Когда канарейка рисует тигра

5 пёрышко

Можно остановиться?

Мы оба тяжело дышим. Марат спустил меня на пол, фактически эмоционально опустив на землю. Я вцепляюсь в его локти, боясь упасть на ватных ногах и боясь позволить осознанию выбить остатки храбрости.

— Почему не сказала мне? — Повторяет назидательно, глядя в мои глаза.

И только по оставшемуся следу от моих ногтей на его запястье я могу понять, что произошедшее не приснилось.

Весь такой правильный и хороший?

— А почему я должна была говорить? — Прищуриваюсь. — Это же понятно…

Его бровь взмывается, но ненадолго. Марат прочищает горло и отступает на шаг, отчего мне приходится перехватиться за край столешницы позади.

— Давай спрошу иначе, да?

Киваю. Он набирает воздуха и произносит:

— Как ты могла все эти годы ни с кем… не попробовать?

Я хмурюсь, осознавая сказанное.

— Ты мой муж, Марат.

Мне уже это не нравится. Особенно не впечатляет то, что он зажмуривается и сипит сквозь зубы.

— Разве я смела с кем-то… — парирую острым раздражением, — “пробовать”?

— Одиннадцать! Одиннадцать лет назад я дал тебя свободу, взяв тебя замуж. Я думал, ты… найдёшь свое счастье. Как ты могла так…

Он аж слова теряет, а я хорохорюсь и впервые в жизни начинаю смотреть на кого-то исподлобья.

— Ты. Мой. Муж.

На вдохе открывает рот и проводит языком по зубам. Мотает головой, опять отстраняясь.

— Тяжелый случай…

Я расправляю плечи и, прочистив горло, собираю всю храбрость.

— Ты обещал. Мы должны закончить.

И что-то в его лице сейчас меняется. Он осматривает меня с ног до головы и вдруг хмыкнув смеётся.

— Птичка, ты мной командуешь? Вау.

Ну что за детские глупости!

— Ты сам согласился.

Иду на крайности, делаю шаг навстречу, спуская халат по рукам, тот падает вниз, следом соскальзывает портупея, а я пытаюсь не разнервничаться ещё больше.

Перестаёт улыбаться. Слишком долго тянет перед тем, как отвести от моего тела взор. Да и его пах слишком очевидно подаёт признаки жизни.

— Зачем?

— Ммм?

Не разрешает себе смотреть.

— Ждала зачем? Сейчас чего хочешь? Ты меня не любишь же?

Странный вопрос. Любить? Меня кто-то об этом спрашивал? Зачем меня спрашивать? Он понимает всё по лицу.

— Я об этом же, Гульназ! Когда Алан умер…

— Прекрати, — впервые кому-то указываю, ещё из-за упоминания старшего брата.

Совершенно не к месту сейчас он заговорил о нём, столько лет прошло.

И этот шепот заставил его посмотреть и удивиться ровно перед моим рывком. Перед тем, как я касаюсь его торса и, чуть потянувшись, целую под ключицей. Марат смеётся, поднимая взгляд к потолку, и вцепляется в мои плечи, немного отдаляя. Вглядывается в запыхавшееся лицо. Поправляет выбившуюся прядь, заправляя её за ухо и, закрыв на миг глаза, шепчет:

— Хорошо, я не каменный. Но потом не забивайся в свою клетку, когда всё изменится.