Когда людоед очнется

19

Ингрид решила надеть узкое прямое платье очень светлого розового оттенка и лиловые перчатки. Платье будет прекрасно сочетаться с белоснежным боа, которое ей одолжила Карлота, стриптизерша с Ямайки. Она задумалась перед коллекцией нижнего белья и остановилась на стрингах и бюстгальтере цвета фуксии и подвязках более насыщенного тона. Затем выбрала серебристые босоножки на прозрачной платформе — они напоминали о теплом дожде над лепестками магнолий.

Ингрид напудрила все тело, чтобы кожа как можно лучше гармонировала с платьем, и оттенила грудь блестками. Она загримировалась, приклеила серые накладные ресницы и накрасила губы сиреневой помадой. И наконец надела платиновый парик и пригладила локоны, так что они обрамляли ее лицо шелковистыми волнами, гладкими, как поверхность пруда на закате солнца. Она посмотрелась в зеркало. Чего-то не хватало. Подумав, она обратилась за советом к костюмерше Мари.

Мари помогала Кейт закрепить крылья бабочки. Но согласилась подыскать для Ингрид желанную деталь. Американка развернула ткань: она оказалась точно того же оттенка, что и водяные ирисы. Ингрид завязала ее вокруг талии наподобие японского оби.

Затем она предупредила звукорежиссера об изменении в программе. Она не будет танцевать под музыку Мисси Эллиот. Ей нужны «Братья Невилл», а точнее, «Yellow Мооn». Лоран подобрал то, что она хотела.

— Ты сегодня другая, — сказал он.

— О чем ты?

— Обычно ты красивая, как ведьма перед шабашем, но сегодня ночью…

— Что — сегодня ночью?

— Ты напоминаешь мне какой-то цветок. Большую лилию.

— Этого я и добивалась, Лоран.

По пути ей попались Карлота и Джульет, новенькая из Майами, они похвалили ее костюм. Ингрид приоткрыла занавес. Синди заканчивала выступление, в одних туфлях она извивалась под музыку Марвина Гэя. «Калипсо» был переполнен. Прожекторы светили на сцену, так что лиц Ингрид не различала, но она могла судить по силуэтам и шуму в зале. Свет погас, зал взорвался аплодисментами, криками, свистом. Мари накинула на плечи Синди белый фирменный пеньюар «Калипсо». Раздались первые такты «Братьев Невилл»:

Затем раздался голос Фабриса. Он объявил гвоздь программы «Калипсо»: Габриеллу Тижер Пламенную. Ингрид зажмурилась, потом шагнула на сцену и оказалась в саду наслаждений. Белесый свет превратился в источник, бьющий из скал. Жаркое солнце Луизианы уже коснулось ее кожи. Запах тины, крики попугаев и стрекотание кузнечиков довершили картину. Она протянула руки к мясистым лепесткам магнолий и, словно бальзам вечности, вдохнула их сладковатый запах, приблизилась к пруду. Медленно она развязала оби, думая о водяных лилиях в Магнолия-холле.

И почувствовала, как дрожь пробежала по залу.

Она приподняла тяжелую шевелюру, чтобы легкий ветерок погладил ее затылок. И медленно, словно капля воды скатилась по лепестку кувшинки, стянула перчатку.

Ингрид снова натянула шорты и майку, надела пробковые сандалии «биркенсток» и убрала кусок ткани в шкафчик Мари. С сумкой через плечо она в унынии вышла на площадь Пигаль и убедилась, что на остановке такси собралась очередь. Ингрид решила добираться до дома пешком. Ночь теплая: она спустится по улице Нотр-Дам-де-Лоретт к Монмартру и дойдет до Сен-Дени по Рише и Птит-Экюри.

Меланхолия окутала ее своими грязными покрывалами. Она надеялась изгнать воспоминания, выставив их перед публикой, но, несмотря на восхищенный свист и горячие аплодисменты, возвращалась домой все с теми же заботами и чувством, что ее затягивают зыбучие пески. Ей не удавалось заглушить в себе тихий голос, твердивший, что Брэд стал другим и теперь он незнакомец, чужак, изменивший прошлому.

На улице Рише толпились люди, машины отъезжали от кабаре «Фоли-Бержер». Она пошла по пустынной улице Птит-Экюри, впереди ей послышались шаги, и она различила мужскую фигуру. Прохожий вошел в дом, а она продолжила свой путь. И тут она поняла, как ей хотелось увидеть живого Брэда и спросить у него, почему он во что бы то ни стало стремится вернуть себе имя и родину своей матери. Почему он больше не похож на того друга, которого она знала.

Оказавшись наконец в своем квартале, она машинально взглянула на витрины. На многих висела ее афишка. Ей вспомнились слова того несносного легавого с черными глазами: «Вы делаете любой массаж: ши-тцу, тайский, балийский, калифорнийский — не буду вдаваться в подробности».

Брэд побывал в ее квартале, сорвал одну из афишек, но к ней не зашел.

На улице Дезир бродяга Деде спал на своем обычном месте перед лавкой старьевщицы, укрывшись рваными коробками. Она поискала в сумке ключи и почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит.

Он был одет в темный костюм и темную рубашку. Лицо показалось ей таким же темным.

— Что вам нужно?

— Мне не спалось.

Она отыскала ключи. Он подошел поближе:

— Можно мне зайти на минутку?

— Разве полицейские нуждаются в разрешении?

— Есть легальное время и нелегальное, — отвечал Саша Дюген, переступая через порог. — Сейчас я на нелегальном положении. Вы вправе меня выставить.

Она вздохнула, потом положила сумку на оранжевый диван и направилась к розовому холодильнику:

— Хотите воды?

— Да, спасибо.

— Сегодня вы не такой невозмутимый, как обычно.

— Возможно.

— Ваш лейтенант Николе не притаился поблизости?

— Нет.

— А чем занимается ваша жена?

— Жена спит. А мне спать не хочется.

— Это вы мне уже говорили.

— Вам не следовало возвращаться ночью одной. Надо было взять такси.

— Вы за мной следили?

— Я вас выслеживал.

— Это то, что по-французски называют нюансом?

Он устало запустил руку в волосы.

— В номере Брэда Арсено нашли деньги. И фотографии Лу Неккер. И диск с записью «Вампиреллас». По-моему, он еще во Франции. Он оставил свои паспорта. Настоящий и фальшивый. И я никак не могу понять почему. А еще я не понимаю, почему он хранил в номере вашу афишку. Он знал, что вы занимаетесь массажем. И об оборотной стороне ему наверняка известно.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Он взял из стопки верхний журнал, вынул из кармана ручку и написал на обложке номер.

— Мой мобильный. На всякий случай.

И положил журнал на место.

— Может, вы и привыкли доносить на своих друзей, а я нет, майор.

— Мы можем обмениваться колкостями, как боксеры ударами, но я не вижу в этом необходимости.

— Тогда зачем вы пришли?

— Я бы не хотел… не хочу, чтобы вы попали в беду. Доброй ночи.