Они приехали домой в шесть часов вечера. У крыльца стояла черная «Ауди» Дениса Малиновского, и у Анны сразу же испортилось настроение. Сашка вышел на крыльцо, удивленно спросил:
— Мама? Ты уже вернулась? А мне сказали, что уехала на несколько дней.
— Так получилось.
— Мама, я хотел тебе сказать…
— Погоди, Сашка. Потом. Где он?
— Малиновский? Наверху.
— Тореадор, смелее в бой! — фальшиво пропел Стас и, увидев, что Анна совсем загрустила, добавил: — Ну если все так плохо, я могу побыть рядом.
— Что, хочешь отказать Денису в любви?
— Ну если бы это… — Шацкий плотоядно облизнулся.
— Иди-ка ты лучше на кухню, наполняй свой бездонный желудок. Я сама.
Стас тут же испарился, Анна поднялась наверх. Денис по-хозяйски устроился в комнате с камином, развел огонь и потягивал мартини из высокого бокала. Перед ним стояла наполовину пустая бутылка. Увидев Анну, Малиновский без всякого намека на приветствие потряс в воздухе бумажкой, которую до этого сжимал в руке:
— Это еще что? «Прощай, меня не будет несколько дней»? Когда не будет? И что за «прощай»? Это не логично.
— Я уезжала.
— Куда?
— Повидать семью Дэна.
— Да сколько можно?! — вскипел Малиновский. — «Дэн, Дэн, Дэн»! У тебя маниакальный психоз, ты одержима! Денег возила? И как?
— Не переживай так за мои деньги, я все равно не оставлю тебе наследства.
— Ты довольна тем, что узнала про своего щенка?
— Я недовольна тем, что узнала про тебя. Расскажи мне, что ты еще успел предпринять, чтобы убрать из моей жизни Дэна? Да, и не морщись, я всегда буду называть его именно так! И он единственный человек с этим именем в моей жизни, и других не будет, понял? Скажи правду, Денис, меня уже трудно удивить. Когда ты начал действовать? Сразу после появления Панкова, чтобы убрать сразу двух соперников? Только не надо врать, будто это страстная любовь, не поверю. Чего тебе от меня надо?
Малиновский глубоко вздохнул:
— Знаешь, Анна, мне и правда жаль, что так получилось. Но я не могу видеть рядом с тобой другого мужчину, наверное, мне тоже пора лечиться. Я знаю, что ты вошла в эту комнату с твердым намерением еще раз вышвырнуть меня из своей жизни. Но сколько раз так уже было? А? По-моему, давно пора понять, что я — твоя судьба, а ты — моя. Давай закончим все сегодня же: помиримся, я перевезу сюда свой чемодан и завтра из этого дома поеду на работу. А?
— А если нет? Если мы не помиримся?
— Ну тогда мне придется придумать что-нибудь еще, пока в твоей жизни не останусь я один.
— Я на тебя в милицию заявлю.
— Не впадай в детство. Что такое закон и кто его стражи и исполнители? Люди. И эти люди ничем не отличаются от всех прочих: так же любят покушать, любят своих жен и своих детей и имеют маленькие человеческие слабости. Во благо человечества живут одни только дураки, нормальные люди живут для себя. А самые умные из нормальных люди всего и добиваются. Высоких постов, больших денег. Так что закон — это не машина, это живой и ранимый организм, и он так же не совершенен. Посмотри на меня — я тоже его часть. Я долго время работал адвокатом и знаю всю эту кухню изнутри. Ты не сможешь мне ничего сделать… Ну как?
— Блестяще. Прими мои поздравления.
— Твое решение?
— Поезжай-ка ты домой, мой блистательный оратор.
— Прогоняешь все-таки?
— Да, Денис.
— Ну смотри. А знаешь, ты меня не разочаровала. Моя жизнь становится интересной.
— Посмей только!
— Мы еще поговорим на эту тему.
Малиновский встал, поставил на стол пустой бокал и прошелся по комнате.
— А ведь я всегда преклонялся перед Ленским, поэтому и тянет меня сюда, в этот дом, в его любимую комнату. И к его женщине. Наказал он меня все-таки. Как чувствовал. Достойный был человек, сильный, умный. И друг хороший. Но выбора он мне не оставил…
Он ушел, Анна, услышав, как хлопнула входная дверь, спустилась вниз, на кухню. Шацкий жадно ел суп, мама и тетенька с умилением следили за тем, как быстро опустошается глубокая тарелка.
— Ты кушай, Стасик, кушай, — тетенька пододвинула к художнику поднос с ломтями хлеба.
— Поговорили? — жуя, спросил Стас.
— Да.
— Надеюсь, он больше не вернется.
— Думаешь? — Анна с сомнением покачала головой. — Надо ехать на работу. Что там творится, интересно?
— Любая фирма лучше работает в отсутствие хозяина.
— Это еще почему? — удивилась Анна.
— Чтобы доказать, что ему вовсе и не обязательно каждый день появляться на работе. Я, кстати, тоже соскучился по ляпушкам. Хочется чего-нибудь легонького, бездумного. Подбрось мне какую-нибудь работенку, величество. Нам надо пополнить семейный бюджет. В нем небось в свете последних событий образовалась солидная брешь?
— Не твоя печаль. Хотя работой я тебя загружу охотно. — Анна повернулась к матери: — Мама, в мое отсутствие никто меня не спрашивал?
— Нет, дочка.
— А Сашка где? — Она вспомнила, что сын хотел о чем-то с ней поговорить.
— В свой клуб собрался.
— Ладно, это подождет.
…наступил момент, когда в кабинете Ехина появилась Светлана Юсупова. Несколько дней ей пришлось провести в больнице: известие о смерти мужа вызвало у женщины самый настоящий шок. А только-только все наладилось! Теперь Светлана сидела перед Ехиным и громко рыдала. Она до сих пор не могла понять: как же так? В тот вечер, когда убили мужа, она сама показывала покупателям дачу и договорилась о хорошей цене. Настроение у Светланы было прекрасное, и тут позвонила мать. Женщина до сих пор не могла оправиться от потрясения. Ее зубы громко стучали о край стакана. Всхлипывая, Светлана твердила:
— Вы не понимаете, что это за женщина! Это она убила Андрея, я знаю! Она ненавидела его и меня тоже ненавидит, она сделает так, что я никуда не поеду… Это она убила. Она… Сегодня ночью мне приснился Андрей. Помахал мне рукой и сказал: «Света, скоро ты придешь ко мне». Вы думаете, что я тронулась?
— Успокойтесь, Светлана Петровна. Шура, налей женщине еще воды. И дай пузырек с валерьянкой. Вы уверены, что Австрийская хочет вас убить?
— Да… Еще когда мы с Андреем были у нее, дней десять назад, я поняла, что эта женщина одержима. Она, возможно, не отдает себе отчета в том, что делает. Она больна… Понимаете, у меня нет никого, кроме Андрюши. Не было… Нет…
— Может быть, вам вызвать врача? — Ехин потянулся к телефону.
— Нет, ничего. Я справлюсь. Понимаете, я не могу иметь детей. Как моя тетя. Это, должно быть, наследственность. Моей маме повезло, она долго лечилась и родила… А у меня не получается. Хотя я тоже… Андрюша все это терпел, он жил со мной, а у меня не было детей… Это такая трагедия для женщины… Но когда он женился на мне, я решила, что всю свою жизнь посвящу ему. Многие подумали, что Андрей женился на мне, потому что мой папа… Но это не так, при чем здесь папа? Да, нам подарили квартиру, не ту, в которой мы сейчас живем… Жили… С Андрюшей… Нет, не надо, я сейчас успокоюсь. Ту квартиру мы давно уже обменяли на большую жилплощадь. Это когда дела пошли… Господи, да о чем это я? О каких-то квартирах! Да, на выпускном балу Андрюша подошел ко мне и пригласил на танец. На мне было белое платье, очень красивое, но я ведь толстая… Я толстая и некрасивая тетка… — Она снова заплакала, Ехин мягко напомнил:
— Так что там с Австрийской?
— Мы взяли ее на работу. Знаете, в ней есть что-то особенное, быть может, это из-за ее необыкновенных глаз? А с Ваней ей не очень повезло, он мало зарабатывал и вообще, кажется, ее не любил. Это бывает. А Андрюша меня очень любил, он меня лечил, возил на курорты и отправлял в санатории. Он часто оставался дома один, на месяц, на два, но это ничего… Правда? Это не затем, чтобы привести кого-нибудь в дом. Я звонила ему, я приезжала внезапно, без предупреждения. Только один раз не повезло, но это случайность. Эта девушка из нашей фирмы сама напросилась, чтобы получить повышение. Она подумала, что мой муж может мне изменить… Правда, она была раздета, но это ничего… Он не знал, он просто вышел на кухню…
— Светлана Петровна, так вы из-за этого уволили Австрийскую? — осторожно спросил Ехин. — Из ревности? Это она была с вашим мужем, когда вы так не вовремя вернулись домой с очередного курорта?
— Нет, что вы, — испугалась Юсупова. — Конечно, не она, но я стала бояться, что еще кто-нибудь захочет сделать так же. А мой Андрюша — он был такой наивный! Оля… Калининская Ольга, она такая милая, она всегда говорит приятные вещи, особенно про мои костюмы, прическу, про то, как меня любит Андрюша… Любил…
— И что эта Калининская?
— Ольга меня предупредила, что Анна имеет виды на Андрюшу. Конечно, какому мужчине не приятно, когда такая молодая интересная женщина… Не потому, что он хочет этим воспользоваться, а так, просто приятно… Но она тоже могла прийти к нам домой, когда меня нет, ведь правда? И Андрюша вышел бы на кухню, а потом вернулся — а она уже раздета… Хорошо, что Ольга меня предупредила. Это ведь ужасно, когда муж совсем не любит? Правда? Как Аню не любил?
— Светлана Петровна…
— Она потом стала модной певицей. Приехала с группой пьяных людей к нам в офис, привезла журналистов с телекамерой, говорила ужасные вещи. Оленька потом рыдала у нас дома, Андрюше с трудом удалось все это уладить. Анна еще потребовала большие деньги, чтобы не давать материал в эфир.
— Шантаж?
— Андрюша так сказал… Он ей, конечно, заплатил, хотя я не понимаю, зачем ей наши деньги, у нее уже был тот второй муж, очень богатый. Андрюша еще так перенервничал, что уехал на целый месяц отдыхать за границу, на какие-то острова, я сейчас не помню. Он так измучился, так жалел эти деньги, а я не жалела, нет. И ничего страшного, что заплатили, только он уехал за границу один. Так не хотел со мной расставаться, но нервы… Нервы надо лечить…
— А вы?
— На кого было оставить фирму? У Ольги как раз подошел очередной отпуск, она тоже уехала, не помню только куда.
— Калининская замужем? — с интересом спросил Ехин.
— Конечно. У нее чудная семья, замечательный муж, очень хороший мальчик. Андрюша всегда делает ребенку подарки, и Ольге оплатил декретный отпуск. Она не работала у нас около года в связи с рождением ребенка.
— Когда это было?
— Ну лет пять назад.
— Вскоре после той истории со скандалом и отъездом вашего мужа на курорт?
— Кажется. И место осталось за ней. Знаете, чудная девушка, Андрюше так не хотелось ее терять, она такой замечательный специалист! Муж хотел и ее тоже перевезти в Израиль, как только откроет там свое дело, ведь без Ольги никак не обойтись.
Ехин закашлялся.
— А вы? Возьмете ее с собой? Теперь, когда господина Юсупова больше нет в живых? А, Светлана Петровна?
— Конечно. Знаете, так мало приятных людей встречаешь в жизни, только и ждешь от них гадостей. А тут такой милый, обаятельный и очень открытый человек. Я не могу оставить Олю без работы, ведь сейчас так трудно найти что-нибудь приличное, за хорошие деньги. Особенно женщине.
— Значит, Австрийской это легко, а Калининской трудно?
— Ну что вы сравниваете! Анна совсем другой человек: злой, мстительный, жестокий. Подумать только, потребовала, чтобы Андрюша уволил Оленьку в обмен на пустяковую услугу! Как можно?
— И ваш муж отказался от услуг Австрийской?
— Конечно, это я его уговорила. Зачем потакать таким людям? Я тогда не знала, что Анна может дойти до того, чтобы Андрюшу…
— Убить? — закончил Ехин.
— Да. Это она его убила, она страшная женщина, к тому же сумасшедшая. Вы должны ее расстрелять.
— Так уж сразу и расстрелять, — усмехнулся Ехин. Наивность Юсуповой его слегка шокировала.
— Такие люди не должны жить.
— Вы можете доказать свое обвинение?
— Как? — Юсупова растерянно посмотрела на него.
— Австрийская угрожала вашему мужу? Вы это слышали?
— Нет, но было видно».
— А это не ваши фантазии?
— Ну, знаете… Я умею разбираться в людях!
Ехин закусил губу, чтобы не расхохотаться.
— Хорошо, хорошо, Светлана Петровна. Только ваши показания, к сожалению, не основание для того, чтобы задержать госпожу Австрийскую. Вот если бы она вам угрожала…
— Она убийца! — крикнула Юсупова.
— Светлана Петровна, в убийстве вашего мужа обвиняется совсем другой человек, к сожалению, он погиб. И вы не ошиблись: на преступление его вдохновила ваша бывшая одноклассница. Но она его не нанимала, не подстрекала, оружия в руки не вкладывала, просто очень неудачно пошутила. Кстати, свидетелей этому не было. А у нее хороший адвокат. Который запросто докажет, что это была личная инициатива того человека.
— Кто же убил?
— Некий Денис Снегин.
— Тот мальчик, которого она представила нам, как своего жениха? — Светлана недоверчиво посмотрела на майора. — Да не смешите!
— Что так?
— Какой он убийца? Чепуха.
— Светлана Петровна, успокойтесь. Вы ведь скоро уезжаете?
— Никуда я не уеду, — категорично заявила Юсупова.
— Почему?
— Потому что вы не хотите ее арестовать. Она меня убьет.
— Хотите написать заявление?
— Не буду я ничего писать! Вы мне не верите! Вы, как и все прочие, попали под ее чары! О, она умеет обращаться с мужчинами! Оля была права! Я правильно сделала, что тогда ее уволила! Я хочу уйти отсюда!
— Светлана Петровна! — успокаивающим тоном сказал Ехин.
— Хочу уйти.
— Хорошо. Идите.
В дверях Юсупова обернулась, грустно посмотрела на майора и сказала:
— Что ж, не хотите — не верьте… Только я хочу быть уверена, что, если умру, ее расстреляют. Я хочу, чтобы вы это записали.
— Хорошо, хорошо. Я запишу.
— Именно так и запишите. В моей смерти виновата Анна.
Когда она наконец ушла, Ехин повернулся в Амелину:
— Ну что, тронулась дамочка?
— Как же, такая святая любовь к ныне покойному супругу!
— А вообще, темное дело, — медленно, словно нехотя, заговорил лейтенант Сидихин. — Я тут раскопал кое-что. Про Курносенкову. То есть про тетеньку. Хотел дождаться, пока эта психопатка уйдет, и проинформировать. Сноха Курносенковой не выходила удачно замуж. Она просто сошлась с мужиком. С кем бы вы думали? С господином Панковым! Это он заставил свою любовницу пустить по миру свекровь, продать квартиру и деревенский дом, обосноваться в столице и содержать его. Женщина в то время работала в банке. Мерзавец был отменный, между прочим. Когда после кризиса ее банк лопнул и женщина потеряла работу, Панков от нее ушел.
— Погоди, Гена, ты это серьезно? — Ехин ошарашенно потряс головой.
— Вполне. А вот у Шацкого на вечер убийства Панкова железное алиби. Я нашел Глена. Кроме него еще один парень из той же тусовки подтверждает, что Шацкий был с ними. Если только они не сговорились.
— Оставим пока Шацкого. Но тетенька! Как тесен мир! Нет, интересный все-таки город — Москва! Прямо-таки сюжет для романа, а? — Ехин рассмеялся.
— Эта тетенька, между прочим, когда-то с мужиками на охоту ходила, — напомнил Амелин. — Значит, стрелять умеет.
— А при чем тогда Юсупов? — спросил Ехин.
— А черт его знает! Надо пофантазировать.
— Кто у нас в отделе главный фантазер? Женя? Как?
— Что ж… Хотя я не вижу, какая может быть связь между тетенькой и Юсуповым, — пожал плечами Женя Антонов.
— Так на первый взгляд между ней и Панковым тоже не было никакой связи, а теперь оказывается, что они давние враги. Поистине, мир тесен, — повторил Ехин.
— Максимыч, чем черт не шутит? — оживился Амелин. — Вдруг Австрийская не имеет отношения к этим двум убийствам?
— Я все думаю, как быть с Юсуповой, — задумчиво сказал Ехин. — Охрану к ней мы приставить не можем. Да ну, это полная чепуха! При чем здесь Юсупова? Я не могу поверить, что Австрийская так кровожадна, да еще на редкость мстительна. К тому же я ее предупредил. Не полезет же она добровольно в петлю? Больше всего мне хотелось бы поверить в то, что все уже закончилось.
Анна вернулась с работы пораньше и теперь пила на кухне кофе, слушая, как мама с тетенькой обсуждают рецепт засолки капусты.
— Нет, Галя, ты как хочешь, а я слышала, что непременно надо туда хрена. Прошлый год мы квасили с антоновскими яблоками, и получилось хорошо. А если бы туда еще и хренку…
— Сделаем и с яблоками, и с хреном.
— Только не рановато ли квасить? Еще не сезон.
— Не сезон, — согласно кивнула тетенька. — Капуста еще в полях стоит, пока морозцем не хватит, урожай собирать рано. И на закваску она не годится. К тому же я завтра хотела в город съездить, дела у меня.
— Что-то зачастила ты последнее время в город, Галя, — покачала головой мать Анны.
— Да все по больницам, все по больницам.
— У вас серьезное что-то нашли, Галина Степановна? — вмешалась Анна. — Быть может, подыскать хорошего врача?
— Нет, Анечка, ничего серьезного. Годы свое берут, только и всего.
— Бабушка, где мои новые черные джинсы? — заглянул в кухню Сашка.
— Иду, Сашенька, иду. Я их убрала вчера в дальний шкаф, ты не найдешь…
Мать ушла. Анна пристально посмотрела на тетеньку:
— А если серьезно, Галина Степановна? Раньше вы крайне неохотно ездили в Москву, все травками какими-то лечились. Я вас последнее время не узнаю. Не думайте, что я вас в чем-то подозреваю, просто мне не по себе. Куда вы завтра едете?
— Дело-то прошлое. Не хотела я никому говорить, да жизнь сейчас так повернулась, что уж и не знаю. Десять лет назад сгинул мой сыночек Коленька, а жена его бывшая, на которую он все переписал, взяла да и продала всю мою собственность. Спасибо, Владимир Михайлович, царство ему небесное, приют дал. А когда дело-то вертелось, видела я случайно того мужика, ради которого моя сноха на такую глупость решилась. Парень видный, красивый. А мы, бабы, дуры, за одно только ласковое слово готовы на край света идти. Так и я Коленьке покойному все передарила, а оно вон как вышло… Внучку уж больно было жалко, мать запретила и близко ко мне подходить, а я, чай, бабка. Так оно и шло, а недавно приезжает твой Панков, я как глянула, да и обмерла — он. И жалко мне тебя стало, Аня, и сноху мою непутевую жалко, никого ведь больше у меня нет, разве вы виноваты, что мужик так к себе присушил? Сама молодая была, знаю, как оно бывает. Ну, думаю, раз он к прежней-то жене вернулся, значит, с моей снохой у него все закончилось. Ну и поехала в родное село, а там услышала, что сноха моя работу в банке потеряла, кое-как устроилась продавщицей на лоток, замуж больше не вышла, а из всего имущества осталась у нее только квартирка в Москве.
— И что вы сделали?
— Поехала туда, вот что. Долго кругами ходила, все внучку свою высматривала, боялась, что не узнаю. Девочке уже тринадцать лет, невеста совсем. А потом не выдержала да и объявилась снохе. Плакала она, и в ногах валялась: прости, Галина Степановна, затмение нашло, в места родные до сих пор, мол, боюсь объявиться, стыдно. И так она ругала этого Панкова! Посмотрела я на нее да на внучку, и тоска меня взяла: девчонку одеть-обуть надо, кормить надо. А дома бедно, сразу видать, что не шикуют люди. Вот и стала я туда наведываться, Аня. Своя кровь, что ж теперь поделаешь.
— И опять отдали им все свои деньги?
— Что ты, Аня, что ты! Покойный Владимир Михайлович все для меня устроил, деньги мои шли на счет, в сберегательный банк. Кое-что скопилось на черный день. Я сейчас только проценты беру, и то сноха каждый день мне молитвы возносит.
— И вы простили?
— Я женщина простая, если и была у меня злоба, то вся вышла: сколько лет прошло!
— Значит, вы смогли простить, — задумчиво сказала Анна. — А со мной что? Почему я не могу?
— Люди, Анечка, по-разному устроены, не бери в голову. Придет время, и ты простишь.
— Боюсь, как бы не было поздно… Значит, завтра вы к ним снова поедете?
— У внучки именины, как не поехать? — вздохнула тетенька. — Да скажи ты мне, что молодежи-то нынче дарят? Или лучше деньгами?
— И все-таки вы поосторожнее, Галина Степановна. А насчет подарка… Сколько ей лет?
— Тринадцать исполнится.
— Что ж, купите CD-плеер да кроссовки модные. На дискотеку небось будет бегать.
— Плеер — это что? Это который в уши вдевают?
— Ну да. С наушниками. Спросите у Сашки, он покажет.
Мать вернулась на кухню, поставила на стол грязную тарелку и пожаловалась:
— Ох уж эта молодежь! Если бы ты видела, что у Сашки в комнате творится! Даже ест у себя, так занят каким-то аппаратом. Должно быть, институтские дела. И с телефоном не расстается. Девчонка, что ли, какая завелась? Тарелку трудно на кухню отнести!
— Он завтра уезжает куда-то?
— Откуда же я знаю, Аня? Паяльник включен, в комнате дымом пахнет. Что он там делает, ума не приложу! И все какие-то тайны. Не иначе как любовь. Давно пора… А тебе, Аня, второй день женщина какая-то все звонит и звонит. Я вчера забыла сказать.
— Какая женщина? — вздрогнула Анна.
— Да откуда же я знаю! Мне, говорит, Аню. Значит, не с работы.
— Она вчера звонила?
— Ну да. Когда вас со Стасом еще не было. И сегодня с утра. Я уж не стала тебя будить. А потом ты уехала на работу. Так она в обед позвонила.
— Что ж ты не дала ей мой рабочий телефон?
— Не хочет. Я, говорит, подожду, пока она вернется с работы, а вечером перезвоню.
— Не представилась?
— Нет, Аня. Но голос знакомый. Такое ощущение, что много лет назад я часто его слышала. Но вот припомнить, кто это…
— Спасибо мама, ты не переживай, кому надо, тот отыщет. А сока томатного у нас нет?
— Как же? В холодильнике стоит. Галина специально для тебя сделала, из свежих помидоров. Не химия какая-нибудь.
Анна налила в большую кружку сок, обильно посыпала солью, размешала:
— Не станете меня ругать, если я в своей комнате попью, или достанется, как Сашке?
— Что нам, старым, еще делать, как не по хозяйству хлопотать? Это мы по привычке ворчим…
— Спасибо. А где Стас?
— На веранде, где ж еще? Закат смотрит. Мольберт туда принес, краски, кисти. Пойти, что ли, бутербродов ему отнести?
— Балуешь ты его, мама.
— А кого ж? Надо для кого-то жить, дочка, а Стасик, он хороший, и всегда так смешно говорит.
Анна ушла из кухни в расстроенных чувствах. Она уже догадалась, что за женщина так настойчиво хочет с ней поговорить. Светку Юсупову Анна недолюбливала еще со школы, когда та, ничем особым не блистая, получала хорошие оценки и все учителя упорно тянули ее на медаль. У Светланы был очень влиятельный папа. Никогда они не были подругами, а после истории с увольнением Анна решила навсегда вычеркнуть ее из круга своих знакомых. И вот теперь история с Юсуповым. Придется объясняться.
…Телефонный звонок настиг ее в спальне. Она первой сняла телефонную трубку: мама и тетенька ушли в сад собирать нападавшие за день яблоки, а Сашка и Стас никогда не спешили кидаться к телефону.
— Алло?
— Да, я слушаю.
— Анна?
— Света?
— Ты не думай, что тебе все это сойдет с рук, — угрожающе сказала Светлана.
— Что сойдет?
— Ты убила моего мужа…
— Зачем ты звонишь? — негромко спросила Анна.
— Я была в милиции, я все им сказала. Посмей только тронуть еще и меня!
— Что ты им сказала?
— Ты ненавидишь нас. У меня есть деньги…
— И что?
— Сколько мы тебе должны? Мне теперь ничего не нужно, я хочу уехать к тете в Израиль и жить спокойно, слышишь? Отстань от меня…
— Света, опомнись! Что ты такое говоришь?
— Не прикидывайся! — крикнула Светлана. — За мной все время следят. Я знаю, что ты можешь кого-нибудь нанять, чтобы меня убить. Ты ненормальная.
— Света, уезжай ты куда хочешь, все давно уже кончено, — устало сказала Анна.
— Да? А почему за мной кто-то ходит?
— У тебя нервный стресс. Я понимаю: после смерти самого близкого человека так бывает, но это пройдет. Сходи к врачу, тебе выпишут успокоительное.
— Нет, я нормальна. Попробуй только ко мне близко подойти! В милиции уже знают, что, если я умру, убийца ты.
— Послушай, я к тебе завтра приеду.
— Не смей!
— Света, я хочу все объяснить.
— Что ты мне можешь объяснить? Андрюши нет… — Голос Светланы сорвался.
— Откуда ты звонишь?
— С дачи. Я ее еще не продала, покупатели все не едут и не едут. Я сижу здесь одна. Мне срочно надо продать эту дачу. Я должна уехать…
— Где она, твоя дача?
— Зачем тебе? Ты за деньгами хочешь приехать? Я отдам. У меня все деньги здесь, бери все. Тогда ты отстанешь?
— Не нужны мне деньги!
— Да? А зачем тогда взяла?
— Когда? — удивленно спросила Анна.
— Ладно, не прикидывайся! Конечно, я понимаю: у тебя душа болит. Но разве одного Андрюши мало? Мне теперь тоже кого-то надо за него убивать, так? Ведь я его любила. Так что, в отместку убить тебя? Ты-то осталась жива, у тебя есть сын, хороший дом, молодые любовники, деньги. А как же я, Аня? Мне терять нечего. Пожалуй, я тоже буду мстить. У меня на даче ружье есть, так что ты приходи.
— Где дача?
— Да не так уж далеко, в Солнечногорском районе.
— Какой поселок? Дом?
Анна постаралась запомнить адрес, который продиктовала Светлана.
— Приедешь? Я буду тебя ждать, Аня. Нам есть о чем поговорить.
— Да. Ты права.
— Ты только не промахнись. Если уж задумала идти до конца. Я по Андрюше уже соскучилась.
Анне стало жутко.
Светлана все дышала в трубку с хрипом и чего-то ждала.
— Признайся, Аня. Ты его убила?
— Ты на магнитофон, что ли, записываешь? Света, кончай этот детектив, слышишь? Не умеешь, так не берись.
— Я научусь. У тебя научусь. Обязательно. Ты как, список составляла? Пункт первый: Панков Ваня, пункт второй — Юсупов Андрюша, третий — я, а Ольга? Мне никак нельзя пропустить ее вперед?
— Бред какой-то! — вздрогнула Анна.
— Значит, нельзя. Ну тогда приезжай.
Она наконец положила трубку. Анне снова послышался знакомый щелчок, как будто кто-то слушал разговор по параллельному телефону.
«Похоже, она от горя слегка помешалась, — думала Анна. — Бедная Светка! Завтра я к ней поеду, и все будет хорошо. Мне надо ехать. Надо. Но это завтра. Завтра. А сейчас надо просто полежать. Что-то голова разболелась…»
Утром она первым делом позвонила на работу и предупредила, что приедет только во второй половине дня. Потом спустилась на кухню, где застала только мать.
— Мама, а где все?
— Галина Степановна уехала.
— Ну это я знаю, — нетерпеливо сказала Анна. — Остальные?
— А кто? Сашка уже уехал в свой институт, Стас куда-то пропал.
— Куда?
— Анечка, он же не докладывает. Собрался, говорит: пойду, мол, писать с натуры.
— В такую рань?
— Ну вчера он хотел посмотреть закат, сегодня восход. Разве я в этом что-нибудь понимаю? Стасик что-то все говорил, говорил, говорил…
— И где он пишет этот восход?
— Где понравится. Он сказал, что пойдет в лес искать большой муравейник.
— Муравьи-то ему зачем? Что за символ?
Мать только вздохнула:
— А ты, дочка, на работу?
— Нет, в другую сторону. — Анна быстро допила свой кофе. — А потом на работу. Рано не жди.
— Поешь хоть… — горестно вздохнула мать.
— Не хочу.
На улице Анна покричала Стаса, но тот не отзывался. И она пошла в гараж заводить машину. «Ну и черт с ним! Не пойду же я в лес искать огромный муравейник? Мне ехать надо!»
И на развилке она решительно повернула в сторону Солнечногорского района. До поселка, где была дача Юсуповых, было и в самом деле недалеко. Только возле самого поселка Анна вспомнила, что однажды здесь уже была. В самом начале своей карьеры в туристическом агентстве «Северное сияние». Юсуповы отмечали открытие нового филиала и пригласили присутствовать менеджера месяца. Анна невольно усмехнулась: был у нее когда-то и такой титул.
С того времени прошло уже больше десяти лет, к дому сделали новую пристройку, сам он был заново выкрашен, деревья в саду заметно выросли. Анна прислушалась: никого. В саду тишина, только ветер качает ветки деревьев. И она поднялась на крыльцо, постучалась в дверь:
— Есть здесь кто-нибудь?
Никто не ответил. Анна толкнула дверь: не заперто. Она вошла на террасу и, не увидев хозяйки, открыла дверь в большую комнату. В кресле дремала Светлана Юсупова, прижимая к себе охотничье ружье.
— Света, — негромко позвала Анна.
Та открыла глаза.
— А, это ты…
— Света, ты что, всю ночь так просидела?
— Т— с— с… У тебя есть пистолет? — так же шепотом спросила Светлана.
— Зачем?
— Ты пришла меня убить, — Юсупова вдруг подняла ружье. Вид у нее был сонный, покрасневшие глаза слезились, руки дрожали. Анна испугалась, что она случайно возьмет да и нажмет на курок.
— Подожди, Света. Опусти ружье. Ты видишь, ничего у меня нет, вот, смотри. — Анна вывернула карманы, вытряхнула на стол все, что было в сумочке.
Светлана посмотрела на нее, потом на ружье:
— Как стреляет эта штука?
— Да поставь ты его, можно подумать, что я знаю! — разозлилась Анна. — Ты его что, зарядила?
— Не знаю, я боюсь. Тут есть курок, я нажму?
Анна внимательно пригляделась к ней. Гибель любимого мужа, страх за собственную жизнь… В таком состоянии человек не соображает, что делает. К тому же бессонная ночь. Анна сама пережила когда-то подобное. И ей стало жалко Светлану. «Что ж, отомщена, — мелькнула непрошеная мысль. — Не затем ли я сюда приехала? Увидеть ее в таком состоянии. Еще немного — и выстрелит из этого ружья. В себя. Чтобы не болело больше. По-моему, достаточно».
— Давай я тебя в город отвезу, — сказала она. — К врачу. Я знаю хорошего психотерапевта, он тебе поможет. Выпишет лекарства, поговорит.
— Я жду, — отмахнулась Светлана. — Покупатели должны приехать. Мне никуда нельзя отходить. Подожди, — вдруг вспомнила она и, не выпуская из рук ружье, поднялась с кресла и направилась к буфету: — Вот, возьми.
На стол упала толстая пачка денег.
— Зачем? — растерялась Анна.
— Долг. Это все, что мы тебе должны? Андрюшина жизнь и эти деньги. Хватит?
Не обращая внимания на деньги, Анна сгребла со стола свои вещи в сумочку, оставив только пачку сигарет. Последнее время она стала покуривать. Вот и сейчас нервы расшалились. Прикурила сама, потом протянула одну Светлане:
— На.
— Спасибо, — та взяла сигарету, неуверенно повертела ее в руке. Анна поднесла зажигалку. Светлана неумело прикурила, неглубоко вдохнула дым и закашлялась:
— Может, лучше водки, Аня? Помянем Андрюшу?
— Я за рулем. Мне еще на работу сегодня надо. Потом как-нибудь. А сейчас давай лучше просто посидим, помолчим.
Светлана затихла. Несколько минут они сидели молча. Анна никак не могла решить, что же ей делать дальше? Прощения, что ли, попросить? Вдруг Светлана всхлипнула:
— Аня, это правда не ты его убила?
— Ну конечно не я. Мне ехать надо, Света. На работу.
— Да? — устало спросила та. — На работу?
— Поедем со мной. Я не могу оставить тебя здесь в таком состоянии. Ты не можешь вести машину, а тебе надо к врачу. Поедем.
— Нет. Не могу. Как же мои покупатели?
— Да черт с ними!
— Не могу, — упрямо твердила Юсупова.
— Ну, как хочешь. Проводи меня.
Вместе со Светланой она вышла на крыльцо. Та все никак не могла расстаться с ружьем. Анна покачала головой: ну что с ней сделаешь?
— Что ж, подругами мы никогда не были, расстанемся как старые знакомые. Без надежды на встречу, но и без обид. Прощай, Света.
— Прощай, — грустно усмехнулась та. Потом снова крепко прижала к себе ружье.
— Так заряжено оно у тебя или нет? — не выдержала наконец Анна. — Что ты с ним носишься, если не знаешь, как стрелять?
— Ты, можно подумать, знаешь, — разозлилась Светлана. — Если такая умная — на! Нет, подожди, Аня, вот ты уедешь сейчас и что, все? А Андрюша? Нет, я нажму.
— Стой! Что ты делаешь?!
Она все-таки успела нажать на курок, а потом упала. Анна сначала даже не поняла, что выстрелов на самом деле было два, прошептала только:
— Света? Куда же ты стреляла?
Потом только сообразила, что Светлана никак не могла попасть в себя. Она держала ружье наперевес, и свинцовая пуля, вылетевшая из него, угодила в одну из старых яблонь. Все-таки ружье было заряжено. Анна увидела, как крупное тело Светланы несколько раз судорожно дернулось, а потом она вытянулась и замерла. Все, это конец. Отличный был выстрел. И тут в кустах раздался шорох. Сад был старый, листья на деревьях наполовину пожелтели, но еще не успели облететь, по забору так густо разрослась жимолость, что разглядеть, кто там прячется, было трудно. Анне показалось только, что это мужчина в черной куртке, который тут же перелез через забор и бросился бежать.
«Но подумают-то на меня!» — мелькнуло в голове. И Анна кинулась обратно в дом. Судорожно стала оглядываться: не забыла ли чего? На глаза попалась пачка денег. Взять? Инсценировать ограбление? Нет, лучше поскорее бежать отсюда. Бежать… Анна выхватила из сумочки носовой платок и попыталась протереть ручки кресла, на котором сидела, потом стол. До чего еще дотрагивалась?
Последней была дверная ручка. Все. Она бросилась бежать к воротам, возле которых оставила свою машину. Вроде никого. Пусто. Анна была так потрясена, что мысль позвонить в милицию или в «скорую» даже не пришла ей в голову. Последняя встреча с Ехиным начисто отбила у нее охоту общаться с кем-либо из этого ведомства.
То и дело оглядываясь по сторонам, Анна медленно выехала на шоссе. Ей казалось, что машина тоже умеет красться, если аккуратно, едва касаясь, давить на педаль газа. Они обе прячутся. Очутившись на трассе, Анна немного перевела дух. По крайней мере на этот раз у нее нет никаких галлюцинаций. И провалов в памяти тоже нет. Она его видела! Это был мужчина в черной куртке. Высокого роста. Волосы? Нет, этого она не разглядела. Кажется, он был в капюшоне. Или в головном уборе? Все произошло слишком быстро.
Анна вспомнила, что собиралась сегодня ехать на работу. «Какая, к черту, работа? — подумала она. — Чтобы сотрудники агентства увидели, как за мной пришла милиция? Хорошо, если допрашивать, а то могут прямо из офиса в наручниках увести! Что ж так не везет, а? И кто он?»
И она вернулась домой.
— Что случилось? — удивленно посмотрела на нее мать. — Ты же сказала, что будешь поздно?
— Если вдруг будут спрашивать, я никуда не уезжала, ты поняла? Все утро сидела дома.
— Да почему, Аня?
— Ты что, хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму?!
— Аня! — ахнула мать. — Что случилось?
— Ничего. Впрочем, все это бесполезно. Кто дома?
— Да никого, по-прежнему.
— Шацкий не объявлялся?
— Нет.
— А Сашка?
— Он же в институт уехал!
— Да знаю я! И зачем я сюда приехала? Нет уж лучше на работу. Так и скажи: до десяти утра я отсыпалась, а потом поехала на работу.
— Хорошо, — кивнула мать.
— Все равно не поверят. Ну хоть так.
Она не могла усидеть на одном месте. Зачем заезжала домой? Да посмотреть, кто дома, вот зачем! Потому что черная куртка есть у Сашки. И у Стаса. Теплая куртка, в которой тот ходил в лес, на этюды. Ведь выстрел прозвучал после того, как Светлана Юсупова сама нажала на курок. Тот высокий мужчина в черной куртке защищал Анну
Убийство Светланы Юсуповой произошло в Солнечногорском районе, то есть за пределами столицы, поэтому Ехин узнал о нем не сразу. Сводка происшествий по области за этот день еще не поступала. В конце рабочего дня раздался звонок, и какая-то женщина громко закричала в телефонную трубку:
— Светочку убили, а вы сидите!
— Какую Светочку? — растерялся Ехин.
— Дочку мою. Немедленно поймайте эту ведьму! Это она!
— Кто это говорит?
— Мать Юсуповой. Я на вас президенту напишу! Я в Думу напишу! Это вы виноваты в смерти моего единственного ребенка! — В трубке раздались громкие рыдания.
— Послушайте, я не совсем понимаю. Вы — мать Юсуповой?
— Мать. Светочки Юсуповой мать. Сначала зятя укокошили, потом дочку мою, Светочку, а вы сидите.
— Убита Светлана Юсупова? Когда? Где?
— Она мне телефон ваш оставила и наказала, чтобы вы свое обещание выполнили.
— Какое обещание? Откуда вы звоните?
— С опознания. Покупатели днем приехали дачу смотреть и Светочку нашли. Нашли мою Светочку… — Женщина громко заплакала.
— Где?
— На даче… под Солнечногорском…
— Понятно теперь. Выезжаю, где дача? — спросил Ехин.
— Вы сначала ее поймайте, Австрийскую эту.
— Как ваше имя-отчество?
— Тамара Григорьевна. Да какое еще отчество? — Женщина разрыдалась. — Светочку мою убили!
— Тамара Григорьевна, успокойтесь, мы во всем разберемся.
— Вы разберетесь! Ненавижу вас всех! Ненавижу!
В трубке раздались короткие гудки. Ехин повернулся к капитану Амелину:
— Шура, едем, срочно.
— Что так?
— Труп Юсуповой сегодня обнаружен. На даче, которую она собиралась продавать. У нас где-то был записан адресок. Вот и всплыл наш «Макаров». Тот самый, который мы так и не нашли. Вот и дотянули!
— Уверен, Максимыч? — деловито спросил Амелин, застегивая куртку.
Ехин только рукой махнул. Мол, а что там еще может быть?
— Значит, она не успокоилась. Вот стерва! — Амелин громко выругался.
— Погоди выводы делать. Поехали. У меня машина на ходу…
…На даче Юсуповых опергруппа из местного РОВД уже закончила работу. Тело увезли, следователь прокуратуры и сотрудники милиции уехали с места происшествия. Этот день был богат на события, в милицию поступил еще один срочный вызов. По участку бродила только мать Юсуповой, громко рыдая. Увидев Ехина, она тупо спросила:
— Вы кто? По какому делу?
— Майор Ехин Олег Максимович. Вы мне сегодня…
— А! Приехали! — накинулась на него Юсупова. — Чего уж теперь-то! Раньше надо было приезжать! На вскрытие увезли… Увезли мою Светочку!… — И Тамара Григорьевна вновь громко зарыдала. Ехин отозвал в сторонку Амелина:
— Шура, ты здесь оставайся, поговори с матерью, по соседям походи, а я наведаюсь в Солнечногорский РОВД, к коллегам.
— Хорошо, Максимыч, — деловито кивнул Амелин. — Сделаем.
…Узнав, какова цель визита приехавшего из столицы майора, коллеги из местного РОВД вздохнули с облегчением:
— Так, значит, это ваше дело?
— Общее, — буркнул Ехин. — Из какого оружия был произведен выстрел?
— Светлана Петровна Юсупова была убита из пистолета «Макаров». Прицельный выстрел с расстояния примерно пяти метров. А вообще выстрелов было два. Из разного оружия.
— То есть как это два?
— Она сама тоже стреляла. Из охотничьего ружья.
— В кого стреляла? — напряженно спросил Ехин.
— Быть может, в убийцу? Но пуля попала в дерево.
— Так… Что еще интересного можете сказать?
— Согласно показаниям свидетеля утром от дома Юсуповой отъезжала машина…
— Так, — повторил Ехин.
— «Мерседес» черного цвета. Отпечатков в доме нет. Чисто.
— Надо сделать сравнительную экспертизу. У нас уже есть два трупа. Тоже «Макаров». Если убили из одного и того же оружия, эти два дела надо объединять в одно. Хотя и так все ясно, — махнул рукой Ехин. Он все никак не мог простить себе, что ошибся в Австрийской. Она, несмотря ни на что, все-таки решила довести дело до конца. Словно своими руками тянула за конец веревки, на которой была завязана петля, накинутая на ее же собственную шею…
…В то время как Ехин знакомился с протоколом осмотра места происшествия, капитан Амелин отправился опрашивать соседей. Но маленький дачный поселок словно вымер. Что поделаешь: осень, сезон отпусков закончен, урожай в основном собран, погода испортилась, поэтому среди недели здесь делать нечего. Наконец Амелину повезло. Один из домов показался ему жилым. Этот маленький домишко был будто собран из кусочков. Создавалось впечатление, что сюда тащили все, что плохо лежало, да перепавшее от щедрот богатых соседей. Едва протиснувшись в узкую калитку, Амелин нос к носу столкнулся с шустрым мужичонкой в ватнике и кирзачах. От него явственно несло перегаром.
— Куда прешь?
— Я из милиции. Здесь женщину сегодня убили.
— Оно конечно, — мужичонка стал переминаться с ноги на ногу, потом нехотя посторонился. — Проходи, коли так.
Амелин присел на треснутый пластмассовый стул с изогнутыми ножками, судя по всему, подобранный хозяином на местной свалке, достал пачку сигарет. Мужичонка охотно потянулся к пачке. Закурили.
— Федин я. Егор Федин, значит, сторож местный.
— Здесь живешь? В поселке?
— Здесь, где ж еще? Наши-то буржуи недорезанные только на выходные да в отпуска приезжают, а я, значит, живу.
— Твой дом?
— Моя хибара. Фамильное поместье, — хитро прищурился мужичонка.
— Чего-о? — уставился на него Амелин.
— Я говорю, предки мои здесь жили, в деревеньке-то. Здесь раньше деревенька была. А потом колхоз развалился, да все отсюда разъехались. Участки раскупили. Дач вот понастроили. Дома-то деревенские снесли да построили себе хоромы. У-у-у! Буржуи! — Погрозил он кулаком в сторону соседей справа.
— Пьешь?
— Ни-ни. Ну маленько. Как все, значит, не без этого. А кто не пьет?
— Встаешь рано?
— Как когда, — уклончиво ответил сторож.
— Сегодня, например, когда встал?
— Так по поводу убитой дамочки меня, значит, сегодня уже допрашивали.
— А ты мне повтори. Ну еще по одной закурим?
— Закурить можно. Только я этого, того… много не видел.
— Выстрел-то слышал?
— Как не слыхать! Только мы к этому делу привычные. Здесь, дорогой ты мой товарищ, каждый выходной палят. У кого только этих ружей сейчас нет. Как выходной, значит, так опять же: бабах, бабах, бабах.
— Зачем же они стреляют?
— Так ведь куплена вещь, использоваться должна, значит. Они ж не виноваты, что к им никто не лезет! — важно объяснил сторож.
— Но сегодня-то будни, не выходной день.
— Вот и я подумал, что если бы именины али другой какой праздник, так палили бы к вечеру.
— И пошел проверить?
— Ну пока глаза продрал спросонья-то, пока, значит, умылся, пока оделся, не бежать же сломя голову…
— Пока опохмелился, — подсказал Амелин.
— Не без этого. Я на утро завсегда оставляю. На участок-то я, конечно, заходить не стал.
— Почему?
— Не вхож, — коротко ответил мужичонка. — Прислушался: вроде все тихо, больше не палят. Ну и решил не соваться не в свое дело. Буржуи-то они не шибко любят, когда им в рот заглядывают. Ну я, значит, и пошел к себе. А от дома черный «мерс» отъезжает.
— Точно «мерс»?
— А то я не разбираюсь!
— За рулем кто был?
— Дамочка. Ничего себе дамочка, раньше ее здесь не видел. Хотя такие шикарные дамочки иногда приезжают! Особенно к тому буржую, что обитает в особняке с башенками. Ох и дамочки приезжают! — Он восторженно покрутил головой. — Но эта нет, эта, значит, дамочка другая.
— Понятно. Описать можешь?
— Тачку? А чего ее описывать? «Мерс», значит, как «мерс». Пятисотый.
— Дамочку, — уточнил Амелин.
— Вроде рыженькая, симпатичная.
— По фотографии сможешь ее опознать?
— Да, может, и не она убила?
— А кто?
— Да мало ли здесь народу шатается! Полезли, значит, в дом, а там хозяйка, ну и пальнули разок. Дело-то житейское.
— И часто у вас тут такое житейское дело происходит? — не удержался Амелин.
— В дома-то лезут? Бывает. На то меня здесь и прикармливают. За сторожа, значит. Ну за всеми, понятно, не уследишь. Всяко бывает.
— Кого еще видел?
— Да никого не видел.
— А если подумать?
— Нет, не припоминаю, — помотал головой сторож.
— Сколько он тебе дал? Или просто запугал?
— Да кого мне бояться, — отвел глаза Федин.
— А не тряхануть ли тебя как следует, гражданин Федин Егор? Без прописки наверняка в поселке-то обитаешь?
— У меня все законно. И паспорт имеется, и штампик в нем налицо. И с чего это я буду на человека наговаривать? Если дамочку видел, так отпираться не стану. И по фотографии опознать смогу. А больше никого не было.
Амелин засомневался: а вдруг не врет? Спросил-то он так, на всякий случай. А вдруг да повезет? Хватит и того, что Федин без проблем опознает Австрийскую. Амелин поднялся со стула и спросил у сторожа:
— А что, еще кто-нибудь в поселке остался?
— А как же. Журналист книгу пишет. Про мафию. Борец за идею.
— Откуда знаешь, что про мафию?
— А он как напьется, значит, так красный флаг на крышу вывешивает и гимн врубает. Ну и палит, само собой.
— Где он обитает, этот борец за идею?
— А пойдете назад по улице, до самого конца, и упретесь в трехэтажный кирпичный особнячок, — охотно объяснил мужичок. — На первом этаже гараж, сзади банька. Все чин по чину.
— Похоже, не бедствует борец за идею?
— Ни-ни, им нельзя! Правду писать может только человек, независимый от власти денег, — со знанием дела сказал Федин.
— С ним, что ли, пьешь?
— Бывает. Он, значит, прислушивается к мнению народных масс. Ему для книги это полезно.
— И как ты насчет мафии?
— А мне все едино, что бузина, что рябина. Бедным не все равно, какая рука отбирает, правая или левая? Это они, значит, пускай между собой канаются, как отобранное делить, а я со стороны погляжу. Взять с меня не возьмут, потому как нечего, дать тоже не дадут, потому как самим мало.
— Философ. Не только с журналистом небось пьешь?
— Да всем, дорогой ты мой товарищ, компания нужна. Но про дамочку, которую убили, сразу скажу: не вхож был. Не пили они. Оно понятно: евреи. Не русские, то есть.
— Почему евреи? — удивился Амелин.
— Так ведь в Израиль собрались! На исторррическую родину. А я-то, дурак, все гадал: почему не пьют? Не по-русски это.
Выйдя из калитки, Амелин посмотрел на часы и решил наведаться еще и к журналисту. Еще не поздно. Как там сказал Егор Федин? Вдоль по улице, пока не упрешься?
Уперся он вскоре в глухой забор и долго возился с хитрым замком в калитке. Проникнув же на огороженную территорию, первым делом отметил полноприводную «Субару», о которой давно уже тайно вздыхал. Но без всякой надежды на взаимность.
И тут навстречу капитану Амелину выскочил огромный черный дог, так что пришлось ретироваться обратно за калитку.
— Алекс, фу! — Появившийся на участке хозяин подошел к калитке, придержал за ошейник дога и гостеприимно пригласил: — Заходите, заходите!
— А этот? — робко протиснувшийся в калитку Амелин покосился на рычащую собаку.
— Не тронет, если руками махать не будете. Вы тоже из милиции?
— Так заметно?
— Ну уж, конечно, не из налоговой инспекции. Тут с обеда суета. Все, как говорится, под богом ходим… Ну заходите, помянем.
— Что, хорошо знали покойную? — Вслед за хозяином Амелин прошел в красивую беседку, сделанную, видимо, по особому заказу.
— Да как сказать… Ну здоровались, конечно. Да, добрее надо быть к людям, добрее…
— Это вы к чему? Кстати, Амелин Александр Георгиевич. Капитан милиции, сотрудник органов внутренних дел.
— Сокольников Михаил Валерьевич, журналист. — Они обменялись рукопожатием, ладонь у работника умственного труда была твердой, в мозолях, да и земелька на участке казалась ухоженной.
— Работаете здесь?
— Да, пишу. Замахнулся, так сказать, на большое дело. Чтоб память обо мне осталась Книгу пишу. Так как насчет принять?
— Немного можно.
Сокольников исчез в доме и вскоре принес водку и поднос с двумя тарелками. Бутерброды и маринованные овощи.
— Сами тут все? — кивнул Амелин на ухоженные грядки.
— А как же? Расслабляться-то надо. Когда руками работаешь, голове легче. Ну, выпьем?
После короткой паузы, во время которой они выпили и закусили, Амелин приступил к делу:
— Я только что разговаривал со сторожем. Меня интересует человек, не из местных, то есть не дачник, который последнее время крутился возле дома Юсуповых.
«А вдруг повезет?»
— Вы про высокого мужчину в черной куртке? — спросил журналист, хрустя маринованным огурцом.
— Про него самого, — кивнул Амелин, почувствовав, как екнуло сердечко. «Ох, Егор Федин, Егор Федин!»
— Был такой. На днях столкнулись нос к носу. А если быть точнее, вчера, ближе к вечеру. Видный мужик, — со знанием дела сказал Сокольников. — По бабам большой спец.
— С чего вы взяли?
— Таких в кино любят снимать: уверенный в себе красавец-брюнет. Все при нем: высокий рост, мужественная челюсть, чеканный профиль, — журналист достал носовой платок и со вздохом сожаления вытер вспотевшую лысину. От водки его слегка разморило. — А тут вот сами видите.
— Каждому свое. В черной куртке, вы говорите?
— Он и одет, как герой боевика: весь в черной коже. Фигура отменная, вот кому костюмы-то шить хорошо, а?
— Машину его видели?
— Да что я, следил за ним? Подумал, может человек строиться тут хочет, участок приглядывает. Или дачу у Юсуповых приехал торговать. А ведь хорош, шельма! На висках легкая седина, но это его не портит. Наоборот.
— Значит, на вид ему чуть больше сорока?
— Должно быть так. В соку мужик.
— И сколько раз вы его видели?
— Один. Спросите лучше у Егорушки, они о чем-то беседовали.
— Само собой. Значит, машину его вы не видели? А может, он на автобусе приезжал?
— Смеетесь? Такой крутой мужик приехал на автобусе?! Кстати, вашим коллегам, которые меня посетили сегодня в полдень, я этого не рассказывал. Их интересовал только сегодняшний день. А сегодня я весь день работал, из дома не выходил. Видел только, как парень какой-то мимо окна пробегал. Шуровал прямо по моему участку, я даже Алекса спустил.
— Что за парень? Возраст? Как выглядел, во что был одет?
— Да вы смеетесь? Я работал над книгой, видел его мельком. Может, и не парень вовсе, а мужик. Но бежал быстро. Очень резвый. Наверное, спортсмен?
— А это, случайно, не тот красавец-брюнет, которого вы видели раньше?
— Может быть, и он. Тоже в черной куртке. Но сказать точно, к сожалению, не могу. Я же говорю, что заработался. В окно-то посмотрел, но все мысли были только о книге. А в такие моменты… — И хозяин только рукой махнул, а потом повторил: — Не могу ничего сказать.
— Жаль, — вздохнул Амелин. — Я вам оставлю свой телефон. Вдруг что вспомните?
— Оставляйте, конечно, но это вряд ли. Ну что, на посошок?
— Нет, мне хватит, — Амелин заметил, как по улице к дому Юсуповых едет машина. — Начальство за мной приехало.
— Алекс, фу! — крикнул журналист поднявшемуся с места догу. Собака проводила гостя взглядом и уселась только тогда, когда он закрыл за собой калитку.
— Ну, Шура, что? Успехи есть какие-нибудь? — первым делом спросил Ехин.
— Кое-что имеется.
— Ладно, по дороге обсудим.
Амелин сел в машину, хлопнула дверца. «Жигули», урча, поползли к выезду на шоссе.
— Максимыч, а может, это воры были? Местный сторож говорит, что народ этим балуется.
— Исключено. Во-первых, Юсупова была убита из пистолета «Макаров», во-вторых, на столе лежали деньги, сорок штук баксов.
— Так много? — ахнул Амелин.
— Вот именно. Можно было ничего больше кроме зеленых и не брать. Судя по всему, это деньги за квартиру, которую продала мать Юсуповой, она сейчас у дочери живет. На эту квартиру тоже нашлись покупатели. Только Тамаре Григорьевне теперь придется одной в Израиль ехать. Хоть и с большими деньгами, и к богатым родственникам, но одной.
— И так бывает, — тяжело вздохнул Амелин. — Ну, так вот, что я выяснил, Максимыч. В нашем деле появляется высокий красивый брюнет лет сорока с небольшим…
Как ты говоришь? А это уже интересно. Очень интересно…
— О чем ты, Максимыч?
— О том, что господин Малиновский слишком уж рьяно принялся защищать интересы госпожи Австрийской. Слишком уж рьяно…