Когда канарейка рисует тигра

Рыком

Видел её маму, когда отъезжал от дома. Та пряталась за шторами, но её выдал траур, мало отличный от её черной обычной паранджи. Как обычно, ждала когда можно будет заявиться к Гульназ. Хотя я никогда не был против неё или кого-либо ещё. И даже если младший брат явится в дом, я буду ему только рад. Но дело тут не во мне и не в моём отношении, не в моих интересах.

Сложная семья, подарившая мне сложную жену. Хотя почивший глава семейства всегда хвалился тем, как её воспитал “под меня”, даже не задумываясь, как ей живётся такой переломанной.

Судя по круглому переводу со счёта на её карточку, Гуля всё же решилась, но сейчас, под вечер, когда я вновь сел “ужинать” на кухню, мельком заметив в своём кабинете идеальную чистоту, она молчит и глаз на меня не поднимает.

Спросить что-то самому? Поймёт, что моё “не контролирую” не такое уж и стопроцентное. Довольствуюсь сегодня свежеприготовленной сёмгой с овощами, запивая всё черным татар-чаем, о горечи которого уже подзабыл.

— Я… — наконец произносит хоть что-то, — вкусно?

Натянуто улыбается.

— Да, очень.

— Ты решил питаться дома? — Тут же поясняет, опустив взгляд на свой чай. — Я просто спрашиваю, чтобы знать.

Будто в этом доме когда-нибудь бывает не наготовлено на целую ораву?

— Не хочется ждать доставку, — называю всё тот же повод, продолжая копаться в рыбе.

Вновь молчит, не развивая темы. И это вполне на неё похоже, но сегодня же произошло что-то важное, верно? Даже если всё прошло отвратно, я могу знать об этом?

— Я… — едва слышно повторяет круг.

— Да? — Так же занимаюсь поеданием овощей.

— Я звонила в клинику.

Только звонила?

— Угу, и?

— Ну вот…

— Это всё? Только записалась?

Может, правда, просто подготовила деньги, кто ж знает-то.

— Нет. На самом деле, у них было окошко…

Хмыкаю.

— Повезло?

— Да, там кто-то отменился… и меня записали, — неторопливо вытягивает ниточки.

— Хорошо, ты молодец. И? Ты съездила?

— Да. С мамой.

Я не сомневался. Прячу улыбку за кружкой. Тут же морщусь от вкуса — как-то привык к сладкому или хотя бы нейтральному.

— Та-а-ак, и?

Гульназ прячет руки под стол и становится нашкодившей школьницей, которую сейчас якобы будут отчитывать.

— Ну маме я не сказала, зачем мне к врачу… просто немного соврала про плановое обследование.

— Угу… так?

— И… она не поверила, ну потому что знает, что я к подобному за полгода готовлюсь.

Вновь прячу улыбку за горечью.

— Okay, ладно.

— И врач — женщина. Хорошая. Кажется, у неё высшая категория. Но я ещё про неё почитаю… попозже.

Уточнения для неё важны. Особенно первое.

— Хорошо. Как всё прошло?

Вдыхает, мило надувая щёчки.

— Да так… она выслушала… про всё спросила. У тебя же нет никаких, — запинка, — проблем? Да? Я просто сказала, что нет. Ну в мужском смысле.

Нет, я не смеюсь сейчас, умиляюсь. Прочищаю горло и киваю.

— Не было. Проблем.

— Ага. А… половую жизнь ты активно ведёшь… вёл?

Shit, знай Алан, о чём я говорю с его сестрой, он бы меня прикончил. Хотя интересно, каким бы он сейчас был? Ну у нас есть вполне явный шанс узнать это лет через двадцать. Ай, так и не поговорил же с ней. Так, про что мы?

— Активно.

Даже бровью не ведёт.

— Я так и ответила.

— Умничка.

Мотает головой едва заметно, отбрасывая похвалу. Поднимает глазоньки и произносит, видимо, главное:

— Нужно, чтобы ты завтра заехал в клинику и сдал анализы, ну и тестовую пробу.

— Пробу?

Как рыбка открывает и закрывает рот.

— А, понял, — смеюсь.

Подрочить на журнальчики и фильмы для взрослых в стерильной комнате? А не так уж и ново — здесь такое бывало. Гульназ же смущается ещё пуще:

— Извини, пожалуйста.

Милые у нас нынче разговорчики.

— Вот, и как придёт результат, мы будем знать, какие шансы. Это даже надёжнее, потом со следующей успешной сдачи выберут сразу здоровых…

В груди тяжелеет, я засматриваюсь на её губы. Веду языком по зубам, чувствуя нарастающее возбуждение.

— Я понял, птичка. Что-то ещё?

— Да, там нужно будет соблюдать диету, не пить кофе, не употреблять алкоголь.

Опережаю:

— Поддерживать здоровый образ жизни, ясно.

— И… воздержаться от… — надувает щёчки.

— Секса. — Пузырь лопается, забавляя. — Я уловил. Врач даст рекомендации? Разберусь, не переживай.

— Прости, — вновь скатывается к своему воспитанию.

— Прекрати. Где та отважная канарейка, которая вчера мной командовала? Нет её? Жаль. Мне понравилось.

Закрывает глаза и просит молча продолжить есть. А я обдумываю, всерьёз ли мы пойдём на это.

Дело не в деньгах и отчасти не только в её желании.

Я уверен, что поубавь она свою гипертревогу, и всё станет проще. Но опять же — мы уже повязаны браком. И хоть сам не встретил такую женщину, из-за которой хотел бы всё разрушить и забыть вот эту выросшую девочку, но не хочется не давать канареюшке такого же шанса, связывая нас ещё туже.

Даже если она им не пользовалась. Когда-то же догмы рухнут? И я должен буду её отпустить.

Гульназ уходит к себе первая, а я, убирая посуду, слышу, как хлопает дверь и щёлкает замок, но не в её комнате, а в студии. Ушла рисовать? Интересно, что будет на этот раз.

Каждый мой приезд — полотно. Или мне так хочется думать, так как работ в нашем доме явно больше.

Dammn, почему “нашем”? Это её дом. Она здесь хозяйка. Без оговорок.

Я выхожу в коридор и засматриваюсь на последнюю. На этот дом.

Что тогда было-то? Выставка. Похороны. Что еще?

Она из-за отца это написала? Чувствую, нет.

Одинокая и покинутая. Кем? Мною.