Коньки и Камни

21

Минка

Я стянула повязку с глаз. Потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к тусклому освещению. Я моргнула раз, два, желая иметь хоть какое-то доказательство того, кто он такой. У меня все еще был его галстук, а теперь еще и повязка на глазах. Интересно, будет ли у меня еще что-нибудь от него после следующего раза?

Если следующий раз вообще будет.

Я вытиралась, мой таз подрагивал от того, что произошло, от того, что он кончил на мне. Я чувствовала себя… использованной, но в то же время наделенной властью.

Но как? Как я могу чувствовать и то, и другое?

Ощущение того, что меня ублажают ножом, что я связана, что я с кем-то незнакома, — этого было достаточно, чтобы я почувствовала, что могу сделать все. Я знала, что мне должно быть стыдно. Я знала, что должна чувствовать, что мной воспользовались… но я не чувствовала.

Я вспомнила, как он говорил, когда подводил меня так близко к удовольствию, прежде чем остановить. Он был в смятении. Он не знал, что делать. Он хотел и порадовать, и наказать меня.

Что он сказал?

Он ненавидел меня.

Но в то же время он был поглощен мной.

Натягивая одежду, я размышляла о случившемся. Щеки горели, но мне не было стыдно. Более того, я надеялась, что встречу его снова.

Я надеялась, что он подтолкнет меня к дальнейшим действиям.

Я была готова потерять для него свою невинность… если он захочет забрать ее у меня.

Когда я шла обратно в академию, тихие улицы кампуса казались жуткими в темноте. Ночное возбуждение улетучилось, сменившись чувством уязвимости, когда я поняла, что осталась одна. Тускло освещенные тропинки, обычно уютные и знакомые днем, теперь отбрасывали длинные тени, от которых становилось не по себе.

Мои шаги ускорились, мной двигало желание вернуться в безопасное общежитие. И тут я услышала звук шагов позади себя. Меня пронзил прилив адреналина, и я повернулась, чтобы увидеть фигуру, выходящую из тени.

"Эй, кошечка, — окликнул меня человек с нотками угрозы в голосе. Он подошел ближе, и я увидела в его глазах узнавание. Он знал, кто я. "Ты гуляешь допоздна для наследницы. Да еще и одна. Тебе нужен эскорт до твоей модной школы?"

Я не понимала, как и почему, но внутри меня что-то сверкнуло, что-то вызывающее. Я не буду жертвой, только не сегодня. "Мне это неинтересно", — твердо сказала я, пытаясь перейти улицу, чтобы не проходить мимо него.

Он рассмеялся, от этого звука у меня по позвоночнику побежали мурашки. "В чем дело? Наследница не может справиться с небольшой компанией?"

Во мне вспыхнул гнев, смешанный со страхом. Я не хотела, чтобы меня запугивали, чтобы меня считали слабой. Когда он последовал за мной через улицу, я ускорила шаг.

Но когда он схватил меня за запястье, я среагировала. Моя рука взметнулась, намереваясь нанести удар, но он оказался проворнее, чем я ожидала. Он больно дернул меня за запястье, притягивая к себе.

Паника охватила меня, сердце заколотилось.

Черт.

Я боролась, пытаясь освободиться, но его хватка была сильна. Страх и разочарование боролись во мне.

"Отпустите меня!" потребовала я, надеясь, что он не слышит страха в моем голосе.

"Я так не думаю", — сказал он. "Я должен убедиться, что ты вернешься в свое общежитие…"

Я ударила его по лицу свободной рукой, удивив его. Он уронил мое запястье и схватился за щеку, издав удивленный возглас.

Я повернулась и побежала в сторону кампуса. Я очень сомневалась, что он будет таким смелым, когда я нахожусь на территории Крествуда. К тому же Брук упоминала, как строго охраняется территория.

Без предупреждения он набросился на меня, повалив на землю так, что его грузное тело оказалось на мне.

"Что ты думаешь, принцесса?" — спросил он. "Как думаешь, я мог бы быть в твоей хоккейной команде?" Он ухмыльнулся, обнажив зубы.

Я извивалась под ним, пытаясь оттолкнуть его от себя, но это было бесполезно. Он был слишком тяжелым, и, как бы я ни был уверен в себе, я не был настолько силен физически, чтобы представлять для него какую-то угрозу.

Я ломал голову в поисках решения. Я не переставала бороться. Я не знал, чего он от меня хочет, но знал, что ничего хорошего. Но мне нужно было что-то делать, иначе ничем хорошим это не закончится.

Пока я боролся с нападавшим, паника затмевала все рациональные мысли, за которые я пытался ухватиться, кто-то прочистил горло.

"Что, черт возьми, здесь происходит?" Голос был резким, прорезавшим ночь.

Знакомый.

Мое сердце подпрыгнуло. На секунду я подумал, что это Незнакомец. Но его голос… он не был тихим. Это был не тихий шепот.

Я повернула голову, пытаясь разглядеть, но обнаружила, что это был Леви, и его присутствие было подобно внезапной буре. Его преображение было поразительным. Разочарование и сложность, которые я видел в нем раньше во время игры, теперь превратились в безжалостную решимость.

Не говоря ни слова, он двигался с быстрой, хищной грацией, а весь его облик излучал контролируемую свирепость. Казалось, что ярость и смятение внутри него обрели в этот момент цель.

Мой нападавший, ошеломленный внезапным вмешательством Леви, замешкался, и его хватка ослабла. Леви не терял ни секунды. Он бросился вперед, его действия были точными и мощными. Произошла короткая, напряженная потасовка, движения Леви превратились в сплошное пятно агрессии и мастерства. То, как он справился с ситуацией, почти пугало своей эффективностью.

Он оттолкнул парня от меня, толкнул его так, что тот оказался на спине. А потом он ударил его.

Не один раз, не два.

Снова и снова.

Он даже не вздрогнул — ни от звука удара кулаком по лицу нападавшего, ни от хруста костей, ни от того, как на него брызнула кровь.

Через несколько секунд все было кончено.

Леви подчинил себе нападавшего, который теперь лежал на земле и стонал.

Преображение Леви было почти ужасающим: из студента, хоккеиста он превратился в этого… мстителя. Его грудь вздымалась от напряжения, а глаза по-прежнему горели яростным огнем.

"Леви", — сказала я. Я прочистил горло, пытаясь привлечь его внимание, но он был сосредоточен на том, чтобы снова и снова бить парня. "Леви. Леви".

Только когда я положил руку на плечо Леви, он наконец остановился. Он отпрянул от меня, подтянувшись, словно не хотел, чтобы к нему прикасались, но особенно я.

Взгляд Леви на мгновение задержался на мне, чтобы убедиться, что я действительно невредим, а затем с презрением повернулся к лежащей на земле фигуре. Затем он огляделся по сторонам, оценивая ситуацию с тактической точки зрения.

"Вам следует убраться отсюда", — сказал он, его голос стал спокойным и контролируемым. "Пока все не стало еще сложнее".

Когда мы уходили с места происшествия, я находилась в состоянии шока — не только от нападения, но и от осознания того, на что способен Леви. Он был не просто задумчивым, конфликтным человеком, которого я видела в классе. Он был человеком, который мог действовать решительно и безжалостно, когда это было необходимо.

Когда Леви повернулся, чтобы уйти, я не могла не обратить внимания на его руку, на то, как он едва заметно сгибает ее, словно проверяя на прочность. "Твоя рука", — сказала я с беспокойством в голосе. "Тебе нужно позаботиться об этом. Это важно для вашей игры".

Он посмотрел на свою руку, потом снова на меня. "Со мной все будет в порядке", — ответил он пренебрежительным тоном.

Но я продолжала настаивать, подойдя ближе. "Позвольте мне проверить", — сказала я. "Однажды я стану твоим боссом, помнишь?" Я улыбнулась, надеясь, что даже в темноте он поймет, что я его дразню. "Это моя работа — следить за тем, чтобы о тебе заботились".

Похоже, это задело за живое. Выражение лица Леви ожесточилось, а в его голосе прозвучали нотки разочарования. "Ты не мой босс, малыш…" Он прервал себя, стиснув зубы. "А это…" Он жестом указал на меня. "Это ты виновата в том, что оказалась здесь одна в такой час. О чем ты думала? Ты настолько глупа? Я знаю, что ты защищенная, но глупая?"

Его слова были резкими, а гнев явным. Как будто он был лично оскорблен нападением на меня, но вместо того, чтобы выразить беспокойство, он выместил его на мне.

Я не стал волноваться или отступать. Вместо этого я дал ему выговориться, понимая, что его гнев — это его способ справиться с ситуацией. Когда он закончил, я шагнула к нему. "Я все равно проверю вашу руку. Это моя работа, нравится тебе это или нет".

"Я не обязан тебя слушать", — огрызнулся он. "Тебе лучше держаться от меня подальше".

Я не могла быть уверена, но мне показалось, что его слова дрожали.

"Ты такой упрямый", — сказала я, но в моих словах не было настоящего жара. Я осторожно взяла его руку, осматривая ее на предмет следов травмы. "Пойдем, я думаю, у меня есть лед в общежитии".

"Ты — надоедливый вредитель, ты знаешь об этом?" — сказал он, но, к моему удивлению, не стал сопротивляться. Он позволил мне повести его обратно в общежитие, его шаги были неохотными, но непреклонными.

Пока мы шли в молчании, я пыталась придумать, что сказать, чтобы заполнить тишину. Я хотела узнать его получше. И несмотря на его слова, его действия говорили о беспокойстве, которое он не хотел признавать.

Когда мы добрались до Арктической тундры, я была рада, что он все еще здесь, со мной. Понять Леви оказалось сложнее, чем я предполагала, но это был вызов, к которому меня все больше тянуло.

Я с опаской огляделась по сторонам, прежде чем протащить Леви в здание, и меня охватило озорство. Как только мы благополучно скрылись на лестничной клетке, я не удержалась и рассмеялась. Я чувствовала себя нереально, протаскивая Леви Кеннеди, как никого другого, в мое общежитие.

Он приподнял бровь, в его голосе прозвучал намек на неохотное веселье. "Ты ведешь себя так, будто никогда раньше не нарушала правила".

Я усмехнулась, поднимаясь вместе с ним по лестнице. "Не нарушала. Во всяком случае, до недавнего времени".

Когда мы поднялись, Леви вдруг стал более серьезным. "Так вот почему ты так бесцеремонно разорвала отношения со своим женихом?"

Я сделала паузу, обдумывая свои слова. "Я считаю, что должна выйти замуж по любви", — твердо сказала я, веря в каждое слово.

Он насмешливо хмыкнул, в его голосе послышались насмешливые нотки. "Выйти замуж по любви? Какая необычная концепция".

Я встретила его взгляд, не смущаясь его цинизма. "Я не боюсь тебя, знаешь ли".

Это, похоже, заставило его задуматься. На мгновение он посмотрел на меня, как будто увидел меня в другом свете.

Мы дошли до моей комнаты, и я отперла дверь, пропуская его внутрь. Я молча поблагодарила Бога за то, что Брук не ждет меня и не прячется в моей комнате, как раньше. Мне не нужны были вопросы, и я определенно не хотела отпугивать Леви. Он фактически спас меня, и я хотела убедиться, что с ним все в порядке.

Я подвела Леви к своей кровати и жестом попросила его сесть на край. Быстро подойдя к мини-холодильнику, который одолжил мне Брук, я достала пакет со льдом. Вернувшись к Леви, я протянула ему его в молчаливом жесте заботы.

Сев рядом с ним, я осторожно взяла его руку в свою, осматривая повреждение. Костяшки пальцев были красными и слегка опухшими — следы потасовки, в которой он участвовал. Кожа была натянута, и я чувствовал тепло, исходящее от небольшого воспаления. Это не была серьезная травма, но ее было достаточно, чтобы вызвать беспокойство, особенно у человека, чьи руки играют важную роль в его спорте.

Я посмотрела на Леви и поняла, что не могу отвести взгляд. От него всегда исходила атмосфера напряженности, которую трудно было игнорировать. Его присутствие было властным, даже когда он не пытался этого делать. Он был худощавым, но неоспоримо сильным, его телосложение оттачивалось годами на льду. У него были темные волосы, которые часто падали на глаза, что еще больше подчеркивало его загадочность. Эти глаза, острые и пронзительные, казалось, видели любого насквозь, оценивая и просчитывая. В его движениях была определенная грация, точность, говорящая о дисциплине и контроле, как у опытного солдата.

Но в нем было нечто большее, чем просто физическое присутствие. В Леви была какая-то сложность, глубина, выходящая за рамки задумчивости. В его настороженном выражении лица иногда проскальзывали отблески страданий, через которые он прошел.

В его поведении была твердость, возможно, защита от мира, но она перемежалась с моментами неожиданной уязвимости.

Он был парадоксом, человеком, который мог быть одновременно и отстраненным, и очень внимательным. Его общение часто сопровождалось едва уловимым напряжением, будь то жаркие дебаты в классе или сосредоточенность на хоккейной площадке.

Леви был не просто сильной и загадочной фигурой; он был человеком, отмеченным своим опытом, сформированным наследием, которое он одновременно принимал и с которым боролся.

"Почему ты сделал это для меня?" Вопрос вырвался наружу, искренне удивляясь его поступкам, пока я держал его за руку, следя за тем, чтобы лед оставался на ней.

Леви, казалось, был ошеломлен. "О чем ты говоришь?" — спросил он, его голос звучал настороженно.

"О том, что произошло сегодня вечером", — ответила я. "Почему ты…" Где та сила, которую я чувствовала всего час назад? Как могло случиться, что присутствие Леви превратило меня в ту девушку, которой я была и которой так старалась не быть. "Твоя рука. Твоя игра. Зачем тебе рисковать этим ради меня?" Слова не шли с языка, и я пыталась заставить его понять. "Я знаю, что случилось с твоим отцом, и мне очень жаль. Если я могу что-то сделать…"

"Тебе… тебе жаль меня?" — выплюнул он с яростью, отдергивая свою руку от моей. "Ты ничего не знаешь о моем отце". В его глазах бушевала буря эмоций — злость, боль, вызов.

Он резко встал, забыв про пакет со льдом в своей руке. "Держись от меня подальше, — сказал он низким и угрожающим голосом. "Сделай себе одолжение и сделай более разумный выбор, иначе то, что с тобой случится, ты заслужишь".

Его слова пронзили меня насквозь. Я смотрела, как он уходит, испытывая смесь растерянности, сочувствия и странного чувства потери. Мне хотелось злиться на него. Я пыталась найти в себе ту же ярость, что была в классе в тот первый день.

Но ее не было.

Я не могла на него злиться. Особенно сейчас.

Когда за ним закрылась дверь, я сидела на месте, а в комнате вдруг стало слишком тихо. Я больше не знала, о чем думать.

О Леви.

О себе.

О том, чего я хотела.

И о том, чего у меня не могло быть.