Конан и Властелин смерти Танзы

Глава 12

Лисинке не спалось вовсе не потому, что Конан отсутствовал и не мог согреть ее и их ложе. За все истекшие годы она не позволила ни одному человеку настолько к себе приблизиться. Если бы боги, которые никогда не одаривали ее своими милостями, повернули время вспять, женщина не поступила бы так снова, ведь цена за исполнение обещаний оказалась слишком высокой.

Проверка постов была, несомненно, полезным делом особенно в сравнении с обычной ночной прогулкой или безуспешными попытками заснуть. Лисинка только боялась, что сон придет к ней под утро, когда наступит время вести разведчиков к горе. Там предстояло установить охрану до возможного появления Конана, или же для чего-то еще, что может стать более важным, чем его благополучное возвращение.

Третий пост атаманша удостоила поверхностным взглядом и кратким обменом вежливых замечаний о погоде. Эта вахта состояла из Рaши, одной из ее женщин, и Смотрителя Taнзы со слишком большой для его тела головой и слишком большим количеством волос даже для такой головы.

Лисинка находилась уже не далеко от следующего поста, приближаясь к затененному пролету обветшавшей лестницы, когда услышала шорох за спиной. Она не повернулась и не прибавила шаг. Меч и кинжалы всегда занимали удобное положение для использования, а под туникой была легкая кольчуга.

— Графиня… — донеслось до нее.

Женщина улыбнулась, и ответила спокойно: — Я и не представляла, что ты настолько легок на ногу, Фeргис.

— О, моим достоинствам нет числа. Мой слух остер, и сегодня вечером он принес мне информацию, которые другим способом я бы не получил.

Фергис имел привычку говорить загадками, и отучать его было бесполезно. Пребывая в хорошем настроении, разбойник своими шутками иной раз озадачивал даже врага в смертельном поединке. Некоторые утверждали, что он одержал немало побед, вызвав полное недовольство у противников.

— Наших людей беспокоит исчезновение Конана, — сказала Лисинкa.

— Да уж… — Фeргис выглядел огорченным, — Еще они говорят, что завтра не пойдут к Горе Черепа.

— Нам точно не известно, что это Гора Черепа или любая другая, относящаяся к легенде о Душе Taнзы. А кто именно говорит? Не успел Фeргис открыть рот для ответа, как раздался пронзительный крик, отразившийся от окрестных скал. Принадлежащий женщине, он исходил от сторожевого поста, только что покинутого Лисинкой.

На миг атаманше показалось, что это чья-то уловка с целью заманить их в западню.

Однако пока подобные мысли возникали в голове, ноги сами несли ее на крик. Фергис держался чуть позади. Когда Лисинка добежала, уже все стихло, но перед ней открылась полная картина произошедшего. Хорошо, что она заранее обнажила меч.

Смотритель Taнзы стоял над Рашей. Кровь, капающая из раны на голове женщины, окрасила камни в красный цвет.

Человек нагнулся, чтобы подобрать ее оружие, и в тот момент Лисинкa ринулась на него с мечом. Тогда он быстро приставил острие своего клинка к горлу Рaши, вынудив атаманшу замереть на месте.

— Никто из нас не должен становиться кормом для змей ради спасения твоего приятеля, — пробормотал солдат. — Не твои люди, не Смотрители.

Лисинкa собиралась вести с ним переговоры, хотя не спешила убрать меч в ножны. Она хотела потянуть время, чтобы дать возможность Фeргису придумать какую-нибудь хитрость.

У благочестивого разбойника ум работал быстрее, чем у большинства людей. И при этом страх перед богами никогда не заставлял его совершать безумные или подлые поступки.

Слова так и не были произнесены. Как будто из пустоты вылетел булыжник, попав Смотрителю в лоб. Человек вздрогнул, его ноги подкосились, и меч выпал из онемевшей руки.

К сожалению, он свалился боком у самого обрыва. Послышался скрежет смещенной гальки, и бесчувственное тело исчезло в темноте.

Лисинкa застыла, как пораженная молнией, глядя в пространство. Так продолжалось несколько мгновений, пока отдаленный глухой удар не оповестил о том, что Смотритель достиг подножия утеса.

Наконец, предводительница разбойников обрела дар речи и выругалась. Скверно начавшаяся ночь получила еще худшее продолжение. Одна из ее женщин мертва. Убийца также отправился к праотцам. Теперь никого не осталось, чтобы дать объяснения случившемуся. А ведь некоторые могли бы поставить под сомнение вину Смотрителя… Вдруг женщина, до сих пор лежавшая неподвижно, села.

— Рaшa? — прошептал Фергис. Казалось, что его челюсть отвисла до самых отворотов сапог.

— Да, — с трудом произнесла женщина.

Она ощупывала свои окровавленные волосы, не пытаясь встать. Лисинкa опустилась на колени и обследовала рану соратницы.

— Поврежден только мой скальп, — пошутила Раша. — Я потеряла сознание от удара. Наверное, крови была достаточно, чтобы этот ублюдок решил, что со мной покончено. Я не видела причины заставить его изменить мнение, пока он не повернется ко мне спиной. Извините, что я кричала.

— Так или иначе, ты должна была привлечь наше внимание, — сказал Фергис, присев рядом на корточки. — До нападения он говорил о чем-нибудь важном? — Смотритель утверждал, что знает шестерых воинов, которые планировали совершить набег на склад припасов, доставленных немедийцами, а после сбежать. Негодяй думал, что они могли бы взять его с собой, если привести к ним женщину.

— И он имел ввиду тебя? — спросила Лисинкa.

— Очевидно.

Атаманша плюнула под склон, надеясь попасть в труп Смотрителя. Его смерть оставила больше вопросов, чем ей хотелось. Но видят боги, предатель ее заслужил! — Он упоминал имена? — Нет.

Что ж, негусто. Конечно, можно удвоить охрану у склада, но как убедиться, что овец не охраняют волки? Оставался вариант сегодня же разделить все припасы, так, чтобы каждый оберегал свою часть.

Однако любой подход к данной задаче мог бы поощрить дезертирство не только слабаков, которые были не в состоянии прожить без группы. Даже храбрые и проницательные люди в сложившейся ситуации, могли иначе посмотреть на собственную безопасность. И слившись в отдельный отряд, оставить и Конана, и Душу Taнзa наедине с их судьбами.

Лисинкa едва успела мысленно взмолиться о сохранении здравого смысла у своих подчиненных, как тревожный вскрик развеял подобные мысли. Тут же ночной ветер принес отголоски других криков, сопровождаемых лязгом оружия.

Предводительница скрылась из поля зрения прежде, чем Фергис и Рaшa вскочили на ноги.

«Гролин. Гролин! Проснись!».

Откуда шел голос, барон даже не предполагал. Он только знал, что слышал именно эти слова, и не счел благоразумным приравнять их к очередной мистификации колдуна.

Гролин отбросил намоченные росой одеяла (хвала Mитре за высокие деревья, которые мешали дождям превратить лесную почву в трясину!) и поднялся.

«Поверни направо, и иди, пока тебя не будет видно из лагеря», — вещал голос.

Разбойник не стал перечить и пошел, лишь сначала удостоверившись, что часовые не заметили его уход. Правда, один из них все же оказался через чур внимательным, но барон надеялся, что этот малый не относится к любителям трепать языком. Слухи о странных беседах главаря с пустым местом и о его таинственных ночных прогулках итак уже носились по лагерю, как сухие листья на осеннем ветру.

«Не останавливайся, пока не дойдешь до семи растущих вместе семи деревьев», — давал наставления маг.

Навес из веток удерживал капли дождя, однако также не пропускал даже малую частицу звездного света. За пределами досягаемости огней костров чернота была такой, как, наверное, в начале мироздания.

На сей раз фигура чародея в янтарном сиянии проявилась целиком на стволе. Но, поскольку одеяние имело тот же самый оттенок, было затруднительно судить о ее размерах.

— Ну, вот он — я, — сказал Гролин. — Сильно потрепанный и уставший, но здесь.

Говори и я буду слушать.

Зеленоватый сгусток появился на уровне головы фигуры. Задрожав, он принял сферическую форму, и продолжил изменяться. Сытый по горло этими фокусами Гролин еле сдержался, чтобы не броситься на колдуна с мечом, или хотя бы с голыми кулаками.

Между тем, зеленое свечение все еще мерцало вокруг того, что стало мордой одной из летающих змей.

Фeргис и Рaшa догнали Лисинку на полпути к месту боя. Втроем они влетели во внутренний двор замка.

Там было полно народу. Казалось, здесь присутствовали все: мужчины и женщины, разбойники и Смотрители. Взоры людей были обращены на вход в складское помещение, где находилась не только привезенная днем провизия, но и все их имущество.

Один человек стоял с пылающим факелом перед открытой дверью склада. За ним расположились полукругом пятеро других. Лисинкa узнала четырех Смотрителей и двух своих бойцов, включая держащего факел. Этого звали Хоркас, и он считался отважным воином, хотя имел переменчивый характер и неясное происхождение.

По мнению Лисинки, то, что Смотрители и бандиты устроили совместный бунт, могло послужить лучшим памятником работе Конана по объединению отрядов. Все же было бы предпочтительнее, если киммериец вообще не обзаводился бы никаким памятником еще долгие годы.

Предводительница сурово смотрела на мятежного подчиненного, думая, что ему сказать. Парень всегда действовал импульсивно и мог переметнуться обратно так же быстро, как дошел до затеи бунта.

Опередив Лисинку, Хоркас махнул факелом и закричал: — Услышьте меня! Мы шестеро уходим с этой проклятой земли, и готовы взять любого, кто присоединиться к нам и последует за мной! Некоторые одобрительно кивали, но у большинства предложение вызвало смех и проклятия. Кто-то отпускал похабные шутки по поводу того, почему любой должен присоединиться к Хоркасу. Правда, многие избегали смотреть ему в лицо.

Разумеется, все это мятежнику не понравилось. Хоркас выглядел смущенно, и прошло некоторое время прежде, чем он смог продолжить.

В тот момент несколько наиболее заслуживающих доверия мужчин из разных групп собрались около Лисинки, вполголоса уверяя, что останутся с нею. Она была бы рада, если б те кричали об этом громко, во всеуслышание. Но, без сомнения, их осторожность свидетельствовала о том, что люди еще до конца не определились, чью сторону принять.

Тишина затянулась. Тогда Лисинкa, приложив ко рту ладони, крикнула: — Каким образом эта земля проклята? Прокляты клятвопреступники! Не наказав предателей, мы навлечем на себя гнев богов. Интересно, почему вам должно быть позволено безнаказанно уйти? — Если я брошу факел в складское помещение, то все сгорит дотла, — ответил Хоркас.

— Все мы не желаем подобного исхода. Ты также вправе сбежать отсюда, или оставайся голодать, если не можешь питаться камнями! Негодование охватило Лисинку и не только ее одну.

— Попытка сбежать от возможной опасности гораздо хуже, чем обычная трусость. Твой поступок отвратителен. Стращая своих товарищей, ты обрекаешь себя на проклятие.

Угроза, как и все слова Лисинки были бесспорны для большинства собравшихся. Хотя здравомыслящие люди не думали, что потеря шестерых глупцов, даже с их оружием и провиантом нанесет остальным значительный ущерб. В свою очередь атаманша не сомневалась в необходимости как можно быстрее развеять сомнения, пока люди не потеряли еще здравый смысл. То, что шесть дураков сделали бы сегодня, десять могут сделать завтра, и двадцать — через день после этого. Мятеж уничтожил бы группу (и Конан, скорее всего, погиб бы), оставив мир во власти Души Taнзы или кого-нибудь подобного Гролину. Неважно скоро или нет, но смерти все равно не миновать… Лисинкa, раздвинув толпу, вышла на открытое место. За ней последовало несколько человек, но они походили на смутные тени, замеченные краем глаза. Не считая бледной луны, по-настоящему освещал внутренний двор лишь факел Хоркаса.

— Послушай, Хоркас! — обратилась женщина к мятежнику. — У меня появилась лучшая идея. По правилам каждый может бросить вызов вождю. Сразись со мной, и в случае твоей победы, у тебя будет законное право отдавать приказы, которым все наши люди обязаны повиноваться. Ну, как? — Эй, остерегись! — прозвучал сзади голос Kлaрнидеса. — Я не клялся в дружбе ни с кем из разбойников, кроме Лисинки Мертус. После смены предводителя ее воины и Смотрители Taнзы пойдут разными путями! — Какие громкие слова маленького капитана, которого собственные воины ни во что не ставят! — поглумился Хоркас. — Может, ты думаешь, что после передачи Конану всех полномочий от тебя еще осталась какая-то польза? Слово «польза» имела под собой крайне непристойный смысл, и Kларнидес утратил последние остатки былой выдержки. Скрипнув зубами, он шагнул вперед, на ходу обнажая меч.

Слишком поздно, чтобы остановить аквилонца, Лисинка увидела, как один из мятежников достал стрелу и начал натягивать лук.

— Нет, глупец! Нет! — завопило сразу множество голосов.

Лучник заколебался.

— Я предложила себя, — крикнула Лисинкa. — Боги разгневаются, если пострадает любой другой человек.

В следующий момент она поняла, что эти слова оказались не более мудрыми, чем у Kларнидеса. Хоркас сжал руку лучника и повернул в ее сторону. Наконечник стрелы на миг показался Лисинке такого размера, как лицо Конана, нависшее над ней после их поединка.

Две тени внезапно обрели плоть, толкнув женщину так, что та упала на землю. Рослые воины вдвоем заслонили ее. Лисинке даже послышался голос Фергиса, бормочущий не свойственные ему выражения.

Тут раздался чей-то крик, сменившийся смертными хрипами. Лисинку окатило теплой, солоноватой жидкостью. Собравшись, она откатилась в сторону и быстро вскочила на ноги.

Фeргис бросился к ней, растянулся, но сразу поднялся. А вот другому человеку больше не суждено было встать никогда.

Региус Панон лежал на спине. В его груди торчала стрела, предназначавшаяся Лисинке.

Изо рта немедийца вытекала струйка крови, вливаясь в образовавшуюся под ним лужу.

— У тебя совершенно низкопробные трюки, — пробурчал Гролин разгневанной личине мага. — Твой вид оскорбляет мое достоинство, также как неуместные шутки оскорбляют мой слух.

— Мне дела нет до твоего достоинства, — отрезал чернокнижник, и впервые барон в его голосе нотки раздражения, граничащие с жестокостью.

Безусловно, не стоило провоцировать союзника, которого можно было считать «человеком». Или, по крайней мере, он был им некоторое время от начала мироздания.

Однако Гролин стремился узнать больше о том, что способно вызвать нетерпение колдуна и тот перестал бы водить его за нос.

«Знание дает власть» — утверждали книжники. И это сущая правда. Гролин ищет власти, поэтому не будет избегать новых знаний.

— Я уверен, что есть причины, раз ты являешься именно так, — примирительно сказал разбойник. — Но я до сих пор не знаю дороги к Душе Taнзы, и, наверное в том твоя самая большая проблема. Покажи мне ее, и если я должен попросить об этом, то прошу.

На мгновение показалось, что маг серьезно отнесся к словам Гролина. Потом нечто похожее на смех (хотя это скорее походило на громыхание ржавого железа) проникло в череп барона.

«Значит, просишь? Хорошо, ты делаешь успехи. Смотри туда, где сейчас появятся звезды».

Когда у змеи открылась пасть, Гролин стал в нее пристально вглядываться. Там, в обрамлении клыков, открылась непостижимая по глубине бездна мрака. В нем кружили, искрились и пульсировали звезды, или что-то подобное маленьким ночным светилам.

«Приблизься», — приказал чародей. — «Смотри в пределы тьмы, где звезды танцуют.

Всматривайся глубоко, и не отводи взгляда, даже если твои чувства будут это подсказывать.

Выполняй!».

Чувства Гролина советовали ему немедленно сбежать отсюда и предложить своим людям сделать то же самое. Ужасающее зловоние из змеиной пасти было столь невыносимым, что хотелось заткнуть ее затычкой.

«Знание приведет меня к свободе», — твердо сказал себе Гролин. Повторив это трижды, он набрался достаточно смелости, чтобы затолкнуть свое лицо в пасть.

После этого звезды исчезли. Чернота начала бледнеть. Потускневшие образы медленно приобретали серый оттенок…

События, разворачивающиеся в переполненном дворе, приняли настолько неожиданный поворот, что подавляющее большинство народу не смогло поначалу осознать глубину случившегося. И только один человек не впал в ступор, сохранив способность действовать.

Казалось, гнев не полностью затмил рассудок Kларнидеса. Размеренной, как на марше, походкой капитан шел на бунтовщиков. Он смотрел поверх голов мужчин, словно разглядывал что-то видимое лишь ему, и не демонстрировал никаких признаков беспокойства.

Лисинка заметила, что его костяшки побелели, а на потном лице зажегся яркий румянец. На ее глазах качества мужчины и воина навсегда покинули скрывающую их раковину юности. Если б Конан мог видеть, каким воином воспитали Кларнидеса они с Тармисом Рогом! За это зрелище атаманше было не жалко отдать год или два жизни.

Лучник согнулся в поклоне, затем и вовсе униженно бросился к ногам капитана. Kларнидес не удостоил его даже взглядом.

Однако Хоркас не испугался. Злобно сверкнув глазами, он выхватил из-за пояса кинжал свободной рукой, а второй — швырнул факел в открытую дверь склада.

Лисинкa отдала бы еще больше лет своей жизни за возможность подстрелить Хоркаса прежде, чем тот пустил огонь, и не смотреть, как один человек обрекает всех остальных. Но у нее не было ничего подходящего, кроме кинжала, не способного преодолеть такое расстояние. Ее товарищи или лихорадочно искали стрелы, в которых испытывали недостаток, или опасались попасть в Kларнидеса.

Похоже, капитана все это нисколько не трогало. Kларнидес ступал уверенно, как леопард на охоте. Он отпихнул скорченного лучника в сторону, другой сам поспешил убраться с дороги.

Хоркас кружился перед ним, отчаянно размахивая кинжалом, но Kларнидес оставался недосягаем от его смертоносных ударов. Вооружен капитан был коротким мечом, как казалось, направленным под неудачным углом для атаки. Тем не менее, он твердо шел к намеченной цели… Вдруг Хоркас вскрикнул, выпустил клинок и схватился за руку, зажимая извергающую кровь рану. Его губы зашевелились. Возможно, мятежник пытался воззвать к милосердию, когда лезвие Kларнидеса вспороло ему живот, грудь и горло. Три последовательных, стремительных удара со стороны могли показаться одним непрерывным движением.

Kларнидес обернулся и завопил голосом евнуха, попавшего ногой в медвежий капкан: — Во имя Mитры! Идите и сбейте огонь, пока пламя не затронуло сосуды с маслом! Люди гурьбой помчались выполнять приказ, растоптав труп Хоркаса, а также чуть не задавив Kларнидеса и выживших мятежников. Они быстро затоптали бы огонь, если им всем удалось бы протиснуться в дверной проем. К счастью, у некоторых это получилось.

Остальные же толкались, сыпали проклятия и больше мешали друг другу.

Лисинкa была среди тех, кто помогал восстановить порядок. Вначале, она не побежала вперед в толпе воинов. Женщина опустилась на колени около Региуса Панона, закрыв ему глаза. Затем Лисинка накрыла тело немедийца своим плащом и только тогда присоединилась к тушившим огонь людям.

Смутные формы в змеиной пасти прекратили подрагивать. Они слились воедино, образовав фигуру, похожую на обработанный (возможно в глубокой древности) обломок скалы. По сути, это была каменная голова серого цвета с единственными цветными фрагментами в виде драгоценностей, частично заполняющих глазные впадины.

Она стояла вертикально на резной мраморной плите в пределах высокой, узкой пещеры, смутно освещенной вездесущим мхом Taнзы. Сквозь трещину в одной стене можно было рассмотреть полоску звездного неба.

— Тебе, наверное, хочется, чтобы я уверился в важности этого булыжника? — поинтересовался Гролин.

«Это — Душа Taнзы», — ответил волшебник.

Такой ответ не удовлетворил Гролина. Он не осмелился открыто обвинить мага во лжи, но ничего иного ему в голову не пришло.

Волшебник продолжал. «Ты, вероятно, найдешь ее сразу как только проникнешь вовнутрь горы» — продолжил чародей. — «В свою очередь, я обязуюсь направлять тебя на верный путь.

— А сам ты не можешь войти в Гору Черепа? «Скорее, пока не испытываю желания сталкиваться с некими силами до того, как мы достигнем искомого. Или я должен уточнить: пробудившейся древней магии?».

Должно быть, мысли Гролина подсказали волшебнику, что сейчас его союзник не склонен разгадывать загадки. Внезапно изображение Души пропало, и другая, намного большая, пещера предстала пред глазами барона. В центре ее лежала окровавленная туша какого-то огромного пресмыкающегося, похожего на летающих змей, но без крыльев. Чуть поодаль разбойник увидел человека, стоявшего у стены в окружении противников, и узнал его.

— Конан внутри Горы Черепа! «Ты думал, что я стану тебя обманывать?».

— Ну, — Гролин старался подобрать подходящие слова, — Некоторым магам свойственно поступать подобным образом.

«Если им так нравиться, то это их дело. А я поступаю по совести и считаю нужным говорить правду моим союзникам. Или ту ее часть, которую человеческий разум может воспринять и осознать».

Гролин слушал краем уха, поскольку разглядывал уже не труп чудовища, а тех, кто окружал киммерийца.

Вооруженные ожившие скелеты стояли полукругом перед варваром. В пещере находились и другие такие же создания в количестве, не подающимся исчислению.

Множество костей на полу, которые, возможно, были скелетами… или могли бы ими стать в случае применения подходящего колдовства.

— Ты сделал это? — спросил потрясенный разбойник, когда к нему вернулся голос.

«Не я, однако и Конан не использовал магию», — прибыл ответ.

Две истины уравновешивали друг друга. Киммериец не выглядел более мощным, чем прежде. Но, по всей видимости, в недрах Горы Черепа скопилось достаточно таинственных сил для создания ходячих скелетов. Размышляя над этим, Гролин почти не сомневался в слабости своего союзника.

Пламя на складе удалось погасить. Но утром отблески уже другого огня окрашивали небо над замком. Лисинкa организовала то, что все назвали «военной церемонией».

Это был похоронный костер Панона, собранный наскоро из-за недостатка времени и рабочей силы, тем не менее, никто не выражал протестов. Возможно, смерть немедийца не имела решающего значения, хотя ошеломила воинов своей жертвенностью, и, в конечном итоге, сделала многое, чтобы отвести безумие из их умов.

После церемонии Лисинка отобрала для похода сорок бойцов. Оставшиеся перешли под командование Фeргиса. После исчезновения Конана оставлять в тылу цитадель без надлежащей защиты казалось неблагоразумным ходом.

Фeргис покраснел, словно угли костра, когда атаманша попросила, чтобы он уважал ее пожелания. Разбойник стал еще более красным после того, как он согласился, и она скрепила соглашение долгим поцелуем, вызвавшим скабрезные замечания, отозвавшиеся эхом от скал.

— По истине лучше слышать такие звуки, чем предсмертные крики, — проворчал Фeргис, вытирая лицо, как будто его испачкали пеплом.

— Они исходят от сердца воинов, которые победят или умрут, — сказала Лисинкa, и скомандовала трубачу играть сбор.

Женщина не могла говорить за всех тех, кто пойдет с нею. Но для себя она решила, что обязательно возвратится с живым Конаном и головой барона Гролина. Или на худой конец со знанием о постигшей их судьбе.

Если бы у нее ничего получилось, то Лисинка была готова оставить мир людей и выпытывать у богов об участи Конана и Гролина до тех пор, пока те или дадут ответ, или отошлют назад, чтобы она справлялась сама!