…Билл Гейтс курил самокрутку у раскрытого окна своей студии на двадцать девятом этаже. Он мог бы и не открывать его – стекла были разбиты голодными воронами, но Билл превыше всего чтил порядок. Если куришь в помещении, позаботься о том, чтобы оно проветривалось и никому не было противно. Значит надо открыть окно… С улицы до него долетали обрывки песен дворовых хулиганов. Одно время Биллу они казались забавными. Он даже предложил ребятам заниматься с ними историей и литературой совершенно бесплатно. Парни заходили пару раз. Потом выяснилось, что в первый раз они приходили разведать обстановку, а во второй вынесли резиновую грелку, маникюрные ножницы и эмалированный таз. Больше всего Билла обидело то, что дворовые поэты не взяли прижизненное издание поэмы Алена Гинзберга "ВОЙ" с одобрительными пометками Евгения Евтушенко. Сейчас до Гейтса донеслось нечто более отчетливое. Ублюдки что-то подкрутили на своих магнитофонах…
Представь себе, братишка! Е…
Представь себе, сестренка! Е…
Сейчас мы поднимаемся к соседу. Е…
Звоним, хотя уж поздний час
И вряд ли мы к обеду. Ага – ага…
Мы говорим (открыли двери черепа):
"Вам добрый вечер! Наш приятель дома?"
Ответят нам: "Он в ванной, пацаны…"
Предложат нам пройти, попросят подождать,
Предложат пиво, сигареты,
Журналы свежие, газеты…
Они нам только на подтирку! Е-е…
А сигареты мы возьмем, чтоб покурить сейчас
И прозапас… Ага-ага…
Вот мы сидим на корточках
И тянем пиво… Е…
В квартире сумрак и вонища… Е…
Как у всех, у нас, у вас, у всех… Ага…
Но у приятеля компьютер есть.
Вон светится вдали…
У, блин, мелькнули черепа,
Скрываясь в глубине квартиры… Е-е-е…
Компьютер делает соседу миллион,
А он взаймы нам дать не хочет… Е…
На торч и фак… Е-е… Ага-ага…
Тут в ванной дверь скрипит и возникает
В махровом фиолетовом халате
Наш милый друг… Ага-ага…
Он мокр! Хотя воды горячей нет.
И мы не мылись тыщу лет… Е…
И он очкаст! Хотя мы книги все сожгли.
И нечего читать… Ага -ага…
Собой доволен!
А мы все думаем, что мы – говно!
Е-е-е… Ага-ага…
Он тянется с рукопожатьем! Е…
Но руку левую сует… О, фак…
Законам племени верны! Мы не позволим на фиг! Е…
Придурку этому закон нарушить… Е-е…
Тверда моя рука! Ага-ага…
Пружинисты колени! Е-е…
С подъема бью его, козла, в лицо!
Он падает навзничь. Ты месишь его тоже!
О, как приятно танцевать на теле человека
И слушать хруст его костей…
Е-е-е…
Ага-ага…
Потом мы разобьем компьютер! Е…
Пусть знает, сволочь, для приветствий надо
Лишь руку правую нам подавать!
Так завещал великий Вождь Ибун…
Е-е-е…
Ага-ага…
Билл Гейтс, дослушал песню до конца, и прошел в глубь комнаты. На столе стоял давно потухший монитор компьютера – электричества не было уже целую вечность. В его вычищенных от внутренностей недрах Гейтс хранил самое дорогое что у него осталось – черепа родителей. Однажды они ушли в ночь занимать очередь в ооновский пункт раздачи гуманитарной помощи. Билл не мог. Электричество тогда еще давали по ночам на три – четыре часа. Билл хотел пошарить по сети в поисках рецепта изготовления воздушного шара, способного пересечь океан и опуститься где-нибудь на уединенном острове. В той же сети шли упорные разговоры что за островом смотрит некто капитан Немо и там еще не едят людей, за использование зубной щетки по назначению не отправляют расчищать радиоактивные развалины и не заставляют всех в обязательном порядке красить носы в золотой цвет…
Родители не вернулись ни утром, ни днем, ни вечером. Они вообще никогда не вернулись. С тех пор Билл сам стал ходить по пунктам раздачи гуманитарной помощи. Очень быстро это стало его единственным занятием. Потому что он выходил из дома и возвращался домой всегда не затемно, а засветло. Только спустя месяца два под дверь подбросили два черепа. В них были вложены издевательские инструкции по использованию их в хозяйстве. Подписаны они были:
НАЦИЯ ИБУНА
Вдруг гавканье и шелест с перестуком, которые с некоторых пор признавались единственно правильной музыкой и поэзией, на улице оборвались. Им на смену явился душераздирающий женский вопль:
– Не виноватая я, что у вас от героина и электромагнитного излучения не стоит…
Следом послышалось лязганье и грохот. Дворовые хулиганы заводили машину наслаждений. Сейчас они насыпят в топку костей тех, кто не верил в удар возмездия и не спрятался в бомбоубежища, посчитав предупреждение СМИ шуткой в духе старой доброй радиопостановки Орсона Уэлса "Война Миров". До сих пор кости этих, теперь уже, можно сказать, счастливцев, громоздятся на улицах мегаполисов гигантскими кучами. Когда-то их сгребли бульдозеры ооновских сил по поддержанию мира, но убрать не успели из-за беспорядков устроенных экстремистами из организаций подобных "НАЦИИ ИБУНА". Они ведь в этих кучах и этими кучами живут. Из костей строят хижины, сжигают кости в кострах, чтобы согреться и приготовить пищу, запускают машину наслаждений, набивая костями топку…
Сейчас вода в котле нагреется и пар заставит вращаться пропеллер. Дворовые хулиганы будут стараться подставить под лопасти головы так, чтобы их снесло напрочь. Другие хулиганы будут их ловить и, поиграв немного ими в баскетбол, приставлять на место. Испуганная женщина, вышедшая в этот поздний час встречать свою дочь, возвращающуюся с курсов русскита, будет принуждена извергами смотреть на это, пока не упадет в обморок и ее не бросят для смеха на тележку старьевщика, который сослепу или спьяну обменяет ее у косовских албанцев на бутылку поддельного бренди, а те заставят вязать ее по двенадцать часов в сутки сеточки для волос… А дочь будет бежать одна, шарахаясь от трехголовых крыс и летучих рептаров по темным улицам и зарекаясь завтра же уехать из этой проклятой страны, хоть наложницей саблезубого казака, хоть рабыней хвостатого китайца…
"А что тебя еще тут держит, Билл?" – спросил сам себя Гейтс. "Поезда на костях по Трансконтинентальной магистрали ходят – гуманитарку ооновскую развозят. И цеппелины в Европу летают. Половина белой Америки, уцелевшей в огне Третьей мировой войны, перебралась в Старый свет на крышах вагонов и цепляясь за стропы дирижаблей. Пусть здесь остаются ибуны, раз так судил Господь…" Не смотря на пережитое, парень как-то не видел себя в услужении у надменных азиатов. Лучше уж окончить свои дни в Париже дворником, чем прачкой в Шанхае или таксистом во Владивостоке… Но до парижских мостовых нужно было еще добраться. В полосе отчуждения железнодорожного полотна сгнил не один такой голливудский мечтатель…