Когда струится бархат

Глава 26

Равенстоу

Элинор де Мортимер, семи лет от роду, вытянула перед собой ручку и с молчаливой гордостью стала любоваться золотым колечком с эмалью, подаренным ей в честь помолвки. Оно пришлось впору как раз для безымянного пальчика изящной ладони. В один прекрасный день Ренард наденет на этот палец настоящее обручальное кольцо, но это будет, лишь когда она станет достаточной взрослой, чтобы выйти за него замуж. А пока они только помолвлены, то есть обещаны друг другу, как в романтических сказках, которые иногда няня читала маленькой Элинор. Будущий жених подарил ей и другое кольцо. Она сможет носить его, лишь когда станет настоящей женщиной, пока оно еще слишком велико. Сначала Элинор собиралась носить большое кольцо на шее, нанизав на шелковую нить. Однако, как только они вернулись домой, отец приказал ей спрятать подарок в шкатулку.

Все взрослые по-прежнему ели и пили в зале, обсуждая совсем другую свадьбу. Какая-то Матильда вышла замуж за человека по имени Джоффри, и, кажется, кто-то очень недоволен, что эти люди решили пожениться. Элинор принялась шалить, однако никто не обращал на нее внимания, и это ей вскоре наскучило. Тогда девочка придумала, что ей нужно отлучиться в уборную и под этим предлогом улизнула, чтобы исследовать комнаты наверху. Потом, даже зная, что должна быстро вернуться, не удержалась от любопытства и, забыв об осторожности, принялась бегать, изучая каменные комнаты замка, который в один прекрасный день станет ее домом.

В одной из комнат она заметила ткацкий станок и скамеечку для вышивания. У окна на солнечной стороне лежала спящая собака. Почуяв появление незнакомки, собака подняла голову и залаяла. Сильно испугавшись, Элинор поспешила скрыться и скоро оказалась у маленькой комнатки в стене замка, которую, как она уже знала, приготовили для нее и ее няньки. В комнатке стоял затхлый запах, всюду были понатыканы пучки сушеной лаванды, чтобы отбить неприятный запах старинного камня.

Еще один короткий подъем по винтовой лесенке привел девочку в комнату графа и графини. Когда-нибудь, в далеком будущем, о котором ее детский ум не мог даже предполагать всерьез, она будет жить здесь вместе с Ренардом и станет носить титул графини.

На стене внимание Элинор привлекло дорогое сарацинское зеркало. Потрясенная прекрасным предметом, девочка благоговейно замерла перед ним, забыв обо всем от восхищения. Конечно, она уже была наслышана о таких волшебных вещах и даже как-то видела на ярмарке жалкое подобие настоящего зеркала. Но это зеркало было так гладко отполировано, такое яркое, что Элинор даже мелкие детали видела без малейшего искажения.

Из зеркала на нее смотрела девочка с длинными до пояса иссиня-черными волнистыми и блестящими волосами. На голове с особой тщательностью была прикреплена корона из живых цветов, однако заколки так и норовили выскочить. Элинор разглядывала широко посаженные золотисто-зеленые глазки, нежную кожу, немного испорченную отсутствием переднего зуба улыбку и все шаловливое выражение лица, на котором особенно примечательным был маленький вздернутый носик.

Девочка принялась танцевать перед зеркалом, замирая от счастья при виде своего льняного платья изумрудного цвета с поясом из золотистой парчи и пряжкой из настоящего золота. Ее отец печально улыбался, когда перед церемонией помолвки поправлял складки этого наряда. Охрипшим голосом он шепнул тогда Элинор:

— Деточка моя, как ты похожа на свою мать!

Элинор никогда не видела свою мать, вторую жену отца, француженку, гораздо моложе, чем он. Мать Элинор умерла от неудачных родов, едва только оправившись после появления на свет дочери. Молодая женщина оказалась недостаточно крепкой, чтобы выдержать новые испытания. Отец всегда ходил печальный, но особенно сильно загрустил в последнее время, после известия о смерти Варэна.

Элинор скорчила рожицу своему двойнику в зеркале. Ей никогда не нравился гораздо более старший сводный брат. Он привозил ей подарки, всегда ожидая бурной радости, а потом совершенно забывал о сестре. Отец тоже переставал обращать на нее внимание, когда Варэн был дома, и обычно отсылал ее погулять, поиграть или побыть с нянькой.

От неожиданного звука девочка вздрогнула и испуганно повернулась. Только теперь она заметила женщину, сидевшую в кресле с высокой спинкой и баюкающую на руках ребенка. Элинор узнала сводную сестру Ренарда. Узнать ее было очень легко даже в тени, ведь волосы молодой женщины горели как пламя.

— Не бойся, я тебя не съем, — с улыбкой обратилась к девочке Хельвен. Отняв ребенка от груди, она прикрыла лиф платья.

Элинор на цыпочках подошла к креслу и, не устояв от соблазна, прикоснулась любопытным пальчиком к золотисто-коричневому пушистому ежику волос на головке ребенка.

— А как его зовут? — поинтересовалась девочка.

— Майлс, в честь прадедушки.

— Ага.

Хельвен внимательно изучала девочку. В ней было очарование юной озорницы, и Хельвен не увидела ничего, что бы напоминало о погибшем Варэне. Ни намека на семейное упрямство не обнаруживалось в маленьком хорошеньком личике.

— Хочешь его подержать?

Лицо Элинор засветилось радостью.

— А взаправду можно?

Вместо ответа Хельвен подняла сына и положила на протянутые ручонки девочки, показав, как правильно держать ребенка. Впрочем, держать его было совсем необязательно — малыш уже умел сидеть самостоятельно и беспокойно поворачивал головку по сторонам, стараясь не пропустить ничего из происходящего.

— Когда мы поженимся с Ренардом, у меня будет много детей, — с серьезным видом сообщила Элинор. — А сколько у него зубов?

— Уже два.

Элинор вздохнула.

— Хотела бы иметь братьев и сестер. Варэн был гораздо старше меня, и никогда не играл со мной.

Хельвен похолодела от одного упоминания этого имени.

— Ну так что же, — словно со стороны услышала она свой сочувствующий голос, — зато теперь, после помолвки, у тебя целая семья родственников. Уильям — твой ровесник, и Генри не намного старше.

Элинор кивнула и радостно улыбнулась Хельвен, затем перевела взгляд на Майлса, который разглядывал ее круглыми любопытными глазами.

— Мне очень нравятся малыши. А у вас скоро еще будут дети?

Хельвен закашлялась.

— Это зависит от воли божьей, — с трудом выдавила она. Краем глаза увидев какую-то тень, подняла взгляд от увлеченной разговором маленькой Элинор и увидела, что в дверях стоит отец девочки. Холодок страха пробежал по спине Хельвен.

— Ах, вот ты где! — набросился сэр Хью на дочь. — Как же ты додумалась сбежать с праздника в честь твоей же помолвки? Ты хотя бы понимаешь, как это невежливо и невоспитанно?

Элинор закусила нижнюю губку.

— Я не собиралась убегать, папа, — ее голосок задрожал. — Я просто побежала в уборную, а потом…

— А потом заглянула сюда посмотреть, как я кормлю Майлса, — быстро пришла на помощь Хельвен, ласково посмотрев на малышку. — Это я виновата, что задержала Элинор здесь.

Сэр Хью что-то пробурчал и перевел взгляд со своей дочери, все еще кусающей губки и вот-вот готовой расплакаться от обиды, на медноволосую женщину, спокойно взявшую ребенка. Младенец едва не вывернул шею, стараясь получше разглядеть незнакомого дядю.

— И все-таки ей нельзя было убегать, — недовольно заметил де Мортимер, откашлялся и с хмурым видом сурово продолжил: — Ты нечестно поступила с моим сыном, но я признаю, он также запятнал свою честь и, к сожалению, не раз. Ради благополучия сегодняшней помолвки я решился забыть о прошлом и уже поговорил с твоим мужем. Он сказал…

— Сказал, что постарается, — продолжил Адам, вошедший в комнату вслед за сэром Хью и, подойдя к жене, поцеловал ее в щеку. Хельвен встала, крепче прижимая к себе вырывающего Майлса, и встретилась глазами с красноречивым взглядом Адама. Хельвен похолодела, но сумела изобразить для гостя жалкое подобие улыбки.

— Слуги расставляют в цветочном дворике столы для ужина. Ты не хочешь спуститься вниз? Можно посадить Майлса на овчину среди женщин.

Сэр Хью внимательно смотрел на супругов и закутанного в пеленки ребенка. Он чувствовал неприятную горечь во рту от мысли, что этот малыш мог быть его родным внуком. Элинор подбежала к отцу, непокорные черные локоны никак не уживались с цветочной короной, закрепленной на голове. Де Мортимер обнял девочку за плечи, крепко прижал ее к себе и повел к выходу. У дверей он остановился и повернул голову.

— У вас хороший сын, — тяжело обронил он. — Примите мои поздравления. Пусть он принесет вам больше радости, чем доставил мне мой сын. — С этими словами де Мортимер удалился, уводя с собой Элинор.

На некоторое время в комнате воцарилось молчание, которое нарушил Майлс, требуя внимания к себе. Ребенок загукал и решительно потянулся к Адаму. Немного поколебавшись, тот взял ребенка у Хельвен и подошел к окну, задумчиво глядя на освещенный солнцем сонный двор замка. Огромный черный пес, рвущийся на поводке вперед, тащил за собой по двору Ранульфа де Жернона.

— Вот жалость, этот де Жернон всю компанию нам испортит, — с досадой заметил Адам.

Хельвен что-то пробормотала в ответ и сделала вид, что занята складыванием детских вещей на кровати, исподтишка поглядывая на стоящего у окна мужа. Адам бережно прижимал к себе Майлса. Малыш чувствовал себя спокойно и с любопытством следил за пылинками в лучах солнечного света, пытаясь хватать их пухлой ладошкой, солнечные блики золотили пушок на его голове.

Хельвен с трудом проглотила подступивший к горлу комок. Она до сих пор не знала, как Адам относится к сыну. Вынашивая ребенка, она боялась, что дитя станет нежеланным для обоих.

— Тебе папа что-нибудь говорил про замужество императрицы?

Адам подошел к жене.

— Нет, Гийон в последнее время избегает меня. Чувствуется, он хотел бы что-то высказать мне, но знает, что сделав это, может вызвать раскол в наших отношениях. Мне кажется, мы уже вплотную подошли к этому — я имею в виду разговор, а не раскол. — Он направился к двери. Хельвен пошла следом, задержавшись возле зеркала, чтобы разгладить складки платья и поправить диадему и вуаль. Адам остановился, поджидая жену. Майлс протянул пухлую ручку и хлопнул по стеклу, смеясь своему отражению.

— Он выглядит совсем, как ты, — негромко сказала Хельвен. — Адам, это твой сын, я в этом уверена.

От удара крошечной ручки зеркало задрожало, отражение затряслось. Несколько мгновений Адам стоял, молча глядя на ребенка, мужчину и женщину в зеркале. Один был веселым и невинным, остальные словно балансировали на лезвии ножа.

— Неужели ты полагаешь, для меня есть какая-то разница, что бы я ни увидел в этом зеркале?

Хельвен сглотнула слюну. Слова звучали по-доброму, но ей все равно было страшно.

— Но могло быть и так, — промолвила она пересохшими губами и увидела, как лицо Адама напряглось, а глаза прищурились именно так, как она не раз наблюдала на тренировочной площадке перед упражнением с копьем. — Адам…

— Не надо больше никаких слов, — прервал ее Адам так же ласково и, передав ей Майлса, ушел.

Хельвен низко склонила голову и, чувствуя предательскую резь в глазах, принялась ерошить шелковистые волосики сына. Она опять необдуманно задела честь мужа. Если же сейчас броситься за ним с объяснениями, то положение еще больше обострится. Хельвен уже хорошо изучила, что означает взгляд, которым окинул ее муж перед тем, как уйти.

Шмыгая носом, она вытерла глаза рукавом платья, прижала Майлса к бедру и медленно пошла вниз по лестнице.

Цветочный дворик был окутан запахами травы и терпким, слегка едким ароматом лесных цветов. Над раскрытыми соцветиями летали пчелы. В пруду мерцали чешуей ленивые карпы. Огромная рыба выплыла почти на самую поверхность, пытаясь застать врасплох севших на воду мух. Небо было роскошно голубым, солнце палило, но легкие порывы ветра смягчали зной.

Глядя в сторону из-под насупленных бровей, Адам видел, как Хельвен подошла к другим женщинам и положила Майлса на толстую овчину. Малыш пытался грызть мячик, сделанный из полосок мягкой раскрашенной кожи. Женщины наперебой умилялись славным ребенком и, забыв обо всем, расшумелись. Словно притянутая магнитом, Элинор оставила отца и подбежала к малышу. Рядом с ними двое слуг устанавливали столы для еды и выпивки. Адам уловил пристальный взгляд Хельвен и поспешно отвернулся. Он еще раз повторил про себя, что не имеет значения, чей ребенок, хотя, возможно, просто убедил себя в этом. Но каждый раз твердя себе одно и то же, он каждый раз видел, что сомнения неизменно прокрадываются в его сердце. Неприятнее всего, что Хельвен видела его терзания. Адам сердился на себя больше, чем на нее.

Ранульф де Жернон демонстрировал своего пса. Огромный, мускулистый, с гладко лоснящейся шкурой, пес рвался с поводка и свирепо рычал на Брита, любимого четвероногого друга маленького Уильяма.

— Если у тебя самый большой конь, самый большой пес и самый большой прожорливый рот, это все равно не гарантирует тебе уважения со стороны других, — держа в руках кубок с вином, хмуро процедил сквозь зубы Гийон, подходя к Адаму, стоявшему возле разросшихся у стены кустов роз.

— А если вдобавок не умеешь ими управлять, тогда ты еще и самый большой дурак, — подытожил Адам. — Прежде всего интересно, как он здесь оказался? Думаю, вы вряд ли специально приглашали его.

— Я его вовсе не приглашал. Он едет в Честер. И напросился к нам переночевать. К сожалению, это произошло как раз накануне помолвки Ренарда. — Граф испытующе посмотрел на Адама. — Впрочем, просьба приютить его вряд ли была главной причиной, по которой он сюда заехал.

— Как это понимать?

— Его отец хочет разузнать, что мы намерены делать в отношении вероломного брака между Матильдой и Джоффри Анжуйским. А Ранульфа послал сюда в качестве ищейки.

— Почему вероломного?

— О, только не делай из меня дурака! — вспылил Гийон. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Восемнадцать месяцев назад в Виндзоре нам всем было гарантировано, что при выборе мужа для Матильды учтут наше мнение. И вот, его полностью проигнорировали. Генрих, как обычно, за нашими спинами преспокойно затеял тайные переговоры, чтобы добиться своих целей.

Адам почувствовал, как кровь прилила к лицу.

— Что же вы намерены делать? Добиться, чтобы этот брак аннулировали, и начать войну? А кого предложите вместе Джоффри? Случайно, не Ранульфа де Жернона?

Гийон отхлебнул глоток вина и со значением приподнял брови, не сводя глаз с Адама.

— Я вовсе не считаю себя неопытным щенком гончей, способным опрометью мчаться по ложному следу. А если открыть всю правду, то предпочел бы не бегать ни с одной из двух стай. Ты ведь знал об этом замужестве, верно?

Адам шумно выдохнул воздух и нервно откинул волосы со лба.

— Извини, мне лучше всего этого не говорить, но у нас с Хельвен только что произошла размолвка, и я не вполне владею собой. Да, я знал. Но не желая опорочить свою честь, я не мог тебе ничего рассказать.

— А не станет ли Джоффри Анжуйский таким же камнем на шее?

— Этот парень способен управлять женой да и всеми нами, если представится случай. Хорошо это или плохо, не знаю. Если будет на то воля божья, он вместе с Матильдой произведет на свет сыновей, которые, когда придет время Генриху уходить, унаследуют своему деду.

— Все это породило много неприятных ожиданий, — продолжил Гийон, допив вино. — Может быть, Генрих и решил свои проблемы за проливом, особенно теперь, когда Уильям ле Клито совершил благородное деяние, позволив убить себя во Фландрии. Но вот в отношении Англии я совсем не уверен. Слишком многие из нас очень уж нацелены на собственное благо. — Граф посмотрел на Ренарда, Гарри и толпу смеющихся молодых людей, идущих в направлении к тренировочному двору. Громче всех звучал голос Гарри, похожий на скрип несмазанных ворот. Юноша взахлеб рассказывал о чем-то своим товарищам. Внезапно Гийон почувствовал, какой он уже старый.

Адам тоже повернулся в сторону молодежи. Гийон положил руку ему на плечо.

— Если ты поссорился с моей дочерью, я должен сейчас же уладить все проблемы. Но если ты улизнешь с моими сыновьями, то только сделаешь еще хуже.

— Легче сказать, чем сделать.

Гийон улыбнулся и подтолкнул Адама вперед.

— Ладно, иди… — Видя, что Адам все еще колеблется, добавил: — Ребенок развивается прекрасно. У него такие же глаза, какие были у матери Хельвен. Но в остальном он весь в тебя. Волчью породу ни с чем не спутаешь, как вечно приговаривала служанка моей жены, когда качала твою колыбельку, не веря, что из тебя выйдет что-то путное.

Адам окинул графа острым взглядом.

— О боже! — ухмыльнулся он. — Вот вроде бы я не нуждаюсь в искусственном кормлении, но что-то сегодня все как сговорились пичкать меня одним и тем же.

Ничего не понявший Гийон удивленно посмотрел на него.

— Что?

— Так, ничего. — Адам тряхнул головой и, продолжая улыбаться, решительно шагнул в сторону женщин.

Де Жернон все-таки упустил поводок своего черного пса. Тот с рычанием вырвался из его рук и принялся бегать по всему дворику, прыгая среди женщин и пытаясь наброситься на собаку Уильяма. В конце концов две собаки сплелись в клубок, рыча и повизгивая. Элинор закричала и бросилась к отцу. Девочка в страхе прижалась к сэру Хью, уткнувшись лицом в его тунику. Кричащий Уильям пытался схватить Брита за ошейник, но в результате с громким воплем отскочил в сторону. На руке мальчика красовалась кровоточащая царапина. Де Жернон громко закричал на своего пса, однако тот, все больше разъяряясь, совершенно не повиновался своему хозяину.

В это время Хельвен была занята разговором с Джудит. Заметив наконец происходящее, она закричала и, подняв юбки, бросилась к сыну. Ребенок лежал в опасной близости от разгоряченных собак, дерущихся уже не на шутку. В любую секунду собачий клубок накатится на младенца и произойдет нечто страшное. Главная опасность заключалась в собаке де Жернона, пришедшей в состояние полного неистовства — на черных влажных губах животного появилась пена, огромные острые зубы желтоватого цвета яростно щелкали в воздухе.

Тут уже закричали все женщины. Маленький Майлс заплакал. Молодой гончий пес Уильяма, более легкий по сложению и менее злой от природы, уже стремился только убежать от злобного врага. Брит заливался кровью, его повизгивания становились все более жалобными. Адам стремительно побежал и выхватил Майлса из опасного места у самых ног тяжелого откормленного пса де Жернона, уже чувствовавшего победу. Однако безумная ярость взбесившегося зверя привела к тому, что пес зарычал и набросился на ближайший движущийся объект.

Неспособный защитить себя из-за того, что держал в руках ребенка, Адам повалился от толчка крепких собачьих лап, в нос ударило зловонное дыхание. Адам увидел безумные глаза с белыми обводами и надвигающуюся звериную пасть, попытался перекатиться в сторону, чтобы ускользнуть от острых собачьих клыков. Сверху пролилась какая-то жидкость. Губы ощутили вкус вина, и Адам понял, что кто-то вылил целый кувшин на собаку, пытаясь отвлечь и оттащить ее. Хельвен визжала так, что ее голос перекрывал все. Затем где-то над лежащим Адамом послышался твердый вибрирующий звук удара и ужасный предсмертный вой, вскоре сменившийся тишиной. Адам почувствовал облегчение, когда кто-то медленно стащил с него убитое животное. Только после этого он сумел сделать вдох, перекатился по земле и сел. Майлс в его руках громко вопил, слегка придавленный и красный от возмущения. К счастью, на ребенке не оказалось ни одной царапины.

Рядом в луже крови лежал пес. Остро отточенное турнирное копье буквально пригвоздило его к дерну цветочного дворика. Хельвен отбросила в сторону пустой кувшин из-под вина, который держала в руках, и упала на колени возле Адама, рыдая от испуга и облегчения. Позади, побелев лицом и с окаменевшим взглядом, Ренард противостоял разъяренному Ранульфу де Жернону.

— Ты, ты убил моего пса! — яростно завопил дворянин. В его крике было что-то от избалованного ребенка, у которого отняли любимую игрушку.

— Да неужели? — Ренард процедил ответ сквозь необычайно плотно для обычно цветущего и веселого парня сжатые губы. — Ах, какая жалость. И даже не дал этому славному зверю вдоволь порезвиться с ребенком.

Де Жернон продолжал наступать, брызгая слюной.

— Да ты знаешь, сколько он стоит!

— О да, — парировал с привычным юмором Ренард, — эта взбесившаяся зверюга стоит хорошего удара копьем. — Круто повернувшись спиной к разгневанному наследнику обширных владений Честера, юноша уверенно приказал двум остолбеневшим перепуганным слугам: — Уберите это отсюда. Бросьте в мусорную кучу.

Адам все еще хватал ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова. Сразу же броситься на де Жернона мешал ребенок, которого он по-прежнему прижимал к себе. Он все-таки поднялся на ноги, вся туника была залита вином и кровью. Вместо драки с обидчиком Адам ограничился грозным взглядом. Гийон решительно разрядил ситуацию, вставая между своими сыном и зятем и так называемым гостем, не давая конфликту разгореться. Законы гостеприимства порой изрядно стесняли свободу хозяев, но нарушать священные традиции было совершенно немыслимо.

— Только последний дурак может притащить такую зверюгу в компанию людей, — обронил он негромко, вкладывая в каждое слово изрядную долю презрения. — Я понимаю, бессмысленно ждать от тебя извинений, но меня поражает твоя попытка обвинить в случившемся кого-то другого!

Де Жернон посмотрел на окруживших его сердитых людей, ощущая на себе враждебные взгляды, заметил, что руки некоторых мужчин уже нетерпеливо сжимают кинжалы. Для дальнейшего развития ссоры достаточно случайно оброненного слова или даже жеста. Не желая усугублять свое положение, де Жернон насупился, сплюнул на землю и молча прошествовал мимо Гийона, грубо задев того плечом. Ему также удалось перед уходом слегка толкнуть и Ренарда, своего главного обидчика. Собравшиеся услышали, как де Жернон закричал, требуя, чтобы ему немедленно подвели коня.

— Каков пес, таков и хозяин, — заметил Ренард.

Гийон недовольно поморщился.

— Мы приобрели могущественного врага, причем такого, кто до смерти не забудет обиды.

— А разве кто-то рассчитывал заводить с ним дружеские отношения? — ядовито бросила Джудит, поливая вином рану на руке младшего сына. Уильям нетерпеливо порывался убежать от матери, озабоченный состоянием своей израненной собаки.

— Многое зависит от того, как станут развертываться события при дворе, — с унылым видом заметил Гийон. — Адам, с тобой все в порядке?

— Отделался синяками, — ответил тот, коротко кивнув, и повернулся в сторону слуг, тащивших прочь труп черного пса де Жернона. — Слава богу, не случилось ничего страшного. Я боялся, что не успею подхватить Майлса. — Он поцеловал сына в щечку и крепко прижал тельце ребенка к себе, потом протянул малыша Хельвен. Взгляды супругов встретились над головкой ребенка, но в данный момент им было невозможно начинать выяснение отношений.

Одна из женщин протянула Адаму кубок с особо крепким вином.

Гийон покачал головой.

— Он ведь даже не узнал то, что хотел разузнать.

— Нет, по моему, — возразил Адам, на мгновение отрываясь от кубка. — Он узнал даже больше, чем надеялся. Впрочем, мы многое тоже узнали.

Ночь была тихая, как молитва. Позолоченные туфли Хельвен неслышно шуршали по траве опустевшего цветочного дворика. Из пруда доносился плеск играющих рыб. Между цветками порхали мотыльки. На мгновение небо, разукрашенное зеленоватыми полосами, прочертил полет летучей мыши. Хельвен и Адам остановились возле пруда. Хельвен опустила взгляд на свои пальцы, переплетенные с пальцами мужа. Перепуганные лягушки спасались бегством, ныряя с кувшинок в воду и поднимая фонтан брызг. За стеной, над которой витал благоуханный аромат роз, возвышался замок, белый и огромный. Из караульного помещения доносились невнятные голоса.

Адам притянул Хельвен к себе и крепко обнял за талию.

— Ты была права, — нарушил он молчание, вглядываясь вдаль над темной зеркальной гладью воды. — Временами мне действительно трудно разобраться самому.

— Адам… — Хельвен слегка повернулась, собираясь сказать, что ей не нужны объяснения. Однако Адам перехватил ее руку, намеревавшуюся закрыть ему рот, и крепко сжал ее.

— Сейчас я даже думаю, что мне следовало поблагодарить де Жернона, — продолжил он с грустью в голосе. — До самого того момента, когда мне показалось, что его адская псина вот-вот сожрет Майлса, я просто не понимал, что он для меня значит.

— Он твой сын. — Хельвен дотронулась рукой до рукава мужа. — Я ведь не просто так сказала об этом днем.

Адам едва заметно улыбнулся, и его улыбка быстро растаяла, как последний луч света.

— Хорошо, все это меня очень радует, однако не сможет изменить глубины моей привязанности к Майлсу. Хотя знать о том, что он твой родной, конечно же, лучше. — Адам наклонил голову и поцеловал жену. Та пылко ответила, крепко обхватив мужа за шею. Став матерью, она обычно носила свободные платья, чтобы легко обнажить грудь и покормить Майлса, не раздеваясь. На этот раз верх скользнул под руками Адама. — Хочешь лечь со мной? — прошептал он, осыпая Хельвен поцелуями.

Хельвен удивленно посмотрела на него. Глаза Адама поблескивали в темноте, загадочные, словно вода в пруду.

— Здесь? Сейчас?

Адам уже расстегивал ее накидку, стягивал свою и затем торопливо постелил одежду на пахнущую ароматом летних трав землю.

— А разве найдешь сейчас лучшее место? В замке полно народу.

У Хельвен перехватило дыхание. По телу пронеслась приятная горячая волна, задержавшись внизу у живота. Не колеблясь более ни мгновения, она упала в его объятия.

Горизонт стал уже совсем темным, и луна светила высоко над ними, белый серп серебрил небо и землю. Адам с неохотой потянулся и сел, протягивая руку к рубашке.

Хельвен вздохнула и, дотронувшись указательным пальцем до обнаженного тела Адама, провела по его позвоночнику, улыбнувшись, когда он вздрогнул.

— Боюсь все-таки, — с сожалением сказала она, — что Майлс ревет вовсю, требуя, чтобы его покормили. Элсвит может в любую минуту прийти разыскивать меня, пока этот крикун не переполошил весь замок.

Адам расхохотался, представив себе лицо служанки, когда она увидит их здесь, тем более в таком виде.

Хельвен села, придвинувшись к нему, распущенные волосы волной спадали до самой земли. Она губами прижалась к плечу мужа.

— Адам, давай завтра поедем домой? — Свободной рукой она помогла ему натянуть рубашку.

— Почему бы и нет. — Адам повернул голову и поцеловал жену. Затем продолжил одеваться. — У тебя появилась какая-то причина?

— Да нет. — Хельвен стала торопливо надевать свою одежду. — Просто хотелось бы увидеть готовым наш собственный цветочный дворик до того, как закончится лето. — В голосе неожиданно прозвучали нотки озорного смеха.

— Конечно, там будет удобнее, чем приезжать для этого каждый раз в Равенстоу, — согласился Адам, не удержавшись от того, чтобы легонько шлепнуть по округлому месту жены.

Хельвен в ответ шутливо толкнула его ногой, но затем лицо стало серьезным.

— Мне бы хотелось построить часовню в память о моем дедушке… если не возражаешь?

Адам тоже поднялся.

— Ну как это я буду возражать. Мы настолько многим ему обязаны, что оплатить долг не сможем всей нашей жизнью. Разумеется, мы построим часовню.

— Спасибо тебе, Адам. — Хельвен страстно поцеловала мужа.

Набросив свою накидку, Адам помог Хельвен застегнуть ее верхнюю одежду. В лунном свете ярко блеснула брошь в виде волка.

— Больше не будем гоняться за собственным хвостом? — Хельвен закрепила брошь.

— Не будем, — согласился Адам и, улыбнувшись, повел жену в замок.