Копье и Лавр

Глава 10. Отплытие

В гавани Вазиры кипела работа. По пристаням сновали рабы и солдаты, один приказ перебивал другой, двери арсеналов весь день стояли распахнутыми.

Укрепленный город на западном побережье империи Хеменидов, в пяти днях пути от Камарганда, готовился отправить к чужим берегам силу вторжения.

Легкие суда Джохар презирал. Они что, рыбаки или пиратская шайка? Сила империи — в мощи ее удара. Потому вид двадцати тяжелых боевых кораблей, почти готовых к отплытию, пробуждал в сердце принца зловещее ликование. У каждого судна борта в пятнадцать локтей высоты. На каждом борту по десять огненных орудий, изрыгающих на врага горючие смеси. В каждом трюме вмещается по пятьдесят солдат в полном вооружении.

Четыреста корабельных орудий и тысяча вышколенных солдат. Только на флагмане десантной силы не было. Вместо этого принц отобрал для своего личного сопровождения двадцать вернейших молодых воинов, из семей знатных сатрапов.

Для доброй битвы этого было, конечно, маловато. Но Джохар заготовил и другую хитрость. На носу каждого корабля высилось по три катапульты для обстрела вражеских укреплений. Подле в специальных сетях лежали круглые черные снаряды, каждый размером с голову мужа. При падении или ударе такой снаряд разрывался громом, дымом и пламенем, разнося в клочья все в десяти шагах вокруг. Имперские алхимики заготовили этого добра вдоволь по особому приказу принца.

Шестьдесят катапульт, мечущих на несносную Орифию разрывные бомбы. Через полчаса такого обстрела в городе варваров просто будет некому защищаться и нечего защищать. А горы пепла и дымящиеся руины легко захватит и тысяча бойцов.

Отец дал Тамриз три недели на путешествие от Камарганда до Орифии. И еще три месяца, чтобы выполнить ее так называемое "поручение". К концу срока Аббас ждал либо саму дочь, либо вестей от нее.

Но Джохар не стал ждать. Молокососка, очевидно, одурманила разум отца болтовней о волшебстве и богах. Действовать следовало немедля. Спорить с отцом Джохар не стал, он знал цену дерзости.

Вместо этого он разослал тайные депеши своим сторонникам, отпрыскам знатнейших сатрапов. Многие из них, как и сам принц, росли юношами бесстрашными и беспощадными; их гордыня алкала славы и чужой крови. Они охотно откликнулись на призыв показать себя в походе на город варваров. На их личные средства была подготовлена ударная сила вторжения. Они же стали той счастливой двадцаткой, что удостоилась чести плыть на флагмане принца.

Готовить поход втайне от отца и владыки было непросто, но Вазира стала прекрасной базой. Местный градоправитель чтил власть принца и не задавал лишних вопросов. Сегодня, прежде чем огласят призыв к вечерней молитве, все будет готово. На рассвете они отчалят.

Глядя на собранную им силу, Джохар восхитился своей смелостью и хитроумием. При должной скорости они будут у берегов Ладды за день до того, как истечет отпущенный Тамриз срок. Одним решительным ударом они возьмут и разорят Орифию, откроют отцу путь в плодородные земли варваров. И никакие жалкие божки этому не помешают.

Но больше всего нравилась Джохару та часть плана, что касалась его наглой зарвавшейся сестры.

Если она уже поплыла в обратный путь, то вернется к отцу ни с чем, пока он, Джохар, завоюет для отца Орифию. Почти страшно подумать, какую ярость обрушит на Тамриз владыка. Почти.

Если она останется в Орифии. то окажется запертой в ловушке, когда начнется штурм. Возможно, он даже героически спасет ее из горящего города. Чтобы привезти домой, опозоренную и потерпевшую неудачу.

Если же во время штурма с ней случится какое-нибудь несчастье, то император, конечно, простит это сыну. Она ведь сама попросилась влезть в стан врага. И тогда уже никто никогда не отнимет у него, принца Джохара, обожание и похвалы отца.

Солнце катилось к западу, Джохар любовался плодами своих трудов. И в этот момент на пристани показался всадник.

***

Неделю тому назад во дворце императора Аббаса назревала буря.

— Верно ли мы слышим? Сын ослушался нас?

Флотоводец Мараний стоял перед владыкой на краю мраморного бассейна. Искусная система труб и жаровен нагревала воду, так что лицо и плечи императора окружало густое облако пара. Две юные наложницы, из Бербарии и Биссинии, диковинными рыбками плавали в этом пару, массируя повелителю спину и ублажая под водой его чресла.

Мараний склонил голову в подтверждение своих слов. Из бассейна шел жар, на лысине наросла противная пленка пота. Досадно, что нельзя сейчас утереться. Удивительно, в самом деле, почему владыка так любит париться в этом пекле.

— Принц Джохар намерен начать вторжение еще до конца месяца. Его сторонники не станут ждать возвращения принцессы Тамриз. За верность этих сведений я готов поручиться жизнью.

Молодая биссинка опустила было голову под воду, чтобы доставить удовольствие владыке. Аббас II с раздражением схватил ее за волосы и отшвырнул от себя. Невольницы отпрянули к краям бассейна, страшась вспышки императорского гнева.

— От дочери нашей нет вестей. Если колдун правдив, — император говорил скорее сам с собой, не обращая внимания на Марания, — и чары все еще защищают варваров, вторжение потерпит неудачу. Джохар покроет нас великим позором.

Отлично. Разум владыки идет в нужном направлении. Осталось лишь вложить ему в голову еще одну мысль.

— Но, мой император, — сказал Мараний, — распустить флот сейчас тоже нельзя. Вся Вазира говорит о походе на варваров. Знатнейшие семьи вовлечены в это дело. Отменив вторжение, владыка прослывет нерешительным среди сатрапов.

Опасный ход. Игра с гневом владыки могла кончиться долгой и страшной смертью. Но Мараний положился на милость Хемена: он ведь не возражал и не спорил, лишь указывал на очевидное.

Где-то внизу, под мраморной кладкой, гудело пламя жаровен.

— Ты прав, Мараний, — сказал наконец император. — Отступать уже поздно. А Джохар будет предан каре за ослушание.

От этих простых слов по спине Марания, несмотря на жар, пробежали мурашки. Он не раз видел, как Аббас лично бьет своих детей за одно неугодное слово. Страшно подумать, что сделают с принцем, задумавшим развязать войну раньше времени, через голову отца и владыки.

Впрочем, Джохар давно напрашивался. А его, Марания, ждет следующий, победный ход.

— Но как же вторжение, о император? Кто возглавит его?

— Во главе флота встанет знатный и верный человек, способный выждать до возвращения Тамриз. Твое рвение достойно награды, Мараний, — Аббас произносил слова одобрения, но лицо его оставалось холодным. — Ты примешь командование флотом и войсками. Ответственность за взятие Орифии лежит отныне на тебе.

Флотоводец с трудом сдержал выражение ликования на лице. Наконец-то. В совете мужей войны он давно был в тени, его советы отвергались, его мнение затмевали воинственные крики Джохара. Посмотрим, как-то теперь будут смотреть на него военачальники и флотоводцы!

Мараний поклонился и уже открыл рот, чтобы выразить императору благодарность.

— А примут ли Марания сыны сатрапов?

Блаженный Хемен. Только не он.

Гнусная фигура в черных одеждах возникла у края бассейна столь незаметно, будто соткалась из водяного пара. Мараний метнул полный ненависти взор на бледное лицо незваного гостя. Баррад Дарафалл ответил бесстрастным, немигающим взглядом.

— Дарафалл! — гневно вскричал император. — Как смеешь ты входить к нам без спросу?! Или живот твой хочет отведать палок?

— Я лишь хотел напомнить владыке о часе приема снадобий. Долг заставил меня обидеть достойного Марания и вмешаться в разговор, меня не касающийся.

Мараний уже набрал в грудь воздуха, чтобы ответить наглецу. Он хорошо знал, как этот белокожий язычник способен вскружить голову императору.

Но Дарафалл не дал ему вставить слово.

— Принц Джохар собрал под своим началом знатнейших юношей. При всем уважении к почтенному Маранию, за ним они никогда не пойдут. Флот даже не выйдет из гавани.

Мараний с великим трудом заставил себя хранить самообладание. Нельзя повторять ошибок Джохара, нельзя срываться на колдуна. Он только того и ждет, чтобы перед властелином выставить тебя дураком.

— Я вернейший и многоопытный флотоводец владыки, — сказал сквозь зубы Мараний. — Я крушил стены Димнора и разорял биссинские гавани, когда нынешние сатрапиды еще не родились на свет. Мое слово на море закон.

— Это так, Мараний, — чародей не трудился уже вставлять в речь вежливые эпитеты «почтенный» и «достойный». — Это так, когда ты ведешь по волнам чернь. Но, увы, дед твой был простым чайханщиком и потчевал путников жарким из ослиного пениса. Любой сатрапид сочтет позором подчиняться внуку такого человека.

Лицо Марания посерело. Его семья приложила немало усилий, чтобы при дворе забыли эту историю. Но от бледной гадины ничто не могло укрыться. Должно быть, бесы пустыни сходились с колдуном в безлунные ночи, чтобы нашептывать позорные тайны.

— Хеменовы кости!

Аббас II вскочил во весь рост, расплескав по плитам горячую воду. Наложницы спешно выскочили из воды и бросились прикрывать наготу повелителя роскошными одеждами. Император готов был взорваться от гнева и растерянности.

— По-твоему, чародей, мы не можем ни прекратить поход, ни отнять командование у наглого Джохара? Ты, видно, спутал нас с этой голозадой иштой, у которой нет своей воли!

Злосчастная бербарка как раз встала перед Аббасом на колени, чтобы повязать пояс на его одеяниях. Вне себя от ярости, император пнул ее коленом в лицо. Девушка вскрикнула и с шумом упала в бассейн; фонтан воды плеснул под ноги Маранию и Дарафаллу. Когда невольница вынырнула, с ее губ и ноздрей бежала кровь.

Уже в тот момент у Марания мелькнуло подозрение: почему безбожник так спокоен? Вспышка бешенства владыки не заставила колдуна даже моргнуть единственным глазом, черная фигура не сдвинулась ни на шаг. Чародей остался стоять, где стоял, и смотрел на императора с выражением спокойного любопытства.

— Так знай, Дарафалл: за свою дерзость ты и будешь расхлебывать эту куруфь!

Последнее слово означало на языке империи человеческие испражнения.

— Мараний, выйди вон!

— Но, мой император…

Взгляды Аббаса и Марания столкнулись, и у флотоводца похолодело в животе. Он понял, что испытай он терпение владыки еще хоть на минуту, и живым из дворца он уже не выйдет.

Мараний покинул зал для купаний с отвратительным чувством, что сегодня он проиграл очень важную битву.

А пакостнее всего было выражение лица Дарафалла, которое Мараний приметил прежде, чем покинул зал. На лице чародея читалось удовлетворение. Будто и гнев императора, и непрошенное приказание были именно тем, чего он ждал.

***

Усталый конь из отцовских конюшен промчался к причалу, сбавил шаг, остановился. Джохар оскалил зубы в гримасе раздражения: он узнал черный плащ и гладкое бледное лицо всадника.

— Да будет славным имя доблестного Джохара! — Баррад Дарафалл быстрым шагом подошел к принцу и склонил голову.

— Поди прочь, белая немочь. Я занят.

— Можно ли ждать праздности от принца, неутомимого духом! Увы мне! Не своей волей прибыл я тревожить могучего Джохара.

Безбожник поднял правую руку и показал принцу золотой перстень в форме солнечного диска. Знак императора, выдающий в предъявителе его личного посланца и доверенное лицо.

Джохар не признался бы в этом даже под пыткой, но в тот миг по спине его пробежал противный холодок.

— Что угодно отцу и владыке?

— Император знает о самовольном замысле принца. Поначалу неудовольствие его сулило… многие беды.

— Что же, ты пришел напугать меня?

— Вовсе нет. Я приехал сказать, что уговорил императора усмирить гнев на могучего принца. И милосердный владыка согласился с одним условием.

Такого ответа Джохар совсем не ожидал. Как бы ни был он слеп и равнодушен к чувствам нижестоящих, он знал: колдун ему не союзник, они всегда недолюбливали друг друга. Зачем же эта внезапная помощь?

— Что за условие?

— Славный принц должен взять меня с собой в поход.

Ярость Джохара была мгновенной и неотвратимой. Одним движением он схватил колдуна за ворот плаща и подтянул к себе, второй же рукой выхватил кинжал и приставил его прямо к бледному горлу.

— Шакалье отродье! Задумал украсть мою славу? Прощайся с жизнью!

Кинжал уже надрезал белую кожу, из-под лезвия вытекла струйка крови.

Но Баррад Дарафалл даже не пытался защититься. Он спокойно заглянул в глаза принцу своим единственным, темным глазом.

— Мне ли, ничтожному, тягаться в славе с сыном величайшего из людей? Да будет спокоен пылкий Джохар. Лишь его имя будет выбито в летописи на Багровой скале.

— Чего же тебе тогда надо, гиена?

— Мне надо, — из голоса чародея пропала вдруг всякая льстивость, и холодная, чуждая злоба окатила Джохара, — чтобы ни один жрец, кудесник или ученый не выбрался из Орифии живым. Чтобы храмы Орифии сравняли с землей, священные тексты сожгли, а тех, кто не отречется от своих богов, перерезали до последнего человека. Таково желание моего сердца, и ради этого усмирил я гнев императора. Не слишком ли тягостна эта просьба для благородного Джохара?

Колдун и принц смотрели друг на друга. Два хищника, в умах которых зрели смерть и страдания многих.

Джохар разразился грубым смехом и убрал кинжал с горла.

— Клянусь бородой отца! Ты, колдун, уболтаешь и саму смерть! Будь по-твоему. Не велик труд вырезать еще десяток-другой ладдийцев, когда мы готовы захватить целый город!

С единственного зиккурата Вазиры раздался мелодичный призыв.

— Но полно, время преклонить колени. Убирайся с глаз моих. Завтра на рассвете будь на моем корабле.

Баррад Дарафалл поклонился с улыбкой.

— Да будет покоен сон великого мужа.

И человек в черном зашагал прочь от пристани. Ему не было дела до вечерних молитв.

Джохар же отправился в свои покои на флагмане. Там он задернул занавеси и преклонил колени в тишине просторной каюты.

— О Хемен, праотец мой, царь среди царей. Потомок твой молит тебя: направь путь мой, не дай угаснуть храбрости в сердце моем. Силой, что ты дал мне, несу я законы и послушание в земли беззаконные и бесчинные. Да будет же со мною рука твоя.

Где-то на западе прогремел одинокий раскат грома. Джохар не сомневался, что это Податель Законов услышал его и подает ему знак. Совесть его была чиста, а лежавший впереди путь честен и ясен.

В ту ночь Джохар Хеменид спал спокойно, как мудрец или праведник.

***

Солнце взошло на востоке, и первые лучи его отразились в золотом диске, вышитом на парусе флагмана. Все было готово к отплытию.

Дарафалл взошел на борт флагмана в сопровождении двух мрачных солдат и десяти стройных рабынь с Юга. Женщин тащили на борт за ножные цепи, как скотину на поводке. Невольницы покорно шагали, опустив глаза в землю.

Джохар не стал спрашивать, зачем чародею рабыни. Если белорожий хочет все плавание блудить и развратничать, это его дело. Невольниц спустили в трюм и там закрыли.

— Поднять паруса! Курс на Запад!

Багровые паруса развернулись и вспухли, поймав попутный ветер. Двадцать боевых кораблей отделились от пристаней Вазиры и вышли в открытое море. Массивными тенями заскользили они по волнам на Запад, к мирно дремлющей Орифии.