Конец Ольской тропы

14. Романтика Ольской тропы

Колымское шоссе протяжением в девятьсот километров начинается на побережьи Охотского моря, у бухты Нагаево, тянется вдоль бывшей Ольской тропы, пересекает сплошную тайгу, болота и горные перевалы в северо-западном направлении и за рекой Колымой сворачивает в сторону Якутска.

На третьем километре от бухты Нагаево в просторной котловине расположен город Магадан, временный центр горной Колымы и крупнейший населенный пункт советского северо-востока.

На тринадцатом километре находится поселок Дукча, основная база пригородного хозяйства Магадана. Здесь молочная ферма, совхоз, электростанция, клуб, электродоилки, инкубаторы.

В долине за Яблоновым хребтом, на двести восьмом километре, вырос город Атка, второй по величине населенный пункт Колымского края. В нем свыше трех тысяч жителей, огромный гараж-пропускник, авторемонтные мастерские, электростанция, клуб, школы. Атка лежит невдалеке от той долины, где не так давно существовал поселок Элекчан — несколько серых от древности зимовий. Они преграждали путь дорожникам. Дальстроевцы снесли поселок. На его месте протянулось Колымское шоссе.

На двести тридцать четвертом километре раскинула ветви столетняя лиственница. Жарким колымским летом под ее тенью с наслаждением отдохнет проезжий. Рядом с ней Черноозерский косогор. Его болото тянется на двенадцать километров. На постройку дороги через косогор было затрачено сорок шесть дней.

На двести шестьдесят втором километре дорога вторично пересекает Яблоновый хребет. С легкой руки строителей за перевалом осталось название«Дедушкиной лысины».

Через четырнадцать километров в сторону от шоссе убегает, теряясь в чаще, проселочная тропа к реке Талой и целебному источнику Горячий Ключ. На реке Талой, в одноименном с ней поселке находится оленеводческий совхоз и национальный центр горной Колымы. У реки двумя источниками пробивается из-под земли горячий ключ. Это место издавна известно кочевым эвенкам, которые приходили сюда лечиться от всевозможных накожных болезней. Дальстроевцы возвели у источника домик и поставили в нем две ванны. Вода ключа, напоминающая вкусом тухлое яйцо, по желобкам наполняет ванны. На Горячий Ключ приезжают ревматики. Подземная температура ключа плюс 83 градуса по Цельсию. Поэтому река Талая, забирающая его воды, никогда не замерзает. Зимой окрестности ключа скрыты густым туманом, а земля лишена ледяной корки, обычной на западе от Яблонового хребта. Под привоздушным слоем почвы 45 градусов тепла. Такая температура позволяет выращивать близ ключа фрукты и овощи в течение всего года. Десятки гектаров утепленной подземными водами почвы будут использованы под теплицы, парники и оранжереи. Даровое топливо колымской природы поможет круглый год расти на вечной мерзлоте Колымы нежнейшим плодам юга — низеньким японским мандариновым деревьям и лимонам, формозским ананасам, мускатной дыне, волжской антоновке, розам, магнолиям.

На двести восемьдесят пятом километре дорога спускается в заросшую лиственным лесом, окруженную сопками, котловину. По дну котловины струится река Мякит, приток Буюнды, несущей свои воды в Колыму. У реки поселок Мякит: управление строительством трассы, полторы тысячи жителей.

Шоссе приближается к приискам.

На триста сорок пятом километре от Нагаева раскинулся поселок Стрелка, главный продовольственно-перевалочный пункт горной Колымы. Он весь заставлен огромными корпусами складов. От сюда идет снабжение приисков, раскинутых по течению верхнего плеса Колымы и ее многочисленным притокам. Таежные тропы уводят караваны к Среднекану.

Трасса вьется вдоль приисковых площадей и на четыреста первом километре подходит к поселку Лариковая, связанному проселочной дорогой с приисками южного горного управления — Орутуканом, Таежным, Пятилеткой.

Пятилетка — крупнейший механизированный прииск района. На нем экскава торы, механическая самотаска, конвейер вагонеток, подвозящих золотоносный слой почвы из забоев к промывочным колодам.

На Пятилетке свыше тысячи человек населения.

На четыреста сорок пятом километре, у поселка Спорный, возникшего, как и все населенные пункты горной Колымы, в пионерский период деятельности Дальстроя, шоссе разветвляется на два пути, один из которых проложен через горный перевал к устью реки Утиной.

По этому пути начал свое береговое путешествие капитан Бочек. Он сидел в просторной кабине пассажирского автобуса и невольно сравнивал сегодняшнюю быль Колымы с незабываемыми буднями трехмесячного перехода на оленьих нартах из Среднеколымска в Якутск.

Рыжий барьер тайги окаймлял дорогу. Тихая солнечная осень стояла над Колымой. Оголенные вершины окрестных сопок напоминали прибрежные скалы Чукотки. Между ними, взбираясь на склоны, кружа в долинах, пересекая таежные реки, нескончаемым потоком мчалось на юго-восток колымское шоссе, тесное от встречных караванов автопоездов.

— Талая, — предупредил шофер и затормозил машину.

В кабину вошел молодой эвенк. Слипко пристально оглядел его. Эвенк поднял глаза и расплылся в улыбке.

— О, Игната Василич! — поздоровался он. — В город Магадан — едешь, да?

— Здравствуй, Эгет. — Слипко притянул эвенка к себе. — Какой стал взрослый! — вскричал он, тормоша его. — А что поделывает старина Панк?

— Панк вчера на колхозный съезд уехал, — ответил звенк. — Эдуарда Петрович Берзин автомобиль прислал Панку.

Слипко повернулся к Бочеку.

— Не забыли, Александр Павлович, мой рассказ о маленьком Эгете с золотыми камешками и старом Панке, который спас меня от бочкаревцев? Полюбуйтесь: Эгет, сын старого Панка, студент Магаданского педагогического техникума, будущий проводник социалистической культуры в колымской тайге. А старина Панк давно перестал кочевать, вступил в оленеводческий колхоз и больше не верит, что земля подобна человеческому лицу и обрабатывать ее все равно, что ковырять лицо человека. Недавно мы виделись с Панком в Талой, где он председательствует в колхозе. Старик вновь рассказал мне легенду о стране Кулу. Но конец легенды новый, не тот, что я слышал от Панка в двадцать первом году. По словам Панка, Кулу не ушел на высокую ахору, то-есть на небо, а отправился далеко на запад посмотреть, правильно ли там живут люди, увидел много худого и остался с ними, чтобы научить их правильно жить. И зовут его теперь по-иному — Сталин, но Панк знает, что это Кулу, ибо никто так не заботился об эвенках и юкагирах, чукчах и ламутах, коряках и чуванцах, камчадалах и якутах, как мудрый Кулу. И дошло до него капсе, что погибает страна Кулу. Послал он сюда своих помощников-большевиков и назначил над ними начальника Берзина. Построили большевики города, проложили дорогу, стали крепко помогать всем народам. И начала процветать страна Кулу.

Капитан ласково смотрел на Эгета и думал, что пройдет еще несколько лет, и, — кто знает, — может, встретятся на бывшей Ольской тропе два советских гражданина — сын старого Панка и сын капитана Бочека, — вспомнят о буднях своих отцов, о суровых и неповторимых годах освоения, которые уже теперь принадлежат истории. Ибо стремительна, как таежные реки, в своем победоносном движении, облагораживающая дела и поступки человеческие, великая эпоха социалистического строительства.

Они переночевали в гостинице города Атки и на следующий день прибыли в Магадан.

Этот город мог удовлетворить даже требовательного человека. Капитан жил в комфортабельной гостинице, питался в уютном ресторане, где столики были накрыты белоснежными скатертями, а на эстраде играл джазовый оркестр, смотрел в городском театре «Отелло». Магадан шесть месяцев в году был отрезан льдами Охотского моря от всего Союза, вплотную примыкал к тайге, но в нем Бочек нашел все, к чему привык житель советского города: телефон и радио, водопровод и канализацию, ванны в квартирах и трехэтажные жилые дома, парк культуры и два звуковых кинотеатра.

Осмотр музея обобщил впечатления капитана. Он снова услышал страстные слова Молодых, которыми тот напутствовал его отъезд в первую ленско-колымскую экспедицию. Слова инженера сбылись. На месте вьючной Ольской тропы возникли города и автомобильная дорога. Города стояли на золоте. Дорога была тем ключом, которым большевики открыли кладовую Колымских недр.

В открытое окно кабинета директора Дальстроя доносился приглушенный гул города: свистки паровозов, резкие сирены автомобилей, веселые перестуки топоров плотников.

— Магадан похож на Мурманск, — подытожил капитан свой разговор с директором. — Есть нечто общее между этими двумя заполярными форпостами Советского Союза, расположенными на разных концах нашей страны на расстоянии четырнадцати тысяч километров друг от друга. Их роднит индустриальный вид и овал угрюмых гор. Магадан — вылитый Мурманск начала первой пятилетки: растущий, как гриб, припортовый городок, те же двенадцать тысяч жителей. Правда, в Мурманске нынче в десять раз больше населения.

— Но за Магаданом молодость, — возразил Берзин. — Столица горной Колымы вчетверо моложе рыбного Клондайка. Я не был в Игарке, но думаю, что город, заложенный Лавровым на Енисее, обязательно такой же, как Магадан. Однако не пытайтесь сравнивать его с давнишними жилыми местами здешних широт. Возьмите Охотск. Он существует двести лет, а в нем всего третья часть населения Магадана. Там церковь, здесь звуковое кино.

— Не сочтите сентиментальными мои слова, — сказал на прощанье Бочек, — но я всегда буду гордиться тем, что работал бок-о-бок с людьми, которые вдохнули жизнь в мертвые просторы Колымы, расшифровали геологические загадки и победили суровую природу.

— Причислите к ним и моряков, — заключил Берзин, пожимая руку Бочека. — Ледовые походы морских и речных экспедиций к устью Колымы, зимовки и дрейфы в Чукотском море, штормовые авралы в бухте Амбарчик говорят за себя. Большевики вдохнули жизнь в Колымский край и вырастили замечательных советских людей, — геологов, капитанов, дорожников, штурманов, связистов, врачей, матросов, приискателей, с которыми нестрашно никакое таежное бездорожье и отдаленность от центра страны. В этом, капитан, главное.

Бухта Нагаево — Магадан — Колымский Бар — бухта Тикси.