35 Человеческая природа

– Похоже, наш убийца использует подземные туннели, – пояснил Брайант, рассеянно укалывая пешеходов спицами своего зонтика, когда они с Мэем лавировали между лужами на Кентиш-Таун-Хай-стрит. – Он проникает в проулок со стороны внутренних садов и спускается в подземный водовод, а тот, в свою очередь, проходит под дорогой и соединен со всеми домами на восточной стороне улицы.

– Но для чего нужны такие сложности?

В этот день Мэй плохо ладил с напарником. Артур становился сердитым и настырным каждый раз, когда имел дело со смертью, которую можно было предотвратить. Они с Джоном провели большую часть пятницы с потрясенными жителями Балаклава-стрит. Теперь они оставили Аарона наедине с его виной в обследованном, опустевшем и дактилоскопированном доме, в отсутствие человека, создавшего этот дом. Жизнь, конечно, продолжается, но те, кто недавно пережил смерть близкого человека, обычно видят жестокость повсюду… Брайант испытывал досаду, сознавая, что к происходящему на Балаклава-стрит следовало изначально отнестись со всей серьезностью, и стыд из-за того, что они мало чего добились. Впервые за весь период расследования он выразил какие-то другие чувства, кроме дьявольского энтузиазма. Он собирался мстить – работать больше, чем когда-либо, не обращая внимания на возраст и болезни. Для Джона это означало, что теперь с напарника нельзя спускать глаз.

– Очевидно, для того, чтобы никто не заметил ничего подозрительного на улице. Посмотри, как надежно огорожена Балаклава-стрит, как здесь все просматривается. Если ты обитаешь в этом районе, тебя наверняка опознают. Кстати, Тейт, а возможно, и другие местные жители знают убийцу в лицо. Недаром же Тейт не казался испуганным, когда я с ним заговорил: людей пугает неведомое, безликий незнакомец, нападающий на них без всякой логической причины, потому что он на наркотиках, пьян или просто недоволен жизнью. – Брайант сунул Мэю мятый бумажный пакетик. – Хочешь грушевый леденец?

– Ты рискуешь оказаться на ложном пути, – предупредил Мэй. – Для твоих предположений нет повода. У бездомного целый ворох психических проблем – ты сам говорил. Он ненадежный источник информации. Может, он сам убийца.

– И какой у него мотив? Погоди, мне надо купить колбасок. – Артур затащил друга к мяснику и забарабанил по прилавку. – Эти глостерские пятнистые свежие? По виду не скажешь.

– Самый старый мотив в мире, – настаивал Мэй, пытаясь сосредоточиться. – У них есть то, чего нет у него. Дома, деньги, безопасность.

– Так почему же он ничего не берет? И зачем, скажи на милость, он показывал мне свой путь к бегству? Дайте мне шесть камберлендских и пару почек – получше да пожирнее, дрянных не кладите. – Брайант обернулся к напарнику, обыскивая карманы в поисках денег. – Тейт не может засвечиваться и выдавать свою информацию. Возможно, он боится за собственную жизнь, потому и поделился со мной тем, что ему известно, доверяя нам выяснить остальное. Но он знает больше, чем говорит, а потому и в опасности. Вот и твой эффект домино: каждого, кто обладает каким-то знанием, в свой черед убирают. Может, если бы мистер Буш подписал Киотский протокол, такого бы не случилось.

– Извини, Артур, я уже ничего не понимаю.

– Климатические изменения. За долгое жаркое лето реки высохли, и по туннелям можно было ходить. Теперь под землей сущий ад, потому что во время дождя подземные пути превращаются в ревущие водопады. Ты заметил, что никто не умирал до того, как погода испортилась? Возможно, это потому, что водоводы слишком пересохли, чтобы можно было с их помощью избавиться от улик. Убийца терпеливо дождался, пока снова пошел дождь, позволивший ему в прямом смысле слова смыть все, что связывает его с убийствами. Между прочим, реки всегда для этого использовались. История повторяется.

– Честное слово, Артур, все это звучит очень странно.

Мэй в некотором беспокойстве наблюдал, как мясник разделывается с парой луковицеобразных почек и вытирает окровавленные руки о фартук.

– Я должен придерживаться этой гипотезы, Джон. Так или иначе, все связано с притоками Флита. Не будь реки, не было бы домов. Не будь домов, не было бы убийств. Первая смерть – это ключ: безобидная старая дама убита с помощью воды, из-за воды, как будто убийца замыкал круг, выбирая подходящее наказание для ее преступления. Впрочем, вполне возможно, что мы глубоко заблуждаемся. Надо бы взглянуть на все это в новом свете.

Мясник пробил чек и протянул его Брайанту вместе со сдачей. Пожилой детектив с отвращением пересчитал монеты.

– Это все, что я получаю с десятки? Грабеж среди бела дня. Свиные уши выглядят на тройку с минусом. И вообще – не следует продавать мясо, у которого такой вид, словно животное умерло от старости.

Он схватил полиэтиленовый пакет с мясом и поволок Мэя к выходу.

– И вот еще что. Молодой человек Калли отсутствует уже несколько недель. Что если его стукнули по голове и сбросили в канализацию, а убийца или его сообщник отправляют открытки со всей Европы? А как насчет ближайшей соседки, Хизер? Никто годами не видит ее мужа. Считается, что он в Париже, – а может, его тело плавает где-то под Кингз-Кроссом? А Бенджамин Сингх? Он должен быть в Австралии, но разве он послал кому-нибудь весточку? Сколько всего мужчин пропало на этой улице? Постой-ка, я кое-что забыл. – Он круто повернулся и поспешил к озадаченному мяснику. – А баранина у вас есть? Я бы сделал мясную запеканку.

– Не надо бы тебе так спешить, – посоветовал Мэй. Они шли в отдел пешком, поскольку Бимсли и Бэнбери взяли «ровер», чтобы отвезти улики. – Давай зайдем в кафе, ты хоть немного передохнешь.

Он подтолкнул Артура к греческому кафетерию.

– Два чая, в один побольше сахару, – крикнул Брайант вялой девице за стойкой, поправлявшей свою прическу.

– У нас нет чая, – буркнула девица.

– Не смешите меня, это национальный напиток, почему же его у вас нет?

– Капуччино, латте или эспрессо.

– Но это итальянские напитки, а вы наверняка с Кипра, – не унимался Артур, неохотно отодвигая стул, чтобы пропустить человека с детской коляской. – Вы должны подавать мятный чай или турецкий кофе с гущей в полдюйма толщиной. У них нет чая! Боже милосердный, все, что от вас требуется, – это взять несколько свежих листьев и залить их кипящей водой.

– Пожалуйста, Артур, немного остынь.

Мэй взял его за руку, отвел к столику, а после вернулся заказать латте.

– Ты хоть понимаешь, что, не начни мы следовать за Гринвудом, эта гипотеза никогда бы не пришла нам в голову? – сказал Брайант, когда его друг сел за стол. – Карта лондонского метро известна всем. Почему же карту подземных рек держат в тайне? Кто еще владеет этим знанием? – Он бросил план туннелей на стол между ними. – Город живет по тем же законам, что и его улицы: каждый раз, когда ты думаешь, что разобрался в нем, он ловко от тебя увиливает. Ответ должен быть здесь, в этих пронумерованных линиях…

– Нет, Артур, это не так. Я уже видел тебя таким, и, честно говоря, ты взялся не с того конца, а может, и вообще не за то. Единственный ответ мы можем получить, разговаривая с людьми, а ты не наблюдаешь за ними, не думаешь о человеческой природе.

– Но для этого у меня есть ты.

Мэй вздохнул:

– Взгляни на девушку за стойкой – ты только что на нее накричал. Что ты видишь?

Брайант бросил на девушку беглый взгляд:

– Толстую греческую школьницу, которую надо бы поучить вежливости.

– Попробуй еще раз. Ее зовут Афина, ей около девятнадцати. Она уже замужем, с двумя детьми, а еще у нее есть младшая сестра. Ее отец – хозяин этого кафе, и она работает здесь против воли. Прошлой ночью ее муж напился, у них вышла ссора. Она несчастна, загнана в угол и не понимает, как до такого докатилась.

– Ты обо всем этом узнал, глядя на нее? – спросил Артур с искренним интересом.

– Это нетрудно, – ответил Джон. – У нее обручальное кольцо. Видишь фотографии на стене возле стойки? Семейные снимки, сделанные на Кипре, – мать и отец, сыновей нет. Хозяин дал работу старшей дочери, потому что она нуждается в заработке. Почему? У нее двойня. Парень, прошедший мимо с коляской, назвал ее по имени. Он рыжий, из местных. Такие попадаются сплошь и рядом. Он слишком рано стал отцом и в полном ужасе оттого, что вынужден заботиться не об одной, а о двух маленьких девочках. Парня это страшно злит, и не нужно быть гением, чтобы прочитать разочарование на его лице. Сам он тут работать не хочет, потому что это не мужская работа, к тому же кафе принадлежит ее семье, а значит, он все время с ними ссорился бы. Она работает допоздна, он укладывает детей в кровать и идет в паб. Она поправляет прическу, чтобы закрыть синяк. Сама она вряд ли могла так удариться лицом. Итак, Афина оказалась между Сциллой и Харибдой – между деспотичными родителями и озлобленным мужем, так что ее совсем не беспокоит, что ты пьешь – чай, кофе или крысиный яд.

– Гм… – Брайант задумчиво помешал кофе. – Пожалуй, ты прав. Мне следует уделять людям больше внимания, хотя бы иногда отрываться от книг. Ты знаешь, они ведь мне нравятся – люди. Это со стороны кажется, что нет.

– Я знаю, – мягко сказал Мэй. – У тебя доброе сердце, но ты это тщательно скрываешь. В качестве подозреваемого Аарон ничего не стоит, ты сам видишь. Тейт – самая вероятная из имеющихся кандидатур. Поэтому перво-наперво надо установить за ним наблюдение. Никого не бросали в канализацию, иначе мы бы обнаружили следы в садах или в проулке, но, не спорю, дождь может объяснять нехватку улик. Из орудий убийства у нас только кусок пленки. Надеюсь, ты согласишься, что это неожиданно. Но тебе также придется признать и наличие другой возможности.

– Какой же?

– Расследуя убийства на Балаклава-стрит, ты явно подпал под влияние ситуации с Гринвудом. Ты любишь собирать тайные знания о подземных реках, и вот они уже фигурируют в совершенно ином деле.

– Такая мысль приходила мне в голову, но теперь уже ты должен признать: то, что Балаклава-стрит построена над притоком реки, – чрезвычайно любопытное совпадение. Кстати, что ты решил насчет воскресного вечера?

– Я подумал, что вы с Мангешкар могли бы покараулить Гринвуда и Убеду. Что бы они там ни планировали, нам придется с этим покончить, потому что с понедельника мы любой ценой начинаем новую жизнь. Даже Раймонд согласен, что теперь у нас есть законный повод бросить все силы на Балаклава-стрит. Кроме того, пошли Бимсли в приют, пусть сторожит Тейта. А я отправлюсь к Монике.

– Ну конечно, меня ты посылаешь в холодное, сырое и, возможно, убийственное для мужчины моих лет место, а сам вознамерился поволочиться за женой Гринвуда, – проворчал Артур, клацнув куском сахара о вставные зубы. – Впрочем, я тебя не виню. Ты больше меня нуждаешься в любви и утешении.

Брайант давно уже считал себя человеком слишком странным, чтобы надеяться встретить кого-то, кто его полюбит. Он, конечно, недооценил храбрость и упорство британок, но теперь был убежден, что уже слишком поздно, и находил утешение в работе и дружбе.

– И все-таки, по-моему, было бы лучше, если бы мы вместе следили за Гринвудом. Он тебя знает, – продолжил Брайант.

– Не могу же я быть в двух местах одновременно. А ты не можешь идти со мной к Монике.

– Значит, ты действительно решил за ней поволочиться.

– Артур, глагол «волочиться» давным-давно вышел из употребления. Какой же ты все-таки викторианец!

– Не смей так говорить, просто я не одобряю некоторых современных порядков. Никчемные либералы, мошеннические налоги, соблазнение замужних женщин, продажи по телефону и повальная гамбургеризация оказывают вредное воздействие на умы.

Друзья просидели в кафе до темноты, наблюдая, как дождевые капли проносятся по оконным стеклам, точно миллион серебряных комет.

Загрузка...