Из дома Кэтлетта высоко в голливудских горах было видно море огней Лос-Анджелеса, а где-то рядом, в темноте, тявкали койоты. Среди современных домов, стоящих на сваях на склонах гор, до сих пор бегали дикие животные. Кэтлетт в белом шелковом халате и босиком стоял у перил плоской крыши своего дома, смотрел вниз, в двенадцатиэтажную пустоту, заканчивающуюся освещенным ярко-голубым прямоугольником бассейна, откуда доносился такой приятный его слуху женский смех, и слушал намного менее приятное повествование Медведя о том, что этот колумбийский наркокурьер Йайо-йойо, тупой сукин сын, до сих пор торчит в аэропорту.
– Он, видите ли, решил, что его засекли… – говорил Медведь.
– Что, отзвонился тебе? – тихо спросил Кэтлетт. – С чего он это взял?
– Позвонил в Майами, там ему дали телефон нашей справочной службы. Служба позвонила мне, а я – этому йойо в аэропорт. Он сообщил мне, что тот долбаный тип, которого ты назвал агентом, исчез, но его место заняли два других долбаных типа с пистолетами на лодыжках.
– Он тебя достал, да?
– Вопил так, будто мы во всем виноваты.
– Они все такие.
– Если он кинется к камере хранения, его тут же сцапают. Почему-то я думаю, что он нас заложит.
– Из подлости или ради смягчения приговора – согласился Кэтлетт. – Сможешь забрать его оттуда?
– Я об этом тоже подумал, а потому намекнул йойо, что в аэропорту слишком опасно.
– Ага, спасибо.
– Куда мне его отвезти?
– Все равно, только вывези оттуда.
– Могу забросить к себе домой.
– Хорошо, только не давай ему приближаться к Фарре. Да, как она там?
– Прелестна, как всегда.
– Кстати, Медведь, – продолжал Кэтлетт. – Есть еще одно неотложное дельце. Некий Чили Палмер остановился в отеле «Сансет Маркиз», устрой ему пробу.
– Чили Палмер? – переспросил Медведь.
– Ну. Считает себя крутым. Неплохо было бы вам встретиться, пощупай, так ли он крут в действительности.
– Заметано.
– Черт, как все навалилось. А еще мне нужно знать, где зависает Гарри Зимм. Пошли лимузин. – Кэтлетт усмехнулся. – Проследим за подонком на удлиненном белом.
– Но сначала я займусь Йайо.
На крыше в одном тонком халате было прохладно, но Кэтлетт чувствовал себя замечательно. Звездное небо, мелодичные голоса в тишине, звонкий девичий смех. Эти люди знают, как надо жить. У них есть стиль. Похоже, плавают голышом, две розоватые тени на голубом фоне бассейна. Койоты следят из кустов… Молодой койот спрашивает папу: «Папа, а что это там такое, похожее на женскую письку?» А папа отвечает: «Это она и есть, сынок». Может быть, эти пловцы работают в кино, по ту или другую сторону камеры – не важно. Вот с какими людьми ему хочется общаться, а не с подонками типа Йайо. В кинобизнесе, если не хочешь, чтобы тебя трахнули, тоже приходится действовать осмотрительно, но какой стиль!.. В этом Чили Палмере что-то есть, но что именно? Он похож на человека мафии и говорит, как мафиози, причем не как киношный. Мог бы даже сыграть роль, в нем есть все то дерьмо, которое требуется зрителю, главное, чтобы Чили от камеры не шарахался. На вопрос: «Что ты вложил в дело Гарри?» – он ответил: «Самого себя». Кэтлетт даже улыбнулся, поеживаясь от ночной прохлады и вспоминая, какую пургу нес этот Чили. «Самого себя». А может быть, это внутренняя уверенность? В любом случае впечатление он производит. А как он заявил, узнав, что писать сценарии не так уж и сложно: «Тогда зачем ты мне нужен?» В кино он немного разбирается. Знает, кто такой Морган Фриман, как правильно произносится Грета Скакки, а с виду не скажешь. Нес пургу, что читал сценарий, но, когда попался, хамить не стал, выслушал с интересом. Это ведь тоже говорит об уверенности. Попытался все для себя прояснить. Может, в нем меньше дерьма, а больше дела? Хотя он выглядит и говорит, как гангстер, а эти ребята могут довести тебя своим бредом до могилы.
Кэтлетт почувствовал, что вдруг приблизился к чему-то важному, даже сказал об этом вслух, чтобы услышать слова: «Ты близко? Понимаешь? Совсем близко». Чили Палмер, наверное, немного разбирается в кино…
«Но ты разбираешься лучше».
Пора заканчивать думать и начинать действовать. Да.
И чтобы никто не стоял на пути. Нет.
Ни Чили Палмер, ни кто-нибудь еще.
– Я что, сам должен все решать? – воскликнул Ронни. – Может быть, и ты для разнообразия что-нибудь решишь? Все не так сложно, Кэт. Хочешь, пойдем в «Матео», в «Айви»? В «Феннел»? Или двинем в Санта-Монику? А можем перебежать улицу и посидеть в «Палм». Мне плевать, но должны же мы где-то поесть…
– Не знаю, – ответил Кэтлетт. – А точно должны?
Пускай поломает голову над таким ответом, вдруг мозги совсем свернутся.
– У тебя здесь еще какие дела остались?
Судя по чистому столу Ронни, никаких дел и в помине не было. В соседнем офисе девушка по имени Марселла занималась планированием и выставлением счетов.
– По-моему, нет, – пожал плечами Ронни.
У Кэтлетта собственного стола не было. Он сидел напротив Ронни и видел только его ноги в ковбойских сапогах, задранные на стол и скрещенные в лодыжках. Сам Ронни развалился в глубоком кресле где-то там, внизу.
– А мне известно, что есть. У тебя сейчас три машины в работе. Нужно встретить продюсера из Нью-Йорка, а чуть позже – рок-группу, которой понравился удлиненный белый лимузин. Я все это знаю, хотя почти не появляюсь здесь.
– Вот это ты знаешь, а где хочешь обедать, сказать не можешь. Как насчет «Чинуаз»? Карри из устриц и шарики из лосося, пальчики оближешь.
– А как насчет «Спаго»? – с невинным видом спросил Кэтлетт, прекрасно зная, что обеды там не подают, и получил в ответ свирепый взгляд Ронни.
Когда они ходили туда, официантка попыталась посадить их за столик у открытой кухни, и с Ронни едва не случился припадок: «Мой „роллс“ стоит в первом ряду на улице, твою мать, а ты хочешь посадить меня у кухни?» В его словах был смысл. Признание в этом городе во многом зависело от того, за какими столиками ты сидишь. Вся беда Ронни заключалась в том, что его никто никогда не помнил.
Потом Кэтлетт услышал, как выдвинулся ящик стола, и увидел между ковбойских сапог пистолет Ронни. Ронни закричал: «Паф! Паф!» Маленький мальчик с пистолетом «хардболлер» сорок пятого калибра десять дюймов длиной. Мысленно он расстреливал официантку из «Спаго».
– Убери.
– Я же в тебя не целюсь.
– Ронни?
– Да перестань ты…
– В ящик.
– Вот если бы кто-нибудь попытался нас ограбить… Знаешь, что эта штука сделает с человеком?
– Знаю, что ни в жизнь не пойду обедать с тобой, если ты сейчас же не уберешь эту штуковину в ящик. – Кэтлетт услышал, как открылся и закрылся стол. – Тебе же нужно доставить кое-что в Палм-Дезерт, не так ли?
– Хочешь заняться этим?
– Ну, это твои друзья, а не мои.
Четыре года вот такого дерьма. Быть приятелем полного идиота. Чуть раньше, зайдя в офис, Кэтлетт сообщил Ронни, что у них неприятности с Йайо, на что Ронни ответил: «А кто такой Йайо?» Четыре года Кэтлетт числится консультантом по маркетингу, а занимается только тем, что каждый день обсуждает с Ронни, где бы покушать. Потом обед с мартини, и нажравшийся Ронни начинает балдеть от прозрачных одежд на девицах. А вечеринки с расфуфыренными олухами? А ежедневное кровотечение из носа Ронни? Впрочем, даже если сложить все дерьмо вместе, нынешняя работа куда лучше, чем содержать наркопритон или торговать по телефону из котельной фальшивыми облигациями. Это лучше, чем содержать сеть сварливых шлюх, лучше, чем придумывать каждый день, какую бы еще аферу провернуть. Но кино заниматься – это еще лучше. Кэтлетт не рассказал Ронни, что прочел сценарий «Мистера Лавджоя», ни словом не обмолвился о том, что произошло после их встречи с Гарри. С этого момента Ронни его дела не касаются.
– Эй, Кэт? Как насчет «Ла Дом»? Давно там не были.
Их усадили за прекрасный столик в центре зала, и Кэтлетт подождал, пока Ронни не расслабится первым сухим мартини, после чего предложил ему отдохнуть.
– Все равно едешь в Палм-Дезерт, так задержись там на месяцок, оттянись, поделись кокаином с какой-нибудь молодой прекрасной дамочкой. Ты слишком много работаешь.
Убрать придурка с глаз долой, а самому подготовиться к делу.
Медведь позвонил ему в контору «Уингейт мотор каре лимитед», когда секретарша уже ушла, а сам Кэтлетт сидел в кресле Ронни и планировал свои действия.
– Этот козел меня достал.
– Ты сейчас где?
– Дома. Ходили в «Юниверсал» на экскурсию по студии, знаешь? Очень похоже на Диснейленд.
– Ты брал с собой Йайо?
– Забыл, что давно обещал Фарре, пришлось тащить с собой и этого йойо. Парень ни слова без мата сказать не может. И это при моей маленькой девочке. Я его грохну, все, не могу больше.
– Вези лучше сюда, – распорядился Кэтлетт. – Я с ним сам поговорю.
Стоя у окна, Кэтлетт смотрел, как синий «додж» Медведя сворачивает с Санта-Моники на подъездную дорогу. К тому времени, как Кэтлетт прошел через все офисы и приемную и спустился в гараж, стальная дверь уже закрылась, оградив их от шума улицы. Йайо выпрыгнул из фургона, а Медведь, как всегда в гавайской рубахе – на сей раз крупные желтые и синие цветы, – обошел машину спереди. В гараже стояли еще две тачки: белый удлиненный лимузин, зарезервированный для рок-группы, и собственная машина Кэтлетта – черный «порше 911».
Кэтлетт был без пиджака, в полосатой рубашке с галстуком – узел строго на месте. Он оделся так, вспомнив вчерашний костюм Чили – круто выглядел.
А вот Йайо явно следовало бы сменить рубашку, побриться и причесаться, а он смотрел на него взглядом Тони Монтана. Нижнюю губу кривил. Парень даже не осознавал, насколько он туп.
– Ну, как провел время, Йайо?
Маленький колумбиец затараторил что-то по-испански, потом замолк и перешел на английский.
– Я сказал этому парню, чо мне нужны мои долбаные деньги, иначе тебе кранты, верь мне, чувак.
– Ему не угодишь, – изумился Медведь, задумчиво почесывая бороду. – Я сфотографировал его на фоне сцены из фильма «Частный детектив Магнум», прямо рядом с Томом Шелеком, который выглядел как живой. А он только скулил и матерился.
Йайо повернулся к Медведю:
– Думаешь, смешно, да?
– А потом отвел его на аттракцион «Полиция нравов Майами».
– Говно полное.
– Сначала вылетают Крокет и Таббс на водных мотоциклах, как будто идет съемка. Несколько хижин на берегу, мы стоим на центральной трибуне. Голос диктора говорит: «Они взъерошили кое-кому перья в стране фламинго, и контрабандистов ждет большой сюрприз». Эффекты так себе, но туристы хавают на ура.
– Дерьмо, – сообщил Йайо Кэтлетту.
– Во-во, он все время так выражался. Всякими словечками при моей маленькой девочке.
Кэтлетт нахмурился и болезненно поморщился:
– Неужели прямо при девочке?
– Вообще пасть не закрывал.
– Слушай меня, – встрял Йайо. – Я хочу уехать отсюда, домой, домой. Тебе нужно взять деньги и отдать их мне или взять другие деньги.
– Я же передал тебе ключ, – возразил Кэтлетт, – тебе нужен был только он и немного терпения.
Йайо опять скривил губу:
– Мне не нужен долбаный ключ, мне нужны долбаные деньги.
Кэтлетт сунул пальцы в карманы и пожал плечами:
– Подожди немного, и скоро никто не будет за тобой следить.
Йайо ткнул его пальцем в грудь:
– Ну ладно, но вот че я скажу. Я поеду в аэропорт и открою эту долбаную ячейку, а если меня схватят, я колонусь, что это ты попросил меня привезти сумку, знать ничего не знаю.
– Прямо так и ничего, да? Подожди-ка здесь, Йайо, я скоро вернусь.
Он прошел прямо в офис Ронни, достал из центрального ящика стола пистолет «АМТ-хардболлер» сорок пятого калибра и взвел его, зная, что Ронни всегда держит пушку заряженной. Затем Кэтлетт вернулся в гараж, закрыл за собой дверь, встал на расстоянии десяти футов от Йайо и навел на него длинный ствол. Йайо не пошевелился. Медведь тоже.
Йайо лишь задрал нос и положил ладони на бедра, приняв позу Тони Монтаны.
– А это зачем, мать твою?
– Я тебя сливаю, Йайо, – пояснил Кэтлетт и выстрелил ему в грудь.
Выстрел прозвучал оглушительно, именно оглушительно, а отдача оказалась совсем не такой сильной, как ожидал Кэтлетт. Он посмотрел на Йайо. Тот валялся на испещренном масляными пятнами цементном полу, широко разбросав руки и уставившись невидящим взглядом в потолок. Попал именно туда, куда целился.
– Точно в долбаное яблочко.
– Мне почему-то кажется, – сказал Медведь, – что это не первый твой опыт.
– Просто давненько не тренировался, – пожал плечами Кэтлетт.