Корабль неспасенных

Глава 13. Живая вещь

Шла его подача. Всего пять геймов, а Женя уже с трудом отбивала. Хорошо, что это утренняя разминка без всякого счета, а то был бы позорный проигрыш. Ракетка взлетала, мяч глухо и упруго ударялся, с трудом переваливал через сетку. А возвращался бешенной фурией. Короткий отскок от корта, и она едва успела добежать и встретить. Взмахнула ракеткой, не соображая куда, и сетка вспыхнула сигналом ошибки. Прямо в центр попала, даже не поверху. Мяч мягко колыхнулся, зажатый в умной ячейке.

– Моё очко, – спокойно сообщил Игорь. – Соберись, ты спишь на ходу.

Конечно, спит. Игорь просто выдернул ее из сна и чуть ли не волоком притащил на галерею кортов первого этажа. Взбодрись и радуйся. Грохот позитивной музыки и бодрые удары мячом ранних пташек квартиросъемщиков. То, что она не спала полночи, Игоря мало интересовало. Ведь он говорил, что пора ложиться, а не таращиться в экран. Сама виновата, ее проблемы.

Игорь с ленцой подбросил мяч вверх, готовясь к подаче. Женя вцепилась взглядом в серенькую круглую вражину и крепко обхватила ручку ракетки. Так, собраться: ноги шире, корпус вперед, носочки чуть пружинят. Поверх мяча и ракетки она видела Игоря и продолговатое пятно пота на его белой футболке. Хотелось уткнуться носом в грудь и вдохнуть. И не видеть любовника несколько дней тоже хотелось. Плавный, полный разворот широченных плеч, загорелая кожа из-под коротких рукавов. Безжалостная красивая сволочь.

Удар. Она чуть не потеряла мяч, едва успела нырнуть в левый квадрат с коротким замахом. Ее удар. Теперь быстро назад, и уже вправо, лишь бы отбить. Он не даст спуску, если она будет ошибаться раз за разом. Никогда не дает. Скачет по корту так, словно магниты в подошве. А там их нет, однажды не сдержалась, проверила.

– Не спи! – короткий окрик.

Темп ускоряется, Женя бежит, слабо понимая куда. Короткий, широкий замах – без разницы, что выйдет. И проклятая круглая тварь словно и не долетает до своего хозяина, разве что до сетки и снова к Жене. Неловкий взмах, бег и нога подвернулась. Мяч ожег шею, и Женя упала. Ракетка выскользнула, горло схватила боль, не давая втянуть воздух. Проклятый теннис!

Когда Игорь присел рядом, она уже прокашлялась.

– Да что сегодня с тобой такое?!

Он потянул вверх подбородок, осмотрел шею. Заставил повернуть голову сначала в одну, потом в другую сторону. Издал не слишком довольный звук и вздернул Женю вверх. Она сразу прижалась носом к пятну пота. И что же она за озабоченная сучка, хоть шея жутко болит, а все равно хочется потереться, вжаться.

Игорь опустил руки на ее задницу, поддерживая, оглаживая. Однажды он брал ее прямо на корте, потом оказалось, что вход в их секцию даже не был закрыт.

– Игрок из тебя сегодня хуже некуда, побила собственные рекорды. Пойдем завтракать. А то мне бежать на работу.

И он чувствительно ее шлепнул. К возбуждению привычно примешалась обида, но возразить нечего. Игрок она бестолковый, как он ни объясняй и ни тренируй. К тому же ведет неправильный образ жизни, ночами не спит, ничем полезным не занимается. Сидит у мужика на шее и не прислушивается к его требованиям. То есть не всегда прислушивается. Если не секс, конечно.

Женя помешивала кофе и смотрела, как Игорь достает биопосуду из мультишкафа. Манипуляторы там постарались, довели полуфабрикаты до нужной температуры, зажаренности и сервировки, – пахло вкусно и сразу разным. Из «Экопродуктов» Игорь заказывал всего три вида завтрака и чередовал их день ото дня. Не сложно угадать, что под крышкой окажутся овощи-гриль, яйцо пашот, зерновые сухарики и нежная замазка из крем-сыра и зелени. Ну вот точно!

– Советую все съесть. И через часок, как я уйду, выбраться в парк. Ты, если не в лаборатории, то дома. Хоть сегодня погуляй.

Заботится о ней идиотке. Женя кивнула, испытывая иррациональное чувство вины. Как так получилось, что она даже завтраками не занимается? Нет, полгода назад, когда только перебралась к Игорю, то готовила. Он хвалил ее фамильный пирог с потрошками, морковью и специями. А салат с курицей и апельсинами несколько раз просил повторить. А потом… Трудно вспомнить, как все до этого докатилось.

Стоит ей сунуться с инициативой, как он с сомнением почесывает подбородок, бросает: «может, не стоит», и она отступает. Сразу и беспрекословно. Да что отступает, уже и не решается что-то предлагать. Даже не уверена, что способна приготовить вкусное. Хотя сам Игорь время от времени готовит. Шикарно, надо признаться. Яблочно-коричный пирог, толстый от начинки, румяный из-за опалённого сахара сверху. Или острое, пряное жаркое из говядины. Пальчики проглотишь. Она с удовольствием все съедает и чувствует себя при этом домашним питомцем. Обихоженным, присмотренным, но бесполезным. Если не секс, конечно…

Женя стала терять контроль над разными, казалось бы, несущественными мелочами, когда Игорь устроил ее к Дернову. Лабораторной девочкой на побегушках. Грязным, конечно, способом. Пригрозил-таки ученому наблюдением за дурочкой Эллой. Но Жене было плевать, уж очень хотелось поучаствовать в настоящем волшебстве. И она ухнула туда с головой. В возможность видеть, как рождается чудо, даже что-то понимать в механизмах, пробовать самой. Все остальное как-то отступило, исчезло, стало малозначительным. Лаборатория и секс – все, что интересовало.

Игорь распоряжался её личной жизнью, Дернов – профессиональной. Оба слишком авторитарны и холодны. Дернов из принципа, а Игорь по характеру. Первое время это не беспокоило, ей порядком надоело пустое общение, глупое стрекотание сверстников. А потом незаметно привыкла, что о нее изредка вытирают ноги. Сначала не особо заметно, потом все чаще. Что-то в этом было… извращенное, возбуждающее. И вот – она соскальзывает в темноту, а зацепиться не за что.

– Жень, ты куда сунула мой вейп?

– Никуда.

Она с трудом вынырнула из размышлений над до сих пор полной тарелкой. Игорь пошуршал еще по прихожей, а потом вернулся. В брюках, идеально гладкой рубашке и с недопитым кофе в руках.

– Не может быть, – отчеканил он. – Вечером я положил его под зеркалом, чтобы захватить на выходе.

Женя пожала плечами. В правильном лейтенанте Климове наблюдался один заметный порок, он дымил отравами в разных видах: сигареты, трубки, вейпы, смоксеры.

– Я не брала, Игорь.

– Кто тогда брал? Здесь больше никого нет.

– Может, ты что-то перепутал. Не туда положил, или не вчера.

– С чего вдруг? Я хорошо помню. Из нас двоих путаешь и забываешь ты. Вся в научных поисках.

– Ты сам меня к ним подтолкнул. Сам уговорил и устроил.

– Я хотел, как лучше. Видел – тебе интересно. А теперь больше ничего и не надо. Но я же много и не требую. Складывай мои вещи на место, а лучше вообще их не трогай.

Последние слова он уже чеканил злым, не терпящим возражения голосом.

– Я и не трогаю!

– Трогаешь, перекладываешь, тащишь в рот, а то я не видел. И ни черта не желаешь помнить.

– Да не трогала я твой вейп.

– Если не я и не ты, то кто?!

Гнев в нем питал сам себя, разрастался. Движения резкие. Не глядя швырнул чашку в мойку, хлопнул дверцей под жалобный звон. Шарахнул кулаком по рычагу озонатора, тот тонко заскулил и послушно мигнул фиолетовым всполохом.

– Перестань, Игорь, – прошептала она.

– Перестану, когда ты перестанешь юлить! – рявкнул он. – Специально засунула куда-то или выбросила? Захотелось меня побесить?

На Женьку накатила горькая, невозможная обида. Ведь играет с ним на дурацком корте, жрет идиотский крем-чиз с травами, выполняет эти вечные указания: ешь, гуляй, одень то, сними это, будь в такое-то время там-то. Но он все равно недоволен.

– Да иди ты к черту, параноик!

И Женя кинула в его сторону почти пустой чашкой. Пусть посуда парами идет в расход.

Игорь коротко отмахнулся и в один прыжок оказался рядом. Буквально вынес ее из стула, прижал к холодному окну. Больно и страшно.

– Ты мне тут побросайся, попосылай меня, – яростно прорычал в лицо.

Острая беспомощность, несправедливость захлестывали, превращали мысли в пропитанные отчаянием обрывки. Они закручивались воронкой злости, не давали успокоиться, мыслить здраво. Хотелось бить в ответ еще больнее, безжалостнее.

– А то, что ты мне сделаешь?! Я не твои суицидники, чтобы вести себя так, как ты привык. Как последний мудак!

– Это я мудак?! – взревел любовник.

– Мудак и есть, – выплюнула Женя, сжимаясь от ужаса и облегчения, невозможности сдержаться и вернуть это слово.

И он ударил наотмашь. Щека, шея полыхнули болью. Женя бы упала, если бы жесткий захват не сдавил плечо. Игорь удерживал на месте, не давал даже дернуться.

– Как ты посмела!

Второй рукой он схватил за горло, сжимая, посылая одну волну боли за другой. Злая, режущая синева глаз так близко, так страшно. Женя схватила будто стальную руку, пытаясь освободиться. Не выходит. Ни оттолкнуть, ни сбежать от бешеного взгляда.

– Перестань, – пискнула она, – не надо больше, пожалуйста.

Он зарычал ей куда-то в висок. Соскользнул с шеи, перехватил запястья и завел их назад. Заставил нагнуться к нему ближе, прижаться.

– Больше никогда, слышишь, никогда не смей называть меня такими словами, а то я не отвечаю за то, что случится.

Женя кожей ощущала жгучую, с усилием подавляемую ярость любовника. Сглотнула, не находя правильных слов, но не желая давать обещаний. Ложь сейчас ей не по силам.

– Ты зачем так делаешь, зачем пытаешься меня взбесить? – зашептал он в ухо мокро и жарко, не давая отстраниться. – Я же все для тебя сделаю. Что хочешь, только попроси. Я же люблю тебя, дура.

Все, что она захочет – для нее. И все, что сам захочет – с ней. Любовь такая. Женя мотнула головой, по-прежнему не решаясь возражать, произнести опасные мысли вслух. Уткнулась носом в его плечо. Почти инстинктивно. Так легче. Спокойнее. Можно отвести грозу. Игорь сразу отпустил запястья и нырнул руками под тенниску. Отправился гулять по спине. Разглаживая, надавливая, жадно лаская.

– Моя девочка, почему ты такая, почему с тобой так сложно. Я же знаю, что говорю, а ты…, но все равно.

Она вцепилась в его рубаху, судорожно сжала ткань в кулаки. Пуговичка отскочила в ее уже оголенный живот. Горячие губы гуляли по изгибу шеи, превращали тело в желе. Как и всегда. Невозможно вывернуться, удержаться от искушения. Толчки языка, нежные захваты, укусы и снова толчки. Тысячи светлячков заполняли и уносили сознание от реальности в блаженство. Когда так невесомо, жарко и хорошо, остальное теряет смысл.

Женя гнулась, разворачивалась, терлась о его грудь, вдыхала одуряющий запах одеколона. Похоть легко сжирала обиды, открывала захлопнутые двери.

– Умничка моя, отзывчивая, послушная…

Шептал что-то стыдное, сладкое. Играл пальцем с влажным огнем между ногами, и Женя раздвигала их шире. Срастись бы с этим кайфом, исчезнуть в нем. Пусть сделает, как захочет. Согнет, заглотит, воспользуется. Только бы скорее, сейчас.

Женя застонала, и Игорь подсадил ее на стол, сдергивая короткие шорты с трусиками, одним движением сбрасывая остатки завтрака на пол. Она откинулась назад, стараясь приподнять бедра. Не хватало опоры, ступня скользнула по ножке стола.

– Хочешь меня?

Любит спрашивать, и всегда признание, просьба заставляют полыхать от стыда и желания.

– Да-да, пожалуйста.

Он навис, раздвигая и приподнимая колени. Пятки почувствовали край стола, и Женя заерзала, устраиваясь, сползая чуть ниже, выгибаясь. Жесткая столешница под локтями, пальцы царапают шероховатую поверхность, соски мокнут под его языком. Щекотно, горячо, выставлено на показ. До безумия хорошо.

– Давай-ка, девочка, покажи, что умеешь.

Засунул три пальца в рот. Твердые, сладкие, с привкусом кофе. В один рывок он вошел. Облегчение, полнота, правильность, – вынесли остатки разума. И она полетела. Отдавать, принадлежать, растворяться, парить вне времени. Другое потеряло смысл и значение, исчезло. Она лишь часть и чувствует все. Здесь и за пределами, внутри и снаружи. В движениях, стонах, безжалостных шлепках, в жарко горящем лице – другого смысла не нужно. Ничего нет важнее этой боли и наслаждения. Она кричала, выгибалась на разрыв. Между ног пылала безжалостная топка.

– Еще, я сейчас…, Игорь, пожалуйста…

Слышал ли он ее? Когда зарычал, сдавливая грудь и вгрызаясь в губы, звезда внутри взорвалась. Пробила тысячей колких искр, и криком вынесла за границу чувств. Боже, как хорошо…

***

Игорь ушел. Извинялся за свой психоз, целовал тыльную сторону ладоней. Снова и снова. Говорил, что любимая девочка и самая сексуальная. Оставшись одна, она ходила от стены к стене, из комнаты в комнату. Хороший секс всегда дарил легкость телу и свежесть мыслям. И работалось после него прекрасно. Но сейчас тревога не отступала.

Умная квартира следила за метаниями: включала мягкую подсветку в прихожей и в зашторенной спальне, выдвигала ящички, стоило задержаться у встроенного комода, разворачивала кресло, чтобы удобнее сесть. Домашний уборщик что-то шоркал в ванной и гудела стиралка.

Если бы Игорь захотел, мог запустить робота и отсканировать каждый сантиметр их жилья. Если так важен вейп. Времени ушло бы не больше, чем на их ругань. Но он предпочел выплеснуть гнев, и на выходе из дома найти игрушку в кармане собственного пиджака. И снова извиняться, целовать ладони. Знает, сволочь, как плавится все внутри от его поцелуев, обида уходит, как воздух из спущенного шарика. Может, и вообще все устроил специально. Хотел разозлить и разозлиться, жесткой прелюдии для секса. Оставить без кожи и получить всю целиком. Проклятый провокатор.

Раньше Женя никогда не сходила с ума парней. Но разве это любовь? Без доверия, на недомолвках, на съедающей его жажде владеть, на ее постоянной готовности принадлежать. Страсть, похоть, темная сторона натуры? Раз за разом, она проигрывает все попытки серьезно поговорить. За каждым его словом скрывается смесь снисходительности, самоуверенности и собственнической заботы, не признающей никаких границ.

Правильнее бы уйти, иначе она растворится в извращенной зависимости. Но пока разрыв выше ее сил. У Игоря трудный период, его тормозят с карьерой, вот, наверное, и бесится. Да и Дернов на грани финала эксперимента. Хоть тот и не первый месяц откладывается. Но ведь случится?

Гулять в парк Женя не пойдет. Пока все спокойно, хочется поковыряться в новой игрушке. Вчера не зря же полночи просидела над графеновой камерой, нашпигованной цепочечными бомбардировщиками квантов. Самое примитивное переносное устройство, созданное Дерновым. В ней не смоделируешь отпечаток души и личности, не одаришь характером даже ложку. Но камера может превратить что угодно в живую, послушную командам вещь.

Все выходные последнего месяца Женя бегала по поручениям Георгия Александровича. Поэтому тот хоть и брюзжал, но дал ей модель поиграться на три дня отгулов. Не велика ценность, в конце концов. Графеновый куб – не новейшие здоровенные установки. Те виртуозно дирижировали веществом на уровне кварков, когда душа и программа неразличимы.

Женя аккуратно выкатила из книжной ниши камеру, усеянную датчиками и прорезями экранов. Подтянула ее к облюбованному стеклянному столику в кабинете. Отмахнулась от светильника, нарезающего круги над головой. В услугах нет надобности – солнце за окном сияет не по-зимнему ярко. Так, начинаем работать. Во-первых, осторожно разблокировать вакуумные предохранители, сдвинуть в сторону крышку камеры. Вот она, ее девочка. Самая обычная обувная коробка из многоразового пластика-трансформера. Оранжевая с лиловыми звездочками по бордюру – любимый спортивный бренд.

Женя поклялась Георгию Александровичу баловаться только с самыми примитивными вещами. С замиранием сердца вынула коробку и водрузила на стол. Ну теперь пан или пропал. Хватило ли жертв этому идолу: бессонная ночь программирования и бомбардировки частицами, утреннее истязание на корте, ссора с любовником и рукоприкладство. Женя в раздумье прикусила губу, что бы такое приказать обувной коробке?

Внезапный сигнал из прихожей заставил вздрогнуть. Это точно не Игорь, он не звонит, открывает сам. Она пошлепала глянуть, кого надуло февральским ветром.

Марк пялился прямо в зрачок камеры, вздергивал высокий воротник, пытаясь закрыть от холода, но капюшон не накидывал.

– Игоря нет, он на работе – сообщила она в квартирный коммутатор, проигнорировав вежливое приветствие.

Ей не нравилось частое взаимодействие любовника с этим страннейшим типом. Проектировщик-бурильщик с двумя неудачными попытками самоубийства. Похож на инженера как Женя, на сороконожку, скорее на актера-неудачника или ядовитого насмешника при троне королей прошлого. Марк с Игорем, как доска и кирпич, стенку не построишь, как друг к другу не прикладывай.

– Да я не к нему, – дернул он плечом и поднял пустые ладони, будто хотел уверить в своей благонадежности. – На чай пустишь поболтать?

– Со мной?

– С тобой. Или боишься оказаться один на один с преступником?

Вот ведь манипулятор. Очень хотелось отказать, но какой повод? С другой стороны – любопытно.

– Заходи, – буркнула она и нажала согласие на визит.

Марк наклонился, переступая порог. Будто трехметровый проём мог зацепить макушку, кстати давно забывшую о стрижке. Небрежно сбросил в сторону башмаки, куртку поверх коридорной кушетки. Сунул руки в карманы.

– Ну и куда мне двинуться, принцесса?

Вроде и стоит, но весь как на шарнирах.

– Пойдем, угощу чаем. Хотя не понимаю, чем могу быть полезна и интересна.

– Буквально всем, – плотоядно улыбнулся он. – Каждым словом, каждым движением.

Женя пожала плечами и отправилась на кухню.

У запасливого Игоря были бисквиты с шоколадной крошкой, мед с орешками и какие-то сухие крекеры. Ее дело угостить, а зачем гость явился, пусть выкладывает сам. Марк уселся в углу, вытянул ноги в своей манере. А как подцепил из вазочки крекер, так и вовсе закинул копыта на соседнюю сидушку.

– Скажи, прекрасная принцесса, почему твой возлюбленный лейтенант пребывает в таком поганом настроении.

Вот так сразу, без вежливых разговоров о погоде.

– Почему бы не спросить у него? И не боишься, что расскажу о твоем любопытстве.

– Уже без разницы, хуже не будет, а лучше не светит. А на нет и суда нет.

Стряхнул крошки с толстенного свитера. Откуда такой взял? Огромный ворот загибается у подбородка. Для тепла необязательно мотать трехслойную шерсть. Хотя давно понятно, что Марк любит экстравагантности и провокации. Личность малоприятная. Но что-то их с Игорем сводило раз за разом. Что-то кроме служебных обязанностей. Симпатия? Общее дело? Зачем тогда к ней пришел?

– Честно говоря, мне плевать на твои трудности, Марк. Ты мне не друг. А с Игорем нашел общий язык и без меня.

– М-да… Возможно ли с ним вообще найти общий язык. Вот скажи, почему у тебя шея в синяках.

Блин! Женя дернулась, пытаясь прикрыть безобразие.

– Это случайность, – быстро проговорила. – На корте мячом прилетело.

– Сразу с двух сторон? – он вздернул жиденькие брови, но тут же замахал длинными руками, нервно заерзал. – Извини, извини, не моё дело.

– Не твоё.

Женя подскочила, собираясь вырвать недопитый чай и выпроводить занозу вон.

– Я просто… Пожалуйста, дать мне договорить. Я просто…, видишь ли, устал от непрерывного наблюдения. Этот проклятый браслет. Еще имплантат мониторит эмоции. Стоит мне просто разозлиться на кого-нибудь, получаю под кожу дозу препарата радости. Хожу довольный жизнью помимо воли. Следом летают все окрестные дроны. Вот-вот нагрянет контролер. Люди шарахаются, а я все равно рад. Это жутко противоестественно. Ты будто не ты и даже не андроид, а программное приложение к набору органов.

Женя села обратно. Никогда не думала, как чувствует себя тот, кого искусственно делают счастливым. Вернуть человека в норму легко после первой попытки без всякой химии, а рецидивисты рано или поздно своего добиваются. Хорошо понимают, что происходит. Четко знают, что новое «я» – это совсем не они. Кстати, возможно, попытка повторяется, потому что человек перестает узнавать сам себя. Без "шприцов счастья" на очередной круг бы не пошел.

– Мне жаль. Но как я тут могу помочь?

– Не знаю. Все сроки прошли, Климов мог бы снять наблюдение. Но этого не делает. Хочу понять почему?

– Имплантат слишком часто регистрирует разрушительные эмоции?

– Я это контролирую. Последние две недели, буквально как блаженный, ни одного даже минимального всплеска.

Он усмехнулся и из образа разумного собеседника снова выглянула ядовитая гадина. Когда наступает кризис, собственный яд для некоторых – противоядие от него.

– У Игоря проблемы на работе. Но я надеюсь, что разрешаться.

О неполученной должности лучше не распространяться, а то любовник прибьет обоих болтунов.

– Понятно, значит, работа.

Завел глаза к потолку, подумал несколько секунд. Сбросил ноги, подскочил. И зашагал вдоль стенки, покачиваясь на шарнирных сочленениях долговязого тела. Сутулил плечи, потирал ладони о бедра.

– Облом с повышением, что же еще? Все хотят руководить, чувствовать власть. Вот и я тоже хотел. Ха-ха-ха, эмпатфактор. Двадцать четвертый веком правит великий эмпатфактор. Мутная, малопонятная хрень.

Вскинул руки к небесам, будто ловя лучи воображаемого светила. Женя подобралась не зная, чего ожидать от чудика.

– Знаешь, в чем несуразица, принцесса? – черты его лица стали еще более резкими, ассиметричными. – Ход истории клепают ученые. Долбанные таланты и гении мостят дороги для всего этого стада с гордым именем человечество. Творцы его гибели и выживания, неутомимых попыток отхватить жирный кусок космоса. И где же они? Ползают внизу пищевой цепочки, подальше от «вечных стариков» и поколений венценосных чиновников. Чем талантливее изобретатель, тем позорнее его эмпатфактор. С таким из мэрий и парламентов метлами гонят к станкам. Ха-ха-ха, не ученые – рабочие муравьи!

Двигался без остановки: от окна, к двери, к Жене, вокруг стола и новый круг. Голос метался от искренней веры и возмущения к ядовитой насмешке и издевке.

– Игорь – не ученый, – сказала она невпопад, забыв опровергнуть догадку о не случившемся повышении.

– Зато у меня сотня патентов. И что? Эмпатфактор такой, что его надо прятать от лишних глаз, как секс-игрушку в шкафу. А твой Дернов? Ха-ха, светоч живого кванта, экспериментатор тысячелетия. Но в президиуме академии ему место не выделят, скорее лабораторию построят размером с президиум. Жри от пуза и наслаждайся.

Георгий Дернов даже близко не похож на Марка Рински. Величественный интроверт против желчного истерика. Женя угадывала людей почти подсознательно. Только с Игорем все системы давали сбой – любовь, зависимость или похоть сломают любой навигатор. Из этой парочки исследователей она бы ни одного не поставила управлять и десятком подчиненных. Вот только кто такая Евгения Звягинцева, чтобы прикидывать? Даже не светлячок у светила, всего лишь способная студентка. Может понять и применить технологию – дальше не прыгнуть. Но такие, как она, средненькие, и правят миром.

– Кстати, а ты знаешь, что принцип живого материала, над которым работает Дернов, совершит революцию в автономном освоении космоса? Жду – не дождусь полного обнародования результатов. Набросал несколько чертежных идей на его основе. Живое оборудование. Способное вгрызться даже в недра Сатурна. Это же совершенно другой подход!

Женя подобрала ноги. Еще бы ей не знать этот принцип. Из века в век искусственный разум – это процессор. От простеньких домашних роботов до сложнейших андроидов. Центр отправляет команды неразумным конечностям. И манипуляторы работают, андроиды хмурятся, дроны ловят магнитное поле. Все, как у людей, мозги командуют пальцами. А у Дернова – никаких процессоров. Каждый сантиметр куска железа или пластика мыслит, меняется и ощущает. Высокоинтеллектуальная плоть. Виват!

И почему-то страшно….

С Марком они проболтали почти час, как истинные фанатики технических революций. Его фразы уже не казались такими едкими, лихорадочный блеск в глазах не пугал, а лицо узкоглазой куницы выглядело по-своему привлекательно. В какой-то момент Женя притащила гостя к скучающей на столе обувной коробке.

– О, чудно! Мы становимся подружками, принцесса. Обменяемся парочкой любимых брендов?

Довольно потирает руками и жмурится. Как до сих пор не ужарился в толстенном свитере?

– Я назвала ее Динь-динь. Как из сказки.

– Что? Коробку? – не понял Марк, и глаза убедительно округлились. – Мне говорили, что слишком много чая разжижает мозг, а я не верил. Ха!

– Сядь и молчи, – дернула она требовательно за жесткую холодную руку.

Здесь её царство, и чокнутому инженеру пора заткнуться. Тот сжал губы в кривую линию и кивнул – похоже дошло.

– Динь-динь, – обратилась она с точно выверенной интонацией, запуская отклик. – Откройся!

По обведенной звездами крышке прошла заметная рябь. Словно…, черт, сравнение в голову не приходило. Вода, разве что. Но это пластик. Не спеша, будто бы даже неуверенно дрогнул правый угол и стал изгибаться и приподниматься. Очень нерешительно, наверное, невесты в глубокой древности так поднимали фату.

– Боже ж ты мой, неужели это то, что я думаю, – сипло прокаркал Марк.

– Да, это оно. Рабочее название ЦКО. Цельный квантовый организм.

– Чёрт, – он протянул руку над стеклянным столиком. – Точно нет никаких даже тонюсеньких проводов, энергоемких пластин и прочей начинки?

– Точно. Думает всей пластиковой поверхностью.

Длинные узловатые пальцы слегка подрагивали. Динь-динь удерживала крышку почти вертикально и на самом краю емкости. Внутри открывалась бархатная глубина, делая живую вещь беззащитной и уязвимой.

– Непередаваемые ощущения.

Он отдернул руку, вгрызся зубами в большой палец и покосился на Женю:

– А что еще может это волшебная обувная шкатулка?

– Зависит от установок. Но достаточно много. Накапливать информацию, анализировать, посылать сигналы, как твой коммутатор… Может перемещаться, менять форму, ну… до определенной степени.

– Покажи.

– Динь-динь, иди на пол.

То же дрожание – образец что-то запаздывает с обработкой информации. Ну вот изогнула дно, отталкиваясь двумя углами от гладкого стекла. Так ползут гусеницы. Спрыгнула, перевернулась и встала крышкой вверх.

– Значит, может накапливать и передавать информацию?

– Конечно, может, как без этого.

Женя кивнула, хотя это свойство меньше всего ее увлекало. По нынешним временам всё что-то накапливало и куда-то передавало. Каждый свободный метр утыкан экранами и трансляторами голограмм. Гораздо прикольнее танцующая на полке глиняная игрушка. Или стиральная машинка, способная перейти в другой угол без помощи робота. Чтобы плоть жила, ей теперь не требуется углерод и водород.

– Но ведь способ передачи данных будет совсем другой?

– Он может быть разный. ЦКО способно постоянно его менять, встраивать куда угодно.

Марк облизал губы.

– Скажи-ка мне, леди принцесса, а ты все еще хочешь помочь страждущим душам правонарушителей?