Теперь подавляющая часть развивающегося мира может присоединиться к индустриализации, урбанизации, демографическим изменениям, причем крупнейшими новыми игроками станут Китай, Индия, Индонезия, Пакистан, Бразилия, Нигерия, Бангладеш, Россия, Мексика, Филиппины, Вьетнам, Египет, Эфиопия и Турция. Как добавление электричества к набору промышленных инструментов ускорило процесс, так и цифровая революция. Поскольку информация больше не была заперта в мозгах отдельных людей, а текла свободно по реке электронов, опытом можно было делиться одним нажатием кнопки. Создание прототипов превратилось из многолетнего процесса в считанные недели. То, что было известно, могло быть распространено в течение нескольких секунд, а исследовательское сотрудничество могло пересекать континенты и океаны.


Если немцы могли идти по дороге быстрее британцев, если японцы могли бежать по ней быстрее немцев, если испанцы могли бежать по ней быстрее японцев, то теперь более развитые страны развивающегося мира - а именно китайцы, бразильцы и вьетнамцы - могли бежать по той же дороге быстрее испанцев.



И все же, несмотря на все эти дикие незапланированные изменения, каким-то образом все это не просто работало, а работало прекрасно. По-настоящему впечатляющим, даже волшебным моментом после холодной войны было не просто то, что войны и голод практически исчезли из мира, а то, что население всех этих стран, старея и увеличиваясь разными темпами, создало идеальную основу для стремительного, исторически беспрецедентного экономического роста.

Примерно с 1980 по 2015 год все международно связанные системы мира попали в одну из двух больших категорий.


В категорию №1 попали страны, находящиеся на относительно ранней стадии демографического перехода. Смертность стремительно падала, продолжительность жизни быстро увеличивалась, но падение рождаемости еще не привело к катастрофическому сокращению числа молодых работников. Эти страны были прожорливы, и не только в плане еды. Большая часть расходов человека приходится на возраст от пятнадцати до сорока пяти лет - это период жизни, когда люди покупают машины и дома, растят детей и стремятся получить высшее образование. Такая деятельность, основанная на потреблении, является тем, что двигает экономику вперед, и в этой группе стран потребление было на высоте.



Страны в "Категории №2" ушли дальше. Смертность все еще снижалась, а продолжительность жизни все еще увеличивалась, но темпы замедлились. В конце концов, эти страны, как правило, начали индустриализацию на несколько десятилетий раньше. Но падение рождаемости также началось раньше, и недостаток детей в их демографическом профиле становился очевидным. Приоритеты изменились. Меньшее количество детей означало, что меньше ресурсов нужно тратить на воспитание и образование детей, в то время как больше можно было потратить на автомобили и квартиры. Пожилое население накопило больше капитала, что позволило сохранить и инвестировать больше денег. Стареющие общества не стали менее динамичными, а наоборот, стали более динамичными, потому что смогли быстрее развивать и внедрять технологии. Производительность труда резко возросла, а производимая продукция стала более сложной. В этих странах не хватало молодых людей, которые могли бы потреблять то, что они производили.



Американцы случайно нашли решение этой проблемы. Американский рынок не только был открыт для всех, но и американская приверженность идее безопасности для поддержания коллективного мирового цивилизационного потолка означала, что эти старшие демографические группы - эти экономики, ориентированные на экспорт, - могли получить доступ к потребительским рынкам всего мира. Системы, основанные на потреблении и экспорте, не просто находились в приблизительном равновесии. Благодаря тому, что американцы озаботились проблемами мировой безопасности, подлинно глобализованный мир не только возник, но и процветал.



Но в этом нет ничего нормального. Глобализация всегда зависела от приверженности американцев глобальному порядку, а этот порядок не отвечает стратегическим интересам американцев с тех пор, как в 1989 году пала Берлинская стена. Если американцы не будут управлять всеми, то только вопрос времени, когда что-то в Восточной Азии, на Ближнем Востоке или на российской периферии (например, ну не знаю, скажем, война) сломает глобальную систему до неузнаваемости... при условии, что американцы не сделают это сами.



Но даже если американцы решат продолжать удерживать коллективный мировой цивилизационный потолок, в расцвете глобализации не было ничего устойчивого. Благоприятные дни 1980-2015 годов закончились. Коллапс рождаемости, начавшийся в развитых странах в 1960-х годах, а в развивающихся странах - в 1990-х годах, теперь имеет десятилетия позади.



Бомба замедленного действия заключается в том, что то, что оказалось верным для ускоренной индустриализации, оказалось столь же верным и для ускоренных демографических изменений. В 1700 году средняя британская женщина рожала 4,6 ребенка. Это почти идентично показателю средней немецкой женщины в 1800 году, средней итальянской женщины в 1900 году, средней корейской женщины в 1960 году или средней китайской женщины в начале 1970-х годов. Теперь во всех этих странах новый средний показатель ниже 1,8, а во многих случаях намного ниже.* (По состоянию на начало 2022 года последние данные из Кореи и Китая указывают на то, что новым нормальным значением является 1,2). В таком положении, скорее всего, окажется средняя бангладешская женщина к 2030 году.



Теперь о другой стороне вопроса.

Центральным фактором в каждой истории роста, сопровождающей индустриализацию, является то, что большая часть экономического роста происходит за счет роста населения. Большинство людей упускают из виду, что в процессе индустриализации и урбанизации есть еще один шаг: снижение смертности увеличивает численность населения до такой степени, что это перекрывает любые последствия снижения рождаемости. ...но только на несколько десятилетий. В конце концов, увеличение продолжительности жизни достигает максимума, в результате чего население страны увеличивается, но детей остается мало. Вчерашнее малое количество детей приводит к тому, что сегодня мало молодых работников, а завтра мало зрелых работников. И вот, наконец, завтрашний день наступил.



В 2020-х годах рождаемость уже не просто снижается; она была настолько низкой в течение долгого времени, что даже в странах с более молодой возрастной структурой сейчас не хватает молодых взрослых - демографической группы, которая производит детей. По мере того, как уже уменьшившиеся кадры двадцати- и тридцатилетних будут стареть до тридцати и сорока лет, рождаемость не просто продолжит свое долгое падение, она рухнет. И как только в стране будет больше стариков, чем детей, следующий ужасный шаг станет совершенно неизбежным: демографический крах. А поскольку любая страна, в которой начинается этот процесс, уже исчерпала запас молодых взрослых, эти страны никогда не восстановятся* (Если не произойдет прорыва в дешевых технологиях массового клонирования).



Еще хуже то, что, как и вся трансформация из сельской местности в городскую идет все быстрее с тех пор, как британцы начали движение по этому пути, так и демографическая трансформация от большого количества детей к большому количеству пенсионеров. Чем быстрее трансформация и рост на переднем крае, тем быстрее демографический коллапс на заднем крае.



Самым ужасным цунами, вызванным этим явлением сжатия, является Китай. Долгий отрезок истории Китай был сравнительно доиндустриальным, до визита Ричарда Милхауса Никсона в 1972 году к Мао Цзэдуну, который оказался успешной попыткой настроить Красный Китай против Советского Союза. Цена китайской перестройки была довольно проста: вступление в глобальный порядок, возглавляемый американцами. Около 800 миллионов китайцев начали движение по пути индустриализации, который теперь был не столько проторенной дорогой, сколько четырнадцатиполосной супермагистралью с двойными полосами движения. Следуя образцам, установленным большей частью остального человечества, смертность в Китае упала на три четверти, а численность населения Китая увеличилась. В Китае, как и во всех других странах, численность населения выросла с менее чем 800 миллионов человек в 1970 году до более чем 1,4 миллиарда в 2021 году* (Если некоторые из этих данных и графиков кажутся немного размытыми, то это потому, что так оно и есть. Географически Китай удивительно сложен, что породило столь же сложную и разрозненную политическую историю. Из-за географического разнообразия и политической неразберихи не существует единого пути развития Китая. Такие места, как Шанхай, начали индустриализацию (неравномерно) уже в 1900 году, в то время как большая часть северного Китая даже не начинала экспериментировать с общим процессом до катастрофы Великого скачка вперед 1958-62 годов. Результат роста населения был столь же неравномерным: некоторые прибрежные регионы пережили бум гораздо раньше других. В целом, с 1950 по 1970 год население Китая увеличилось с 540 миллионов до 810 миллионов человек. Вроде как. В противовес этому, "Великий скачок вперед" породил один из величайших в истории человечества рукотворных голодов, в результате которого погибло от 15 до 55 миллионов человек, в зависимости от того, кто пишет историю. Так был ли "Китай" полностью неиндустриализирован, когда его посетил Никсон? Нет. В то время Китай уже отвечал за 5 процентов глобальных выбросов углекислого газа. Но Китай по-прежнему огромен, поэтому даже эти выбросы происходили от очень небольшого процента населения, проживающего в наиболее развитых прибрежных/южных городах).


То, в чем многие в мире видят угрозу - стремительный рост Китая в экономическом, военном и демографическом плане - является ничем иным, как двумя сотнями лет экономических и демографических преобразований, уложившихся в четыре десятилетия, полностью изменивших китайское общество и глобальные модели торговли....



... а также китайскую демографию. Как бы вы ни подсчитывали цифры, Китай в 2022 году станет самым быстро стареющим обществом в истории человечества. История роста населения в Китае закончилась, и закончилась с тех пор, как в 1990-х годах уровень рождаемости в Китае опустился ниже уровня воспроизводства населения. Коэффициент рождаемости полного воспроизводства - это 2,1 ребенка на одну женщину. По состоянию на начало 2022 года, согласно только частично опубликованной переписи населения Китая 2011-2020 годов, этот показатель в Китае составляет не более 1,3, что является одним из самых низких показателей среди всех народов за всю историю человечества. Демографическое сокращение в стране происходит так же быстро, как и ее расширение, и полный демографический коллапс может наступить уже через одно поколение. Китай удивителен, но не по тем причинам, о которых говорят многие. Эта страна скоро пройдет путь от доиндустриального уровня богатства и здоровья до постиндустриального демографического коллапса за одну человеческую жизнь. С несколькими годами в запасе.



Китай не умрет в одиночестве. Поэтапный характер процесса индустриализации - от Великобритании до Германии, России, северо-западной Европы, Японии, Кореи, Канады и Испании - в сочетании с неуклонно ускоряющимся характером этого процесса означает, что большая часть населения мира сталкивается с массовым выходом на пенсию и последующим демографическим коллапсом примерно в одно и то же время. Демографическая структура мира прошла точку невозврата двадцать-сорок лет назад. 2020-е годы - это десятилетие, когда все это развалится.



Для таких разных стран, как Китай, Россия, Япония, Германия, Италия, Южная Корея, Украина, Канада, Малайзия, Тайвань, Румыния, Нидерланды, Бельгия и Австрия, вопрос не в том, когда эти страны достигнут демографического устаревания. Все они увидят массовый выход на пенсию своих работников в 2020-х годах. Ни в одной из них нет достаточного количества молодежи, чтобы хотя бы попытаться восстановить свое население. Все они страдают от терминальной демографии. Настоящий вопрос заключается в том, как и как скоро их общества расколются на части? И сдуются ли они в тишине или будут бороться с угасанием света?



Позади них - стремительно - идет другая группа стран, рождаемость в которых падает еще быстрее, и поэтому они столкнутся с аналогичным демографическим распадом в 2030-х и 2040-х годах: Бразилия, Испания, Таиланд, Польша, Австралия, Куба, Греция, Португалия, Венгрия и Швейцария.



Еще дальше, в 2050-х годах, находятся страны, которые начали свой обвал рождаемости немного позже, и поэтому у них еще есть шанс избежать демографической катастрофы, если они смогут заставить сегодняшних двадцати- и тридцатилетних завести целую кучу детей, но, честно говоря, обвал рождаемости у этих поздних стран был настолько сильным, что это выглядит не очень вероятным: Бангладеш, Индия, Индонезия, Мексика, Вьетнам, Иран, Турция, Марокко, Узбекистан, Саудовская Аравия, Чили, Чехия.



Следующая группа стран - в основном в более бедных частях Латинской Америки, Африки к югу от Сахары или Ближнего Востока - вызывает еще большее беспокойство. Их демографические структуры моложе - намного моложе, но это не означает, что они находятся в лучшем положении, потому что экономическое и демографическое здоровье зависит не только от количества и возраста.

В большинстве случаев эти страны являются добывающими экономиками, которые поставляют то или иное сырье, используя вырученные средства для обеспечения населения импортным продовольствием и/или потребительскими товарами. Во многих отношениях им удалось получить доступ к части процесса индустриализации - в частности, к снижению смертности, более надежным поставкам продовольствия, росту урбанизации и демографическому буму, - не испытав при этом тех преимуществ, которые способствуют прогрессу: повышение уровня образования, модернизация государства, экономическая система с добавленной стоимостью, социальный прогресс, промышленное развитие или технологические достижения.



В безопасном, глобализированном мире такая модель гибридизации может продержаться до тех пор, пока из него поступают товары и деньги. Но в небезопасном, раздробленном мире, где торговля резко ограничена, откровенный национальный коллапс будет далеко не самой большой проблемой, с которой сталкиваются эти народы. В этих странах само население уязвимо перед изменениями, происходящими далеко за рубежом. Промышленные технологии, снижающие смертность и повышающие уровень жизни, невозможно не изобрести, но если торговля рухнет, эти технологии можно будет отменить. Если что-то повлияет на отток товаров из этих стран или приток доходов или продуктов, все вокруг разрушится, переживая глубоко укоренившийся голод библейского масштаба. Экономическое развитие, качество жизни, продолжительность жизни, здоровье и демографическая экспансия - все зависит от капризов глобализации. Или, скорее, в данном случае, деглобализации.

Учим страшное слово


Давайте не будем теоретизировать:



Я живу на высоте 7500 футов над уровнем моря в сельской местности, в горном штате Колорадо. Снег - это не столько сезонное явление, сколько образ жизни. Когда я только переехал сюда, я подумал: "Самостоятельно? Новый старт? Новый дом? Новый "ты"? Давай-ка займемся своим телом!". Я начал ходить в походы почти каждый день, а когда выпал снег, я атаковал его с энтузиазмом! И лопата.



Только лопата.



Это была... самая глупая вещь, которую я когда-либо делал.



Месяц спустя я был оснащён бензиновым снегоуборщиком Toro. То, что раньше было испытанием на двадцать с лишним часов, из-за которого я чуть напрочь не застрял в снегу, теперь стало чуть менее чем двухчасовым неудобством.


Эти двадцать с небольшим часов были потрачены только на мои подъездные пути и дорожки. Только мой дом. От моего подъезда до подножия горы две мили, и еще семь с половиной миль по каньону до высокогорных равнин, на которых расположен город Денвер. Это очень много лопат. Без бензинового оборудования для уборки снега мой дом на высоте 7500 футов не только не был бы построен, но даже теоретически не мог бы обслуживаться* (Для тех, кто считает, что мне следовало выбрать электрическую модель вместо бензиновой, я попробовал. Это было быстрее, чем использовать лопату, но электрическим двигателям просто не хватает мощности для быстрой уборки снега. При толщине снега около четырех дюймов я мог расчистить пространство примерно за пять часов. Если больше, то электрический двигатель угрожал перегореть. Эта чертова штука выполнила свою угрозу очень быстро).



А теперь мы в Денвере, который расположен в месте, которое раньше очень правильно называлось Великой американской пустыней. По мере продвижения на запад от влажных низменностей Среднего Запада земля неуклонно поднимается и высыхает. Денвер расположен на восточном склоне Скалистого хребта, постоянно и прочно находясь в дождевой тени, получая менее семи с половиной дюймов осадков в год. Большая высота над уровнем моря означает, что любой дождь, который выпадает, имеет тенденцию быстро испаряться. В Денвере, расположенном на высоте мили, влажность настолько низкая, что легкий снег не столько тает, сколько сублимируется прямо в пар. Примерно три четверти населения Колорадо живет в аналогичных условиях к востоку от континентального водораздела, но примерно три четверти осадков, выпадающих в Колорадо, выпадает к западу от водораздела.



Денвер - Колорадо - решает эту проблему двумя способами. Первый - это повсеместное строительство дамб. Посмотрите на карту любого города, который, как и Денвер, расположен на восточном краю Фронтального хребта. Вы заметите озера. Много-много озер. Но это не озера. Это водохранилища, созданные для того, чтобы улавливать как можно больше весеннего таяния снега. Городской Колорадо изменил свой рельеф, чтобы сохранить каждую каплю воды настолько, насколько это возможно.


Но этого недостаточно. Второе действие - это бурение туннелей через Скалистые горы, чтобы соединить западные водоразделы штата с восточными. В настоящее время существует две дюжины этих монстров трансбассейнового отвода. В совокупности хранение каждой капли и перемещение около 25 миллиардов галлонов воды в год позволяет существовать Форт-Коллинзу, Эстес-Парку, Грили, Боулдеру, Колорадо-Спрингс, Пуэбло и Большому Денверу. Не говоря уже о почти всём сельскохозяйственном секторе штата.



Уберите технологии, необходимые для строительства и поддержания этой системы управления водными ресурсами, и максимальная устойчивая численность населения городов Фронт-Рейндж резко упадет с примерно четырех с половиной миллионов, которые есть сегодня, до примерно одной десятой от этой цифры.

Та или иная версия этой истории существует для большинства населенных пунктов мира. Возможно, это проблема инфраструктуры. Может быть, климатические проблемы. Может быть, дело в ресурсах, продовольствии или безопасности. Но суть всегда одна: если по какой-либо причине прерываются глобальные потоки товаров и услуг, энергии и продовольствия, то меняется демографическая, политическая и экономическая карта.



В постглобализованном мире крупные, богатые разнообразными ресурсами страны, такие как Соединенные Штаты, могут перетасовывать товары внутри страны, чтобы все работало. Я живу в постоянном страхе, что не смогу достать бензин (переработанный в Колорадо из сырой нефти, добытой в Колорадо) для своего снегоуборщика (произведенного в Миннесоте), чтобы расчистить подъездную дорогу (асфальт из Оклахомы) к моему дому (деревянный каркас из Монтаны), из которого я часто работаю по интернету (используя сеть связи, состоящую из стали из Огайо, алюминия из Кентукки и пластмассы из Техаса).



Очень немногие места имеют такое разнообразие, охват, доступ и избыточность. Большинство зависит - часто полностью - от глобализации, чтобы повторить в своем регионе такое "простое" дело, как уборка снега. Возникает вопрос, как выглядел бы Шанхай без нефти? Или Берлин без стали? Эр-Рияд без... продовольствия? Деглобализация означает не просто более темный, более бедный мир, она означает нечто гораздо худшее.



Разгадка.



В настоящее время в мире есть два обоснованно тревожных и тревожно обоснованных примера того, как может выглядеть это расшатывание: Зимбабве и Венесуэла. В обоих случаях бесхозяйственность в высшей степени разрушила способность обеих стран производить свои товары на экспорт - продовольствие в случае Зимбабве, нефть и нефтепродукты в случае Венесуэлы - что привело к дефициту средств, настолько сильному, что способность стран к импорту в значительной степени рухнула. В Зимбабве конечным результатом стало более десяти лет отрицательного экономического роста, что привело к результатам, намного худшим, чем Великая депрессия, а основная часть населения была сведена к натуральному хозяйству. Венесуэле повезло меньше. До своего экономического краха она импортировала более двух третей своих продуктов питания. Добыча нефти в Венесуэле упала настолько, что стране даже не хватало топлива для посева зерновых, что способствовало самому страшному голоду в истории Западного полушария.



Я не использую эти примеры легкомысленно. Слово, которое вы ищете для описания этого результата, - это не "деглобализация" и даже не "деиндустриализация", а "децивилизация".



Все, что мы знаем о человеческой цивилизации, основано на простой идее организации. Как только правительство устанавливает некоторые основные правила, такие как "не убий своего соседа", люди начинают делать то, что делают люди: создавать семьи, выращивать еду, делать виджеты. Люди начинают торговать, так что фермеру не нужно делать муку, а кузнецу не нужно выращивать свою собственную еду. Такая специализация делает нас более продуктивными в выбранных нами областях, будь то земледелие, мукомольное или кузнечное дело. Общество становится богаче и расширяется. Больше земли, больше людей, больше специализации, больше взаимодействия, больше внутренней торговли, больше экономии от масштаба.

Эта схема развивалась постепенно с момента зарождения цивилизации, но часто случались не просто неудачи, а крахи. Империи поднимались и падали, а когда они падали, вместе с ними падала и большая часть их прогресса. Порядок под руководством Америки (большое "О") не просто изменил правила игры; он институционализировал порядок (малое "о"), что, в свою очередь, позволило индустриализации и урбанизации распространиться повсюду. Это изменило демографическую ситуацию в мире с большого количества детей на большое количество молодых и зрелых работников, породив устойчивый бум потребления и инвестиций, подобного которому человечество еще не имело. С гарантированной безопасностью и достаточными запасами капитала, энергии и продовольствия шесть тысяч лет взлетов и падений сменились безостановочным движением грузового поезда прогресса.



Под властью Порядка и этого волшебного демографического момента мы стали настолько специализированными, а наши технологии настолько продвинулись вперед, что мы стали абсолютно некомпетентными в тех задачах, которые раньше были жизненно важными. Попробуйте сами производить электричество или еду, чтобы хватало на жизнь, и при этом работать на полную ставку. Что делает все это возможным, так это идея непрерывности: идея о том, что безопасность и надежность, которыми мы наслаждаемся сегодня, будут существовать и завтра, и мы можем доверить свою жизнь в руки этих систем. В конце концов, если бы вы были уверены, что правительство завтра рухнет, вы бы, вероятно, меньше беспокоились о всяких мелочах, связанных с работой, на которых настаивает ваш менеджер, и вместо этого сосредоточили бы свое время на том, чтобы научиться консервировать овощи.



Гиперспециализация труда стала нормой, а торговля стала настолько сложной, что для ее облегчения теперь существуют целые экономические подсектора (кредитные специалисты, экструдеры алюминия, консультанты по планированию складов, полировщики песка). Эта специализация не ограничивается отдельными людьми. Благодаря глобальному миру целые страны могут специализироваться. Тайвань - на полупроводниках. Бразилия - на производстве сои. Кувейт - на нефти. Германия - в машиностроении. Цивилизационный процесс стремится к своему предельному, оптимальному пику.



Но "оптимальный" - это не то же самое, что "естественный". Всё в этом моменте - от американской перестройки архитектуры безопасности до исторически беспрецедентной демографической структуры - искусственно. И оно терпит крах.



Существует множество путей вниз для стран, смотрящих в пасть демографического угасания и краха глобализации, но все они имеют нечто общее: сокращение взаимодействия означает сокращение доступа, означает сокращение доходов, означает сокращение эффекта масштаба, означает сокращение специализации труда, означает сокращение взаимодействия. Нехватка заставляет людей - заставляет страны - заботиться о своих собственных потребностях. Преимущества непрерывности и специализации труда, связанные с добавленной стоимостью, ослабевают. Все становятся менее эффективными. Менее продуктивными. А это означает уменьшение количества всего: не только электроники, но и электричества, не только автомобилей, но и бензина, не только удобрений, но и продуктов питания. Части меньше суммы. И это усугубляет ситуацию. Нехватка электричества портит производство. Нехватка продовольствия приводит к сокращению населения. Меньше людей - меньше шансов сохранить работоспособность всего, что требует специализированного труда. Например, строительство дорог, электрических сетей или производство продуктов питания.

Вот что означает "децивилизация": каскад усиливающих друг друга поломок, которые не просто повреждают, а разрушают основу того, что заставляет функционировать современный мир. Не в каждом месте была подходящая география, чтобы сделать цивилизацию до Порядка. Не каждое место сможет сохранить цивилизацию после окончания действия Порядка.


Одно дело для такой страны, как Мексика, которая соединена проводами с Соединенными Штатами, бороться за развитие промышленности и обходиться без запчастей, импортируемых из Азии. Совсем другое дело, когда такая страна, как Корея, теряет доступ к импортной нефти, железной руде, продуктам питания и экспортным рынкам.



Хуже всего то, что многие менее развитые страны полностью зависят от того, как держится цивилизация в других местах. Зимбабве и Венесуэла - примеры стран, выбравших путь к своего рода децивилизации. Для большинства из них она будет навязана им в результате событий, происходящих на континенте или даже дальше, в местах, на которые они не могут надеяться повлиять, а тем более контролировать. Даже умеренная борьба в таких местах, как Бразилия, Германия или Китай, настолько нарушит спрос на материалы из Боливии, Казахстана или Демократической Республики Конго, что слабые государства потеряют доходы, необходимые для импорта товаров, которые позволяют обеспечить базовую современность. И мировые Бразилии, Германии и Китаи сталкиваются с гораздо большим, чем просто умеренная борьба.



В этом углубляющемся мраке есть несколько светлых пятен, но только несколько.



Лишь немногим странам удалось достичь высокого уровня развития и одновременно избежать обвала рождаемости. Это ... болезненно короткий список: Соединенные Штаты, Франция, Аргентина, Швеция и Новая Зеландия. И... это все. Даже если бы политика выровнялась, даже если бы сердца всех были на правильном месте, даже если бы все американцы, французы, аргентинцы, шведы и киви хотели поставить нужды остального мира выше своих собственных, все равно масштаб демографического поворота человечества означает, что все они вместе взятые не составят достаточного фундамента для поддержки новой глобальной системы.



По большинству показателей - прежде всего, в области образования, богатства и здоровья - глобализация была великой, но она никогда не была долгой. То, что вы и ваши родители (а в некоторых случаях - бабушки и дедушки) считали нормальным, хорошим и правильным образом жизни - то есть последние семь десятилетий или около того - является исторической аномалией для человеческого состояния как в стратегическом, так и в демографическом плане. Период 1980-2015 годов, в частности, был просто уникальным, изолированным, благословенным моментом времени. Момент, который закончился. Момент, который точно не повторится в нашей жизни.



И это ещё даже не самая плохая новость.

Конец большего


В старые добрые времена до появления морской навигации богатство человеческого опыта было совсем невелико. Большинство систем управления представляли собой смесь имперской и феодальной.



Проблема заключалась в пределах досягаемости.



Немногие места с богатой географией становились имперскими центрами и использовали свое богатство для военного и экономического контроля над другими территориями. Иногда эти центры внедряли инновации или адаптировали технологию, которая изменяла региональный баланс сил, позволяя более успешно захватывать земли. Римляне использовали дороги, чтобы быстрее перебрасывать войска туда и обратно. Монголы разработали железное стремя, которое позволило их конным воинам размазать об стену, ну, почти всех.



Но в этих технологиях не было ничего такого, что не могло бы распространиться среди конкурентов, устранив сиюминутное преимущество той или иной державы. И конечно, поскольку мало кто хотел быть оккупированным подданным другого, каждый пытался разработать или адаптировать конкурирующие технологии. Ганнибал знаменит тем, что приручил нескольких животных - слонов, что позволило ему нападать на основные территории Рима неожиданными способами. Поляки возвели целую кучу замков, устойчивых к атакам на лошадях, что позволило им размахивать своими интимными частями в направлении монгольских налетчиков.



Такова общая картина, но она не очень точна. Или, по крайней мере, не очень полна. С организационной точки зрения, имперские экспансии вряд ли были нормой. Конечно, мы знаем эти технологические и контртехнологические битвы как, ну, историю. Но на каждую успешную имперскую экспансию приходился имперский крах, а также десять тысяч территорий, которым так и не удалось выкроить время под солнцем.



Более мелкий масштаб был действительно очень мелким.



На местном уровне жизнь была не столь драматична. Большинство людей были крепостными - причудливый термин для изнурительного, почти натурального хозяйства. Безопасность крепостных была полностью обусловлена их связью с местными лордами. Эти лорды контролировали укрепленный город или крепость, и когда налетчики или небольшие армии приходили на грабеж, крепостные в панике бросались в укрепление и затаивались там, пока угроза не миновала. В "обмен" на эту безопасность феодалы собирали с крепостных налоги, продукты питания и рабочую силу.* ("Обмен" подразумевает отношения выбора. Крепостные были, по сути, рабами, привязанными к земле. Если дворянин продавал свою землю, крепостные, как правило, уходили вместе с ней). Поскольку наиболее распространенным способом уплаты налогов были излишки продовольствия, у лордов не было большого количества товаров для торговли между собой. Эта система не способствовала широкому взаимодействию, образованию, продвижению или развитию. Ничего не изменялось. Никогда.



Экономика этих двух систем была удручающе похожа. Феодализм был просто торговлей безопасностью: лорды обеспечивали защиту крепостным, а крепостные обязывались жизнью своим лордам. Finis ("конец" на латинском, прим. пер.). Имперские системы мало чем отличались: любая крупномасштабная "торговля" должна была существовать в пределах границ империи. Единственный способ получить доступ к новым товарам - это отправиться на завоевание. А поскольку любое преимущество было временным, все сводилось к торговле между имперским центром и его провинциями по принципу "безопасность за лояльность", что гарантировалось имперскими армиями.



Пирог был не очень велик. Он мог увеличиваться только медленно. Часто он становился меньше. Ни у кого не было доступа ко всему пирогу, а тирания географии резко ограничивала торговлю. Человечество сражалось само с собой за то, кто контролирует какие куски застойного и раздробленного пирога.



Затем, в один момент - в историческом масштабе - всё изменилось.

Экспедиции Колумба на рубеже пятнадцатого века запустили цепную реакцию. Морское судоходство позволило сначала испанцам и португальцам, а затем англичанам и, в общем, всем, дотянуться и взаимодействовать с каждым клочком земли, соприкасающимся с океаном. Империи по-прежнему существовали, но их экономическая база изменилась, поскольку они могли доставить практически любой товар практически в любое место. С более широкой экономической базой крупных систем экономика местных, феодальных систем рухнула. Имперские войны требовали больше людей. Имперская экономическая экспансия требовала больше рабочих. Имперская торговля порождала новые отрасли промышленности. Во всех случаях в проигрыше оказывались феодалы, которые не могли предложить ничего, кроме почти натурального существования.



По мере того как десятилетия превращались в столетия, ожидания менялись, потому что менялась экономика. Пирог больше не был одним и и при этом застойным. Он рос. И он никогда не перестанет расти. И это, прежде всего, мир, который мы знаем.



Больше продуктов. Больше игроков. Больше рынки. Больше рынков. Более легкая транспортировка. Больше взаимосвязей. Больше торговли. Больше капитала. Больше технологий. Больше интеграции. Больше финансового взаимопроникновения. Больше, больше и больше, больше и больше.



Мир большего.

С тех пор как Колумб переплыл океан, человеческая экономика определялась этой концепцией большего. Эволюция мира в рамках идеи большего, это разумное ожидание большего, в конечном счете, разрушило старую экономику допотопных имперских и феодальных систем. Новые продукты, рынки, игроки, богатство, взаимодействие, взаимозависимость и экспансия требовали новых методов управления новыми отношениями. Человечество разработало новые экономические модели, наиболее успешными и долговечными из которых оказались фашистский корпоративизм, командно-административный коммунизм, социализм и капитализм. Конкуренция между этими системами - между этими -измами - определила последние несколько веков человеческой истории.



В своей основе все экономические модели представляют собой системы распределения: решение о том, кто, что, когда и как получает.



- Капитализм - это то, с чем большинство американцев знакомы лучше всего. Идея заключается в том, что правительство должно иметь слабое влияние и оставлять большинство решений - особенно в отношении потребления и производства, спроса и предложения, технологий и коммуникаций - частным гражданам и фирмам. Капитализм является экономической основой Америки, но американцы вряд ли являются единственными капиталистами в мире: Япония, Австралия, Швейцария, Мексика, Тайвань, Ливан и страны Балтии имеют свои собственные версии капиталистических систем.



- Социализм является либо нормой (если вы находитесь в Европе), либо врагом (если вы относитесь к американским политическим правым). В современных социалистических системах фирмы, правительство и население существуют в изменчивом калейдоскопе сотрудничества и борьбы. Основная идея всех истинно социалистических структур, однако, заключается в том, что правительство является неотъемлемой частью экономической системы. Споры ведутся о том, насколько центральной должна быть роль правительства и как оно должно использовать свою власть и влияние для формирования или поддержания общества. Канада и Германия, вероятно, являются лучшими современными примерами хорошо управляемых социалистических систем. Итальянская, бразильская и южноафриканская версии социализма могли бы... ещё поработать.* (Стоит отметить, что многие системы, претендующие на звание социалистических, на самом деле таковыми не являются. Версия, которая больше всего преследует американских правых, например, это "социализм" Венесуэлы. В Венесуэле социализм - это торговая марка, используемая элитой для политического прикрытия, пока она грабит все, вплоть до того, что буквально прибито гвоздями, и все ради своей личной выгоды. Мы должны бояться этого. Но это не социализм. Это клептократия. Определенно, это не функциональный -изм).

- Командный коммунизм - это социализм, доведенный до абсурдной крайности. Идея заключается в том, что правительство является единственным решателем всех вещей, которые капитализм передал бы частному сектору и населению. Устранение частного выбора и вообще частного сектора позволяет правительству направить всю мощь общества на достижение любой цели, которую необходимо решить. Советский Союз - самая большая и успешная страна, использовавшая командно-административный коммунизм, но его разновидности появились во многих местах, где политическая элита особенно ... властная. Южная Корея времен начала холодной войны была чрезвычайно хорошо управляемой, довольно закрытой, командно-административной системой, несмотря на то, что политически была решительно "антикоммунистической "* (Я уверен, что некоторые идеологи и/или экономисты, читающие это, задаются вопросом, что я думаю об "истинном" или "чистом" коммунизме: идее, что государство существует для того, чтобы быть беспристрастным механизмом распределения товаров и услуг от тех, кто имеет возможность, к тем, кто нуждается. Со времен Карла Маркса никто не пробовал это сделать... и никто никогда не попробует, просто потому что люди есть люди, и при такой системе те, у кого есть способности, либо превратятся в ленивцев, либо станут дефективными. Не согласны? Повзрослейте. Или отправляйтесь на свою собственную планету и заселите ее тем, что не является человеком).



- Фашистский корпоративизм - один из тех, о которых мы не часто задумываемся; он объединяет лидерство бизнеса с лидерством государства. Правительство в конечном итоге руководит, и оно, конечно, координирует работу фирм для достижения государственных целей, но ключевое слово - "координирует". Фирмы связаны с правительством и направляются правительством, но, как правило, не управляются правительством. В хорошо управляемой фашистской экономике правительство может использовать частный сектор для достижения широких государственных целей, таких как, например, строительство автобана или уничтожение евреев. Но по большей части повседневное управление остается на усмотрение самих фирм. Гитлеровская Германия, очевидно, является ведущим примером современной фашистско-корпоративистской системы, в то время как Южная Корея времен холодной войны пережила пару фашистских десятилетий, прежде чем перейти к капиталистическому/социалистическому направлению. Современный "коммунистический" Китай гораздо больше похож на фашизм, чем на социализм, а тем более на коммунизм. То же самое можно сказать и о Египте после "арабской весны".



У каждой модели есть свои плюсы и минусы. Капитализм обменивает равенство на максимальный рост, как экономический, так и технологический. Социализм жертвует ростом на алтарь инклюзивности и социального спокойствия. Командный коммунизм списывает со счетов динамизм, вместо этого стремясь к стабильности и целенаправленным достижениям. Фашистский корпоративизм пытается достичь государственных целей, не жертвуя ростом или динамизмом, но ценой народной воли, массового насилия в государстве, эпически впечатляющего уровня коррупции и грызущего ужаса от осознания того, что спонсируемый государством геноцид находится всего в нескольких росчерках пера. Капитализм и социализм в целом совместимы с демократией и всем политическим шумом и хаосом, который с ней связан. Командный коммунизм и фашистский корпоративизм гораздо более политически... спокойны.



Но все эти "-измы", которые мы разработали в последние столетия и отладили в последние десятилетия, объединяет то, чего нашему миру скоро будет не хватать: большего.

Геополитика говорит нам, что экономический бум после Второй мировой войны и особенно после холодной войны был искусственным и преходящим. Возвращение к чему-то более "нормальному" по определению требует... ...сокращения. Демография говорит нам, что количество и коллективный объем экономик, основанных на массовом потреблении, уже достигли своего пика. В 2019 году на Земле впервые в истории было больше людей в возрасте шестидесяти пяти лет и старше, чем пяти и младше. К 2030 году в относительном выражении пенсионеров будет вдвое больше.



Почти все страны, которые могут похвастаться достаточно дружелюбной географией, чтобы обеспечить развитие без американской системы безопасности, уже развиты. Почти все они находятся в терминальной стадии демографического спада на протяжении десятилетий. Почти все они в настоящее время массово стареют.



С другой стороны, те страны без хорошей географии, которые нуждаются в американской поддержке, уже упустили свой шанс. В середине, те страны, которым удалось развиваться под американским спонсорством в последние десятилетия, сейчас вырывают ковер из-под ног демографической и геополитической политики.



Соедините геополитику и демографию, и мы поймем, что новых систем массового потребления не будет. Хуже того, пирог мировой экономики не просто уменьшится - он раздроблен на несколько очень неинтегрированных частей благодаря бездействию Америки.



Подумайте о своем родном городе. Что если все, что ему нужно для производства товаров, продуктов питания и энергии, он должен обеспечивать сам? Даже если бы ваш родной город был Шанхаем, Токио, Лондоном или Чикаго, вы бы не смогли жить своей нынешней жизнью. То, что сделал Порядок, это заключил большую часть мира в единый "город", в котором мы все специализируемся на том, в чем мы хороши - будь то сбор авокадо, или резка металла, или очистка бутадиена, или сборка флэш-накопителей, или подключение ветряных турбин, или обучение йоге. Затем мы используем доход от продажи того, что у нас хорошо получается, для оплаты товаров и услуг, которые у нас не получаются. Эта система не идеальна, но она способствовала величайшему технологическому прогрессу в истории человечества, привела большинство из нас в цифровую эпоху и создала все больший спрос на все более высокий уровень образования.



Но все это не является естественным результатом "нормального" мира; скорее, это искусственный результат созданного американцами порядка безопасности и торговли. Без глобального мира мир становится меньше. Или, говоря более точно, один большой мир распадается на несколько маленьких миров (и часто взаимно антагонистических).


Говоря прямо, наши существующие "-измы" совершенно не способны справиться с грядущими вызовами.



- Капитализм без роста порождает массовое неравенство, поскольку те, кто уже имеет политические связи и богатство, манипулируют системой, чтобы контролировать все большие куски все уменьшающегося пирога. В результате, как правило, происходят социальные взрывы. Три из многих примеров того, как это может привести к взрыву, - анархистские движения в США во время Великой депрессии, подъем Дональда Трампа в Ржавом поясе как реакция на деиндустриализацию региона и общий социальный коллапс во время гражданской войны в Ливане.



- Будущее социализма, если можно так выразиться, более мрачное. Социализм не может обеспечить капиталистический уровень роста даже при расширении пирога, а тем более при его сокращении. Социализм может сохранить экономическое равенство, но это вряд ли спасет модель. В отличие от капитализма, где хотя бы элита может выстоять, при социализме каждый будет жить заметно хуже с каждым годом. Массовые восстания и развал государства практически запечены внутрь этого торта.

- Фашистский корпоративизм мог бы стать вариантом, передав большую часть управления экономикой крупным корпорациям. Но в конечном итоге он столкнется с теми же проблемами, что и капитализм и социализм - неравенство из-за концентрации власти в руках фирм, деградирующая стагнация из-за уменьшения пирога, а поскольку правительство явно стоит во главе, то не пройдет много времени, как тыканье пальцами перейдет в марширование с вилами.



- Остается только командный коммунизм. К сожалению, он может оказаться самым жизнеспособным из четырех. Но только если он раздавит души населения до такой степени, что наличие собственного мнения будет подавляться всеохватывающей пропагандистской диктатурой в стиле 1984 года. И, конечно, она сохранит все обычные недостатки модели в том виде, в котором мы ее знаем: она действительно работает, только если те, кто управляет командной экономикой, правильно угадывают, какие технологии победят, какие товары будут нужны и как получить доступ к соответствующим ресурсам для их производства. Каждый раз (угадывают, прим. пер.).



Мы наблюдаем не просто демографически вызванный экономический провал; мы наблюдаем конец полутысячелетней экономической истории.



В настоящее время я вижу только две существующие экономические модели, которые могут подойти для мира, в который мы вступаем. Обе они очень старой закалки:



Первая - это простой старый империализм. Чтобы это сработало, у страны должны быть вооруженные силы, особенно с мощным флотом, способным к крупномасштабным десантным операциям. Эти военные отправляются на завоевание территорий и народов, а затем эксплуатируют эти территории и народы так, как им заблагорассудится: заставляя завоеванных людей работать на производстве, лишая завоеванные территории ресурсов, рассматривая завоеванных людей как невольный рынок для своей собственной продукции и т.д. Британская империя в период своего расцвета преуспела в этом, но, честно говоря, так же поступали и все другие политические образования после Колумба, которые использовали слово "империя" в своем названии. Если это похоже на массовое рабство с некоторым географическим и юридическим перемещением между хозяином и рабом, то вы мыслите в правильном направлении.



Второе - это так называемый меркантилизм, экономическая система, в которой вы сильно ограничиваете возможности кого-либо экспортировать что-либо в вашу потребительскую базу, но в которой вы также вталкиваете все, что можете, в глотки всех остальных. Такой таран часто делается с вторичной целью - разрушить местные производственные мощности, чтобы целевой рынок зависел от вас в долгосрочной перспективе. Французы имперской эпохи занимались меркантилизмом как само собой разумеющимся делом, но так же поступали и все развивающиеся промышленные державы. Британцы, как известно, в начале 1800-х годов навязывали немцам свою продукцию, а немцы в конце 1800-х годов делали то же самое со всеми, до кого могли дотянуться. Можно утверждать (довольно легко), что меркантилизм был более или менее стандартной национальной экономической операционной политикой для Китая в 2000-х и 2010-х годах (под американским стратегическим прикрытием, не меньше).



По сути, обе возможные модели будут реализованы с целью высасывания других народов досуха и переноса боли от общей экономической дезорганизации от захватчиков к захваченным. Так сказать, получить больший кусок меньшего пирога. Теоретически обе модели могут работать в более бедном, более жестоком, более расколотом мире - особенно если они объединены. Но даже в совокупности некоторые версии империалистического меркантилизма сталкиваются с единственной, всеобъемлющей проблемой и, вероятно, приговором:



Слишком много оружия, недостаточно сапог.

В старые имперские (и меркантильные) времена, когда появлялись британцы (или немцы, или французы, или голландцы, или бельгийцы, или японцы, или португальцы, или испанцы, или аргентинцы, и т.д.), они привозили пушки и артиллерию в регионы, пиком военных технологий которых были копья и ножи. Обычно новоприбывшим не приходилось приводить в пример местных жителей, прежде чем те решали, что будет лучше, если они будут делать то, что им говорят (при условии, что они выжили достаточно долго, чтобы принять решение). Обладание таким острым и очевидным технологическим превосходством означало, что оккупанты могли поддерживать контроль с помощью крошечных экспедиционных сил.



Лучшим примером, вероятно, является британский радж в Индии. Британцы обычно имели (намного) меньше 50 000 солдат в своей южноазиатской колонии - иногда меньше 10 000 - при местном населении более 200 миллионов человек. При типично высоком соотношении один оккупант на 4 000 оккупированных, это было бы похоже на то, как если бы население моего родного города Маршалтаун, штат Айова, попыталось оккупировать всю территорию Соединенных Штатов к западу от Миссисипи.



В эпоху, когда одна сторона была промышленно развитой, а другая - нет, такой численный дисбаланс мог сработать. Но по мере того, как индейцы становились все более технологически развитыми, идея о том, что британцы смогут сохранить контроль, быстро перешла из разряда "поднять бровь" в разряд запредельно истеричных. Это был лишь вопрос времени и политической воли, когда индийцы отправят британцев в отставку* (#GandhiIsBadass).



Сегодня, конечно, есть части мира, которые более индустриализованы (и лучше вооружены), чем другие, но между индустриальным и доиндустриальным миром больше нет зияющей пропасти в стиле девятнадцатого века. Вспомните, с каким удовольствием Соединенные Штаты (страна, находящаяся во главе стаи) пытались переделать Афганистан (страна, находящаяся в самом низу). Для того чтобы по-прежнему иметь оружие, железные дороги, асфальт, электричество, компьютеры и телефоны, не требуется совершенства в оружии, железных дорогах, асфальте, электричестве, компьютерах и телефонах.



Единственные страны в мире после 2022 года, которые смогут сохранить морскую империю, - это те, у которых есть три вещи: серьезный комплекс культурного превосходства, вооруженные силы, способные надежно проецировать власть на места, которые не могут эффективно сопротивляться, и много-много-много-много-много-много молодежи в распоряжении.



Последней страной, которая могла похвастаться таким сочетанием факторов, были Соединенные Штаты после Второй мировой войны. Подъем Америки в 1800-х и начале 1900-х годов был технологическим, географическим, демографическим и экономическим, но когда в 1945 году пушки замолчали, янки получили технологические, географические, демографические, экономические, военно-стратегические и численные преимущества. Но даже тогда американцы предпочли не занимать завоеванные территории - даже когда их потенциальные подданные приветствовали их как освободителей. Сегодня мы живем в мире ускоряющегося демографического коллапса. Нет ни одной страны, которая могла бы похвастаться таким сочетанием молодости и размаха, которое необходимо для экономически эффективной и устойчивой проекции силы за пределами своего региона.

Лучшее, что может получиться, - это региональная империя до морской эры, созданная местными сверхдержавами, доминирующими над своими соседями самым грубым способом: путем прямого запугивания и/или завоевания. И даже тогда я с трудом представляю, как это будет работать для любых стран, кроме Франции или Турции, стран, имеющих стабильную демографическую структуру, мощную промышленную базу и очень большое технологическое преимущество над своими возможными будущими неоколониями.* (О причинах и путях прошлого, настоящего и будущего этих двух стран можно прочитать в моей предыдущей книге "Разъединенные нации"). Все остальное было бы игрой чисел, в которую теоретически могли бы играть лишь немногие страны в немногих местах, и играть достаточно хорошо, чтобы усилия могли окупиться. Смысл этого обсуждения возможных экономических моделей не в том, чтобы повергнуть вас в уныние (хотя, на мой взгляд, это вполне разумное решение), и даже не в том, чтобы определить, какой исход наиболее вероятен.



Напротив, это делается для того, чтобы подчеркнуть два вывода:



Во-первых, все изменится. Какую бы новую экономическую систему или системы ни создал мир, это будет нечто такое, что мы вряд ли признаем жизнеспособным сегодня. Нам, вероятно, потребуется гораздо больше капитала (пенсионеры впитывают его как губка), но у нас его будет гораздо меньше (меньше работников - меньше налогоплательщиков). Это означает, что экономический рост и технологический прогресс (для обоих видов деятельности необходим капитал) застопорятся. И это только одна сторона. Все, что капитализм, фашизм и прочие были призваны уравновешивать или управлять - предложение, спрос, производство, капитал, труд, долг, дефицит, логистика - не столько изменяется, сколько эволюционирует в формы, которые мы как вид буквально никогда не испытывали. Мы вступаем в период экстремальных преобразований, когда наши стратегические, политические, экономические, технологические, демографические и культурные нормы одновременно находятся в движении. Конечно, мы перейдем к другой системе управления.



Во-вторых, этот процесс будет травматичным по самому определению. Концепция большего была нашим путеводным светом как вида на протяжении веков. С определенной точки зрения, последние семьдесят лет глобализации были просто "больше" на стероидах, резким изменением наших давних экономических представлений. Между демографической инверсией и концом глобализации мы не просто заканчиваем наш долгий опыт "больше" или даже начинаем пугающий новый мир "меньше"; мы сталкиваемся с экономическим свободным падением, поскольку все, что лежало в основе экономического существования человечества со времен Ренессанса, разворачивается одновременно.



Между крахом глобального порядка и инверсией глобальной демографии, старые правила явно не работают, и нам понадобятся десятилетия, чтобы понять, что может быть лучше. Разные страны будут чувствовать, что старая система разрушается с разной скоростью и разными способами, и они будут реагировать на эти стимулы, используя подходы, сформированные их собственными сильными и слабыми сторонами, культурами и географическим положением. Развитие нового -изма также не будет происходить в контролируемых условиях в течение неторопливого периода времени. Это произойдет здесь и сейчас, в условиях демографического и геополитического коллапса.



Мы не сможем сделать все правильно с первой попытки. Мы не будем идти вперед одними и теми же путями. Мы не придем к одному и тому же пункту назначения. Нашему миру потребовались столетия, чтобы разобраться в нашем нынешнем квартете экономических моделей. Это процесс, а не предсказуемая, спокойная, прямая линия. В последний раз, когда человечество боролось с изменением факторов, которые потребовали новых экономических моделей, причинами были промышленная революция и первая волна глобализации. Мы активно спорили о том, какая система лучше. У нас были драки. У нас были войны. У нас были большие войны. Большинство из них не были холодными.



Жизнь в исторический момент - непредсказуема.

Запутанные, запутанные модели

Теперь, когда нам всем нужно немного выпить, давайте рассмотрим несколько примеров того, на что может быть похож успех. Хотя наш мир никогда не испытывал ничего подобного тому, что нам предстоит пережить, демографические и геополитические реалии некоторых стран заставили их столкнуться с передовым краем этой трансформации раньше, чем остальных. Есть несколько мест, куда мы можем обратиться за вдохновением. Или подсмотреть ограничения. Или, по крайней мере, не наступить на мины.



Я предлагаю вам рассмотреть два из них.


РОССИЯ . . . КАК ИСТОРИЯ УСПЕХА


Хотя в России всё и всегда делалось по-своему... необычно, неоспоримым является тот факт, что Россия была частью первой большой партии стран, начавших индустриализацию: после британцев и в те же сроки, что и немцы. Переплетенные демографические и промышленные истории русских и немцев, по сути, были историей Европы с начала 1800-х годов и до наших дней* (В Disunited Nations (предыдущая книга Зейхана, прим. пер.) есть не менее толстый раздел, посвященный и этой переплетенной паре).



Но если немцы использовали возглавляемый американцами Порядок, чтобы совершить квантовый скачок по шкале добавленной стоимости и превратить свою экономику из индустриальной в более ориентированную на экспорт технократическую структуру, то Советский Союз был целью, против которой и создавался Порядок и поэтому не мог сделать ничего подобного. Вместо этого Советский Союз пошел по пути коммунизма и коммандной экономики. За пределами военной сферы Россия просто не могла идти в ногу с технологическим динамизмом мира, возглавляемого американцами. По мере того, как годы складывались в десятилетия, советская экономика достигла плато в плане развития, и почти весь экономический рост в 1960-х и 1970-х годах происходил не за счет технологий или производительности, а за счет увеличения численности трудоспособного населения. Больше вошло - больше вышло.



Чтобы поверить, что Советский Союз будет функционировать в течение длительного времени, нужно было верить, что советское население будет продолжать расти, а этого просто не было. Между периодами разрушений во время мировых войн, сталинских усилий по урбанизации и коллективизации, широкомасштабной бесхозяйственности при Хрущеве и организационного застоя при Брежневе Советский Союз перестал генерировать достаточное количество новых работников. К 1980 году демографический конвейер был уже исчерпан. ...а затем наступило дно. Травма советского краха была экономической, культурной, политической, стратегической и демографической. В период с 1986 по 1994 год уровень рождаемости снизился вдвое, а уровень смертности почти удвоился. Сегодня Россия деиндустриализируется одновременно с сокращением численности населения.



Мрачно? Да, но Россия, вероятно, является одним из лучших сценариев для большей части промышленно развитого мира. В конце концов, Россия, по крайней мере, обладает достаточным потенциалом, чтобы прокормить и обеспечить себя топливом, а также достаточным количеством ядерного оружия, чтобы заставить любого потенциального агрессора остановиться и подумать (несколько десятков раз), прежде чем начать нападение. В мире ограниченных торговли и капитала можно оказаться и в гораздо более тяжелом положении, чем Россия, которая имеет стратегическую глубину (большая территория) плюс достаточно надежное продовольствие, топливо и электричество.



Но образец в плане подготовки к жизни после роста находится в другом месте.

ЯПОНИЯ: СТАРЕЕМ КРАСИВО


Япония уже более пяти десятилетий находится на пути к демографическому исчезновению. Экстремальная урбанизация стала нормой после Второй мировой войны, и в вездесущих токийских кондоминиумах просто не хватает места для того, чтобы с легкостью заводить семьи, тем более семьи большого размера. Процесс старения настолько глубоко укоренился, что около тридцати тысяч японцев умирают в своих квартирах каждый год, и никто не замечает этого, пока не появляется... запах. Приходится проводить дезинфекцию. Япония прошла точку невозврата в своей демографической структуре еще в 1990-х годах, но вместо того, чтобы заползти в нору и умереть, японское правительство и корпоративный мир уже давно разветвились, отражая основные демографические слабости и сильные стороны страны.



Японские фирмы понимают, что их местные демографические показатели плачевны, но они также понимают, что для массового производства продукции у себя дома требуются молодые рабочие, которых у них больше нет, и что выброс такой продукции на другие рынки часто воспринимается как грубость. Поэтому японцы выбрали нечто новое: десорсинг.


Японские фирмы переместили большую часть своих промышленных производственных мощностей в другие страны, где они используют более многочисленную местную рабочую силу для производства товаров, которые затем продаются на тех же местных рынках. Затем часть доходов от этих продаж возвращается в Японию для поддержания (постоянно стареющего) японского населения. Проектно-конструкторские, технические и очень высококлассные производственные работы - такие, которые выполняют высококвалифицированные пожилые работники - остаются в Японии, но почти вся остальная производственная цепочка находится по другую сторону государственных границ. По сути, японцы прочитали надпись на стене (это выражение на английском значит "понимать, что происходит", прим. пер.) в 1980-х годах. Они увидели, как их американский гарант безопасности возмущается демпингом продукции, и начали многолетнюю работу по производству товаров на своих целевых рынках. В частности, концепция "строить там, где продаешь" стала новой корпоративной мантрой компании Toyota.



Эта новая промышленная модель позволила Японии состариться красиво. Но есть и несколько серьезных проблем.


Во-первых, японская экономика затормозилась. В пересчете на инфляцию японская экономика в 2019 году была меньше, чем в 1995 году. Невозможность строить и продавать для собственного населения означает, что необходимо сместить некоторые ориентиры. Даже выдающийся экономический успех в мире пост-роста просто не имеет большого потенциала, хм, роста.



Во-вторых, крайне маловероятно, что путь Японии можно повторить. В конце концов, японский опыт 1980-2019 годов во многом уникален.



- Переход Японии к системе пост-роста происходил под надежным американским прикрытием. Токио никогда не приходилось опасаться за свою физическую защиту внутри страны. Современная незаинтересованность Америки указывает на то, что такая защита будет недоступна для большинства стран.



- Корпоративная Япония не сталкивалась с серьезными угрозами безопасности за рубежом, отчасти из-за того, что обстановка после окончания холодной войны носила характер "мы все друзья", а отчасти потому, что американцы предотвратили возникновение каких-либо угроз безопасности. Уход Америки из мира означает, что большинство стран и большинство торговых путей будут лишены той железной защиты, под которой развивались японцы.



- Японская трансформация произошла, когда ее фирмы получали доступ к глобальным потребительским рынкам, в первую очередь к американскому. Если даже отбросить фактор стареющего населения, американская политическая система стала очень замкнутой, и Америка просто не собирается держать мир открытым для торговли. Америка определенно не будет держать мир открытым для демпинга товаров на американском потребительском рынке.

- Япония была дико богата в начале своего переходного периода. В пересчете на душу населения Япония стала такой же богатой, как Америка в конце 1980-х годов. За все те промышленные предприятия, которые японцы построили за рубежом, нужно было платить, и японцы должны были платить за это сами, но они могли платить за это сами, потому что, хотя их демографическая ситуация и менялась, она еще не изменилась. Когда в 1990-х годах японцы приступили к десорсингу, у них все еще было около двадцати лет с доступной работоспособной рабочей силой. Сегодня очень мало стран, которые могут претендовать на столь позитивную отправную точку с точки зрения благосостояния, и ни одна из них не имеет налоговой базы или трудовых ресурсов, которых хватит более чем на десятилетие.

- Население Японии является самым однородным в мире: более 98 процентов населения - это чисто этнические японцы. Это единство позволило провести социальные и экономические преобразования, которые вызвали бы массовые потрясения в более разнообразных странах.



- Японию можно легко защитить. Япония - это архипелаг, который никогда не подвергался успешному вторжению. Даже американцы были настолько напуганы задачей завоевания Домашних островов, что предпочли взорвать атомные бомбы в Хиросиме и Нагасаки, чтобы принудить к капитуляции, а не посылать морскую пехоту в мясорубку. Суть в следующем: оборонительные цели Японии в мире без американского наблюдения вполне выполнимы, а японский флот имеет правильные размеры для решения задачи обороны дома.



- Наконец, как и во всем, что касается демографии, Япония обладает самым важным активом - временем. Экономические преобразования не происходят в одночасье. С того момента, как старая японская экономическая модель сломалась в результате краха фондового рынка и рынка недвижимости в 1989 году, у Японии было три десятилетия для перехода к тому, что стало ее новой нормой.



Существует очень мало стран, которые могут похвастаться квалифицированной рабочей силой и капиталом, чтобы попытаться осуществить десорсинг, подобный японской модели. На ум приходят Дания, Нидерланды, Великобритания, Сингапур, Южная Корея и Тайвань. Европейские государства из этого списка, возможно, смогут позаботиться о собственной безопасности с ограниченной американской помощью или, возможно, в партнерстве с более демографически стабильной Францией. Что касается азиатских государств, то они могут быть в состоянии броситься вперёд без оглядки под присмотром не кого иного, как Японии.



Но для всех них это было бы сумасшедше сложной игрой в вопросе о том, куда они пойдут за ресурсами.



В какой-то степени западноевропейцы, составляющие первоначальное ядро Европейского Союза, попробовали эту стратегию с центральноевропейцами, которых они приняли в Союз в 2000-х годах. Но в среднем центральноевропейцы стареют даже быстрее, чем западноевропейцы, поэтому эта стратегия рухнет под собственным весом в 2020-х годах. У "Азиатских тигров" есть возможность десорсинга в страны Юго-Восточной Азии, и это уже произошло. Но ни у одного из них нет военного потенциала, чтобы поддерживать такие отношения без значительной внешней помощи. За исключением Соединенных Штатов, любая страна с достаточно здоровой демографической ситуацией, скорее всего, будет экономическим конкурентом и/или конкурентом в сфере безопасности и, следовательно, неразумным местом назначения для их инвестиционных фондов.


Переход к новой системе всегда должен был быть болезненным, и большинство стран просто не смогли бы принять в ней участие. Когда в 2016 году я начал прорабатывать основные идеи этой книги, я полагал, что у нас будет около пятнадцати лет, чтобы разобраться во всем. Это смехотворно короткий срок для того, чтобы перевернуть полтысячелетия истории, но это было лучше, чем ничего. Но затем, внезапно, трагически, ужасно, в первые недели 2020 года, вся надежда улетучилась.

ДОЛБАНЫЙ КОРОНАВИРУС

Пандемия коронавируса не просто лишила нас жизней. Она лишила нас того, в чем мы нуждались больше всего на свете, чтобы подготовиться к грядущему демографическому опустошению. Она лишила нас единственного, чего никто на Земле не может создать больше.



Она лишила нас времени.



В ноябре 2019 года в китайской провинции Хубэй начал циркулировать патоген, который мир узнал как новый Coronavirus-2019-COVID-19, или просто COVID, для краткости. Местные власти, пытаясь сохранить лицо, подавляли сообщения о растущем уровне заболеваемости. Даже своему начальству. Даже медицинскому персоналу. Хотя правительства многих уровней проявили поразительную изобретательность в управлении кризисом, используя самые разнообразные способы, но именно это первое решение о скрытии информации превратило местную проблему здравоохранения в глобальную пандемию. COVID является самым заразным заболеванием, проникшим в широкие слои населения со времен кори, а уровень смертности от COVID в пять раз выше. На момент написания этой статьи (февраль 2022 года) диагноз COVID был поставлен более чем 300 миллионам человек во всем мире, 6 миллионов из них погибли* (Национальная, не говоря уже о глобальной, статистика по COVID запутана. Это не (просто) некомпетентность политики. До 40 процентов случаев COVID протекают бессимптомно, поэтому истинное число заражений и смертей, несомненно, намного выше этих цифр).



КОВИД распространяется почти исключительно через дыхательные пути, что, с экономической точки зрения, хуже некуда. ВИЧ можно остановить с помощью презервативов. Рак не передается. Сердечные заболевания в значительной степени зависят от образа жизни. Чтобы заразиться столбняком, нужно перелезть забор из колючей проволоки. Но что если вы можете распространить или заразиться заболеванием, просто дыша? Это проблема. Люди живут в закрытых помещениях. Большая часть бизнеса ведется в помещении. Большинство продуктов питания употребляется в закрытых помещениях. Большинство видов транспорта работает с закрытыми окнами. COVID проник в каждый аспект нашего существования и угрожает ему.


Единственное эффективное средство борьбы с респираторным заболеванием - ограничение контактов. Маски немного помогают, но изоляция помогает больше. Усилия по смягчению последствий КОВИДа не привели к остановке всего, но, надо же, это нанесло удар по экономике большинства стран.



Последствия такого легко распространяющегося патогена многочисленны, но для наших целей можно выделить четыре:



Во-первых, сокращение и ограничение контактов между людьми напрямую приводит к сокращению и ограничению экономической активности, или, как это называется технически, к рецессии. К августу 2020 года стало ясно, что спад не будет единовременным, а будет продолжаться до тех пор, пока население не достигнет коллективного иммунитета. К октябрю 2021 года мы узнали, что иммунитет, возникающий при заражении доминирующим в то время дельта-вариантом COVID, сильно различался по степени защиты, но, что более важно, для некоторых такая защита длилась всего несколько недель. Мы поняли, что вакцинация - единственный разумный выход* (По крайней мере, большинство из нас пришли к такому выводу). К счастью, серия вакцин начала поступать на рынок в декабре 2020 года, но из-за нерешительности вакцинации и производственных ограничений большая часть развитого мира не смогла достичь 90-процентного порога вакцинации, необходимого для предотвращения передачи вируса в сообществе в 2021 году, а новые варианты продолжали двигать цели для определения того, что означает "успех" вакцинации.

Во-вторых, сама природа нашей экономической "нормальности" изменилась. Каждая из тридцати ведущих экономик пережила блокировку и сбои. Прямые рецессии были достаточно тяжёлыми, но нарушение образа жизни изменило корзину потребляемых товаров: меньше услуг, больше товаров, и больше очень специфических товаров, таких как электроника и компьютерная техника. С каждым закрытием и/или открытием магазинов наша потребительская корзина менялась, и с каждым закрытием и/или открытием производители по всему миру пытались перенести свои усилия на удовлетворение изменившегося спроса. Каждая такая попытка требовала больше работников, больше инвестиций и больше времени. Говоря техническим языком, каждая попытка приводила к дикой инфляции. ... в то время, когда все больше и больше бэби-бумеров выходили на пенсию и переходили на фиксированные доходы. На момент написания этой статьи, в начале 2022 года, мировые промышленники проводят уже девятое по счету переоснащение, связанное с COVID.



В-третьих, если целью является экономическая стабильность в тех частях мира, где бушевал COVID, то те части мира, которые каким-то образом избежали COVID, были ... не теми частями. В Африке к югу от Сахары дела обстоят достаточно хорошо, но, говоря прямо, в большинстве стран региона ожидаемая продолжительность жизни просто слишком низка, чтобы там было много людей в возрасте старше семидесяти лет. (Более половины всех смертей от коронавируса приходится на людей в возрасте от семидесяти пяти лет и старше, поэтому демографическая группа, которая больше всего страдает от этого заболевания, просто не существует в массовом порядке). Вторым регионом была Восточная Азия, где быстрые и компетентные меры реагирования со стороны правительств привели к сокращению числа заболевших. К сожалению для глобальной системы, страны Африки к югу от Сахары являются незначительными игроками, в совокупности производящими лишь 1,9 процента мирового валового внутреннего продукта (ВВП), в то время как все экономики Восточной Азии являются экспортными. Для мирового потребления не имело большого значения, что они не заражены. Они потеряли рынки сбыта.



В-четвертых, во время кризиса, вызванного коронавирусом, обострились не связанные между собой проблемы, что привело к дальнейшему разрыву глобальных связей. В частности, администрация Трампа вела торговую войну с Китаем, а Китай впал в нарциссический национализм. И те, и другие подталкивали все системы, ориентированные на потребление, в том числе и Соединенные Штаты, к тому, чтобы вынести как можно больше своих производственных потребностей на внутренний рынок. По причинам националистического страха, популизма, здоровоохранения, национальной безопасности, политики или занятости, сложные цепочки поставок, которые на протяжении десятилетий все больше доминировали в производственном секторе, агрессивно разворачивались.



На момент написания этой статьи COVID уже более двух лет нарушает работу той части мира, которая ориентирована на потребление. Экспортно-ориентированная часть мира должна была скатиться от экспортно-ориентированной к пост-ростовой в 2020-х годах независимо от этого, причем большая часть этого скатывания произойдет в первой половине десятилетия. COVID ослабил связи между экономиками, ориентированными на экспорт и на потребление; это привело к тому, что большинство экономик, ориентированных на потребление, ушли в свои собственные частично изолированные миры, одновременно лишив экономики, ориентированные на экспорт, экспортных продаж, необходимых для подпитки их систем, и переходного времени, необходимого для адаптации их систем к тому, что придет после глобализации.



Игра в глобализацию не просто заканчивается. Она уже закончилась. Большинство стран никогда не вернутся к той степени стабильности или роста, которую они пережили в 2019 году. А сейчас большинство из них потеряли возможность даже попытаться перейти на новую, более подходящую основу.



Ключевое слово в этом последнем предложении, конечно, "большинство".

Последние крупицы большего


Есть несколько стран, которые, несмотря ни на что, сохранили демографический факел горящим. Жизнь для них тоже изменится, но не так быстро, радикально и негативно. Единственная страна, которая имеет большее значение, чем все остальные вместе взятые, - это Соединенные Штаты.

АМЕРИКАНСКОЕ "БОЛЬШЕ", ЧАСТЬ 1: ГЕОГРАФИЯ


Начнем с заученных географических и стратегических вещей.



- В Соединенных Штатах больше высококачественных пахотных земель в умеренном поясе, чем в любой другой стране, и вся цепочка поставок сельскохозяйственной продукции находится в Северной Америке. Это делает Соединенные Штаты крупнейшим в мире производителем и экспортером сельскохозяйственной продукции. Продовольственная безопасность - это совершенно не проблема.



- В Америке больше земли, пригодной для проживания - хороший климат, относительно ровная поверхность, хороший доступ к воде, отсутствие вредителей и т.д., - чем в любой другой стране мира. С точки зрения полезной площади на человека, Соединенные Штаты могли бы, вероятно, поддерживать население, вдвое превышающее их нынешние 330 миллионов человек, прежде чем почувствовать себя переполненными.



- Перемещение грузов по воде обходится примерно в одну двенадцатую от стоимости перемещения по суше. Благодаря вездесущим внутренним водным путям - больше, чем во всем остальном мире - Соединенные Штаты имеют более низкие внутренние транспортные расходы, чем кто-либо другой* (Было бы еще лучше, если бы американцы смогли упростить свою внутреннюю структуру регулирования).



- Благодаря сланцевой революции Соединенные Штаты не только являются крупнейшим в мире производителем нефти, что позволяет им быть независимыми от импортной нефти, но и побочные продукты добычи сланцевой нефти обеспечивают самые низкие в мире не субсидируемые затраты на электроэнергию.



- Соединенные Штаты - страна первого мира, расположенная ближе всего к экватору, что дает им больший потенциал выработки солнечной энергии, чем любой другой стране, а расположение гор по отношению к побережью дает им больший потенциал выработки ветровой энергии, чем любой другой стране. Зеленая или ископаемая электроэнергия никогда не будет американской проблемой.



- Удешевление ресурсов - будь то земля или энергия - помогло запустить процесс массовой реиндустриализации в Америке еще в 2010 году. Это дало Соединенным Штатам фору перед широкомасштабными промышленными перестановками, которые будут доминировать в глобальных потрясениях 2020-х годов.



- С 1840-х годов Соединенные Штаты не сталкивались с угрозой безопасности изнутри североамериканского континента. Пустыни и горы делают вторжение с юга просто невозможным, а озера и леса (и демографический дисбаланс 10 к 1) ограничивают саму концепцию вторжения с севера сферой низкопробной анимации и фильмов с большим количеством эксплицитной лексики* (Они убили Кенни! Сволочи!).



- Вместо вражды американцы совместно с канадцами и мексиканцами создали интегрированное производственное пространство и торговую зону. Расширенная экономия от масштаба позволяет создать региональную производственную зону мирового класса как по качеству, так и по стоимости.



- Атлантический и Тихий океаны делают Соединенные Штаты практически неуязвимыми для вторжения с другого полушария. Очень немногие страны имеют суда, способные пересечь океан без внешней поддержки. Если кто-то захочет напасть на Америку, ему придется сначала победить американский флот, который в десять раз мощнее, чем объединенные военно-морские силы всего остального мира* (А второй и третий по мощи военно-морские флоты дальнего действия в мире - Японии и Великобритании - являются союзниками).



- У Америки есть ядерные бомбы. Тысячи. В соревновании "камень-ножницы-бумага-ящерица-Спок-ядерная бомба" ядерные бомбы побеждают всегда.



Итог: в мире, где больше нет ничего, у Соединенных Штатов есть не только по-прежнему многое, но и есть возможность сохранить это.



Но еще лучше то, что до сих пор американцам в основном удавалось избежать большей части глобального развития и демографической ловушки.

АМЕРИКАНСКОЕ "БОЛЬШЕ", ЧАСТЬ 2: БУМЕРЫ И МИЛЛЕНИАЛЫ


Из 17 миллионов американских мужчин - более 20 процентов мужского населения США, воевавших за границей во время Второй мировой войны, все, кроме 400 000, вернулись домой. И они вернулись домой готовыми к дальнейшей жизни. Программа GI Bill помогла им получить образование. Государственный закон Эйзенхауэра 1956 года позволил создать национальные дорожные системы, благодаря которым бывшие солдаты могли поселиться где угодно. Новые программы жилищного кредитования позволили молодым ветеранам приобрести или построить свои первые дома, что в сочетании с новой системой межштатных автомагистралей положило начало тому, что мы сегодня знаем как пригороды.



Все эти новые государственные программы были во многом первыми в своем роде для американцев. Большинство из них были запущены из-за страха повторения экономической катастрофы, которая произошла в последний раз, когда несколько миллионов американских солдат вернулись с войны. После Первой мировой войны внезапное возвращение солдат наводнило рынок труда, создав такой огромный избыток предложения, что это вызвало дефляционную спираль, которая способствовала Великой депрессии.



Основным обоснованием для новых программ было использование государственных расходов для того, чтобы отвлечь всю эту рабочую силу от основного рынка труда или отправить бывших солдат на несколько лет в университет, чтобы отсрочить последствия. Многие спорили (и до сих пор спорят) о плюсах и минусах такого постоянного расширения сферы деятельности правительства, но неоспоримым является тот факт, что с появлением всех этих частей Америка пережила величайший в своей истории бэби-бум. Между окончанием войны и 1965 годом в стране, в которой до войны проживало менее 135 миллионов человек, родилось более 70 миллионов детей. Ужас "бэби-бумеров" обрушился на всех нас.



О поколении бумеров в Америке можно рассказывать бесконечно. Именно они достигли совершеннолетия в 1970-е годы, создав то, что сейчас называется американской культурой. Диско? Это их вина. Именно они создали американское государство всеобщего благосостояния, и именно от их продолжающегося выхода на пенсию трещит по швам федеральный бюджет. Это они выросли в тени новых производственных комплексов, которые появились после Второй мировой войны, когда весь остальной мир был разрушен, а затем с горечью наблюдали, как эти же предприятия переезжали, когда остальной мир восстанавливался под действием Порядка. От Вьетнама до Афганистана, от Джонсона до Трампа, от гражданских прав до долгих поездок на работу, от сексуальной революции до технологической несостоятельности - их коллективные решения и ошибки в точности определили то, чем является Америка.



В большинстве других стран мира тоже было поколение бумеров, и по схожим причинам. Окончание войны и наступление новой (в основном свободной от войн) эры под американским патронажем позволило большинству правительств заняться жизнью своего народа без необходимости обременять себя задачей национальной обороны. Европейские правительства, в частности, тратили гораздо больше времени и энергии на то, чтобы сделать жизнь своих людей комфортной, и гораздо меньше на то, чтобы убивать своих соседей. Многие страны мира развивались - и впервые испытали такое же снижение смертности, как и более развитые государства. Население увеличилось повсеместно.

Но по отношению к довоенному населению американские бумеры были гораздо более многочисленной группой, чем их сверстники во всем мире. Даже спустя 170 лет после обретения независимости и при тридцатикратном увеличении численности населения американцы все еще имели большое количество свободной земли. Американцы все еще осваивали территории, освободившиеся после истребления коренного населения. Много полезной земли означало, что "бумеры" наслаждались множеством недорогих и высокодоходных возможностей. В отличие от них, Европа достигла несущей способности своих земель за несколько десятилетий до этого, и внутренних границ просто не было. Даже в новых развивающихся странах сельская местность не изобиловала неиспользуемыми территориями.



Но это было тогда, а это сейчас. Сейчас, когда мы вступаем в 2020-е годы, "бумеры" представляют собой в значительной степени израсходованную демографическую силу. В 2022 и 2023 календарных годах большинству "бумеров" исполнится шестьдесят пять лет, и они перейдут на пенсию.



Это наносит двойной удар по рынкам труда. Бэби-бумеры являются самым многочисленным поколением за всю историю человечества, поэтому их отсутствие сильно сказывается на численности населения. Они также являются самым старым экономически активным поколением, что означает, что их численность составляет большую часть всех имеющихся квалифицированных работников. Если за короткий период времени убрать столько высококвалифицированных работников, то дефицит рабочей силы и трудовая инфляция станут предрешенным фактом на долгие годы вперед.

Следующее поколение - это поколение X, группа, которая наблюдала за испытаниями и трудностями своих предшественников и ... не была в восторге от увиденного. Бэби-бумеров было так много, что, выходя на рынок, они конкурировали друг с другом за зарплату, подавляя стоимость рабочей силы. Это заставило многих бэби-бумеров решить, что семьи с двумя работающими людьми - это единственный способ выжить. Это не только еще больше снизило стоимость рабочей силы, но и внесло значительный стресс в межличностные отношения, что привело к высокому уровню разводов среди "бэби-бумеров". Представители поколения X в определенной степени попытались избежать такого исхода. Представители поколения X гораздо чаще имеют семьи с одним доходом по сравнению со старшими, поскольку они ценят свое время не меньше, чем деньги.



Поколение X уже было малочисленным и никогда не смогло бы заполнить пустоту, образовавшуюся после ухода бумеров, но при снижении уровня участия в трудовой деятельности результатом станет гораздо больший дефицит рабочей силы. Это замечательно для поколения X - те, кто решит работать, будут иметь возможность требовать большую зарплату среди всех трудовых ресурсов на сегодняшний день, - но это немного катастрофично для рынка труда в целом.



В самом низу шкалы находятся "зумеры". Они охотно работают, но их очень мало. Зуммеры - это дети поколения X. Маленькое поколение порождает маленькое поколение. Все "зумеры", которые родятся, уже родились, и даже если все они пойдут по стопам "бэби-бумеров", а не своих родителей, и все они начнут работать, их не хватит для необходимого пополнения рабочей силы. На ближайшие два десятилетия.



До сих пор картина с бумерами, поколениями X и зумерами сохраняется во всем мире, но теперь она расходится, потому что американские бумеры сделали то, чего не сделали их сверстники во всем мире. У них появились дети. Много детей. Что бы вы ни говорили о поколении миллениалов Америки - да, мы можем сказать многое - у них есть то, чего нет почти ни у кого в мире.


Они существуют.



В целом, американская демографическая группа миллениалов делится на две категории. Первая соответствует стереотипу о самодостаточности, лени и длительном подростковом периоде между поступлением в колледж и началом трудовой деятельности. Вторые ... облажались: они пытались стать взрослыми, но их подкосила комбинация бумеров, вытеснивших их с рынка труда, и массовой безработицы, вызванной финансовым кризисом 2007-09 годов. Независимо от категории, миллениалы потеряли годы значимого опыта работы и сегодня являются наименее квалифицированными из всех аналогичных возрастных когорт в современной американской истории.



Но их много. Американцы-миллениалы уже являются крупнейшей демографической группой на рынке труда по численности. Это замечательно. Это важно. Но настоящая надежда связана с их детьми. Численность американских "миллениалов" позволяет предположить, что у них будет достаточно детей, чтобы когда-нибудь заполнить дефицит рабочей силы. Но это произойдет не раньше, чем эти дети выйдут на рынок труда... а этот процесс начнется не раньше середины 2040-х годов. И здесь все еще есть риск: существует немаловажная проблема, связанная с тем, что миллениалы должны сначала родить этих детей. В настоящее время уровень рождаемости среди миллениалов является самым низким в истории Америки.


Так что для Соединенных Штатов "миллениалы", при всех их недостатках, в определенной степени пополняют ряды рабочей силы. По многим показателям это недостаточная степень, но само существование "миллениалов" является как плюсом сейчас, так и источником надежды на будущее.

За пределами Соединенных Штатов картина гораздо мрачнее по той простой причине, что у большинства представителей когорты бумеров в мире не было детей. Причины такого отсутствия воспроизводства сильно варьируются от места к месту. Восточная Азия уже была густо населена; массовая урбанизация тоже не помогала. Большая часть Европы тратила деньги на техническое перевооружение, а не на то, чтобы облегчить создание семьи. В Канаде так холодно, что все устремились в города за теплом, как только это стало возможным, а квартиры - это окончательный фактор уменьшения размера семьи, независимо от того, где они расположены и почему люди в них живут.



Таким образом, да, американские бумеры, массово выходящие на пенсию, "сорвут банк". Но, учитывая их меньший относительный размер по сравнению с мировыми нормами и растущий вклад их потомков в государственные доходы, их финансовые удары - ничто по сравнению с метеоритным дождём проблем, который полностью разрушит системы управления таких разных стран, как Китай, Корея, Япония, Таиланд, Бразилия, Германия, Италия, Польша, Россия и Иран. Между тем, само существование американских миллениалов означает, что Соединенные Штаты, по крайней мере, частично оправятся от финансового кризиса в 2030-х годах, и, вероятно, от кризиса рабочей силы в 2040-х годах. Но для остального мира никогда не будет лучше, чем в 2010-х годах. Никогда.



У американцев будет небольшая компания:



Франция, сознательно и последовательно стремясь перегнать Западную Германию, стала одной из самых дружелюбных к семье стран мира. Шведская версия социал-демократии подразумевает поддержку семьи от колыбели до могилы. В Новой Зеландии есть простор для локтя, и в (слабой) тени австралийской и американской политики прошлых эпох, она намеренно сократила возможности для своего коренного населения, чтобы увеличить возможности для белых. Но эти три страны, плюс США, являются исключениями, которые подтверждают правило. Бумеры всех остальных стран не смогли создать потомство, близкое к уровню воспроизводства. Шесть десятилетий спустя, глобальное поколение миллениалов в развитых странах мира просто слишком мало, чтобы даже теоретически сохранить свои национальности в долгосрочной перспективе.



Математические выкладки, сделанные людьми, которые работают на стыке демографии и статистики, показывают, что в странах с достаточно плохими демографическими показателями, таких как Испания, Великобритания или Австралия, ежегодное падение ВВП составит около 2 процентов в год. В Германии, Италии, Японии, Корее и Китае, где демографическая ситуация действительно катастрофическая, она составит не менее 4%, в то время как молодое население Америки и Франции пострадает лишь от сокращения на 1%. Если экстраполировать это всего на одно десятилетие вперёд, то трудно представить, как "неизбежный подъем" таких стран, как Германия и Китай, вообще сможет случиться, не говоря уже о функционировании и доминировании.



Но самое интересное, что у американцев есть ещё больше "больше".

АМЕРИКАНСКОЕ "БОЛЬШЕ", ЧАСТЬ 3: КУЛЬТУРА



Соединенные Штаты - одно из четырех государств, образованных переселенцами, в мире, что является псевдотехническим термином, указывающим на то, что большинство американцев могут проследить свою родословную от людей, не являющихся жителями территории, которая в настоящее время принадлежит США. На переднем крае в 1700-х и 1800-х годах эти потенциальные американцы прибывали молодыми. Старые и/или глупые люди не могли (и не хотели) мириться с такими тесными условиями, которые требовались для многонедельного плавания через океан. Это означало, что по прибытии у переселенцев было (а) меньше шансов умереть от старости, (б) больше шансов сразу же завести много детей, (в) возможность осваивать любые открытые земли и (г) подкрепление в виде более молодых переселенцев на следующем корабле в очереди на острове Эллис. В итоге получилась очень молодая, очень быстро растущая демографическая группа. Конечно, все это было более века назад, но отголоски демографических тенденций сохраняются долгое время. (Современная Россия только сейчас пожинает скудный демографический урожай Первой мировой войны и сталинских чисток перед Второй мировой войной).



Как государство переселенцев, Соединенные Штаты склонны быть гораздо более уверенными в своей политической идентичности, а также более дружелюбными к иммиграции, чем другие страны. Вплоть до того, что Соединенные Штаты являются одной из немногих стран, которые даже публично публикуют данные о том, сколько их граждан родилось в другой стране. Во всех остальных странах даже сам процесс сбора (а тем более предоставления) таких данных находится где-то между политической дестабилизацией и государственной изменой. Это не должно шокировать: за исключением коренного населения, никто из американцев не является уроженцем Америки. В течение десятилетий имиграция менялась и менялась в зависимости от экономических условий в США и мире, а также от колебаний американской политической культуры, но, как правило, в процентном отношении к общей численности населения она значительно выше, чем почти во всех странах мира.


В значительной степени это связано с природой национальной идентичности. Большинство стран являются национальными государствами: их правительства существуют для обслуживания интересов конкретного этноса (нации) на конкретной территории (государства). Франция для французов, Япония для японцев, Китай для китайцев (Россия для русских, прим. пер.) и так далее. В национальных государствах центральное правительство имеет тенденцию иметь первое и последнее слово в политике, потому что оно знает, чьим интересам оно служит. Технический термин для таких государств - унитарное.



Но не все государства являются национальными. Некоторые из них состоят из разных народов, проживающих в разных географических регионах, каждый из которых имеет свои собственные местные органы власти, но в силу превратностей истории, войн, необходимости и удачи они объединились под общей администрацией. В результате получилась гибридная система с различными, многоуровневыми уровнями управления - как правило, местными, региональными и национальными - каждый из которых имеет свои права, полномочия и обязанности. Некоторые из них, такие как Канада, Бразилия, Швейцария или Босния, представляют собой настолько свободные ассоциации, что их национальные правительства на самом деле даже не являются правительствами по названию: они конфедеративные. В других странах, таких как США, Индия или Австралия, баланс между различными уровнями примерно одинаков: они являются федеративными* (Германия также является федеративной системой, хотя и не по своей воле. После окончания Второй мировой войны союзники написали для Германии конституцию. В результате была создана конституционная структура, специально разработанная для того, чтобы затруднить быстрое принятие решений на национальном уровне и, в частности, для того, чтобы немцы не могли наброситься на своих соседей как горцы. Пока всё работает).



Вывод из всего этого политического бла-бла-бла заключается в том, что в Соединенных Штатах федеральное правительство - то, штаб-квартира которого находится в Вашингтоне, округ Колумбия - явно не предназначено для обслуживания интересов какой-либо конкретной этнической группы. Даже приверженцы критической расовой теории полностью признают, что политически и экономически доминирующая группа в Соединенных Штатах - белые европеоиды - сами являются смесью народов английского, немецкого, ирландского, итальянского, французского, польского, шотландского, голландского, норвежского, шведского и русского происхождения (в таком порядке).



Такое относительно свободное определение того, что значит быть "американцем", значительно облегчает Соединенным Штатам в частности, государствам переселенцев в целом, а в самом широком понимании - любой федеративной или конфедеративной системе, поглощать потоки новых иммигрантов. В унитарных системах новые мигранты должны присоединиться к доминирующей культуре. В противном случае они становятся андерклассом. Но в Соединенных Штатах новым мигрантам часто позволяют определить себя как членов более широкого сообщества.



В грядущем мире это будет чертовски удобной характеристикой. Поскольку мировые экономики, ориентированные на потребление, берут на себя все больше ответственности за собственное производство и становятся все более замкнутыми, у взрослых людей трудоспособного возраста, живущих в системах, ориентированных на экспорт, а тем более в системах пост-роста, просто не будет много экономических возможностей. Даже если такие слабеющие страны выживут, у их работников будет выбор между неуклонным повышением налоговых ставок для поддержания стареющего населения или отъездом. Ожидайте, что большая часть оставшейся в мире рабочей силы - особенно высококвалифицированной - вскоре постучится в дверь Америки. С каждым таким переездом положение Америки по отношению ко всем остальным улучшается.



И даже помимо механики иммиграции, у американцев есть последний козырь.

АМЕРИКАНСКОЕ "БОЛЬШЕ", ЧАСТЬ 4: МЕКСИКА

Отчасти фактор Мексики очевиден: в 2021 году средний мексиканец был почти на десять лет моложе среднего американца. Будучи прямым источником мигрантов, мексиканцы решают несколько американских проблем. Мексиканская миграция сдерживает средний возраст американцев, держит под контролем стоимость полуквалифицированной и неквалифицированной рабочей силы, а также пополняет демографический состав - особенно в таких регионах, как Глубокий Юг, который без притока мексиканцев имел бы демографическую структуру, схожую с быстро стареющей Италией.



Частично фактор Мексики объясняется менее очевидной причиной: интеграцией производства. Мексиканская система не в состоянии обеспечить население электричеством, образованием и инфраструктурой. Это приводит к снижению не только мексиканских зарплат, но и мексиканских навыков и производительности труда мексиканских рабочих. В любой многоступенчатой производственной системе есть как высокотехнологичные, так и нетехнологичные этапы. Плавить бокситы легче, чем экструдировать алюминий. Собрать вместе части компьютера проще, чем разработать программное обеспечение. Вырыть траншею в земле проще, чем изготовить кабель, проложенный в вышеупомянутой траншее. Соотнесение задач с набором навыков - так называемое разделение труда - позволяет производить максимум продукции при минимуме затрат. Глобализация цепочек поставок - это использование различных наборов навыков и структур затрат на рабочую силу для получения наиболее экономически эффективных результатов. Немногим местам повезло так, как США и Мексике, в том, что они имеют идеальное техническое дополнение прямо по соседству.



Отчасти фактор Мексики является прямо-таки контринтуитивным. Доминирующая этническая группа в Мексике происходит из Испании, в то время как доминирующая "этническая" группа в США - белые европеоиды. В глазах мексиканцев это не такая уж большая разница. Мексиканцы испанского происхождения несколько свысока смотрят на мексиканцев коренного происхождения, а к мигрантам из Центральной Америки они относятся примерно так же, как и американцы. Как только мексиканцы мигрируют в Соединенные Штаты, они быстро ассимилируются. Для американцев мексиканского происхождения второго поколения и почти рефлекторно для американцев мексиканского происхождения четвертого поколения довольно распространено определение себя как белого. В своих собственных социальных слоях мексикано-американцы переосмыслили понятие "белый", превратив его из эксклюзивного термина, относящегося к "ним" и особенно к "этим гринго", в инклюзивный термин, означающий не просто "нас", а "всех нас".



Ассимиляционная способность Америки оказалась действенной в отношении мексиканцев даже лучше, чем в отношении предыдущих волн мигрантов. Во всех случаях американский английский имеет тенденцию вытеснять язык мигрантов в течение двух-трех поколений. Однако в случае с американцами-мексиканцами на это редко уходит больше одного. В наше время мексикано-американцы - самые энергичные искатели американской мечты, не только в экономическом, но и в культурном плане.



Конечно, это не только солнце и тако.



При всех экономических, финансовых и демографических преимуществах иммиграции, культура может поглотить так много и так быстро, и в 2010-х и начале 2020-х годов иногда кажется, что Америка достигла своего предела.



Это не просто интуитивное ощущение. Взглянув на данные, можно понять, почему:


Миграция в Соединенные Штаты достигла относительного исторического минимума в 1970-х годах - десятилетии, когда американские бумеры достигли совершеннолетия. Для бумеров - в подавляющем большинстве белой демографической группы - их основным опытом межрасовой политики было движение за гражданские права, движение, в котором участвовали люди, которые уже были здесь в то время, когда бумеры были молоды и политически либеральны.



Затем миграция неуклонно росла, пока не достигла почти исторического максимума (опять же, в относительном выражении) в 2010-х годах, когда "бумеры" приближались к выходу на пенсию и при этом становились политически ... закостенелыми. В каждом десятилетии по мере старения "бумеров" самой большой группой иммигрантов всегда были мексиканцы. В сознании многих бумеров мексиканцы долгое время были не просто "другими", а "другими", которые прибывали во все больших количествах. Важная причина, почему многие бумеры так поддерживают нативистских политиков, таких как Дональд Трамп, заключается в том, что их чувство шока от темпов изменений в американском обществе не является коллективной галлюцинацией. Оно прочно подкреплено реальностью.



Это одна из частей калейдоскопа того, почему американская политика стала такой резко замкнутой в 2010-х и начале 2020-х годов. Но независимо от того, что вы думаете о бумерах, мексиканцах, расе, торговле, ассимиляции или границах, есть несколько соображений, которые следует иметь в виду:



Во-первых, мексиканцы уже находятся в Соединенных Штатах. Независимо от того, волнует ли вас, какова американская культура или как выглядит рынок труда, великая мексиканская волна не только пришла, но и закончилась. Чистая миграция мексиканцев в США достигла своего пика в начале 2000-х годов и была отрицательной в течение двенадцати из тринадцати лет, начиная с 2008 года. Подобно тому, как индустриализация и урбанизация привели к снижению рождаемости в развитых странах мира, тот же процесс начался и в Мексике, только несколько десятилетий спустя. Сегодняшняя демографическая структура Мексики позволяет предположить, что она никогда больше не будет чистым крупномасштабным донором американской миграции. Большинство крупных потоков мигрантов в Соединенные Штаты с 2014 года были направлены из почти провалившихся центральноамериканских государств - Гондураса, Сальвадора и Гватемалы* (Коллективная демография этой троицы переживает тот же коллапс рождаемости, что и Мексика, только на несколько лет позже. Так или иначе, большое количество потенциальных иммигрантов не будет долго идти в Соединенные Штаты).



Во-вторых, даже среди самых нативистских течений американского политического мышления нашлось место для мексиканцев. Всего за два года не кто иной, как Дональд Трамп, прошел путь от открытого осуждения мексиканских мигрантов как насильников и "плохих парней" до объятий с Мексикой в рамках торговых сделок и сделок в сфере безопасности, которые привели двусторонние отношения к самым дружественным и продуктивным за всю историю обеих республик. Неотъемлемой частью пересмотра Трампом соглашений НАФТА были пункты, которые прямо направлены на возвращение производства в Северную Америку. Не конкретно в Соединенные Штаты, а в любую страну, подписавшую соглашение. Команда Трампа добавила эти пункты, имея в виду Мексику.



С другой стороны, американцы мексиканского происхождения становятся нативистами. Демографическая группа в Соединенных Штатах, которая последовательно высказывается против миграции, - это не белые американцы, а американцы мексиканского происхождения (не первого поколения). Они хотят воссоединения семей, но только для своих собственных семей. Никогда не забывайте, что антимигрантский, строящий стены Дональд Трамп выиграл в почти всех округах на южной границе, когда баллотировался на перевыборы в 2020 году.



В-третьих, у Америки и Мексики все еще есть то, чего нет у большинства других стран: "больше". И они определенно имеют больше вместе.

Есть несколько туч на горизонте. Хотя американское население стареет медленно, оно все еще стареет. И хотя мексиканцы молоды, они стареют быстрее американцев. В какой-то момент в середине 2050-х годов средний мексиканец, скорее всего, будет старше среднего американца.



Но даже при самом неблагоприятном сценарии - с точки зрения демографии - у Соединенных Штатов есть то, чего почти ни у кого нет в мире беспорядка, в который мы все погружаемся: время.



В то время как другие должны понять, как разобрать и пересобрать свои системы, разработать и внедрить новый -изм всего за несколько лет, у американцев и мексиканцев есть десятилетия. По крайней мере, до 2050-х годов. Есть что-то, что можно сказать о позднем расцвете: Американцы и их мексиканские партнеры смогут посмотреть на мир и поучиться тому, что все остальные уже попробовали.



Но, возможно, самый примечательный вывод заключается не в том, что американцам (в союзе с мексиканцами) предстоит наименее травматичная адаптация к новому миру, который скоро станет нашим миром, а в том, что будущее мира - за американцами.



Математика довольно проста: Население Америки более чем достаточно молодо, и даже без Мексики или внутренней миграции его численность может продолжать расти, по крайней мере, в течение нескольких десятилетий.

ЭТО КОНЕЦ МИРА, КАКИМ МЫ ЕГО ЗНАЛИ. . .



Сравните это с Китаем. Два десятилетия назад в Китае произошел перелом в демографической динамике. Если судить по статистике, которой мы пользуемся, средний житель Китая будет старше среднего жителя Америки где-то между 2017 и 2020 годами. Рабочая сила и общая численность населения Китая достигли своего пика в 2010-х годах. В лучшем случае, в 2070 году население Китая будет составлять менее половины от того, что было в 2020 году. Более поздние данные, просочившиеся из китайского управления переписи населения, говорят о том, что эту дату, возможно, придется перенести на 2050 год. Крах Китая уже начался.



Эта арифметическая выкладка даже не учитывает того, что произойдет с уровнем смертности в мире (и в Китае), когда глобализация окажется в зеркале заднего вида. Большая часть мира (в том числе и Китай) импортирует подавляющее большинство своей энергии, а также ресурсы, используемые для выращивания продуктов питания. Большая часть мира (в том числе и Китай) зависит от торговли, чтобы сохранить не только богатство и здоровье, но и жизнь своего населения. Уберите это, и уровень смертности в мире (и в Китае) будет расти, даже несмотря на то, что демографические тенденции означают дальнейшее снижение рождаемости.



Между демографическим коллапсом в большинстве стран мира и демографической стабильностью в Соединенных Штатах, доля Америки в общей численности мирового населения, несомненно, увеличится в течение следующих нескольких поколений - возможно, более чем наполовину. При этом Америка сохранит контроль над Мировым океаном. И у американцев будет время, чтобы адаптировать свою систему. А остальной мир, скорее всего, будет драться за разбитые остатки рухнувшей экономической системы.



На момент написания этой статьи в 2022 году мне будет сорок восемь лет. Я не ожидаю, что буду полностью работоспособным в 2050-х годах, когда этот новый мир полностью изменится. Как выглядит мир за горизонтом, как выглядит мир, когда американцы полностью и окончательно возобновят свою деятельность, - это проект для другого времени. Вместо этого, цель этой книги - обрисовать, как выглядит наш переход. На что будет похож мир, в котором нам всем предстоит жить. Как изменится то, что мы знаем и понимаем о еде, деньгах, топливе, движении, гаджетах и вещах, которые мы выкапываем из земли? Расти, перестраиваться.



Проваливаться.



Итак, учитывая это, давайте поговорим о жизни после конца света.

Небольшая заметка от автора ... и Москвы



Графики публикаций немного странные. Предположим, что вы либо недавно убили пару крупных мировых лидеров, либо вы Опра (возможно, ссылка на "Шоу Опры Уинфри", но я не уверен, прим. пер.). Все хотят услышать, что вы скажете. Но даже в этом случае, с момента, когда вы закончите записывать свои мысли, до момента редактирования, правки, корректуры, печати и распространения пройдет не менее пяти месяцев.



Я не Опра (и не убийца), поэтому между написанием этой книги и тем, как вы будете читать (или слушать, как я читаю) эти слова, должен пройти определенный промежуток времени. Наши производственные и редакционные команды не жалели ничего, кроме возвращения истории, чтобы выпустить эту книгу как можно скорее, но, как я уверен, вы знаете, в некоторых отношениях мы потерпели неудачу. Мы представили окончательный финальный вариант этой рукописи 16 февраля 2022 года. Менее чем через две недели Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, и эта книга выйдет только 14 июня.


Вполне возможно, что между написанием этой заметки 28 февраля 2022 года и моментом, когда вы прочитаете эти слова, произойдут дополнительные серьезные изменения. Я внимательно слежу за потенциальным крахом культа личности председателя Коммунистической партии Китая Си Цзиньпина, например. Но такие постоянные изменения - это не столько ошибка, сколько особенность мира, в который мы уже превращаемся. Замедляющие действия, из-за которых история стопорится, исчезли, и мы все стремительно движемся вперед - в следующую эпоху.



Желаю всем нам удачи.

Длинная, длинная дорога


Начнем с кесадильи кимчи.



Я большой поклонник фьюжн-фуда. Острый и кислый бекон. Пицца на завтрак. Энчилазанья. Вонтоны с карамельным чизкейком. Ананасовые бургеры. Крем-брюле Павлова. Утиный путин. Несите!



Возможно, это станет неожиданностью, но вы не можете просто пойти в продуктовый магазин и купить готовое блюдо суши-корндог из морозильной камеры. Что вы можете сделать, так это купить молотую поленту, муку, гималайскую соль, зеленый перец горошком, сахар турбинадо, яйца без холестерина в упаковке, тунец класса суши, рисовый уксус, тепличные огурцы, копченый лосось, васаби, майонез, листы нори, разноцветную морковь, имбирь, мисо-пасту, соевый соус, кунжут и сафлоровое масло.

Загрузка...