Код: «Ares-2»

Глава 19

Госпожа Лин Ли вернулась в свое логово глубоко за полночь. Не сказать, что ей этого хотелось, скорее наоборот — это был один из немногих случаев, когда выбираться из теплой домашней постельки пропитанной лёгким ароматом кофе, алкоголя и любовных утех не хотелось совсем.

Однако была причина, которая заставила ее выбраться из сентиментальных иллюзий в такой неприятный и серый мир. И этой причиной послужило воспоминание… Нет, скорее эмоция. И этой эмоцией была такая не свойственная ей жалость. Вначале она пыталась прогнать это иррациональное чувство, но чем больше увязала в нем, вспоминая несчастного и обездоленного подопытного Билла Фроста, который до сих пор лежал на холодном столе связанный и наверняка уже перешёл в себя. Ну и ещё немного масла в огонь подливал вечно трезвонящий телефон, на который приходили бесчисленные оповещения системы безопасности о несанкционированном движении в ее отделе. В свое время она специально выбрала этот менее практичный вид связи во имя безопасности. Всё-таки сеть является достаточно агрессивной средой и просто кишмя кишила вредоносными программами, которые прекрасно встраиваюлись в тонкую систему управления полумеханического тела. Быть подконтрольной чьей-то больной фантазии ей попросту не хотелось.

До научного корпуса было порядка пяти километров. Можно было взять такси и за пять минут доехать до места по пустому городу. Так было бы разумнее всего, но именно разум сегодня и был ее главным врагом, выписывая абсолютно нелогичные кренделя на ее извилинах.

Лин решила пробежаться. Нашла свой когда-то любимый комплект облегающей спортивной одежды из специальных «дышащих» нано волокон, который выглядел как новый даже спустя двадцать лет. Последний раз она одевала его, когда была ещё полностью человеком и стремилась к совершенству загоняя себя до потери пульса в спортзалах и беговых дорожках. А потом все как-то не находилось то времени, то смысла. Новая работа, новые возможности, а после того как лишилась рук и обеих ног до половины бедра в автокатастрофе и заменила их на импланты, то тут и вовсе стало не до спорта. Теперь он стал абсолютно бессмысленным занятием, ведь механике не нужны тренировки…

Девушка выбежала на улицу грациозно рассекая потки воздуха и вдохнула его полной грудью. Ее движения были все так же совершенны как и раньше, с той лишь разницей, что теперь все это ложилось это на плечи инородной механики. Глазки тускло светили своими огоньками видя темный мир в инфракрасном спектре, а по лицу поползла глупая улыбка.

В памяти стали мгновенно вырисовываться картины ее юности, в которых она так же бегала по городу, вдыхая его приятный и нежный аромат ночной свежести. Тогда всё было иначе: и люди, и мир, да и она сама была другой… Однако радость воспоминаний была не долгой. Пробежав несколько кварталов она стала ощущать неприязнь к собственному телу. Оно казалось ей абсолютно чужим, лишенным главного проявления человечности — чувственности. Ее руки и ноги выполненные из совершенных металлов не ощущали ничего, они просто брали на себя всю нагрузку и послушно выполняли прописанные алгоритмы. Не было ни томной, приятной усталости, ни капелек пота стекающих по нежной, влажной коже, что так приятно обдували ласкающие потоки ветра. Они просто давали ей быть возможность полноценной, но были абсолютно мертвыми. И чем дольше она бежала, тем сильнее ее это раздражало. Даже сердце, которое уже должно было выскакивать из груди от таких нагрузок, спокойно и ровно билось в такт сонного города. И это бесило ее ещё сильнее, ведь она впервые за многие годы хотела ощутить то, что было таким простым и обычным когда-то. Она просто хотела чувствовать, а не вспоминать и моделировать эти ощущения в своей голове…

Такое часто случается у тех, кто предпочитает импланты родному телу. Депрессии, нервы, агрессия и желание реализовать привычные организму действия. Некоторые, даже отдав огромные деньги, кончали жизнь самоубийством, так и не сумев побороть свою человечность. Но Лин в свое время была слишком стойкой, чтобы сдаваться и слишком гордой, чтобы так бездарно закончить свою жизнь. К тому же тогда она была рада возможности жить нормальной человеческой жизнью вместо ущербной в инвалидном кресле. Но та буря эмоций, что она сейчас испытывала просто не поддавалась никакой логике. А жгучее желание ощутить мир привычными способами просто сжирало ее изнутри. В голове ребром стал вопрос о покупке нейросинтетической кожи, но десятки тысяч за квадратный сантиметр не осилила бы даже глава вивисекции…

К своему отделу Лин подходила в весьма разбитом моральном состоянии. В голове царил истинный хаос, с которым собственноручно справиться она не могла. За толстой дверью слышались какие-то шуршания, мольбы о помощи и нечленораздельный, но очень забористый мат.

Открыв дверь, девушка прошла мимо одарив бедолагу таким взглядом, что тот мгновенно умолк, перестал двигаться, а возможно ещё и дышать. Каких-то пару дней назад это бы развеселило ее, завело и заставило затащить его вначале в постель для удовлетворения своих потребностей, а потом, наигравшись со своей жертвой, уже под нож. Ну или куда там требовала ситуация? Однако сейчас сама мысль об этом вызывала в ней стойкое отвращение не только к подопытному, но и к себе самой.

Молча скрывшись за дверью жилого блока девушка рухнула на взъерошенную кровать, к которой никто не прикасался с ее прошлого визита. Она была все так же скомкана в порыве страсти и приятно пахла парфюмом и шампунем ее последнего мужчины. Глубоко вздохнув, она с наслаждением завернулась в лёгкую простынь и закрыла глаза. В голове поплыли будоражащие картины вчерашнего вечера и властные прикосновения разгорячённого самца, а нижняя часть живота налилась приятной томительной тяжестью. И чем дольше длилось это ощущение, тем сильнее она увязала в образах и тем ярче осознавала, что ей нужно ещё, но только ни с кем-нибудь, а конкретно с ним. И хотелось ей теперь не безудержной дикой страсти, а чувственной нежности, такой простой человеческой нежности…

— Что-то ты совсем размякла, подруга, — подумала девушка в очередной раз вдыхая аромат мягкой постели. — Соберись, тряпка! Это всего лишь мужик коих у тебя до него была целая куча и ещё столько же будет после…

Нажав кнопку на пульте полумрак комнаты осветил яркий монитор. На нем по умолчанию включился музыкальный канал, но вместо привычного загробного воя местных рок звезд из него доносилась приятная лирическая мелодия полувековой давности. Волна неконтролируемых эмоций снова накрыла девушку, медленно отправляя ее в собственные фантазии.

— Да вы что, сговорились все?! — раздражённо сказала Лин и бросив пульт в сторону вышла вон из комнаты.

За дверями все так же молча лежал знакомый ей парень и жалобно смотрел на нее. Лин взяла скальпель и проверив его остроту на открытом участке тела приблизилась к трясущемуся от страха бледному бедолаге. Его рот шевелился в агонии, но слов он сказать не мог. Видимо, страх парализовал его окончательно.

— Вижу свою ошибку ты уже осознал, — сказала Лин, склонившись над ним со скальпелем в руке.

Парень нервно затряс головой, выражая полное согласие, после чего склонившаяся над ним девушка поднесла скальпель ему к груди разрезав одну из веревок. Затем вторую, третью и так постепенно дошла до последнего кольца, опутывающего его ноги.

— У тебя есть пять секунд, чтобы покинуть мой отдел, иначе… — она даже договорить не успела, как парень сорвался с места и с низкого старта побежал бить рекорды по скорости. Лин же небрежно швырнув скальпель на стол села на пол уткнувшись головой в темную сталь колен. Покрыв их густыми тёмными волосами она задумчиво прикрыла глаза. На заднем фоне, из приоткрытой двери лилась все та же романтическая мелодия.

— Да уж, — тихо прошептала Лин , впиваясь металлическими пальчиками в керамическую плитку. — Чувствую за твою минутную слабость буду расплачиваться я…

*****

Утро понедельника началось немного раньше, чем обычно, да и было оно куда менее приветливым. Всё-таки пинок под зад от железной ноги Ларссона через пружинное основание кровати ощущение не из приятных.

— Встать, боец! — начал сержант подозрительно тихим голосом, будто боясь разбудить остальных. — У тебя две минуты, чтобы в установленной для физ. подготовки одежде стоять на плацу. Время пошло.

Уложиться за две минуты проблем почти не составило. Хорошо ещё подарок от Розенкранца решил с себя на ночь не снимать, а то вчера с Картрайтом потратили почти час, чтобы собрать, активировать, подключить и одеть это чудо техники на меня. А уж его испытания…

S300 представлял из себя металлическую перчатку и сегментный наруч от кисти до плеча со встроенными энергоканалами по всей длине и несколькими слотами под питающие элементы. По сути это был один огромный аккумулятор способный выдавать огромный разряд по желанию владельца. Кстати, об этой функции мы узнали гораздо раньше, чем дочитал инструкцию. А ведь лейтенант предупреждал…

В общем, пока Джерри пытался впихнуть в мое новое устройство последний питающий элемент, который активно отказывался занимать положенное ему место, моя рука лежала у него на плече. И как только он запихнул в наруч последнюю недостающую часть, то тут же рухнул на пол в диких конвульсиях, заходясь пеной изо рта… Честно говоря, я думал, что на этом история нашего бравого капрала закончилась. Уж очень страшно все это со стороны выглядело. Но к его большому счастью минут через десять он всё-таки пришел в себя. Правда имплант его руки теперь можно было смело выкинуть в мусорку, потому что все что в нем было из электроники сгорело чуть ли не в пепел…

Потом, когда Джерри наконец пришел в себя и своим ходом отправился к техникам, я понял, что конкретно с ним произошло. Это был тестовый запуск систем, который производится тремя короткими последовательными импульсами: десять, пятьдесят и девяносто процентов от максимальной мощности. Скорее всего, не успев среагировать на первый Джерри сразу же получил второй, возможно, ещё и третий. Иначе как объяснить сгоревшую электронику его руки?

Но это дела прошлые. Сейчас же меня волновала лишь причина моего незапланированного подъёма до общей массы. И судя по довольной улыбке Ларссона, ничего хорошего мне не светит.

— Гаррисон, — начала сержант едва я появился на плацу глядя на мою покрытую сталью левую руку. — Раз уж ты у нас теперь во всех отношениях особенный, то пока я решаю свои дела остаёшься за старшего. Каким образом ты будешь объяснять им свои временные полномочия и как будешь управлять этим стадом баранов меня не волнует. Но если я узнаю, что они будут бежать медленнее чем со мной, то до конца недели ты будешь самым уставшим бойцом роты. Уж поверь мне! Ты меня понял?

— Да, сэр! — пожалуй, это единственное, что можно было сказать в ситуации, когда за тебя все итак решили.

Сержант с широкой улыбкой отправился в сторону КПП, а между тем в казарме загорелся свет и началось стандартное утреннее шевеление. Решил все сделать по шаблону Ларссона. Он у нас любит встречать строй спиной, картинно смотря в сторону восходящего солнца с развевающимся на ветру плащем… только без плаща, но с голым торсом. И пока я безнадежно пытался принять максимально величественную позу сзади уже слышался торопливый топот и редкие перешептывания. Кто-то, вероятно, люди из моей компании, уже догадались о том, кто перед ними стоит, остальные же могли только гадать.

Я обернулся и скрестив руки за спиной, опять же шаблонно, попытался с высока глянуть на моих временных подчинённых. Кто-то улыбался, кто-то непонимающе глядел по сторонам ожидая реакции соседей, но задавать вопросы никто почему-то не спешил. Я прошёлся вдоль строя осматривая помятых и не выспавшихся после тяжёлых выходных парней и ловя на себе насмешливые взгляды некоторых из них. Хотел было даже какую-нибудь патриотическую речь толкнуть, как наш лейтенант. Тот вообще может часами монологи вести, но как назло, голова была девственно чиста от всяких мыслей.

— А потому что, — сказал я в попытке ответить на все повисшие в воздухе вопросы разом. Не знаю уж насколько людям зашло такое объяснения, но ничего более остроумного я так и не придумал. — Ну и чего мы все стоим? Побежали что ли…

Пробежка была в обычном, как мне казалось, темпе. Я старался не нестись вперёд сломя голову, хотя мой организм отчаянно требовал именно этого. Не знаю уж что там на него там влияло, но я прям всем телом ощущал прилив энергии и как мне хочется выложиться на максимум. Видимо, в моем организме случайно включился режим активного мазохизма, но понимая, что моего рвения вряд ли кто оценит, то постоянно повышающийся темп приходилось скидывать чуть ли не вполовину, особенно, когда заметил насколько растянулось подразделение к концу первого круга.

Стандартная пробежка утром это четыре круга по полтора километра. Это то расстояние, которое мог спокойно преодолеть каждый особо не напрягаясь. Однако сегодня темп пришлось сбрасывать в конце каждого круга, пока к последнему растянувшееся подразделение не приняло нормальные очертания строя. К этому моменту я прям всем телом ощущал ненавидящие меня взгляды. Меня разве что матом не осыпали, да и то по причине того, что не хотели сбивать дыхание. Да, без моей «особенной» брони бегается намного легче.

На завтраке долго выслушивал возмущения своих товарищей за активную зарядку. Особенно присматривался к своим будущим подчинённым. Как и предполагал, на ряду с остальными выделялись и проявляли скрытую агрессию разве что Дерек со своим дружком. Возмущение остальных на фоне усталости было вполне разумным. Всё-таки я реально перестарался… Зато лейтенант увидевший замученных бойцов на фоне моей бодрости одобрительно кивнул мне и исчез в кабинете. Ну а что касается моих близких товарищей, то им я просто сказал, что по-другому нельзя было ведь за нами, а за мной особенно, якобы наблюдали. Кому надо они скажут и общий градус напряжения будет снижен.

На неожиданном для всех построении после завтрака меня ждало мое назначение на должность командира отделения. Не сказать, что для всех это было откровением, не суметь сопоставить мой внешний вид, это я про S300 на левой руке, и временное назначение старшим не по силам разве что школьнику. Вот поэтому, стоя лицом к строю рядом с лейтенантом, особого удивления на лицах товарищей я не видел.

— Итак, — начал Розенкранц, как только рота была построена. — Боец, услышавший свою фамилию выходит и строя и занимает свое место по правую руку от рядового Гаррисона. Кай Линг, Джошуа Ламберт, Дерек Винтерс, Карл Штольц, Хулио Рамез, Андрэ Аргос, Сергей Степной, Курт Кертис, Антуан Перез, ну и, конечно же, Макс Андерсон.

— А меня то за что? — возмутился парень, прекрасно понимая, что его отметили клеймом ущербного. В строю послышались редкие смешки от тех, кто знал кого определят ко мне.

— За то что ты, Андерсон, тормоз каких свет еще не видел, — стоит упомянуть, что именно слово "тормоз" было главным определением на его личном деле. Оно было написано красным маркером на первом листе личного дела. Впрочем, не только Макс, но и каждый из моих подчинённых имел особую характеристику на подобии этой. — А за выкрики из строя — сто отжиманий. Остальным из названных тоже сто, а рядовому Гаррисону — двести!

— Но, сэр, — попробовал возмутиться Макс, но тут же был прерван.

— Сто пятьдесят названным, сто всем остальным, Гаррисон — триста! — все практически синхронно рухнули на землю и шипя проклятия сквозь зубы принялись исполнять приказ. — Давайте я сразу вам все объясню. Эдвард Гаррисон с сегодняшнего дня является командиром вашего отделения, ему присвоено звание капрала и вы, стадо безмозглых баранов, ему беспрекословно подчиняетесь. В случае, если кто-то из вашего отделения получает наказание за проступок, то Гаррисон его получает тоже, но в двойном размере. А это значит, что он будет вдвое тренированнее и вдвое злее. Пока что он не имеет права вас наказывать лично, но однажды я могу его этими правами наделить и тогда вы получите либо верного товарища, либо очередного сержанта Стоуна. Надеюсь это всем понятно?

— Да, сэр!