его глаза не отрывались от горящей свечи. Воск продолжать капать на пол, а пламя подбиралось к фитилю все ближе.

— Я достала!

— Хорошо. Перережь веревку, которой мы привязаны к столбу.

У него перехватило дыхание. Он боялся думать. Нож мог оказаться слишком тупым. Резать веревку таким ножом — все равно, что использовать для этой цели нож для масла. Он закрыл глаза, чувствуя, что по лицу его стекает струйка пота. Она вскрикнула от боли, по-видимому, порезалась, но продолжала свою работу.

— Я перерезала ее! — крикнула она.

— Сейчас нет времени резать веревки, которыми связаны твои ноги. Обхвати своими руками и ногами колонну и изо всей силы упрись спиной мне в спину. Мы должны встать вместе и доковылять до этой проклятой свечи, чтобы задуть ее, прежде чем та подожжет фитиль.

— Я готова.

Упираясь ногами в пол, Кеннет с ворчанием попытался встать, имея за спиной в качестве опоры Бадру, которая, в свою очередь, упиралась в столб. Медленно, с большим трудом им удалось подняться. Кеннет не отрывал своего взгляда от горящей свечи.

Свеча уже почти догорела. Осталось меньше дюйма. Всего один дюйм до смерти.

— Слушай меня. Бадра. Сейчас я пойду к столу, чтобы задуть свечу. Ты должна идти вместе со мной, нога в ногу, спина к спине.

Прыгая на обеих ногах сразу, он начал передвигаться по направлению к столу, подтаскивая на себе Бадру, которая пыталась помочь ему. Вот уже близко, он уже почти может достать до стола. Свеча вспыхнула ярким оранжевым пламенем прямо возле фитиля, все ближе и ближе подбираясь к нему.

Он заковылял еще быстрее. От него зависели теперь и жизнь, и любовь.

Наконец он подобрался к столу достаточно близко. Он набрал воздуху и сильно дунул.

Свеча погасла.

Но начал тлеть фитиль.

Кеннет выругался, когда заметил, как по фитилю побежала искра. Он должен был каким-то образом погасить его. Он плюнул на фитиль. Не помогло. Попробовал еще раз. Опять напрасно. Он беспомощно наблюдал, как огонек бежал по фитилю, прикрепленному к динамиту.

— Мы погибаем, — прошептала Бадра.

— Нет! — яростно произнес он. — У меня еще есть для чего жить.

Дверь магазина с шумом распахнулась. Кеннет вскинул глаза на вошедшего. На пороге стоял Рашид с обнаженной саблей в руках.

— Руби фитиль, — прорычал Кеннет.

Воин прыгнул вперед. Его сабля просвистела в воздухе, перерубив фитиль прямо возле пачки динамита.

Напряженное тело Кеннета обмякло.

— Ты опоздал.

— Я не мог отыскать этот магазин.

— Ты можешь ориентироваться в пустыне ночью по звездам, но не можешь найти простого антикварного магазина при свете дня, просто спросив дорогу? — нарочито растягивая слова, произнес Кеннет.

Рашид поморщился.

— Я не люблю спрашивать указаний.

— Рашид, что происходит? — раздался знакомый голос.

С саблями в вытянутых руках в магазин вбежали Джабари и Рамзес. Они мгновенно оценили ситуацию и вложили сабли в ножны.

— Слава Аллаху, с вами все в порядке, — со вздохом облегчения произнес шейх.

Кеннет с укоризной посмотрел на Рашида.

— Ты проговорился.

— Это я заставил его, — ответил Джабари. — Я видел, как Бадра уходила с Виктором, и понял: тут что-то не так. Я твой брат, Хепри. Я понимаю твое желание оградить меня от опасности, но ты забываешь о том, что одинокий человек встречает опасность один. Но один в поле не воин. Когда с ним его братья, это уже армия.

— Разве ты не помнишь клятву, которую мы дали друг другу тогда ночью, при свете звезд, Хепри? — спросил Рамзес. — В жилах каждого из нас течет кровь друга. Узы братской дружбы, связывающие нас, — это узы на всю жизнь. Если мы нужны тебе, мы тут же приходим на помощь.

Тронутый до глубины души их словами, Кеннет не мог отвечать. Его друзья достали свои джамбии, чтобы перерезать веревки. Джабари выгнул бровь:

— Я знаю, ты хотел жениться на Бадре, но это какой-то особенный способ связать себя узами брака.

Кеннет пожал плечами, а все остальные рассмеялись. Когда наконец упали последние путы, он с облегчением вздохнул и расправил свое затекшее тело. Опиравшаяся на него Бадра делала то же самое.

В этот момент все еще лежавший на полу Виктор стал приходить в себя. Он застонал и стал потирать ушибленный висок. У него расширились глаза.

— Итак, кузен, и ты тоже хотел меня убить? — спросил Кеннет.

Виктор поднялся. Вид у него был совершенно сконфуженный.

— Извини меня, Кеннет, — покаянным тоном сказал он. — Я никогда не хотел причинить тебе вреда. Это Саид обещал мне ожерелья из раскопок, чтобы я мог сделать копию. Он сказал, что вернет их.

Кеннет поднял одну из статуэток Озириса и подбросил ее в руке.

— Дешевые копии, которые ты мог бы продать несведущим в этих делах, например, богатым англичанам, как настоящие? Как эти?

Виктор кивком головы подтвердил его предположения.

— Но клянусь, я не знал, что он хочет убить тебя. Я бы не стал помогать ему в этом.

— А бумаги, которые ты дал мне на подпись? Как быть с ними? — Кеннет ощутил знакомое чувство стыда. Он выпрямил спину. — Ты знал, что я не умею читать по-английски? Ты пытался обмануть меня, как сказал Саид?

— Боже милосердный, нет! Эти бумаги подтверждали твои денежные потери, и только. Я был вынужден покрывать убытки от магазина в Каире за счет прибылей лондонского магазина. Я надеялся, что ты подпишешь их не читая. Просто не было никаких доходов. Я был стеснен в средствах и поэтому пошел на изготовление этих подделок.

Кеннет перевернул статуэтку.

— Она вполне бы могла сойти за подлинную. Эксперты определили бы разницу. Туристы — нет. Мог бы ты изготавливать их в большом количестве и продавать по низкой цене?

— Да, но это не имеет смысла.

— Теперь имеет, — сказал Кеннет, ставя статуэтку на ближайший столик. — Те, кто приезжает в Египет, не имеют достаточно средств на покупку настоящих антикварных вещей, которые подошли бы музею. Отдавая деньги за такую статуэтку, туристы не будут задумываться, подлинная она или нет.

Виктор наморщил лоб.

— Изготавливать подделки в Египте, чтобы продавать их туристам? Какая блестящая идея! Однако мне потребуется много рабочих. И деньги, чтобы финансировать это производство.

— На это я дам денег. Доходы поделим пополам, — сказал ему Кеннет.

На лице Виктора появилось радостное выражение.

— Я смогу заняться этим. Я буду это делать. Клянусь Богом.

Кеннет взъерошил свои волосы.

— Скоро сюда вернется Саид, чтобы посмотреть, как сработал его план. Нам лучше уйти. Я думаю, что он находится где-то поблизости и наблюдает, как магазин взлетит на воздух.

— Прежде всего разреши мне посмотреть, что происходит на улице, — предложил Рашид.

Он вышел из магазина, но вскоре вернулся обратно.

— Сюда кто-то идет, — выдохнул он. — Прячьтесь.

Кеннет взял в руки свой нож, а Рамзес подтолкнул Джабари и Бадру к темной задней комнате магазина.

— Сюда, здесь вы будете в безопасности, — приказал он.

— Я не буду прятаться, как девушка, — запротестовал Джабари.

— А я буду, — откликнулся Виктор, схватив шейха за руку и увлекая его и Бадру в заднюю комнатку.

Остальные спрятались в разных углах магазина. Рашид и Рамзес — за большим ящиком для мумии, а Кеннет — за высоким стеллажом с деревянными футлярами в глубине комнаты. В магазин с пистолетом в руке вошел его дядюшка наполовину. Из своего удобного укрытия Кеннет наблюдал за Саидом. От напряжения у него вспотели пальцы, стало трудно держать джамбию.

— Кеннет! — крикнул он. — Итак, тебе удалось освободиться. Я знаю, что ты еще здесь. Выходи, и я обещаю, что не причиню тебе вреда, — звал Саид.

— Стой там, где стоишь, Саид. Сейчас я вооружен.

— Выходи, Кеннет, — с издевкой прошептал Саид. — Выходи и поговорим. Обещаю, что не буду стрелять.

— Разве можно верить обещаниям человека, который заплатил Фарику за то, чтобы тот напал на караван и убил моих родителей и брата? Думаю, что нет! — выкрикнул ему Кеннет.

Саид выстрелил на звук голоса. В воздухе просвистела пуля и попала именно туда, где скрывался Кеннет.

У него был один шанс заманить Саида в ловушку. Кеннет высунулся из-за своего укрытия, привлекая к себе внимание Саида. Увидев его, тот начал целиться. В этот момент раздался громкий воющий звук, эхом отозвавшийся в помещении. Грудь Кеннета наполнилась гордостью. То был воинственный клич племени Хамсинов.

Саид оглянулся. На его лице отразился неописуемый страх. Он направил свой пистолет туда, откуда пришел этот ужасающий крик. Показался Рашид с саблей в правой руке, которую он держал высоко над головой.

Кеннет поднял свой нож.

— Привет, дядюшка, — нараспев сказал он.

Саид на мгновение отвернулся от него. Кеннет метнул свою джамбию. Бывший хозяин Бадры истошно завопил, когда нож вонзился ему в спину, и выронил пистолет. Подбежал Рашид. С яростным лицом он размахнулся саблей и рассек тело пополам.

Яростное выражение исчезло с лица Рашида, уступив место спокойствию, как будто бы демоны, одолевавшие его, наконец успокоились.

Кеннет стоял неподвижно, когда Джабари и Бадра вбежали в комнату. Кеннет схватил Бадру и спрятал ее лицо у себя на груди, чтобы она не видела расчлененное тело Саида-Омара.

— Не надо смотреть, — прошептал он ей. Потом перевел свой взгляд на Рашида.

— Спасибо, — просто сказал он.

— Я слышал твои слова о том… как он подстроил нападение на караван твоих родителей и их убийство.

Голос Рашида дрогнул. Он протер свою саблю, вложил ее в ножны и потом взглянул на Кеннета. На его лице было страдальческое выражение. Он размотал свой тюрбан, расправил его и накрыл тканью тело Саида.

— Дело сделано, — сказал Кеннет.

Бадра оторвалась от его груди.

— Он действительно мертв? — спросила она дрожащим голосом.

— Да, любовь моя. Он больше никогда не причинит вреда ни тебе, ни мне. Мой дядя мертв, — уверенно сказал он ей.

Наконец из задней комнаты магазина вышел Виктор. Он вздрогнул, увидев на полу завернутое в ткань окровавленное тело.

— Саид был твоим дядей?

В то время как он все объяснял Виктору, лицо Рашида опять исказилось от ярости. Он пнул мертвое тело носком своего башмака.

— Бог проклял твою душу, ты, дьявольское отродье. Надеюсь, ты будешь гореть в аду.

Поведение воина вызвало у Кеннета недоумение. Казалось, что в поведении Рашида было что-то личное.

— Рашид! С тобой все в порядке?

Большие темные глаза Рашида устремились на Кеннета.

— Есть что-то, что тебе следует знать. Я должен сделать признание. Это очень важно для меня, чтобы облегчить свою душу. — Он посмотрел на мертвое тело. — Это касается гибели твоей семьи. Ты считал, что был единственным, кто выжил. Но тогда спасся еще один человек.

Рашид говорил таким странным, спокойным голосом, что Кеннет стал напряженно слушать. От возникшего подозрения тонкие волоски у него на загривке поднялись дыбом. Он высвободился из объятий Бадры и сделал шаг вперед по направлению к воину, который, как он однажды подумал, хотел убить его, который, как он считал, ненавидит его, к человеку, с которым, как он считал, у него нет ничего общего.

— Еще один?

— Да. Спасся твой брат. Родители не смогли спрятать его в корзине, как тебя, и его забрал Фарик.

Выражение страдания на лице Рашида полоснуло по сердцу Кеннета.

— Твой брат. Его подобрало племя Аль-Хаджидов, — продолжал тихо Рашид.

Это объясняло многое. Рождественский пряник, который он тогда быстро и жадно проглотил в его доме в Англии. Предложенный им в качестве условного сигнала свист, в то время как свист в арабском мире считался неприличным.

— Мой Бог! — выкрикнул Кеннет. — Грэм! Мой брат!

Оба мужчины стояли без движения, как алебастровые статуи. Оба были переполнены чувствами.

— Рашид — твой брат? — спросила Бадра. Джабари и Рамзес застыли от удивления с широко раскрытыми ртами. Виктор издал странный звук.

Кеннет не ответил. Неожиданно он почувствовал гнет своего прошлого, как будто бы тяжелые камни навалились на него. Он неуверенно сделал шаг вперед. Он страстно желал обнять Рашида. Но боялся, что былая враждебность помешает им помириться.

Рашид сделал два шага вперед.

— Можешь ли ты простить меня?

— Мне нечего прощать, — ответил Кеннет.

И два брата, которые были разлучены на долгие годы, крепко обняли друг друга. Горячие слезы текли из глаз Кеннета, когда он наконец отошел от Рашида. Глаза Рашида тоже влажно поблескивали.

Вернее, глаза Грэма. Глаза их матери.

— Когда ты это понял? — спросил он охрипшим от волнения голосом.

— Что ты выжил, я не знал, до прошлого года, когда Кэтрин объявила, что разыскала нашего деда. Тогда я понял. — Каким образом? — Кеннета охватило разочарование, и он с досады стукнул себя кулаком по бедру. — Почему ты не рассказал мне всего? Почему держал все это в секрете?

Грэм пристально смотрел на Рамзеса и Джабари, которые продолжали стоять с ошеломленным видом. Он так крепко ухватился за рукоятку своей сабли, что его рука побелела. Кеннет почувствовал, что брат хочет рассказать ему что-то очень личное, чего не может открыть другим воинам. Он только собрался что-то сказать, но вмешался Джабари.

— Мы выйдем, Кеннет, чтобы у вас было время познакомиться заново, — тактично сказал он.

— Бадра может остаться, — быстро сказал Грэм.

Джабари не удивился этим словам. Когда он, Рамзес и Виктор покинули магазин, напряжение Рашида, все еще сжимавшего побелевшими пальцами рукоятку свой сабли, немного ослабело.

— Я не мог вернуться с тобой в Англию. Я знал, что должен сохранить инкогнито. — Он понизил свой голос до шепота. — Я ревновал. После нападения на караван ты остался жив и был с почетом принят племенем Хамсинов. И мог влиться в новую для тебя жизнь в Англии так же легко, как твое тотемное животное меняет свою кожу. Я же не мог сделать этого.

На его лице отразилась невыносимая душевная мука. Он наклонил голову.

— Я не смог бы вынести стыда, скандала, если бы кто-нибудь узнал… что случилось со мной, когда я был пленником. Меня изнасиловал один из воинов Фарика, который любил мальчиков. Я боялся, что другие узнают об этом… что после этого я уже не мужчина. — Он отвернулся. Лицо у него горело.

— Рашид… — начала Бадра, по ее лицу текли слезы. Она повернулась к Кеннету. — Я слышала, что с ним произошло. Когда ты объявил о своем отъезде, я рассказала ему, что со мной сделал Фарик. Мы дали друг другу клятву, что будем притворяться, будто мы любезничаем. Таким образом мы могли избежать испытующего внимания тех, кто стал бы интересоваться, почему ни один из нас не хочет вступать в брак… Вот почему я попросила, чтобы он стал моим телохранителем…

Кеннет чувствовал яростное желание жестоко расправиться с Фариком. И он бы расправился с ним голыми руками в отместку за оскорбление, нанесенное его брату. И Бадре. Он страстно желал, чтобы этот шейх был жив. Тогда он заставил бы его страдать так же, как страдали эти два любимых им существа.

— Что заставило тебя объявить о себе сейчас? — спокойно спросил он.

Грэм направил свой страдальческий взгляд на Бадру.

— Когда ты рассказал о своем плане выкупить Бадру, потому что любишь ее, я оценил мужество, с которым она снова отдала себя в рабство, чтобы спасти дочь. И понял, что если у нее нашлось мужество пойти навстречу ужасам своего прошлого, то, возможно, и я смогу сделать то же самое.

Кеннет сделал шаг вперед и положил руки на плечи брата, заставляя его посмотреть себе в лицо.

— У тебя есть это мужество, Грэм. Ты выжил и тоже стал уважаемым, отважным воином. Тебе потребуется твое мужество, когда ты вернешься в Англию. Ты должен возвратиться в Англию и занять там свое законное место.

В темных глазах его брата засветился ужас.

— Никогда, — твердо сказал он. — Я никогда не вернусь в Англию.

Сконфуженный, Кеннет пристально смотрел на него. Грэм медленно начал рассказывать о рыжем англичанине.

— Хепри, мне было восемь лет. Я увидел его и попросил отвезти письмо о том, что меня держат здесь в качестве пленника. Я сказал ему, кто я, обещал много денег, если он пришлет кого-нибудь, чтобы спасти меня. Он сказал мне, что за доставку такого письма надо заплатить особую цену.

Яростный гнев наполнил Кеннета, когда он услышал правду. Но ради своего брата он взял себя в руки.

— После всего этот рыжий англичанин рассмеялся. Он предупредил меня, чтобы я никогда никому об этом не рассказывал, потому что он будет все отрицать и обвинит меня. Я умолял его освободить меня. Я просил и ждал, надеясь, что он расскажет кому-нибудь, где я нахожусь. Я все ждал. Но помощь так и не пришла.

Кеннет решительно положил свою руку на плечо Грэма и заговорил успокаивающим голосом:

— Теперь ты больше не тот маленький мальчик, Грэм. Ты возвратишься в Англию не один. С тобой буду я. Наше родовое поместье находится в уединенном месте в Йоркшире. Мы с тобой не поедем в Лондон. Мы поедем туда. Ты должен ехать со мной.

В глазах Грэма мелькнула надежда.

— Поедем. Пожалуйста. Я всегда буду рядом с тобой, чтобы помочь тебе. Пожалуйста. Теперь, когда мы нашли друг друга, я не вынесу, если снова потеряю тебя.

Грэм поймал взгляд Бадры. Она слегка кивнула ему.

— Он прав. Ты сможешь, — сказала она.

Грэм глубоко вздохнул. В его глазах заплясали озорные огоньки.

— Я поеду с тобой, только если ты возвратишься в Англию как муж Бадры.

Кеннет взглянул на ее полное надежды лицо. Но не успел он встать на колени и взять ее за руку, как она, к его удивлению, опередила его. Она смотрела на него снизу вверх своими большими темными бархатными глазами.

— Я помню, ты три раза просил меня стать твоей женой, и три раза я тебе отказывала. Теперь пришла моя очередь спрашивать. Ты женишься на мне? — прошептала она.

Он поднял ее и нежно поцеловал.

— Я люблю тебя, Бадра. Я всегда любил тебя. Это будет для меня большая честь.

Она дотронулась до ожерелья, которое все еще висело у нее на шее.

— Это знак того, что я твоя раба.

Кеннет снял с нее пектораль и улыбнулся.

— Нет, это означает совсем противоположное. Это ожерелье Аменемхета III. Поэтому я надел его на тебя тогда, в твоей комнате во Дворце наслаждений. Это означает, что я вручил тебе право владеть моим сердцем, любовь моя. Саид перепутал пекторали.

Он положил ожерелье в карман.

— Самое подходящее место для него и для всех находок с раскопок — это музей.

После этого он позвал Джабари, Рамзеса и Виктора и рассказал им новости. Джабари улыбнулся Кеннету.

— Я рад за тебя, Хепри, рад, что ты нашел родного брата. Очень важно иметь кровных родственников.

— Так же как и братьев своего сердца, — ответил Кеннет, оглядывая окружающих. — Это Бадра, сестра, которую ты принял, когда она пришла к тебе испуганной наложницей. Я брат, которого твой отец спас от смерти. Вот это моя настоящая семья, Джабари. Люди, которые собрались вместе независимо от обстоятельств, и которые поддерживают друг друга и в хорошие, и в плохие времена. Я могу обнаружить, что у меня есть десять братьев, о которых никогда ничего не знал, но ты будешь занимать самое важное место в моей жизни, Джабари. Вы были для меня семьей, когда я больше всего нуждался в ней.

В темных глазах шейха отразилось волнение.

— А я продолжу: и будем твоей семьей, если это тебе будет нужно, Хепри.

Кеннет принял свой привычный самонадеянный вид.

— Сейчас мне нужно, чтобы вы помогли подготовить небольшую свадебную церемонию. Ну как?

Шейх взглянул на сияющее лицо Бадры.

— Конечно. Но я сомневаюсь, что это будет небольшая церемония, Хепри. На свадьбе захочет присутствовать все племя. Все Хамсины — это твоя семья.

— Есть один родственник, который, я думаю, присутствовать не будет, — пошутил Грэм, кивая в сторону лежащего на полу тела Саида. Кеннет поморщился.

Наконец-то смерть их родителей была отмщена! Оставалась лишь одна проблема. Они посмотрели на тело.

— Мы не можем оставить его здесь, — задумчиво сказал Джабари.

Воины посмотрели друг на друга. В пустыне все следы вражеских тел поглощает зыбучий песок.

Они сокрушили своего врага. Однако оставался еще один последний кирпичик в этой пирамиде лжи, обмана и страданий. Кеннет вспомнил о куче динамита, сложенного на столе в глубине магазина.

— У меня есть идея, — сказал он.

Той ночью воины Хамсины снова вторглись во Дворец наслаждений. После того как стражникам объявили, что новым владельцем является Кеннет, они почти не оказывали сопротивления. Кеннет с гордостью наблюдал, как полный достоинства Грэм, выполняя поручение, объяснял евнухам и женщинам, что у них есть выбор: либо улица, либо работа по изготовлению копий древностей.

Все согласились заняться предложенной работой. Им велели прийти к магазину Виктора на следующий день и отпустили. Воины Хамсины отвели женщин на ночлег в Шеферд-отель. Все за счет Кеннета.

При мысли о том, какой вид будет иметь лицо управляющего отелем, когда несколько бывших шлюх, сопровождаемых воинами Хамсинами, появятся в отеле, Кеннет изо всех сил сдерживал улыбку.

Когда в борделе не осталось людей, Джабари, Рамзес и Грэм внесли внутрь тело Саида, завернули его в потертый ковер. Когда они укладывали на кровать тело бывшего владельца борделя, Бадра схватилась за руку Кеннета.

Грэм положил динамит на кровать и прикрепил к нему довольно длинный фитиль, чтобы у них было время убежать. Потом все трое ушли, оставив Кеннета и Бадру одних.

Кеннет кивнул, Бадра зажгла спичку. На мрачном лице Бадры танцевали тени. Она поднесла горящую спичку к фитилю. Он загорелся. Взявшись за руки, они с Кеннетом выбежали из ворот этого позорного здания на улицу. Потом стояли и ждали.

Несколько минут спустя громкий взрыв расколол тишину ночи. Оранжевое пламя взметнулось до неба. Прижавшись к груди Кеннета, Бадра смотрела на огонь. Любимый крепко обнимал ее.

— Пусть горит, — прошептала она. — Пусть все сгорит дотла. Никогда больше он не будет домом рабов. Никогда!

В молчании они смотрели, как оранжевые языки пламени трепетали в воздухе, пожирая здание. Были слышны крики людей из окрестных домов, которые увидели пожар. Кеннет дал Бадре сигнал уходить.

Когда они укрылись в безопасном месте, он повернул ее лицом к себе. В его глазах плясал яркий отблеск пожара.

— Я хочу тебе что-то сказать. Что-то, чего ты, может быть, не хочешь услышать, — с торжественным видом сказал он.

— Скажи мне, любовь моя. Ты можешь сказать мне все. Я верю тебе.

Глаза Кеннета потемнели.

— Должно быть, жизнь Саида была для него адом. Представь себе, что ты всю свою жизнь ждешь, что отец, который игнорирует тебя и считает пятном на своей репутации, наконец признает тебя. Это довело его до убийства Может быть, если бы мой дед признал его своим законным сыном и Саид наконец получил то внимание, которого он страстно желал, он бы совершенно изменился. Не знаю… — он пожал плечами. Лицо его было грустно. Потом он улыбнулся и продолжал:

— Но я твердо знаю одно. У тебя есть прелестная маленькая девочка, Бадра. Ее улыбка. Ее прелесть. Я понимаю: ты не можешь отбросить воспоминания. Но если ты откажешь Жасмин в своей материнской заботе, ты также откажешься от себя. Разве то, что ты являешься ее матерью, не важнее того, что она незаконный ребенок?.. Мне нет дела до того, кто ее отец. Я забочусь о тебе. Ей нужна мать, Бадра. Не сестра. Она нуждается в материнской любви. Все эти годы она жила без матери. Не следует ли тебе наверстать упущенное время?

От волнения у Бадры сдавило горло. Жасмин действительно заслуживала честного к себе отношения и признания в качестве дочери. Бадра хотела оградить ее от унижений, которым подвергается всякий бастард.

Но еще бо?льшим преступлением против девочки было бы не признать ее своей дочерью.

— Жасмин может вынести отлучение от общества, вынести то, что она рождена не в законном бpaкe, — тихо, как бы размышляя, сказала Бадра.

— Она обладает таким же мужеством, как и ее мать. Но она не будет изгоем. У нее будешь ты. И я. Как только мы вернемся в Англию, я собираюсь признать ее своей законной дочерью.

Ее охватила волна признательности за эти теплые слова поддержки. Его любовь защитит их от жестокостей косного английского общества. Она и Жасмин не будут одиноки.

Но как сложатся их отношения с племенем Хамсинов? Встретиться лицом к лицу с пристальным вниманием племени, которое было ее семьей все эти годы, будет гораздо тяжелее.