Колоски

Глава девятая Все надежды и мечты…

Роган только-только успел слегка прибрать следы бардака.

— Жнец Великий! Это что же у вас тут делается? — Лиса не хуже Ролы за щёки схватилась, глядя на преображенный оазис, кучу разнообразного барахла и бесчувственные тела друзей у подножия непонятной машины.

— Да мы тут… это… работали, — Роган всерьёз затосковал. Вот так всегда: он и не участвовал, а отдуваться придётся за всех, как единственному бодрствующему. — Мы машину испытывали, Лиса! Все живы, все здесь, я пересчитал, ага! Ты не думай, Вэйта с Йэльфом тут не было, они в той пещере. Вот это, видимо, Саймон, у него пальцев шесть, а вот этот — это Фэрри, он, это… новенький…

— Да уж, поработали… литров на двадцать коньяка, — повела носом опытная Лиса. Оглядела Фэрри, покачала головой: — Надо же, собака! И где вы только таких берёте? Ящерки, пёсики — цирк! Работнички! А это ещё что? — пошла Лиса по кругу, рассматривая кучу барахла. Мечи, арбалеты, щиты, бочонки, копчёные окорока, одежда, отрезы тканей, даже какая-то мебель — скамейка, что ли? — всё здесь было перемешано и основательно присыпано песком.

— Да не знаю я! — взмолился Роган. — Я ж спал. Проснулся, а они — вот! Но наши все тут, я пересчитал!

— Ой, какая прелесть! — ухватила Лиса радужный шар. — А можно я Нике возьму? Какой мячик!

— Не, Лиса, это не мячик, ага-ага, это деталь от машины, ты уж извини. Из кучи этой — всё, что хочешь, а это никак.

— Вот ты жадина какая! У вас же ещё есть, вон, лежат!

— Они расходуются, понимаешь? А делать их мы не умеем, ага.

— Не умеете? Да ну… Да чего там делать-то? Это ж радуга, как Дон показывал. Только свёрнута. Вот, погоди… — Лиса, высунув от сосредоточения кончик языка, сложила руки, потом медленно развела ладони. Мостик маленькой радуги перекинулся перед её грудью. — Во-от. А теперь… — пригляделась она к готовому шару и сделала быстрое движение, взлетели и опустились локти. На ладони у Лисы лежал стабилизатор. — Вот, как-то так.

Роган сглотнул. Прикрыл глаза, помотал головой, открыл глаза. Шар не исчез.

— Как ты это сделала? — отчеканил Роган. Больше всего он был похож сейчас на охотничью собаку в стойке на дичь.

— Да как? — удивилась Лиса. — Просто… сделала…

— Нет уж! Ты уж покажи уж! — вознегодовал Роган. — Это уж вообще уж, что такое! Никто не понимает, а она — сделала! Как?

— Ну-у… На-ка, подержи. Вот, — опять взлетели локти, и на её ладони появился ещё один стабилизатор.

— Не понимаю, — больным голосом сказал Роган. — Мистика!

— Но, Роган, я не знаю… — растерялась Лиса. — Я же не маг, откуда я знаю, как получается?

— Да не могут этого маги! Не могут, понимаешь? Это свет! А свет так себя не ведёт! — шипел и плевался Роган.

— Ну… не знаю… Да ты сам-то попробуй? Концы сводишь, они и зацепляются. Только ровно веди и не растягивай сильно, а то, мне кажется, надо будет ещё оборот делать, но руки-то так не выворачиваются. Я… Ну-у, хочешь вместе? Как Ри показал, ментальный контакт? Сможешь ко мне в голову залезть?

— Смогу. Уже. Давай. Понял, ага. Стой-стой! Не понял! Понял, понял! А…га… — на ладони у Рогана лежал непрозрачный бурый шар. Цвет и фактура материала вызывали вполне отчётливые и весьма неаппетитные ассоциации. Лиса даже носом повела. Нет, запаха не было, но вид! Роган недоверчиво ткнул в него пальцем и медленно побагровел, начиная с шеи. Глаза вытаращились, нижняя челюсть выпятилась, ноздри раздулись… Лиса опасливо попятилась. Надо же, как рассвирепел! Вот нисколько бы не удивилась, если бы из ушей мага сейчас забили две струи пара. И гудок — ту-ту-у-у!

— Роган? — отступая, затрясла пальцем перед собой Лиса. — Роган, я тут ни при чём! Думаешь — нет? Чесслово!

— Ампф… Фрумпф… — запыхтел маг, не находя слов. — Мистика! — взвизгнул он наконец неожиданно прорезавшимся фальцетом. — Не бывает! Это… Не бывает!

— О, гляди-ка, ещё один! Райнэ, это заразно? Чего у тебя там не бывает, трепетный мой? — Дон блаженно потянулся, лёжа на песке, потом прогнал волну по телу и вскочил. — Ну, и?

— Ты вот это вот видел, а? Вот это вот? — ткнул ему чуть ли не в нос руку с шаром Роган. — Вот такое вот это?

— Э-эм-м… Ну-у… — осторожно принюхался Дон. — Ёжик? Сдох? Бедняга! Соболезную…

— Два! Два года назад доказали, что такой плазмы не-бы-ва-ет! — разорялся маг, тряся ладонью. — Есть файерболы, есть светляки, а среднетемпературной быть не-мо-жет! До-ка-за-но! А главное — толку с неё, с такой… Ни тепла, ни света… — уныло поник он вдруг и опять потыкал в шар пальцем.

— Это? Плазма? Ты уверен? Ну и-и… забей! — Роган на такое вопиюще антинаучное предложение опять запыхтел без слов, но Дон его возмущение проигнорировал: — С этими-то разобраться тоже не удалось никому, а они есть, — привёл он самый веский довод, подхватив с песка шар стабилизатора, — и вполне работают. А где ты этот-то взял?

— А сделал он его, — наябедничала на Рогана Лиса. — Я хотела взять для Ники, а он не дал, а я сама сделала, и он тоже захотел, но у него вот такое получилось!

— Бр-р-р, — помотал головой Дон, — что ты сделала?

— Да вот! — показала Лиса последний стабилизатор. — На! Вот, смотри: вот и вот! И вот! — протянула она Дону очередной шар.

— Ого! — заценил Дон, тут же сотворяя радугу. — А дальше как? Так? — радуга свернулась, сверкнула… и погасла. Дон опять сотворил, свернул… с тем же результатом. — Роган, не пыхти, у тебя хоть что-то вышло, а у меня вообще ничего! Во, смотри! Лучше попробуй ещё раз, может это у тебя первый блин, который комом.

Роган попробовал. И ещё раз. И бурых шаров стало три штуки. Он совсем поник и расстроился, Лиса почему-то даже виноватой себя почувствовала.

— Да и ладно, — подвёл черту под опытами Дон. — Лиса, а ты к нам или от нас?

— К вам, полчаса назад закрылась, — кивнула Лиса. — Пирожков вам корзинку принесла, и так, по мелочам. А тут такое… Что у вас тут было вообще? Барахло какое-то, собачка…

— Всё записано, — щёлкнул себя по ленте видеошара Дон. — Если честно, с середины помню плохо, — ухмыльнулся он. — Коньяк-с! И остальные были не лучше. Поэтому предлагаю разбудить, накормить и позвать наших эльфов кино смотреть, они всё веселье пропустили, как всегда. Ты как, останешься? Роган, хватит сокрушаться, пристроим мы твои шарики к чему-нибудь, жизнь научит! Жизнь — она вообще такая… Поднимай народ! Нас ждут великие свершения! Целая корзина пирожков! А с яблоками есть? Ты моя умница! А с мясом? Здорово!

— Но, Дон, это же, наверно, долго? А я, вообще-то ещё поспать собиралась сегодня ночью!

— Не-ет, ну что ты. Мы всего-то часа три колобродили. Забавно было не везде, это вообще можно на ускоренной просмотреть — часа за полтора управимся. А потом вместе и уйдём, у меня тоже планы есть кое-какие, — улыбнулся Дон так, что Лисе стало жарко. — Пусть просыпаются пока, а я за Дэрри схожу. А то нехорошо, он, всё же, Корона. А теперь у меня есть, что предложить. И ему, и Короне.

— Дэрри, сильно занят?

— Дон? Где ты был? Я тебя сто раз вызывал! Ты что, блоки на связь ставишь? Совсем сдурел? У нас такое творится!

— Дэки, детка, ты же не думаешь, что папа Дон тебя обидит? Хочешь все отгадки разом? Их даже попробовать можно. На вкус, на цвет, на запах! Хочешь? Тогда давай сюда.

— Так. Это ведь ты всё устроил? Признавайся! А в глаз? А что это у тебя с глазами? Линзы поставил? А зачем? А это что? Портал… вниз? Это куда? Под землю? Там пещера, что ли?

— Ну-у, отчасти. В смысле — участвовал. Лезь. Лезь-лезь, не сомневайся, только не свались, там карниз узкий. А теперь вот сюда. Проходи, сейчас познакомлю с теми, кого не знаешь. Райнэ, позвольте представить: Риан Дэрон на-фэйери Лив ле Скайн, Принц-на-Троне! А это, извольте видеть, мой Принц, Пэр Ри ле Скайн, простой дракон за своей скромной утренней трапезой, — развлекался Дон на всю катушку. Ри, вгрызаясь в трофейный копчёный окорок, вяло кивнул вампиру без отрыва от важного процесса.

— Чш-што?!!

— Ри, покажи ему!

— А пофол ты, — поморщился Ри и отмахнулся локтем. Бывший владелец окорока, похоже, был спортсменом, мясо приходилось грызть с полной самоотдачей. Да и Принцев Ри за свою жизнь навидался, а окорок сожрут, только отвлекись! Ходят тут всякие… — Шам покажывай.

— Ну-у, ладно, потом. А вот этот ящер, извольте видеть, мой Принц, это Саймон Ридли. Жнецом называть не советую — не любит! Активно так не любит. С последствиями. В рыло даст.

— Чш-што?!!

— Дон, ну что ты над ним издеваешься! Из всего представление устраиваешь! Дэрри, иди сюда, садись, вот, молока выпей.

— Ну, Лиса-а! Я на его лицо любуюсь со страшной силой, а ты сбиваешь! Это ж лучшие моменты его вампирской жизни, когда ему ещё удастся обалдеть до такой степени? Съёмка-то всё ещё идёт! Ты представляешь, какие это кадры для истории: Принц Дэрри в ох…э-э-э, в изумлении!

— Так. Щас я тебя убью. Ар-р-р!

— Ай! Дэрри! Держите себя в руках, мой Принц! Ай! Нельзя так бурно выражать эмоции, Короне это не пристало! И убивать меня нельзя, я ценный! Это произвол! Геноцид среди меня-а-а! — восхищённо ржал Дон, удирая во все лопатки за холм от впавшего в ярость Дэрри. Кажется, на этот раз Принца всерьёз заинтересовало, что у Дона в голове. В буквальном смысле. За двумя холмами Дон позволил себя догнать, но перекинулся в дракона. Дэрри так и сел.

— Эт… Это что?

— Это я! — перед Дэрри опять стоял Дон. — Я тебе нравлюсь? Ну признайся же, мой трепетный! Ты же для этого за мной бежал?

— Дон… — Принц помотал головой. — Ты что, не видел…

— Ах, жестокий! — азартно придуриваясь, картинно заломил руки Дон. — Ты так и не скажешь? Как я страдаю!

— Да хватит тебе! Я тебе серьёзно говорю! Мне голову напекло, наверно, но, знаешь… показалось…

— Не показалось, Дэрри, — Дон подошёл и уселся рядом, очень довольный. Протянул руку. — Вампирам не кажется. Потрогай.

— Тёплая… — Дэрри повёл носом. — Ты… ты что — живой?!! — Дон довольно захохотал. — Но… как?!!

— Легко! Хочешь так же? Хоть сейчас! В пять секунд!

— И… и они… — показал Дэрри себе за спину.

— А то! Все, — кивнул Дон. — И Йэльф, и Вэйт. Совершенно живые ДРАКОНЫ. Хочешь опять стать живым, мой Принц?

— А ты… всё ещё Дон? — Дон серьёзно кивнул. — Ты уверен?

— Ну, за будущее ручаться не могу. Кое-что уже проявлялось: на Йэльфа обозлился и безобразно нарычал. Но пока все изменения задавил вполне успешно. Тушка — блеск, главное — контроль, но мне не привыкать. Зря, что ли, мышью управлять учили? И тут не сложнее, перенастроил — и порядок. Решайся.

— «Придёт дракон, корону возьмёт. И будет дракон на Троне всегда», — пробормотал Дэрри.

— Ты о чём? — не понял Дон.

— Помнишь, отец тогда говорил — пророчество. Помнишь? Значит… оно сбудется? И дракон всегда будет на Троне? Дон, я не хочу! Я не хочу быть драконом на Троне, да ещё и всегда, я к Детям Жнеца уйти собирался! Надо же… а я не верил…

— Это та считалка? — хихикнул Дон. — Дэрри, трепетный мой! Это всего лишь выдранные с мясом строчки из описания того, как Перворождённые растили Дворец! Скверно переведённые с эльфийского! Дракон и так на Троне, и Корона изначально у него, он её в правой лапе держит! Ты на Троне раз в два дня сидишь, на свёрнутом драконовом хвосте, уж присмотрись, что ли, на что сам же свою задницу и кладёшь! Даже в шуточном марше поётся: «На Троне Корона и Перелеска мать!», сколько ты это орал, а ничего не понял!

— А при чём тогда про речную воду? Утратит свет, тепло…

— Балда! Я же говорю — перевод скверный! Не утратит, а отдаст.

— А разница? Всё равно утратит!

— Так отдаст-то Трону! — взвыл потерявший терпение Дон. — Трон часть Дворца, он живой, иначе уже давно рассыпался бы! За столько тысяч лет! А свет и тепло отдаёт ему вода, и не речная, а озёрная! Озеро Стилл сильно вытянутой формы, это часть системы, там даже течение есть, и «Лив» к его воде вполне применимо… Да что я тебе рассказываю? Тьфу, ну головой-то подумай! Своей, не папиной! Ладно, соображай пока. Но имей в виду: как решишь — так в любой момент, я для тебя уже всё зарезервировал. Пошли пока кино смотреть. Мы тут погуляли от души по одному забавному миру. Раскололи мы машинку эту, всё работает, можно райна Берта домой отправлять. С Рианом поговоришь? Чтобы не буйствовал?

— Та-ак. Так это подкуп?

— А то! А что тебе не нравится? Ты считаешь, жизнь — это мало? Но не торопись, я ещё мастера Корнэла подключу, все вместе и займёмся…

— Ой! Подожди! Открути назад, пожалуйста! Ну, пожалуйста! — Вэйт умоляюще потянулся к Дону. Тот пожал плечами, тётка в видеошаре резво и нелепо побежала по лужайке задом наперёд. — Вот, вот тут! — Дон опять включил запись. — Вот, слышите — поёт! Где-то там, слышите? А можно узнать, что он поёт?

— Ну-у… Это к Саймону вопрос.

— Можно, — кивнул Саймон. Он, как проснулся, опять стал ящером и по этому поводу был благодушен. Не понравилось ему бесчешуйное кожистое бытие. Очень уж непрочная штука, эта кожа, и слишком чувствительная. Колко, щекотно, совсем неудобно, и как вы так живёте, без чешуи? И вот это всё между ног болтается — как так можно? Никогда не понимал… Страшно же! Вдруг за что зацепится? — У меня координаты все записаны, можно сходить, взять крови, и пусть Йэльф амулет сделает.

— Ага, кто-то тебе прямо так крови и даст, побежит прямо, — закивал Роган. — Это не просто надо по координатам, это…

— Райнэ, а давайте потом, а? Я досмотрю и пойду себе, а вы займётесь, ладно? Вы выспались, а я, наоборот, спать хочу, — пресекла Лиса паузу в просмотре. Вэйт со вздохом согласился.

Изображение, если честно, оставляло желать лучшего. Дон был изрядно пьян, поэтому двигался, против обыкновения, отнюдь не плавно, а иногда и вовсе забывал о том, что ведёт запись. Широкий формат чьей-нибудь спины вызывал возмущённое рычание у зрителей, потому что всё не помнил никто. Но попадались и удачные куски.

— О-ой, это вы им моё выеденное яйцо втюхали? — поразилась Лиса. — Им, что, понравилось, как оно завывает? Ну, ни фига себе! И ещё попросили? Да-а… Это они теперь на нём играть учиться будут? Так, Саймон, пометь там у себя: если вот сюда ещё раз соберётесь, меня не звать!

— А сама-то гудела, и ничего? Все нервы тогда вымотала! — припомнил ей Роган.

— Так это когда сама — тогда прикольно. А когда не сама — так бы и убила! Будто сам не понимаешь!

В Найсвилле шёл первый час ночи. Дон валялся на кровати и заплетал Лисе мелкие косички. Занятие нравилось обоим и было весьма долгоиграющим: волосы у Лисы сильно отросли ещё во время памятного сна в реке, концы не секлись, она их и не стригла. За четыре года получилась коса ниже пояса.

— Дон, вы бы хоть рассказали Ри про Вэйта, поговорили. Что же так над беднягой издеваться, он уже похудел даже! Ри ведь сам не поймёт, он рассеянный, а Вэйт ему не скажет, он стесняется. Просто глупость какая-то получается!

— Не так всё просто, Лиса. У Вэйта, конечно, проблема, но не только эта, — усмехнулся Дон. — Как выяснилось, он оригинал: ни разу за все века не примерял на себя женское тело, и сейчас на этом горит. У него почти шок, сам пока не знает, чего хочет, а ты — «расскажите Ри». Рассказать-то можно, но вряд ли Вэйт поблагодарит, может счесть подставой и обидеться. Он же, как принято говорить, «очень мужественное существо», несмотря на внешнюю ребячливость. Двойственность для него мучительна, не стоит это усугублять. И заметь, несмотря на предложение свести его и Ри, ты до сих пор говоришь о нём в мужском роде! И я. И все остальные тоже.

— Да? Да, правда… — удивилась Лиса. — Как-то я… не подумала. Но если там любовь… Ри ведь тоже к нему неравнодушен, это видно, так почему нет? А почему — оригинал? Ты вот… тоже… — и забуксовала, вдруг осознав то, чего Дон от неё никогда и не скрывал, просто она об этом никогда не задумалась.

— Да с чего ты взяла? — приподнявшись на локте, засмеялся Дон. — Но с тобой-то зачем мне было перекидываться? Или я чего-то не учёл? Ты тоже хотела попробовать? Ну, извини! Но это легко исправить, я всегда к твоим услугам, ты же знаешь!

— А… Ой… Упс… — Лиса отчаянно покраснела. Над ней, смеясь, склонилась… Ника. Только взрослая и более тонкокостная, изящная и лёгкая. Не полукровка. — Дон, не надо, а? Я совсем не это имела в виду! Ну, пожалуйста, ну, перестань! — съёжилась Лиса и вжалась в подушку, потянув на себя простыню. Даже зажмурилась. Но фигуру оценить успела, и позавидовать тоже: грудь больше, чем у неё и, блин, стоячая! А талия? Нет, понятно, конечно: не рожала, не кормила, но… блин! Лиса такой даже в юности не была. Эх, везёт некоторым…

— Так тебя не интересует однополая любовь? — забавлялся Дон. — Но Ри с Вэйтом ты ведь свести предложила? Ну-у, если тебя уж так это напрягает — перекидывайся тоже! И всё опять станет правильно — мужчина и женщина! Давай-давай, интересно даже, что из тебя получится? Или действительно так попробовать? Вдруг тебе понравится? Вдруг это как раз то, чего тебе всю жизнь не хватало?

— Дон, перестань! — Лиса решительно вывернулась, отбросив простыню, села, свесив ноги с кровати, и хмуро нахохлилась. — Я вообще об этом не думать стараюсь, а ты… не надо было мне всё это затевать. Драконы, полёты… Гнать надо было этого Ри, сразу. Детская мечта, блин! Заперенасбылась, блин!

— Да что с тобой, зверёк мой свирепый? — Дон обнял её со спины, ткнулся носом в макушку. Лиса нервно дёрнулась, но это уже опять был нормальный Дон, жёсткий и твёрдый, без всяких там… припухлостей. Только тёплый, никак не привыкнуть. А он уже под коленки подхватил, на кровать уволок и опять обнял, и как у него так получается? Ноги свои кренделем сложил, руками заплёл, спиной к себе прижал, будто гнездо для неё свил из собственного тела. — Ну, не шуми! Лиса, ты всё ещё мыслишь, как человек, и человеком себя воспринимаешь. Но это уже не так, пойми. Ты больше не Видящая и не человек. Теперь ты свободна, понимаешь? Ты можешь быть кем хочешь и с кем хочешь. Теперь у тебя есть выбор…

— Да нет у меня никакого выбора! — отчаянно охнула Лиса. — Это ты пойми! Я отравлена, Дон! Отравлена Видением! Правильно Майка говорит, все мы уроды. Видящие гораздо большие нелюди, чем вампиры, Дон, вам люди хоть как-то нравятся, хоть забавно вам на людей смотреть. А Видящим даже не забавно. Я и Майку никогда не спрашивала, как она меня видит, сама знаю, что там не цветущий сад. Уж скорей пустыня. Или кладбище. Я выжжена, Дон. Я слишком хорошо представляю себе, каковы все изнутри! Я уже не могу, не в состоянии никому верить, ты понимаешь это? Я просто ЗНАЮ, что все вокруг лгут, если не мне — то самим себе. Все, понимаешь? ВСЕ! Одно время даже презирала — всех. За враньё за это, — она помолчала, обиженно сопя. Дон не мешал, только крепче обнял. — Потом-то поумнела. Вот, как вы все умерли, тогда и поняла, что иногда просто невозможно выжить, не наврав самой себе с три короба. Даже жалеть научилась. Плохо, правда, получается, но… иногда бывает. Но, ты пойми, пока у меня было это Видение проклятое, я хоть о ком-то могла точно сказать: вот этот вот сейчас мне не врёт, и «вот этому» поверить, хотя бы на этот конкретный раз. А теперь у меня Видения нет — и что мне делать? О каком выборе тут может идти речь, Дон? Не издевайся! Я за последние дни вообще вопросы задавать перестала, знаешь — «не хочешь лжи — не спрашивай», есть такой афоризм. Не хочу.

— Да-а, дела-а… Такое мне в голову не приходило, каюсь, — всерьёз расстроился Дон. Тоскливая обречённость в голосе Лисы непривычно и неприятно отозвалась в нём. — А я так за тебя радовался, что ты освободишься…

— Спасибо, Дон. Я тоже так думала. А вышло наоборот. Попыталась урвать для себя крохотный кусочек, а потеряла весь Мир и самое себя. Знаешь, я вампиром всего ничего пробыла — часа полтора? Но заноза в мозгах осталась колоссальнейшая. Удивительное состояние: я точно знала, как правильно, а как неправильно, и никаких сомнений. Не для других правильно, а именно для меня, понимаешь? Такая лёгкость…

— Нормальное состояние ординара, — кивнул Дон. — Но вместе с этим и теряется многое: жалость, сочувствие.

— Да у меня и так с этим не очень…

— Я всегда говорил, у тебя очень наш подход к жизни, — засмеялся Дон. — Вампиры не сочувствуют, они исправляют возникшую неправильность в своей картине мира. Оперативно устраняют диссонанс. Как раз твой стиль!

— Похоже, — кивнула Лиса. — Примерно так, только ещё острее, чем при жизни. Знаешь, было здорово. Не представляешь, как я жалею об утрате этого ощущения. Да нет, понимаю — сама дура. Жадная дура: полёт ей подавай! А что к полёту ещё и вечность прилагается — так дура же, вот и не подумала. И это ещё один ужас. Дон, зачем дуре вечность? Обеды варить? У меня заранее крыша едет! Пройдёт пятьсот лет, тысяча — а я буду торчать в кухне? Нет, останься я ординаром — это было бы нормально, вот, чувствую просто. Но не осталась же! И теперь, как подумаю… Убей меня сразу, а? Только не больно, я знаю, ты можешь. Если меня ещё в прошлую зиму уже тоска взяла — что дальше будет? Талантов-то нет у меня, стихи не пишу, музыку не сочиняю, в рисовании ноль — что мне делать, Дон? Дракончиков плодить? Самка-производитель? Дракоферма? Так ведь не люблю я детей, я и с этими-то с ума схожу, когда летом приезжают! Как мне жить, Дон, что делать?

«Целоваться — у тебя здорово получается!», чуть было не ляпнул он по привычке, но вовремя себя одёрнул. Да, Лиса отзовётся на ласку, но боль души это не избудет, она только притихнет на время, а проблема останется. Вечная проблема вечных: что делать? Надо же, как быстро она всё поняла! Так, всё очень плохо, гораздо хуже, чем он думал. Всё, что он собирался ей говорить, никуда не годится. Надо быстро сообразить, что ей можно сказать, а что категорически нельзя. Но врать уже можно, счастье-то какое! Только осторожно. Главное — не объяснить ей ненароком, обойди Жнец, что в теле дракона она с лёгкостью необыкновенной может в любой момент вернуть себе это своё Видение, было бы желание. И в любой момент выключить. Когда-нибудь она это, конечно, поймёт, но лучше когда-нибудь потом, когда научится контролировать свою силу и свои желания. Пусть научится хоть немного доверять и верить, иначе она может стать опасной. Видение плюс неконтролируемая мощь — очень неприятное сочетание. А пока надо её заболтать и успокоить. Начнём с очевидного.

— Ты зря себя винишь. Собственно, после того, как ты получила инсульт, от тебя уже ничего не зависело, решение принял я, и не жалею! Очень удачно получилось! Потому что никакая ты не дура. Посидела бы, всё обдумала, да, того гляди, и отказалась бы. А меня это не устраивает. Я ведь тебя на поднятие уговорить хотел, не сейчас — лет через пятнадцать.

— Сдурел? — возмущённо дёрнулась Лиса.

— Вот о том я и говорю, — засмеялся Дон. — Я бы предлагал, ты отнекивалась, так бы и тянулось без конца. Уже знаешь, как себя чувствует ординар, и то вон как дёргаешься, а уж не зная — точно бы отказалась. А так очень удачно, хлоп — и в вечность! Ну, за себя не можешь — за меня порадуйся: я уже говорил, ты нужна в моей картине мира, так что я, как раз, очень рад, что ты не сообразила про бесплатное приложение к полётам. А насчёт талантов — они у тебя точно есть, просто всегда не доставало времени, чтобы их развивать. Хоть и с той же корчмой — тебя же никто не учил, до всего сама дошла! И с магией — ты вспомни, какой сегодня Роган был хорошенький со своей плазмой, и у меня не вышло, а ты эти стабилизаторы, как пирожки печёшь. И с Лягушонком тогда всё, чему я тебя учил, вполне успешно применила. Ты у меня вообще умница. И доверять со временем научишься, тебя просто опалило это твоё Видение, но это пройдёт, не сомневайся. Ты же не вампиром стала, ты жива, развитие не прекратилось. Просто надо немного подождать. Торопиться-то некуда, никто же не заставляет тебя прямо сейчас резко менять жизнь. И рядом все мы, мы же тебе не врём?

— Мне — может, и нет, а себе — постоянно, — вздохнула Лиса.

— Ну, к катастрофическим последствиям это ведь не приводит? Вот и ладно. Главное — не впадай в панику и не придумывай про окружающих то, чего сама же и испугаешься. Я даже помню, что ты мне зимой излагала. Что нет в мире того, кому ты была бы необходима. Это глупости, Лиса. Причём теперь, с утратой Видения, ещё и опасные. А вдруг такой найдётся, но будет тебе противен так, что ты и смотреть на него не сможешь? Вон, как Ри на тебя смотрит, скоро дырку проглядит — хочешь? Интересу ради? Загуляй, пококетничай, поваляй в кроватке. Для этого доверять не обязательно. А для меня, как ты понимаешь, тема измены несколько смешна, так что я не обижусь — хочешь? Он-то по щелчку прибежит!

Лиса не раздумывала.

— Не хочу, — решительно, но осторожно, чтобы нос Дона с макушки не съехал, замотала она головой. — С ним… не смешно. Он зануда. Он никаких «интересов» не поймёт, и ни за что потом не отвяжется. И что я с ним делать буду? Я-то тоже зануда, даже пошутить не умею, вечно братец Вака лается, что шутки у меня казарменные и вообще — циничка пошлячная. И кокетничать я не умею, не научилась, не с кем было и незачем. Представляешь — парочка зануд? Да я повешусь!

— Во-от, — засмеялся Дон, — а ты говоришь! А Лайм? Настоящий мужик, хоть и эльф наполовину, у него даже борода растёт, и он её бреет, — заговорщицки прошептал он Лисе на ухо. — Чесслово! Я сам видел! Не то, что я — не пойми, что. Дроу ле Скайн, а теперь ещё и дракон. И ни у кого борода не растёт, так со мной и не узнаешь никогда, как это — когда тебя щетиной… — Лиса вывернула шею и покосилась назад очень выразительно. Типа, спасибо, всю жизнь мечтала, чтобы щетиной покарябали, ага. Дон захихикал, но продолжил ей в макушку: — И моральные нормы у него очень человеческие. Опять же, не то, что у меня, старого развратника. Неужели он тебе не нравится?

— Нравится, — честно вздохнула Лиса, изучая давно знакомый рисунок на обоях и прижимаясь спиной к надёжной груди старого развратника. — Но он… слишком добрый. Я с ним постоянно себя контролирую — обидеть боюсь. Ты же меня знаешь, я и не хочу, а как ляпну… Даже дружить, наверно, не получится, всё виноватиться буду, что я злобная стерва. Нет, я знаю, что я злобная сварливая стерва, но комплексовать из-за этого совершенно не хочу. Тебя от моей вредности на «хи-хи» пробивает, иногда даже обидно, а он старается быть своим, но… Знаешь, так, наверно, дворняжка рядом с породистым псом себя чувствует, чесслово! Воспитание у него, вот что. И оно из него совершенно неосознанно вылезает. На Квали немножко похоже, но в нём не напрягает, как-то он это умеет сглаживать. Или молодой просто, и спеси в нём пока нет, какая у многих на-райе вырабатывается. Лайм тоже не спесив, но он, похоже, очень старый, да? — Дон утвердительно повозил носом по её макушке. — Во-от, я ж чувствую! Есть в нём старомодность какая-то, и вежливость прямо до церемонности, и мне сразу неуютно так… Я-то тварь невоспитанная, почти беспризорник, знания нам в голову запихивали, а с воспитанием в Универе плоховато. Может, конечно, это у него только со мной так срабатывает, а с тобой он другой, но я уж лучше издали, на цыпочках. Не умею я так, как ты. Вот ты всем подходишь. И мне, и Лайму. И Мастер Корнэл твой такой же.

— Зато мне не все подходят, — тихо засмеялся Дон. — А Мастер Корнэл дипломат, ему положено всем подходить. И кое в чём ты не права. У тебя ведь был курс психологии в Универе? Я там не учился, но учебник прочитал. Вспомни: «всё, что делается личностью — делается для себя, иные соображения — обман или самообман. Личность самоценна и не может оправдывать свои действия или существование благом другой личности». Там дальше про исключения, про родителей и детей, но не суть. Я сначала возмутился и долго думал, даже наизусть выучил, потом понял. Это правда, Лиса, так и есть.

— Я помню, — вздохнула Лиса. — Самое смешное, что я почти то же самое когда-то говорила Квали. А вот к себе применить не получается. И… хорошо, для себя. А вот тебе — для себя — зачем тебе я? Теперь? Знаешь, я ведь всерьёз гадала, как у нас с тобой теперь будет. Я-то знаю, что я не подарок, это вампирам со мной забавно, а людям со мной тяжело, я знаю. Нет, ты не подумай, я не «ищу оправдания своему существованию», а, вот, как ты говоришь — интересу ради. Ты больше не ле Скайн — почему именно я?

Дон вдруг быстро и неуловимо развернул Лису, как в гамак опрокинул. Осторожно коснулся губ.

— Ты хочешь признания в любви? — улыбнулся он. Глаза его смеялись, но голос звучал серьёзно. А ведь это первый раз за всё время, когда он смотрит мне глаза в глаза, а не занавешивается своими шикарными ресницами, поняла вдруг Лиса. И глаза опять нечеловеческие. Странно, почему вокруг меня так мало людей? Рогана человеком не назовёшь, он маг, этим всё сказано. Да и сама уже не… А Дон, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос: — А ты поверишь? Без Видения? — и Лиса виновато отвела взгляд. Дон засмеялся, чмокнул её в нос, будто знак восклицательный поставил. — Не торопись, это придёт. И верить, и доверять научишься, пусть не сразу, но уж времени-то теперь достаточно. Вот тогда и будут всякие признания, и без вопросов, обещаю. А пока позволь напомнить: ты моя жена. И пусть Ри что угодно говорит про снятие клятв при обороте — Утверждения нашего брака никто не отменял! Утверждению-то ты веришь? Ты — моя, а живой я, оказывается — очень жадный. Ага, сам не ожидал. Прямо собственник! Нет, играть можешь, с кем хочешь, но насовсем не отпущу! Вот такая метаморфоза, учти на будущее! Сбежать даже не пытайся: догоню и покусаю, р-р-р! — осторожно прикусил он её ухо. Лиса ойкнула и покраснела. И подосадовала: дурацкое свойство, уж сколько лет замужем, а краснеет каждый раз, как девчонка! Поймала довольный взгляд Дона и ещё сильней покраснела, хотя, казалось — уж дальше некуда. Очень уж откровенный у него взгляд. И обещающий. Сразу такое вспоминается… А он ещё и смеётся, зараза такая! — Нет, ты не смущайся, а то горчить будешь. А то, что ты вкусная, всё ещё имеет силу. Сейчас объясню, — улыбнулся он на явное недоумение Лисы. — Ты помнишь, мы собираем энергию, которая иначе выплёскивается в никуда, люди не могут ею пользоваться, помнишь? Драконы так тоже умеют, но немного иначе. Это был мой самый первый вопрос, Ри мне довольно подробно объяснил. Драконы энергией обмениваются, при этом она растёт у обоих. Не знаю, как я тебе понравлюсь в этом плане, сам себя не попробуешь, но давай рискнём? По крайней мере, энергия у меня теперь своя, не заёмная. А тебе скоро магии учиться, запас лишним тоже не будет. Да? Иди сюда…

И они попробовали.

Они… плыли… их путь ветра ночные звёздами кропили, вставал туман над скошенной травою у ручья, под первым снегом яблоки, упав с ветвей, алели, пробился крокус сквозь прозрачный талый лёд, сгорала палая листва в костре весеннем, сладость дыма полынной горечью оставив на губах, и тихий поцелуй, касанье — как дыханье, опять заставил выгнуться оба тела в блаженной истоме последней тягучей судороги. Канули в небытие века и тысячелетия, пока Мир возвращался на место.

— Ох, До-он…

— Ш-ш-ш, спи, зверёк мой свирепый. Всё будет хорошо, спи…

— Привет. Ну, как ты?

— Неопределённо. Начинаю подозревать себя в прискорбной склонности к чудовищным извращениям. Сам себя каждый день насилую самыми изощрёнными способами: бегаю, прыгаю на скакалке, бой с тенью, бой с твоей дочкой — и мне это даже нравится, хотя болит всё. И кошмарно много ем. Дон, твоя жена — святая! Я каждый день сжираю по кастрюле котлет, вот такой, но она до сих пор меня не убила!

— А может, ты ей нравишься? — проказливо подмигнул Дон.

— Дон, я понимаю шутки, но так — не надо, ладно? Невероятная женщина, но — не моё. И не потому, что твоя жена, не надейся.

— Наглец! — демонстративно возмутился грозный муж.

— Реалист, — не принял игру Лайм. — И не жалуйся, сам научил. Но она реалист ещё больший, она меня просто съест. Так что я уж лучше издали.

Надо же, какие вы у меня одинаковые, подумал Дон, или это я такой? Сказывается воспитание Льи? Окончательный-то выбор был за мной, вот я вас таких и выбрал… Но сказал другое:

— Ты мудр, друг мой! Гораздо мудрее древнего дракона. У него фантазии на её счёт ещё остались, представляешь?

— Ну-у, я же его практически не знаю, ничего не могу сказать.

— Зато я уже могу. Лопух он, хоть и древний. А может, потому и лопух, что древний. Слепой, как крот. Вэйт страдает — смотреть больно, прямо хоть сам утешай. Несчастное древнее дитя.

— Ой, забей, а? В чужие отношения влезать — свои портить, будто сам не знаешь? Пусть уж сами как-нибудь. Лучше спину мне разомни, больше пользы будет. У меня, кажется, позвонок заскочил, мышцы-то никакие, вот и перекосило. Лису просить мне совестно, она и так, как белка в колесе, а к целителю не пойти, я же труп. И перекидываться я не умею, научил бы, что ли? Нет, выше. Да, вот здесь. Уй, ё!!! Ай, блин!!! Правее, ага. Ой, ё-о!!! Ой, хорошо-то как! Нет, я точно извращенец! Ай, не смей щипаться, вредная девчонка! — на краю кровати рядом с подскочившим Лаймом был уже не Дон. — Ну вот, теперь ещё и синяк на заду болеть будет, — заворчал Лаймон, потом тревожно уставился на Донну: — Ты… уверена? Всё-таки раньше у тебя жены не было… нехорошо как-то…

— Да брось, Лисе я уже предложила, она отказалась, её девочки пока не интересуют, — руки Донны пустились в странствие по так хорошо знакомому им телу.

— Пока? — широко открыл глаза Лаймон.

— Конечно! Она уже не человек, Лайм. Можно долго спорить, хорошо это или плохо, но это уже есть. Это и тебя касается, хоть ты человеком никогда и не был. Будешь спорить? Нормы любой морали служат выживанию вида, поэтому у разных рас они разные. У вас с Лисой тело психику ещё не откорректировало, но вот пройдёт амортизация, разум адаптируется — и посмотрим, может тебе девочкой быть больше понравится! Ощущения-то разные. Мне, например, и так нравится, и этак! И не занудствуй, меня на вас обоих хватит! — умелые ручки уже завладели всем, чем надо, и было уже очень хорошо, но Лайм ещё сомневался:

— Ох, Дон, сдаётся мне, что ты по любым нормам совершенно аморальная тварь…

— Я? — с весёлым удивлением задрала бровки блондинка. — Да-а! А то! А ты не знал? — с обезоруживающей улыбкой уверила она Лайма. Лайм откинулся на подушку и бессильно захохотал. — Эй-эй, ты не расслабляйся! Я тебе сейчас кое-что покажу, очень полезное. Вы с Лисой друг от друга шарахаетесь, так что, кроме меня, такого аморального и циничного, вам обоим и не с кем. Зато выздоровеешь в момент. Утром никуда не пойду, покажешь мне, до чего дотренировался. Всё будет хорошо. Иди сюда…

Фэрри драконом не был. Он доблестно выдержал ночной марафон, но, проснувшись, похмелье получил жесточайшее. Роган над ним поколдовал, но Фэрри всё равно довольно быстро спёкся и после просмотра записи сразу пошёл спать дальше, в новую пещеру. Дэрри ушёл ещё раньше, вместе с Доном и Лисой. Остальной народ пошёл пройтись — Саймон вспомнил об улетевшей голове и предложил посмотреть, что за тварь была. Нашли, и вовремя. Голова умирать не собиралась, отрастила себе за это время крохотное тельце — с ладонь — с десятком жёстких суставчатых лапок. Йэльф предложил её заморозить, чтобы исследовать на досуге, Роган собрался взорвать, но Саймон сказал, что нельзя, вдруг из каждого кусочка новая жукипука вырастет, надо просто сжечь. Пока они спорили, Ри тихо разложил её на молекулы, и жижа впиталась в песок, так вопрос и решился. Вернувшись, принялись сортировать добычу. Саймон своих богов хвалил со страшной силой. Отличные боги, в чужом мире, и то не забыли! Прибытку — гора, ещё понять бы, что к чему, зачем оно надо, и надо ли вообще. Провозились почти до вечера, уж больно странный был набор предметов. Но разобрали-таки, кому что, и что — куда. Три рулона тканей, мех и шкуры Вэйт с Йэльфом оттащили в кельи, Лисе отложили пару замечательной красоты раковин, а для Дона какой-то музыкальный инструмент со струнами из жил на длиннющем грифе. Так и не вспомнили, где и на что его выменяли. Оружие при детальном рассмотрении оказалось паршивым, хоть и разукрашенным чеканкой и камнями. Сам поход обсуждать не стали, отложили, чтобы впечатления утряслись. Ужин тоже сообразили из трофеев, а после ужина Саймон открыл по записи портал в ночь, и Йэльф в него ушёл. Вернувшись через полчаса, долго откашливался и отплёвывался, сказал, что воздух там ужасный, воняет просто жутко, дышать даже дракону тяжело, какие, всё же, скоты эти люди, любой мир испакостят, на-райе на них нет! Точно нет, иначе такое бы натворить не дали. Но несколько капель крови он где-то раздобыл и сделал амулеты, один для Вэйта, и ещё два — на всякий случай. Потом втроём насели было на Ри, чтобы он вытащил с заднего плана звуковой дорожки песню, но он заворчал, что это всё глупости, он устал, и кому это надо, и Вэйт сразу сказал, что тогда ничего не надо. Совсем. Ничего. Спасибо. И пошёл гулять. Один. Но Йэльф всё равно пошёл с ним. А Роган с Саймоном дружно поведали Ри, что он козёл и ушли в новую пещеру.

Недоумевающий Ри остался в оазисе один. Совсем он не понял, чего они хором на него взъелись? Ну, глупость же полная — ради нескольких строчек какой-то дурацкой песенки проделывать такую большую работу! Ну и валите. Ну и свалили. И занялись звуковой дорожкой сами, и всё им удалось. При помощи инфора все лишние звуки успешно отсекли, а Саймон ещё и закольцевал получившийся отрывок. Скинули запись на ленту видеошара, оставленного Доном, дождались возвращения «гуляк», посидели немного с зарёванным Вэйтом и разошлись по кельям спать. А Вэйт уселся в груду меха у окна, и уже полчаса слушал бесконечно повторяющиеся строки, остановившимся взглядом уставясь в темноту ночи и ошеломлённо шепча себе под нос:

— Он же… человек. Откуда же он… это знает? Просто человек…

«Я так хочу быть с тобой!

Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой.

В комнате с белым потолком…» — плакал в ночи Бутусов.

— Не может быть, чтобы он сам… Там же нет эльфов… Кто же ему рассказал? — уткнув подбородок в острые коленки, растерянно шептала печально съёжившаяся в первом луче Луны дракхия Вэйтэльфи. Утром её не нашли.

Артём любил две вещи: музыку и фэнтези. Ну, а девушки? А девушки потом. Музыку он любил почти всю. Не любил только жирные, сальные, квакающие голоса, которыми почему-то принято исполнять то, что сейчас называют шансоном, причём неважно, отечественного производства были эти голоса, или зарубежного. Вот от такого его сразу крючило, коробило, он просто зверел и начинал хамить. Неинтеллигентно. Вплоть до уничтожения источника звука, невзирая на превосходящие силы противника. Только очки приходилось менять — в драке они гибли первыми. Нет, классическим дохлым очкариком он не был. Тощий, да, шестьдесят пять кило на метр восемьдесят роста, но на самбо пять лет отзанимался — в ближнем бою близорукость не помеха. Но очки снять каждый раз забывал.

Любую прочую музыку он переносил вполне спокойно, и попсу, и эстраду, особенно же любил классику и рок. Любимые радиостанции — «Эльдорадио» и «Наше радио», их он всё время и крутил во всеуслышанье через динамики на крыше, сидя в ларьке звукозаписи на окраине старого парка.

В армию его взять даже не пытались, с его-то близорукостью, но он сам написал заявление и честно отработал санитаром в больнице в качестве альтернативной службы, чем маменька и успокоилась. А то — как же? Её сын — ЕЁ сын! — и не служил? Разве можно? Нужно быть настоящим мужчиной, и т. д. и т. п., за двадцать лет наслушался, спасибо. На «настоящем мужчине» маменька была повёрнута, как шуруп. С резьбой, уходящей в бесконечность. А так — все довольны. В больнице не остался, хоть и звали, видимо — понравился. Вместо больницы нашёл себе через знакомых это место в жизни и пейзаже и был теперь почти счастлив. Счастье ведь слабо зависит от внешних обстоятельств, это внутреннее состояние, оно либо есть — либо нет. Можно иметь всё, и деньги, и здоровье — и чувствовать себя несчастным, так уж странно люди устроены. Да, летом ларёк раскалялся на солнце и превращался в душегубку, а зимой даже печка-трамвайка не позволяла снять пуховик и перчатки, но Артёма всё устраивало. Главное, чтобы очки не замёрзли, остальное он мог пережить.

Бешеный спрос на диски, естественно, отсутствовал, а сигаретами и зажигалками хозяин торговать не желал, поэтому времени для чтения у Артёма было завались. Да, он прекрасно понимал, что ларёк этот — всего лишь прикрытие для каких-то совсем других дел его владельца — и что? Ему-то какое дело? На сигареты, хавку и книжки зарплаты хватает, одежда и обувь при такой работе страдают мало, а модником Артём никогда не был. И вообще, меньше знаешь — крепче спишь.

В парке частенько бегали всякие «толкинутые», и ролёвки устраивали, правда, коротенькие, на день, и готы попадались. Артём с парой дам даже зазнакомился, но быстро остыл — крышу им всем чинить надо! Одно дело — читать, ну, поиграть, но в нормальной жизни вести себя, как… даже и слова-то не подобрать! Как дура, даже не фэнтезийная, а фантастическая! Ну, Валентина ты по жизни, так о чём же ты думала, когда себя Валиелью обзывала? Валиель и Валидуб. И валидол. Вали всё, везде и на всех, чего мелочиться? И требовать, чтобы Артём её всё время так называл — он тоже псих, что ли? В автобусе к своей девушке: «Валиель!» — и все, как на идиота оглядываются. Ну-ка на фиг! Но она решила его приобщить к великим тайнам и потащила знакомить со своей компанией. Артём пошёл со слабой надеждой встретить хоть кого-то адекватного — увы, не сбылось. Окончательно одурев от диких имён, он кому-то там представился, как «принц гномов Ура'горн! сын Ура'мартена! и Ой'ё'домны!», и был с позором изгнан из высшего общества, чему несказанно обрадовался. А готка Мэри «хранила скорбную тайну своей жизни»: молчала, как рыба об лёд, но если намазанный чёрной помадой ротик открывался — туши свет! Она не говорила — она мрачно вещала, как Мизери из мультсериала «Руби Глум». Артём из кожи лез поначалу, пытаясь её развеселить, потом стал подозревать, что ей просто сказать нечего, кроме всякой тоскливой чуши, потом уверился в этом и вполне успешно сбежал. Нет, знакомые остались, но близко он уже ни с кем не сходился, только книжками с парой человек продолжал обмениваться, а то никакой зарплаты не хватит, если все новинки покупать самому.

И от того, что ему прошлым летом с выпученным глазами рассказывали, просто отмахнулся. Ага, в парке посреди города — портал, а в нём эльфов стада, прямо кишат — щщазз, уже верю и весь пищу! Скушай глицин, зайка моя, запей литром валерьянки — и в постельку. Не помогает? Микстура Кватера — прекрасная вещь, у меня мама пьёт, принести? Всё, Валиель, вали свою ель, а от меня отвянь. Мне моих тараканов хватает, своих паси сама. Вон, дядя Фёдор, бомжик местный, вчера всем и каждому рассказывал, что среди ночи у помойки заключил сделку с дьяволом! Просил-то, конечно, владыкой всего мира сделать, но дьявол мелкий попался, сказал, что этого не может, зато за три капли крови научил дядю Фёдора понимать язык зверей! А это вам не хрен собачий! Это их, этот… язык! С таким-то умением — совсем из него полезный член общества получается! Теперь в зоопарк устроиться можно, переводчиком со зверячьего!

Каждый сходит с ума по-своему.

Сегодняшний день сулил стать копией вчерашнего, только книжка сегодня была другая, да погода похуже. За тощего парнишку-гота, сидящего на скамейке, глаза идущего на работу Артёма зацепились совершенно случайно. Но как зацепились, так и отцепились. Вроде бы. Тем более что скамейка стояла для взгляда неудобно, видно её было только из правого угла ларька, да ещё и нагнуться надо почти к самому прилавку…. Та-ак… Артём поймал себя на том, что вот сейчас, впервые за год, заинтересовался тем, где же эта скамейка стоит и как её из ларька увидеть! Да-да, отойти в правый угол и нагнуться! И уже табурет задумчиво и непроизвольно как раз в правый угол переставляет и прилавок расчищает, чтобы локтем опираться удобнее было. Оч-чень интересно! А там ли он ещё, этот псевдовампир? Сидит. Что же в нём не так? Почему он… будто выпадает из окружения? Слишком… аккуратный? Да нет, одет достаточно небрежно, и волосы растрёпаны. Слишком чистый? Так, стоп. А почему гот? Они всегда в чёрном, а этот, наоборот, в светлом! И странно сложенные наушники на голове, на золотистой полоске. Тогда откуда такое определение? Причём сразу? Накрашен по-готски? Ну, да, или брюнет, или крашеный, лицо явно набелено, глаза чёрным подведены, губы бледные. Выражение лица? Какое странное выражение… А-а, да он же «Наше радио» слушает, которое Артём пустил на динамики сразу, как зашёл в ларёк!

— В окошке жёлтой кассы опустит чёрт вуаль, и розы упадут на «Шмайсер»… — мечтательно пообещал «Ундервуд». У парнишки удивлённо вытянулось лицо. Или он так прикалывается? Можно подумать, никогда отечественного рока не слышал! Очень выразительное лицо, каждая эмоция сразу отражается. Жаль, далековато скамейка стоит для близоруких наших глазок.

Ну и что? Почему же за него так глаз цепляется? И кажется, что где-то его видел. Может, нас знакомили? Не помню. Да ну его. Хватит пялиться, меньше знаешь — крепче спишь. Сидит парень, слушает музыку, никого не трогает — тебе какое дело? И Артём, раскрыв книгу, попытался читать. И опять поймал себя на том, что смотрит в окошечко на непонятного парнишку. Да что ж… как наваждение какое-то? Он с досадой закрыл книжку… и икнул. На обложке был нарисован эльф. Глаза, приподнятые к вискам, тонкий нос, высокие скулы. И почти точно такой же эльф сидит вон там, слева. Только волосы чёрные. Крашеный под вампира эльф? Толкиенутый гот? Ужасный хоббит-вампир, моя пррэлессть? Артём нервно хихикнул, потом заржал. Очнись, придурок! Сумасшествие заразно! Пообщался с Валидубами, теперь везде эльфы мерещатся! А чего, собственно, гадать? Подойти да спросить… ага, а потом слушать бредовые излияния весь рабочий день? Спасибо, мы уж так… издали посмотрим.

А куда это он? Ой… Ох…

Пока это существо — назвать его человеком язык уже не поворачивался — пока оно сидело почти без движения, можно было строить хоть какие-то иллюзии на его счёт. А теперь было холодно в животе, и всё сжималось внутри от охотничьего азарта. «Вот оно, вот!», бешено колотилось в голове. Потому что этот толкинутый гот не шёл — он передвигался в пространстве, или сдвигал его вокруг себя, но не шёл, люди не могут, не в состоянии так двигаться! Все пешеходы вокруг сразу показались Артёму марионетками с плохими кукловодами, настолько безобразно расхлябанными или, наоборот, нервно-дёрганными выглядели все их движения рядом с вот этой непринуждённой стремительной пластикой. А всего-то — парень пить захотел и подошёл к ближайшему ларьку за минералкой. Даже у очень хороших спортсменов, даже у мастеров айкидо, даже в балете не бывает такой грации! Сейчас — или никогда! Артём быстро глотнул из собственной бутылки, чтобы унять нервный спазм в желудке и решительно выскочил из ларька, щёлкнув замком. А как его позвать-то, чтобы дураком не выглядеть, если всё-таки это человек? О, очень кстати, там у него непонятки какие-то с Маринкой, продавщицей из ларька.

— Мариночка, привет! «Элэм» мне дай?

— А? — будто очнулась Марина. — Ага. На, — а парнишка уже скользнул прочь, прижимая к пузу бутылку «Святого источника». Артём бросился вслед.

— Эй, парень, подожди! Да постой же, я спросить просто… — даже спина притормозившего парнишки выразила досаду. Потом парень обернулся и не очень дружелюбно уставился Артёму в глаза. И вдруг захотелось повернуться, уйти и забыть. Очень захотелось. Настоятельно, жгуче. Просто нестерпимо. Зелень глаз затопила весь мир, и мир сдался, растворился, остались только эти глаза… и Артём. Какой ужас! То, что он вообще к этому парню сунулся — это гадко, безобразно, грязно, чудовищно! Забыть, скорей забыть, и не вспоминать никогда-никогда-никогда! Фу, какой он мерзкий низкий, отвратительный тип, как он мог подумать, что можно его окликнуть, а тем более попытаться подойти! Этого ни в коем случае нельзя было делать, ни за что, никогда, и забыть про свой позор, скорее забыть, и не вспоминать никогда-никогда… Напор усилился, виски заломило, зазвенело в ушах, перед глазами поплыли круги. Он даже припал на одно колено, с трудом подавляя желание постучаться головой обо что-нибудь твёрдое, хоть бы и об землю. — Нет! Нет! Нет, пожалуйста! — хрипло, пересиливая себя и держа двумя рукам лопающийся череп, прошептал Артём. — Я умоляю, не надо, я скорей умру, чем уйду! Пожалуйста, не надо! Очень больно! — и всё кончилось. Будто бетонную плиту с мозга сняли.

А парень вдруг сморщился, на лице отразилась досада и вселенская тоска. Да фиг тебе, не отвяжусь, и не надейся, тяжело дыша, как после бега, думал Артём, так и стоя перед ним на одном колене. Я, может, всю жизнь о чём-то подобном мечтал, столько всякой чуши перелопатил — а теперь извиниться и откланяться? Да щщазз! Окончательно толкинутые, конечно, делают себе иногда операции — уши вытягивают, разрез глаз меняют. Но ТАКОЕ даже на западе не сделают. Потому что кости черепа таким манером никакая пластическая операция не сместит. Вот сейчас, вблизи, лицом к лицу, это окончательно стало ясно. Скулы совершенно непривычно ориентированы, надбровные дуги сглажены и уходят к вискам вверх, а не вниз, как у людей положено — это что же, у него обзор почти круговой получается, хоть и одним глазом, но чуть ли не за спину себе боковым зрением достанет? Наверно, это было бы уродливо, если бы не было так невероятно, нечеловечески красиво! И глаза не подведены, это ресницы! И никакой пудры на лице, это кожа такая, как мрамор, как алебастр, чуть ли не светится изнутри. Артём понял, что ещё немного, и он понесёт какую-нибудь блаженную чушь, типа: «Я ваш! Позвольте служить вам вечно, до гробовой доски, в доске и за доской», и так далее. Благо — поза к тому располагает. И это несмотря вполне традиционную ортодоксальную ориентацию Артёма на женский пол!

Чудо с тяжелым вздохом достало их кармана нечто вроде сложной свастики, сплетённой из медной проволоки и надетой на шнурок, протянуло Артёму.

— Спасибо! А что это?

— Переводчик, — поморщилось чудо. — Дарю. А ты, случайно, не хочешь повернуться ко мне спиной, уйти и забыть о том, что меня видел? — вкрадчиво спросило оно. Какой голос! Женский, мужской — фиг знает, но замечательный!

— Хочу, — признался Артём, — но не могу! Такое раз в жизни бывает! Ни за что не уйду! Это внушение было, да? А на меня не действует! У меня такая мама…

— Мама? — и так большие, глаза удивлённо расширились.

— Ага, — кивнул Артём, — она так мозги грузить умеет, что и как самого себя зовут, и то забудешь, а я с ней двадцать лет живу! У меня, наверно, иммунитет выработался. Иммунитет — это…

— Я знаю, — печально улыбнулось чудо, и Артём понял, что пропал. Он продаст, предаст, убьёт, умрёт — всё, что угодно, только бы ещё раз увидеть эту улыбку. Позвольте вашим стать шутом, я буду верен… — И ты… давно ты меня заметил?

— Сразу, — губы непроизвольно расползались до ушей. — Ещё когда мимо шёл. А не должен был, да? Так, может, пройдём ко мне? — вскочил Артём. — А то ещё кто-нибудь внимание обратит?

— Никто не обратит, это ты такой… внимательный, — опять вздохнуло чудо. Артём огляделся — и правда, их будто никто не замечал, люди шли мимо, скользя по обоим совершенно равнодушными взглядами.

— Магия, да? — азартно догадался Артём.

— Ох… ну, вот что с тобой делать, а? Иммунный… Всё бы тебе магия… Звук это, — Артём захлопал глазами. — Просто звук определённой частоты, воздействует на подкорку, снижая критичность восприятия и рассеивая внимание. А теперь ещё изобрази, что ты всё понял, — сердито проворчало чудо.

— Но я действительно понял, — удивился Артём. — Звук и… подкорка. У меня аппаратик такой есть, собак отпугивать, там ультразвук, им не нравится, они и уходят.

— Ну… да, похоже, — согласилось чудо и опять вздохнуло: — Ну, вот, как с тобой теперь, а? Угораздило же! Что же делать-то?

— Да не надо со мной ничего делать! Нет, правда, мне ничего не надо, просто знать… что вы есть… Давайте лучше я для вас сделаю? Вы же музыкой интересуетесь? — заторопился Артём. — А я вот в этом ларьке работаю, тут музыки — месяца на два, если беспрерывно! Но, может, вы что-то конкретное ищите? Так я могу помочь найти! А мне ничего не надо! Просто… знать… — он опять непроизвольно расплылся в счастливой улыбке. «Чудо, чудо, чудо!», стучало в голове, хотелось подпрыгнуть, дрыгая ногами, и завопить, неважно — что, главное — громко!

— Что ты хочешь знать, трепет… тьфу, привязалось… Что ты хочешь знать, а?

— Что вы… есть… — сиял Артём.

— Кто — мы? — страдальчески сморщилось чудо.

— Ну, вы же… не человек… Глаза, вон какие…

— А если я тебе скажу, что это линзы? — со слабой надеждой поинтересовалось чудо.

— Не-е, — засмеялся Артём, — Линзы форму черепа не меняют!

— Э-э-э… А я урод! Этот, э-э-э… Генетический сбой!

— Не-е! Уроды такими не бывают и двигаются не так! Прошу вас, не отталкивайте меня! Я просто хочу, очень хочу быть вам полезным. Хоть чем-нибудь! Я так давно мечтал!..

По подвижному лицу пробежали ясно читаемые эмоции: понимание, сочувствие, сожаление… и опять печаль.

— «Личина» на тебя тоже не действует, да? Бедняга… Поверь, мне очень жаль. Но со мной действительно опасно связываться. Я пришёл ночью, долго бродил, а потом вдруг понял, что не знаю, куда идти. Совершенно дурацкое состояние, никогда не думал, что такое возможно! Здесь всё чужое, всё больное, и столько металла — и в земле, и над землёй, и моя ориентация не срабатывает. А я не хотел никого беспокоить, даже записки не оставил, думал быстренько туда-обратно — и вот так застрял. Они всё равно меня найдут, но лучше, чтобы в этот момент рядом никого не было. Те, что придут… они будут мною… очень недовольны…

— Я вас защищу! — горячо заверил Артём.

Глаза распахнулись, бледные губы удивлённо дрогнули — и чудо захохотало, как-то виновато глядя на Артёма. Но удержаться было явно выше чудиных сил. А Артём и этому страшно обрадовался: смеётся, ура-а-а! Наконец смех затих:

— Не надо, мальчик, если мне что и грозит, так только словесная выволочка. А вот если кто-нибудь другой попадётся им под горячую руку — может получиться труп. Нечаянно, но от этого не менее мёртвый.

— Мне… всё равно, — бодро пожал плечами Артём. — Пойдёмте, я угощу вас чаем с пастилой, и найду вам любую песню, если вы помните хоть пару строчек. Пойдёмте, пожалуйста! Я всю жизнь мечтал встретить хоть кого-то… настоящего!

— А что, бывают ненастоящие? — удивилось чудо, следуя к ларьку за Артёмом.

— Да сколько угодно! — фыркнул Артём. — Мечтают-то многие, у некоторых и переклинивает, начинают сами себя выдумывать, один эльф, другой вампир, уши хирургически вытягивают, чтоб кончики острые были, клыки наращивают. Р-р-р, — дурашливо растянул он рот двумя пальцами, изображая грозный оскал.

— А ты так не хочешь? — улыбнулось чудо. Улыбается, ура-а-а!!!

— Нет, я только мечтал. И читал. Вот, смотрите, — Артём подал гостю книжку с эльфом на обложке.

— Какое странное представление о форме ушей, — удивился гость.

— Ну-у, принято считать, что у эльфов они вот такие, с острыми кончиками, — в свою очередь удивился Артём. — А что, не такие?

— Нет, кончики… причём тут кончики? Почему они такие длинные? Как у кроликов? Длинные уши функциональны, если расположены на самой высокой линии черепа, а так низко по сторонам головы — это как-то странно. У нас другие, да.

— А… нет, извините, извините! Молчу! — замахал руками Артём. — Вот, попробуйте лучше, это чай. У вас такой есть?

— Чай? — гость принюхался. — Листья? Интересный запах. Нет, такого нет. Некоторые любят взвары из трав, но в основном идёт компот из вяленых фруктов. А черенок достать нельзя?

— Н-нет, он на юге только растёт, далеко.

— Жаль. А за что я должен тебя извинить?

— За уши, — покраснел Артём. — Чуть не попросил показать…

— Уши? — развеселилось чудо. — Эльфийские? Ты решил, что я эльф? Нет, показать могу, но эльфом быть я давно перестал!

— Я… понимаю… Если надо крови, я могу, — заторопился Артём.

— Но я и не вампир! — засмеялся гость. — Это просто привычный, а потому удобный для меня облик. Сейчас вспомню, как это он сказал… функциональная коррекция. Я дракон. Зелёный. Но облик принять могу любой. Твой, например.

— Ага-а! Так, значит, драконы действительно превращаются в людей? — горящими глазами уставился Артём на себя самого, сидящего на единственной табуретке с кружкой чая в руке.

— Да, но это очень неудобно, человеческое тело так ограничено — слух, зрение, двигательная система. Я побоялся становиться настолько беспомощным в незнакомом мире, положился на ментал — тут-то ты меня и вычислил, — вздохнул гость. — Да, ты хотел уши. Вот, смотри, — опять вздохнул он. А Артём поплыл. Какие там уши! При чём тут уши? Нет, уши, конечно, тоже… нежнейшие полупрозрачные ракушки, свёрнутые из лепестков юной розы, рука так и тянется… Он стоял, забыв дышать, таял и тихо плавился. Прежний облик был прекрасен, но вот это… Нет, на это можно только смотреть, даже пальцем прикоснуться — уже кощунство! Святотатство! Только смотреть — и таять, и плыть в блаженных волнах осознания того, что ты это видишь, что удостоен… Господи, спасибо тебе, хоть и не верую!

А Вэйт смотрел на это нелепое, неуклюжее, насквозь больное существо с чувством острой жалости… и вины. Он сразу понял, что происходит с этим человеческим мальчиком, собственный недуг легко опознаётся в других, а здесь симптомы налицо. Влюблён. Не в личность, даже не во внешность, а в идею. В идею существования кого-то большего, чем человек. Ах, как это по-человечески! А ответить нечем, уж больно нелеп он со своим внезапно вспыхнувшим преклонением. Самое смешное — всего несколько дней назад Старейшина ле Скайн Вэйтэльф был бы очень рад увидеть такие эмоции и нашёл бы применение этому мальчику, хотя бы на один раз, а если бы мальчику вдруг понравилось — то и надолго. А дракон Вэйтэльф чувствовал себя раздосадованным и виноватым, хотя винить себя было, в общем-то, и не в чем — кто же знал, что на Артёма не подействует отвод глаз, и он увидит. И влюбится, вот уж это-то можно было предсказать. Большинство людей влюбляются, в первый раз увидев эльфа или вампира ле Скайн. В чём же вина? Просто нечем ответить, что ж тут сделаешь? А вдруг Ри то же самое испытывает к самому Вэйту, что Вэйт сейчас к этому человеку? Досадливую жалость. Ужасно, если так. Как глупо, нелепо… Стоило ли оживать, чтобы так влипнуть? И ведь что обидно: это только его проблема. Йэльф, вон, вполне доволен. Довольна. Йэльфи. Ри на Вэйта, наверно, никогда не посмотрит так, как этот мальчик. Похоже, этому человеку совсем не важно, кто Вэйт — мужчина, женщина, эльф, вампир. Интересно, а если бы вместо Вэйт была косматая тварюшка с паучьими лапками — он так же смотрел бы? Похоже, что да. Лишь бы разговаривала. Влюбиться в идею — тяжелый случай. Крови он предложил, ох… Хоть плачь, хоть смейся!

А может, остаться здесь? Должно же найтись хоть одно место, где можно дышать без фильтра? Забрать туда этого человека, подлечить — и тихо жить, как Вэйт привык. Правда, жаль — магия здесь корявая. Прямолинейная, жёсткая, неудобная. Необжитая. Сразу чувствуется, что ею здесь не пользуются. А так… почему нет? Мальчик будет счастлив, а если избавить его от болезней — и энергией сможет обеспечить. И постепенно привыкнуть, и перестать думать о себе, как о мужчине — что же делать, если так сложилось. И постепенно забыть Ри, избавиться от дурацкой потребности — видеть его хотя бы издали, хоть раз в день. Сидеть на макушке холма, откуда виден оазис, и ждать, уткнув подбородок в коленки. Просто чтобы увидеть. Пока не придёт Йэльф и не скажет, тяжело вздохнув «Ты опять?». Как наркотик. Странно — уже не эльф, столько тысяч лет пробыл вампиром, а стоило ожить — и вспыхнул, да ещё так неудачно. Неужели это всё время было, а он не замечал? Привязанность к Ри — она же очень давняя, но он всегда считал её дружбой. Потому, что не был женщиной? А не произошла ли смена пола во время превращения в дракона из-за этих его «дружеских чувств»? А может быть. Но Йэльф ничем подобным не страдал… Зато очень любил расхаживать девушкой, нравилось ему. Может, это повлияло? Непонятно. Мистика. Мозги можно сломать.

— Ну и как тебе уши, нравятся? — Вэйт пошевелил ухом.

— Да!.. — заворожено выдохнул Артём. — Очень…

По крыше ларька вкрадчиво зашуршал мелкий дождь, прохожих становилось всё меньше. «Созидание» петь здесь было, по меньшей мере, неосмотрительно, да и не эльф он уже, всё-таки. Вэйт поставил небольшой «Полог» и произнёс «Очищение». И ларёк стал вдруг очень уютным, а небольшой участок вокруг него на окраине старого парка окончательно утратил городские запахи — выхлопных газов с ближайшей улицы, затоптанной, залитой пивом и ещё неизвестно чем земли. Сюда пришёл лес и принёс свою истину, чистую, здоровую, живую. Запахло мхом, прелыми листьями, влажной плодородной почвой и слегка грибами. Пятачок почти не преобразился внешне, только мусор исчез, да трава стала гуще и чуть выше, но редкие, уныло скомканные дождём прохожие, вступив в этот круг, вдруг вскидывали головы, расправляли плечи, с удовольствием вздыхали полной грудью и замедляли шаг. И шли дальше, уже не ёжась от дождя, оглядывались со слабыми удивлёнными улыбками и дарили их друг другу, будто давним, нежданно встреченным знакомым. А Вэйт пил крепкий чай с сахаром, ел пастилу и слушал «Наутилус». Жизнь налаживалась.

— Роган? Ты чего такой встрёпанный?

— Дон, Вэйт не у вас? — Дон замотал головой. — Он исчез! На вызовы не отвечает, похоже — блокирует! Ни записки не оставил, ничего. Йэльф уже к нему домой сходил, там его тоже нет. Он и Ри сейчас над пустыней летают — ищут. Песок после ночи холодный, может, найдут на инфракрасном зрении, если с ним что случилось. Ри заранее в ярости.

— Ты на скале? Не гаси портал, я сейчас Лисе скажу и пройду.

— А что, не глупость, что ли? Какая-то песня, неизвестно о чём, неизвестно зачем — вынь ему, да положь! Он вообще какой-то странный в последнее время! И всегда-то был, а чем дальше — тем хуже! То на шею вешается, то волком глядит, то идеи какие-то идиотские! Я ему что — нянька? Да он старше меня на тысячу лет! А они мне заявили, что это я козёл! Я! Козёл! А он тогда кто? Вот так слинять, ничего не сказав?

— Не-ет, ты, конечно, не козё-ёл, — задумчиво протянул Дон. Ри презрительно фыркнул. Естественно, кто бы сомневался. — Козёл тварь бодрая, активная и сообразительная, а ты на это не тянешь. Ты слепой, глухой и кастрированный баран-маразматик.

— Что-о-о? — взревел Ри. Все, кроме самого Дона и мрачного, озабоченного Йэльфа, злорадно заржали. Дон не смеялся, он был зол. Блин, права была Лиса! Уж слишком тупой этот Ри.

— А Вэйтэльфи — несчастная женщина, которую в ответ на её невинную просьбу открытым текстом послал к дроу в гору предмет её воздыханий, — безжалостно продолжил Дон.

— Что-о-о? — осел Ри. Обвёл окружающих глазами. Лайм пожал плечами, Роган развёл руками, на физиономиях Фэрри и Саймона мало что можно было прочесть, но глядели они на Ри с укоризной. А из озабоченности Йэльфа можно было кирпичи лепить. — Вэйт же… Он же…

— Она. Вэйтэльфи. Ри, нельзя же быть рассеянным настолько. Ты нам сам объяснял насчёт истинного облика. Она дракхия, Ри. И у неё вдобавок моральный шок, даже не упоминая о том, что она влюбилась. Пусть она тебя не интересует, как женщина, но то, что один из нас попал в сложное положение, ты обязан был учесть. Обязан, понимаешь? Как Творец. Ты взял лидерство. Никто не спорил. А теперь сам скажи мне, кто ты есть?

— Похоже… вот то, что ты сказал… — потерянно ссутулившись пробормотал Ри. Эх, подумал Роган про Донни, какой Большой пропадает! Так грамотно выпороть — это уметь надо! — Но… где же он?.. Она…

— Потоптались вы тут изрядно, но Фэрри сказал, что последний след ведёт в портал машины. Пульта не нашли.

— Он у меня. Машина утром была включена, инфор лежал на песке, я думал — забыли выключить, ещё обозлился… Ой-й! — Ри схватился за голову. — Как же его искать? Вряд ли он сохранил последнюю настройку, он же не умеет. А я выключил…

— Вот сейчас и будем думать. Райнэ? Ваши соображения?

— Чуваки, это не просто межмировые пробои, — Саймону Вэйт нравился, очень он ему сочувствовал. Ей. Не повезло бедняге, в такого бесчувственного втюриться. Варрани из неё наверняка симпатичная получилась бы, тоненькая, большеглазая… Только зелёная, не очень удачно. Если бы хоть бронзовая, он бы, может, и сам… гхм… Но она зелёная. — Это и во времени пробои, вот они, отрицательные значения переменной. Дон прав был, не знаю, как будущее, а прошлое там точно есть. Не знаю, как такое возможно, но оно есть. Я всё никак не въехать не мог, что мне по мозгам всё время било, потом дошло. Не может того быть, чтобы на одной планете одновременно такие перепады были в развитии. Несовместимо.

— Ну, почему не может? У нас есть. Разница между дикими деревням и теми, что под на-райе, колоссальная, день и ночь. А уж про города вообще молчу, — возразил Лайм. Роган закивал.

— Не-не-не, ты вот смотри: вот там, где Ри в глаз дают, а ты дерёшься… Ри, дай инфор, я покажу… ах, ты, а видеошар-то где? — искали долго и старательно. Дон точно помнил, что в Найсвилл портативник не брал. Всё, что осталось предположить — ленту Вэйт унёс с собой. Саймон постарался вытянуть что-то со стационарного видеошара, но там изображение часто заслонялось спинами. Но кое-что смог и продолжил:

— Во, позырьте, чуваки. За той спиной. Это автомат. Машина. Значит, техноген. А он какие-то свои части всегда даже по совсем глухим дырам разносит. А вот… Там, где я это… Тряс козла этого. Жертвоприношение. Несовместимо, гадом буду!

Дон хмурился и собирался возразить, но вмешался Йэльф:

— Он прав. Не спорь, детка. Вспомни райна Берта и сравни. Ты этого помнить не можешь, но я узнал эту вонь, её ни с чем не спутать. Это называлось «бензин», производная нефти, такого ископаемого. В местной человеческой цивилизации он широко использовался, и там, куда я вчера ходил за кровью, разило им нестерпимо. Ручаюсь, что Вэйт там: песня его сразила наповал, наверняка он пошёл за полным текстом. А ты выключил портал. И я не знаю, жив ли он ещё. Нет, если он не сменил настройку, мы его, конечно, найдём. Наверно. Или не найдём. Или он не захочет вернуться. Потому что тут ты.

Ри уже ничего не говорил. Ему было плохо. За тысячелетия он не забыл, как это — оказаться в незнакомом мире, а Вэйт, наивный и восторженный, очень похож на юного Ри, поднятие во Жнеце его почти не изменило. И человеческую цивилизацию Ри тоже помнил хорошо. Грязную, вонючую и самодовольную. И своё разочарование сначала в эльфах, а потом и в людях, после чего он и постарался сделать так, чтобы о нём забыли, и стал рассматривать всех уже только как материал для своих опытов. И Вэйт — в таком мире… Но у Ри тогда были хотя бы зачатки магии драконов, а что сейчас есть у Вэйта? Ведь они никаких тестов на магию не делали, с машиной возились, и занятий не проводили, только Дон с Роганом поляризации научились, и то, опять таки, ради того, чтобы украсть из храна стабилизаторы. Магия вампиров, скорей всего, уже не работает. Эльфийская вроде бы вернулась, растили они с Йэльфом что-то там — но это так мало. Ни от пули, ни от огня она не защитит, увы, много раз проверено. Сколько в Мире Старейшин, столько и доказательств. А когда пробудится память крови? Завтра? Послезавтра? Дракона сложно уничтожить физически, но, если он уходит в бесформенность, это бывает необратимым. А всё непоправимое обычно случается быстро, один миг — и мир уже изменился, или даже перестал существовать, если вдруг исчезло то единственное, ради чего существовать ему стоило. Вэйточка! Что же ты опять наделал? И что наделал он сам? Кажется, предал друга. Не злоумышляя, просто равнодушием, заурядным невниманием — но предал. Да, пронырливый паршивец с шкодливыми ручками и невероятной способностью извлекать максимум неприятностей из минимума событий, но он всегда так радовался, встречая Ри, и так искренне… Ой, как гадко… Он не хотел, просто не подумал, да и мелочь, кажется, но величина предательства на название не влияет. И чем сам Ри теперь отличается от прочих? Он всегда гордился тем, что никого не предавал, его — да, а он — нет…

— Э-э-э, райнэ. Вы нелогичны. Если эта машина управляет временем — именно его у нас сколько угодно, и торопиться абсолютно некуда. Но! Надо понять, как управлять машиной, которая управляет временем. Вы согласны? — Лайм внимательно всех оглядел, никого не пропустил.

Все, кроме Дона, с удивлением уставились на Лаймона. А Дон довольно ощерился углом рта. Лайм, как же я тебя люблю! Теперь всё будет, как надо, Лайм настоящий Большой! Можно расслабиться и получать удовольствие. Он как целитель-хирург, только оперирует не раны, а ситуации. Это вам не Ри, который и за себя-то с трудом отвечает.

— Тем более, что математически доказывать теорему нам не надо, явление налицо. Надо только понять, почему оно срабатывает вот таким образом, найти некую закономерность. Простым сравнением «действие — результат». Вы согласны?

А попробуй не согласись? Если всё правильно?

— Но, конечно, в первую очередь следует проверить последние координаты. Единственный вопрос — к магам: есть ли способ быстро определить присутствие Вэйт вообще и дать поисковой группе хотя бы вектор поиска.

— Не надо вектор, у меня личка есть, — подобрал челюсть Йэльф, изрядно пораженный столь молниеносным препарированием ситуации, казавшейся почти патовой. — А вот определить…

— Определить любой из нас может, только в истинном облике, — слегка ожил Ри. — Ментальный контакт на большом расстоянии установить тяжело, это лучше в пределах видимости, а уловить присутствие — вполне. Вы часть меня, почти дети, и кровь у нас одна. Мы все можем чувствовать друг друга.

— Вот и очень хорошо, — ласково кивнул ему Лайм. — Тогда так: сейчас проверяем по последней сохранившейся настройке. Ри, определяешь наличие Вэйт. Если её нет, начинаем мозговой штурм. Если она там, идёт поисковая группа: я, Дон, Ри и Роган, как серый маг. Роган, на тебе только исцеление, файерболы только в крайнем случае, для защиты при остром конфликте. Ри, набрасываешь на нас уместные личины, при обнаружении Вэйт не подходишь, разговариваю я. Это не обсуждается, но объясню: Вэйт на тебя предположительно обижена, начнутся переговоры, которые могут перерасти в проблемы из-за потраченного времени, а проблемы нам не нужны. Нам надо зайти, взять и уйти, это всё. Ри, без обид, но мне нужна гарантия, что ты не сорвёшься. Дон, Ри на тебе, проследи.

— Служу Короне! — счастливо сверкнул зубами и дал отмашку Дон. Роган только глазами хлопал. Да-а, это вам не Квали с его изящным артистизмом, которым Роган всегда так восхищался! Это, блин, папа какой-то! Всехний! Всех построил, всех по головке погладил, но и пальцем погрозил! Да-а, Дона можно понять… Такой Лаймон…

— Роган, Саймон, вопрос к вам. Мы пройдём этот портал, сломаем личку Вэйт и окажемся рядом с ней. А как мы все опять доберёмся до первого?

— Я могу маяк поставить. Если Саймон сможет навести… — с надеждой взглянул Ри на ящера. Саймон кивнул.

— Отработайте прямо сейчас, хорошо? И последнее: связь. Слышащих среди нас нет, Зовущих тоже. Скажите мне, райнэ: если там, на той стороне, сломать личку того, кто находится здесь — это сработает? Если понадобится коррекция? В Руке двойные порталы мы пару раз применяли, а в этом случае?

— Ну-у, может, конечно, нехорошо получится… — задумался Ри. — Ничего так не могу сказать, это считать надо и моделировать. Но расстояния огромные, должно сгладиться… Если только очень быстро, в пару секунд. Сейчас мы с Саймоном на инфоре посмотреть попробуем.

— Хорошо. Тогда, Роган, пожалуйста, сделай лички: мою и Дона, и отдай тем, кто остаётся, а мне — две лички Йэльфи. Саймон, Йэльфи, Фэрри, пожалуйста, от портала не отходите, вы наш тыл. Я надеюсь, что всё пройдёт штатно, но могут пройти целые сутки, и гости оттуда сюда совершенно нежелательны. Советую дежурить по двое, сменяться по одному. Фэрри, ты спишь первым и прямо сейчас, потом сменишь Йэльфа, а он потом сменит Саймона. Вы согласны?

— А… Да-а, — закивал Йэльф, сначала не понявший — что значит тыл, и зачем им тут сторожить. Он впервые видел Руку Короны в действии, и… впечатляло!

— Вот и хорошо, тогда так: полчаса на подготовку. Йэльфи, ты, как я понял, примерно представляешь, что это за мир, и что нам может там понадобиться. Пожалуйста, прикинь из расчёта на сутки, и скажи Дону, что собирать. Дон, пожалуйста, займись, собери по комплекту на каждого. Роган лички лепит, а Ри мне пока нужен. Ри, пусть Саймон сам посчитает, он справится, я знаю. А ты попробуй, пожалуйста, вспомнить, что ты видел в портале перед тем, как его закрыл? Сосредоточься. Вот ты подошёл… увидел пульт…

— Нет, сначала работающий стабилизатор. Потом портал. Потом пульт так косо из песка, — послушно вспоминал Ри. — Потом… не помню, что там было. Обозлился, что энергия впустую летит, и вырубил.

— Ри, — понизил голос Лайм. — Я понимаю, тебе плохо, но вот сейчас — забей, понимаешь? Нервы, самолюбие — абстрагируйся, это всё потом, ладно? Прогони чисто видеоряд перед глазами, и не один раз — вдруг зацепишься? Давай ещё раз, хорошо?

— Давай не так? У тебя эмоций моих нет — посмотри сам?

— А этого не умею уже я. Я же не маг. Думаешь, получится?

— Получится, — вздохнул Ри. — Ты не маг, зато дракон. Глаза закрой, я проведу. Смотри. Вот я иду… и злюсь… вот пульт…

— Стоп! Ветка! Это ветка. А дальше ствол дерева. Райнэ, в записи хоть один портал открывался на дереве?

Все дружно замотали головой и опять встревожились. Значит, Вэйт всё-таки менял настройку. Шансы быстро обнаружить горе-путешественника резко уменьшились.

— Нет, само по себе это разумно: поднять портал выше линии взгляда и ориентировать к стволу. Гораздо меньше шансов, что заметят. Спасибо, Ри. Саймон, теперь ты. В видеошаре есть такая опция — «Повтор последней операции», а в инфоре?

— Извини, чувак, но это разные технологии, — пожал плечам Саймон. — То, что ты говоришь — типа, автоповтор, он в других устройствах у нас применяется. Вот, в автоповаре он стоит, на браслетах связи. А в инфоре нет, зачем бы?

— Жаль, но ничего. А расчет вы сделали? Лички работать будут?

— Сработает, но вот этот портал её съест. Высосет на раз. Так что ты это… — постучал Саймон себя по голове. — Чётко придумай, что скажешь, потом ломай. Две секунды максимум

— Понял. Спасибо. Две секунды — замечательно. Так, райнэ, есть вопросы? Нет? Прекрасно. Райнэ, минута проверки снаряжения. Все готовы? Отлично. Начали?

Портал открылся в кроне дуба. «Блин, совсем охренели. Уже на деревья рекламу лепят!», подумал запоздавший прохожий. И ушёл, и уже не увидел, как «реклама», сбив пару веток, покинула дерево и опустилась на землю. Из портала высунулась полупрозрачная голубая змея, замерла на мгновенье.

— Здесь! Жив… Жива! — облегчённо выдохнул Ри. На поляну вышло четверо… существ. Портал воспарил над травой и поднялся в пасмурное вечернее небо. С высоты на маяк наводиться легче, проще и быстрей.

— Ракета, что ли? Да нет, НЛО! Ни фига себе! А я не верил!

— Где? А, нет, это за мной. Ой, щас по шее прилети-ит… Ты что делаешь?! С ума сошёл?! Артём, ты совсем дурак? Пусти! Псих!

К середине дня дождик кончился, но небо не очистилось. Вэйт наслушался уже до одури, Артём чего только ему не ставил. И «Флойдов», и «Доорс», и Летова, и Баха, и Грига. Наконец Вэйт замахал лапками и сказал, что — хватит, он всё понял. А инструменты, которые вот так вот: у-Я-Я-ау бэнц, тынц, у-у! Это что? Ах, электрогитара? А где их берут? В магазине? А сколько стоят? Это много? А золотом? Не возьму-ут? А почему? В лом-бард? Э-э-э… Странное название. С паспортом? А у Артёма есть? Тогда немедленно идём в лом-бард. Ну, пожа-а-алуйста! Потому что срочно нужна электрогитара. Нет, три! И вот такая ещё штука: уа-уа-уа, пым-пым-пым. Синтезатор? Это как? Клавиши? Ещё лучше! Ну, пошли-пошли-пошли! После работы? Хорошо, после работы, а я посплю пока, ладно? Нет, не здесь, я на дерево пойду. Вон на то, с толстой веткой. Только не кричи, когда звать будешь. По стволу постучи, трижды три раза.

Остаток дня Артём провёл, как в бреду, каждые полчаса порываясь плюнуть, закрыть ларёк и слинять, и пусть увольняют на фиг, и каждый раз себя останавливал. Если эта невероятная Вэйт останется, её надо будет кормить — а на что, если он работу потеряет? Не устраивать же на работу её? Куда и как? Книжка в голову уже не лезла. Какая там книжка? Вот как Вэйт маме представлять? Девушке она точно скандал закатит и ночевать не пустит. Хотя… Мама же не иммунная? Пусть будет знакомый. Виталик. Потерял ключи, родители… на даче. Нет, слишком близко — на юге. И сумку он потерял. С ключами, деньгами и документами. Нет, не потерял, растяпа, что ли? Маменька точно лекцию прочитает, что надо быть внимательнее. Стукнули и ограбили? Не катит, синяков нет, тогда… угрожали ножом, вот. И теперь Виталик весь такой несчастный, и, пока родители не вернутся, поживёт у Артёма. Ха! И пусть попробует маменька возразить: любимая её тема — человеколюбие и помощь попавшему в беду товарищу! Вот Артём и внял! Ха-ха! Или… блин, а куда инструменты девать, которые Вэйт покупать собралась? Сумку отняли, а инструменты оставили? Так, надо что-то другое придумать. Или инструменты сюда отнести? Тоже коряво. Так день и прошёл.

Артём опустил железные гармошки на стёкла, запер всё… и затормозил. А может… у него просто бред? Может, ему всё приснилось? Пришёл на работу, сел и заснул. А? И теперь, как дурак, будет ходить и обстукивать все деревья в парке в поисках приснившейся ему девушки его мечты. День за днём, месяц за месяцем. Дочитался. Это уже не толкиенутость, это клиника.

Ну, все — не все, но по одному-то постучать можно? А вдруг?

— А-а-ха-ха, — услышал он почти сразу протяжный зевок.

Да-а-а! Йе-ес! Не сон!

В ломбард они сходили, но, пока шли туда, Вэйт сказала, что не будет она сейчас инструменты покупать, надо на них сначала посмотреть, может, и без денег обойдётся. А вот на еду надо, не будет же она у Артёма на шее сидеть? Вот кольцо, продай. За печатку дали в скупке шесть тысяч, почти треть Артёмовой зарплаты. Побрели, не торопясь, к Артёму. Артём предложил ей стать мальчиком Виталиком, но Вэйт хихикнула и заверила, что с мамой проблем не будет. Если мама тоже не иммунная, конечно. Она и не заметит, что Артём не один. А вот еды купить надо. Мяса. Вот столько. Ага. Артём, я дракон. Пятиметровый и зелёный. То, что ты видишь — это не вся я, понимаешь? Нет, сырое могу, но не хочу. Вон тех окороков копчёных три штучки возьми, и ладно. Пятнадцать килограмм? И хорошо. Не спорь, дай сюда мне «эту тяжесть», я не хрупкая эльфа, я дракон! Куда-куда — в карман! В пространственный. Понял? Серьёзно? А знаешь, что смешно? Ты знаешь, что это такое, даже можешь объяснить — вот-вот, четвёртое измерение, и так далее. А я не знаю и объяснить не могу, но у меня он есть, и я им пользуюсь! И это очень жизненно, такой парадокс, исполненный глубокого философского смысла. А теперь в магазин с электрогитарой. Ехать? Вот на этом?! Нет!!! Ох, дышать нечем, фильтр забило, уведи меня скорей!!! Ой, ф-фу-у-у! Как вы тут живёте? Это же отрава, чистый яд! Кошмар какой!

Мама действительно не заметила. Вэйт бродила по комнате, осторожно проводила пальцем по корешкам книг и улыбалась опять печально, но и мечтательно, будто вспоминая что-то хорошее, но давно ушедшее. Артём следил за ней, не отрывая глаз. Вот здесь, в его двенадцати метрах, бродит вот такое… И опять из груди рвался стон восторга, а лицо расплывалось в блаженную идиотскую улыбку. А потом он сварил кофе, но Вэйт сказала, что запах да, а вкус — не очень, и с молоком не очень, и он заварил ей каркадэ, и пришлось искать в интернете, что это за цветы и где они растут. А потом считать, сколько золота нужно продать в скупку, и что дешевле — доехать туда и взять черенок или заказать доставку живого черенка на дом по почте, оказалось, что можно и так. А потом они вместе торчали из окошка пятого этажа, навалившись животами на подоконник, Артём курил, а Вэйт просто крутила головой, разглядывая доступную взору панораму. Направо, в просвете меж домами, грохотала улица. Артём всё порывался объяснить, рассказать, но Вэйт, как оказалось, почти ничего нового вокруг не видела. Сказала, что это, видимо, закономерно для всех людей вообще — техногенная цивилизация на железе, электричестве и без магии. Единственное, что её поразило — инверсионный след самолёта. И поразило неприятно. А ещё больше не понравилось после того, как Артём объяснил, что такое самолёт, за счёт чего летит, и какого он размера.

— Послушай, но, если он упадёт, например, вот прямо сюда…

— Хана котёнку, — подтвердил Артём.

— Нет, просто удивительно! Вы и так мало живёте, и, при этом, совершенно не цените свою жизнь! Никогда не понимал… не понимала людей.

— А большинство и не живут. Так, существуют, — высказал Артём давно бродившую в голове мысль. — Знаешь, мне кажется, что большинство людей просто не успевают понять, что они живут. Тянут день за днём, изо дня в день, а потом умирают, и всё. Или осознают в старости, когда жить-то уже поздно. А на некоторых смотришь, и понимаешь — они мёртвые. Внутри. Двигаются, разговаривают, а внутри давно умерли. Но как раз такие самые активные. Создают видимость жизни — и для себя и для других.

— Да, когда я был… была вампиром, мне тоже приходило это в голову. Когда ты не-мёртвый, жизнь осознаётся гораздо острей, впрочем, как и всё утраченное.

— Да… Вэйт! Не уходите! Пожалуйста! Я не хочу всю оставшуюся жизнь остро осознавать утрату вас! Я сделаю всё, что угодно, и это не только для меня! Знали бы вы, сколько людей дико, неистово просто мечтают о волшебных существах и магии! И опять же не для себя! Вот, смотрите: у меня собраны книги, и это всё — о вас! Это не просто книги, это целые миры. И почти в каждой говорится о том, что наш мир без вас умирает! Не ради нас, не ради людей — но ради самого этого мира — не уходите, Вэйт! — Артём сам поразился своему красноречию, но мысли эти в его голове жили уже давно. Насмотрелся он на «эльфов», оставляющих после себя кучи мусора и вытоптанные поляны. Мир — это дом. Дому нужен один постоянный хозяин, а не существа-однодневки. И вот хозяин перед ним. Он сегодня видел, нет, почувствовал, как преобразился их уголок парка — вот бы везде так! А Вэйт, пораженная его горячностью, долго молчала. Это уже было не смешно, это был вопль о помощи.

— Но я не смогу здесь жить, Артём! Я и дышать-то здесь без фильтра не могу! Здесь всё отравлено — воздух, вода, земля. Даже там, где ты работаешь, и то плохо. Я, конечно, сделала кое-что, и там, и тут — но это не метод! «Очищение» просто оттесняет грязь в стороны, а не уничтожает. Внутри «Полога» хорошо, а снаружи становится ещё хуже. Концентрированней, понимаешь? Можно, конечно, постепенно сгребать грязь в определённое место и выжигать, но её здесь слишком много, меня на всё не хватит! И очень громко у вас здесь, ты этого не чувствуешь, но у нас уши устроены иначе. У меня ещё с ночи заглушки стоят, иначе голова бы уже лопнула!

— Да… извини, я дурак, — сник Артём.

— А если спеть здесь «Созидание», исчезнет практически всё, вся ваша… цивилизация. Она слишком уродлива и дисгармонична, прости, но это правда. У нас было нечто похожее, но не было вот таких… самолётов, да? Будь такое у наших людей, мы бы не победили. Извини, но на одной войне меня уже убили. И вряд ли кто-то из наших согласится придти к вам жить.

— Но, Вэйт, это просто город, а есть и леса! Немного отъехать, километров семьдесят — и там уже нормально.

— На чём отъехать, Артём? — грустно засмеялась Вэйт. — Мы только вышли на улицу, а у меня уже фильтр отказал, пришлось тебе меня дворами вести. А порталы здесь легко строить не получится, ваш мир мне чужой, он не откликается. В мир надо вжиться, сродниться с ним, и он должен нас принять, а это лет сто, как минимум. Инерция, понимаешь? Не наша — мира. Здесь есть магия, но вы ею не пользуетесь, и она… неприрученная, понимаешь? Но я здесь столько не выдержу, я через пару лет если не умру, то с ума сойду точно. Слишком всё уродливо и ядовито. Вот музыка у вас хорошая… Отчаянная.

В хорошую погоду сумерки летом длинные, лиловые, прозрачные и призрачные. А в пасмурную — хлоп, и темно уже почти, и свет последний сочится болезненный, анемичный. И яркий голубой неон среди серой мути — резью по глазам.

— Ракета, что ли? Ой, нет, НЛО! Смотри, летит! А я не верил!

— Где? Это? Не-е, это мне по шее сейчас прилетит.

И Артём вдруг испугался, панически и жалко. Метнулся пару раз глазами по комнате, сгрёб Вэйт в охапку и, не обращая внимания на вопли, запихнул в платяной шкаф, бормоча:

— Посиди пока. А я с ними поговорю. По шее! Я им сам по шее! Я им по такой шее! Посиди, я их всех счаз… — и поспешно бросился закрывать окно. И закрыл. А за спиной в комнате мигнуло голубым неоном, и мужской голос спросил:

— Вэйт? Ты в беде?

— Нет, — сварливо отозвалась Вэйт, — я в шкафу.

Дверь шкафа, не закрытая на ключ, медленно и скрипуче отошла. Розовая от досады и смущения Вэйт грозно сверкала одним зелёным глазом, другой скрывался под косо свисающими с головы брюками, а тела и не видно было из-под вороха одежды, свалившейся с вешалок при энергичном запихивании в шкаф самой большой драгоценности в жизни Артёма.

— При… Приба… Прибарахлился-а-а… — едва сумел выговорить Дон сквозь душащий смех и сполз по стенке шкафа на пол — поржать с удобством. Рогана тоже пробило на жеребячий ржач, даже Вэйт в конечном счёте засмеялась. Третий, золотоволосый и большой, как медведь, хрюкнул, но сдержался. И на остальных очень строго посмотрел, Роган чуть не подавился. Но, даже при грозных взглядах, на обещанное «по шее» ситуация походила слабо, Артём растерялся.

— Ри, только ты ещё не кормлец! Выпутай меня, пожалуйста.

Четвёртый, что так и не засмеялся, глянул вопросительно на спутников, но на него хором замахали руками. И он будто разморозился, вынул из шкафа всё одним движением и стряхнул с Вэйт на пол Артёмово барахло. Тревожно вгляделся в лицо, пробормотал «Вэйточка…» и обнял так, что Вэйт ойкнула. Ничего себе «по шее»! Артёму бы кто так по шее давал!

— Да всё нормально, Ри, ну, что ты? — задушено уверяла Вэйт его живот и выворачивала шею, чтобы взглянуть в лицо.

— Ри, маяк, пожалуйста, — нарушил эту идиллию медведь.

— Райнэ, позвольте вам представить: Артём, — показала Вэйт на замершего у окна Артёма. Все обернулись.

— Он держал тебя в шкафу? А кормил? Через скважину? Или ты на хомячка тренировалась? — весело разглядывал человека Дон. «Какие у него руки», заторможено подумал Артём, «Он музыкант? Зачем он здесь? При чём тут… А-а, Вэйт же за музыкой и пришла… Для него?» Вдруг стало досадно, что Вэйт старалась вот для этого ехидного гада с буйной шевелюрой и совершенно невероятными для мужчины ресницами…

— Нет, я просто сказала, что мне от вас по шее прилетит, и он меня так спасал. От вас, — вздохнула Вэйт. Дон откровенно наслаждался ситуацией. Он оглядел Артёма, вытаращив глаза, прошептал: «Какая прелесть!», и опять зашёлся беззлобным, но весьма обидным для Артёма хохотом. — Дон, ну, перестань, не драться же мне с ним было? Ещё убила бы нечаянно… Артём, ты лучше окно открой, а то его сейчас не станет. Ри маяк поставил, сейчас портал сюда наводить будут.

— Райнэ, секунду тишины, — золотоволосый медведь сдавил что-то в руке, бросил на пол. Опять загорелся голубой неоновый овал, сначала большой, но стремительно сужающийся и бледнеющий. — Перед наводкой сжать, развернуть на маяке, — очень отчётливо, будто подчёркивая каждое слово, и очень быстро проговорил он. И зримо расслабился. В поспешно распахнутое Артёмом окно скользнула с улицы ослепительная голубая точка и развернулась рядом с окном в ещё один овал. Артём невольно заглянул в него. Там, с чем-то похожим на электронную книгу в лапе, стоял золотой ящер, а рядом с ним — будто брат-близнец Вэйт. Только брюнет, как Вэйт в начале. И Артём с упавшим сердцем осознал, что все сейчас просто уйдут. Все и насовсем, навсегда. И никогда-никогда здесь больше не появятся, и всё, и единственной памятью останется тот пятачок вокруг ларька — надолго ли?

— Райнэ, уходим. Вэйт? — медведь указал на портал.

— Нет! — вырвалось у Артёма. Все уставились на него. Медведь с лёгкой настороженностью, музыкант — насмешливо, Вэйт с сожалением, а двое просто, как на пустое место. — Пожалуйста, не уходите насовсем! Нам без вас плохо! — голос предательски задрожал, очки запотели, кажется, даже слёзы потекли, но Артём упрямо продолжал: — Вэйт видела, она скажет: наш мир умирает, мы не можем без вас! Мы его убиваем, понимаете? Но тех, кто понимает, очень мало, и сделать мы можем очень мало, а большинству наплевать! Пожалуйста!

— Он просит помочь его миру, — объяснила Вэйт всем, кроме Лайма, у него был амулет.

— Трогательно. Но от нас-то чего ты хочешь, трепетный мой? — взгляд черноволосого из насмешливого превратился в жёсткий. — Чтобы мы вашу помойку разгребали? А нам оно надо?

— Дон, не надо, правда, они не плохие… — заступилась Вэйт. — У них музыка интересная, я себе много записала. И инструменты смешные, только я не знаю, как до них добраться, там хуже, чем у нас было, дышать совсем нечем…

— Ой, Вэйточка, у тебя всегда все хорошие, — нахмурился Ри. — И когда ты только повзрослеешь? Как ребёнок!

— Пожалуйста! — опять воспрянул Артём. — А можно… можно, я вас хоть чаем напою? У вас такого нет, а Вэйт понравилось!

Вэйт перевела и активно закивала, всем по очереди.

— Лайм, он безобиден, — Дон смерял Артёма взглядом. — Может, посидим? Мальчик хочет чудесов! Нас не убудет, а зверюшка-то забавная. А может, и полезная. У него целая библиотека, я бы покопался, если Роган амулетов наделает. Если что интересное, можно перевести и денег получить, сказки сейчас в моде…

Лайм пару секунд раздумывал.

— Саймон, на сколько хватит энергии?

— Часа на два, — донеслось из портала.

— Ри, через полчаса смени Саймона и Йэльфа, если им станет интересно, хорошо? Райнэ, операцию считаю завершенной, — сообщил он и неуловимо изменился, будто отпустил себя и ожил. Перестал быть живой машиной, добровольно взявшей на себя обязательство жестко контролировать ситуацию в каждый момент времени. И вдруг оказалось, что у него очень доброе лицо и спокойные глаза. — Тогда давай знакомиться, — улыбнулся он замершему Артёму. — С незнакомыми даже компот пить — и то хуже некуда, ты согласен?

— Да! — выдохнул совершенно счастливый Артём. — Только я сейчас, я чайник поставлю! И кастрюлю, а то не хватит! Вэйт, расскажите им пока, ладно? И… и вот! — он поспешно подскочил к аудио и включил любимое, «Я гора» Саймона и Гарфункеля.

— Ай эм а рок, ай эм а ро-ок, а-а-а, туду ту-ту, — пела Артёмова душа, пока вода лилась в чайник.

— Лайм, — прищурился Роган. — А вот ты всё время спрашиваешь, согласны ли с тобой. А если кто скажет, что не согласен?

— Выслушаю, — удивился Лаймон. — Если что-то разумное, всей Рукой обсудим, разработаем и внесём в план. Но, если ты заметил, я спрашивал только при разработке. А в рейде уместно только подчинение моим приказам.

— А если неразумное? А если в рейде? — Лайм ехидно улыбнулся и покивал. Какой знакомый вопрос!

— Объясню, что очень сочувствую, но вынужден настоять на выполнении, — мягко, как всегда, объяснил он. — А потом вышибу из своей Руки из-за несовместимости. Или сразу вышибу, если время есть новый Палец прирастить. Вежливость приказа не делает необязательным его исполнение. Не доходит — пусть в Резерве на казённых харчах и минимальной оплате посидит, потом с другим Большим попробует, жёсткий стиль не редкость. Рука — единый организм, Пальцы могут с болью жаловаться друг другу на тяжкую жизнь, но не должны протестовать, когда Руку макают в кипяток, ты согласен?

Дон довольно засмеялся, дёргая плечом под музыку, а Роган сделал вид, что ни о чём не спрашивал. Да, это не Квали.

А Артём лихорадочно сваливал на сервировочный столик все сорта чая, что были в доме, и кофе, и какао, и заначку шоколада из морозилки выковырял. Надо хоть чем-то заинтересовать их, хоть такой ерундой, но заинтересовать, тогда они, может, и не уйдут насовсем! И будут заходить, пусть и нечасто, пусть и не к Артёму! И там, где они будут появляться, Земля станет лучше, пусть ненадолго, пусть на небольшом участке — но лучше! А Артём просто будет знать, что они всё-таки есть — а это очень много, и это гораздо лучше, чем знать, что их нет и никогда не было, что это просто сказки…