Корабль неспасенных

Глава 3. Психологические флуктуации

Воронцов прыгал, стараясь достать до последнего яблока на дереве. Плод укоризненно смотрел сладкими бочками, и не давался. Какая-то невидимая дрянь зудела рядом. Пыталась залезть в ухо, в нос, утягивала сознание от сочного яблока в другую реальность. Он дернул головой, чувствовал – отвлечется на настырную тварь, получит очередную головную боль. Зуд усиливался, щекотал у виска, и сладостная яблоневая акварелька стала истончаться.

К гадалке не ходи – как есть, торчит на корабле, и, если не откроет глаза, какая-то гадость протиснется в организм.

– Что вы так нервничаете, командир? – послышалось хихиканье.

Все верно. Злодейский цифровой интеллект в короткой дерюжке и с пером-щекоталкой в руке. Так голограммой не обойдешься, вылепила себе псевдотело или только псевдоруку?

– Что еще за выходки, Наиль?

– Исследую поведенческие реакции людей. Такое перышко описано в детских книжках. Странно, что тебе не понравилось.

Сосредоточенно нахмурилась, засунула перо в собственный нос. Сначала по краю, потом глубже. Белые волосинки согнулись и исчезли в изящной ноздре, крошечный хвостик остался в пальцах. Точно псевдотело.

– Ради этого меня разбудила?

– Нет. Тебе придется думать, мой капитан. И быстро.

Воронцова отчетливо придавило нехорошее предчувствие.

– Что такое?

– Твой объект не вписывается в поведенческие модели человеческой личности. Не могу прогнозировать последствия. Рекомендую уничтожить.

Вот и приплыли, в пределы ежиков!

Промотав файлы записи, Воронцов так и не смог понять этого Женю. Талантливая игра актера, вот только смысл пьесы не ясен. Сначала тот вел себя, как загнанная в угол жертва. Трясся с подобранными к груди ногами, сторожил взглядом дверь. На доставленную роботом тарелку с полутушкой синтезированной кеты и доброй порцией овощей смотрел обреченно. К стакану с соком потянулся, но, стрельнув глазами на мигающую под потолком панель, отдернул руку. Никак не реагировал на изменения температуры. Что минус пятнадцать, что плюс пятнадцать – звездный уродец ни размяк, ни подтаял. И существо совершенно не волновали курсирующие роботы.

Наиль с час развлекалась голографическими представлениями: подпустила драного на один бок, дурниной подвывавшего медведя, устроила стрельбище с матом и кровищей из боевика пятивековой давности, завершила шоу порнушкой в исполнении мамзель в нежном шейном платочке и заляпанных кедах. Из каких только закромов политеки извращенка достала это безобразие? Но Женю не раскачало. Хотя местами разноцветные глаза залипали с любопытством. Как есть, в человеческой жизни и технологиях подкидыш разбирался. И вдруг. Без особых причин тоскливо простонал, обхватил ладонями плечи, согнулся и затрясся. После этого бросил ломать комедию.

Существо медленно подняло голову – её искаженная форма навевала мысли о вросших друг в друга фруктах, что-то вроде яблочно-грушевой мутации. И это чудо садоводства с четко прорисованными на разных уровнях глазами неуловимо изменилось и приобрело другое выражение лица.

Черты разгладились, из полуопущенных ресниц блеснул внимательный взгляд. Серая глазная прорезь справа и чуть прикрыта веком чернота слева. Подкидыш откинулся на стену, расправляя и расслабляя плечи, опустил ноги. Теперь ясно – мужик. И даже близко не запуганная жертва. Отстраненный, даже расслабленный, но контролирующий себя и полтинник метров собственной камеры.

В его неподвижности все же чувствовалась нервическая обманка. Уголок рта чуть подергивался, словно пытаясь сдержать насмешку. Казалось, он понимал, что за ним наблюдают, и ждал продолжения. Просчитывал что-то внутри. Он разительно отличался от первой версии Жени.

Наиль продолжала его развлекать. Устроила экскурсию на лунный завод по выработке минералов. Перед гостем работали фрагменты гигантских багровых пластин, прессуя руду, шагали спецы в массивных, похожих на стальных пауков промышленных экзоскелетах. Никакой реакции. Даже ноги не отдергивал, когда на них посыпалась как бы каменная крошка.

Если бы странности существа на этом закончились, возможно, интеллект корабля и выстроил бы какую-нибудь вменяемую психическую модель. Но последний выверт Жени никаких надежд на непротиворечивое объяснение не оставил. И ведь ничего не предвещало такой реакции.

Он следил за деловито перемещающимися по отсеку роботами, по бледным губам гуляла кривая усмешка. В какой-то момент его дернуло, как от разряда, в глазах сверкнула ярость, а через мгновение он подался вперед и зарычал. Натурально. Прямо как животное. Верхняя губа приподнялась над кривыми зубами.

Существо вскочило и стало двигаться стремительно, но бессистемно. Кипятком выплескивало слабо контролируемую злость. Хоть некого было шпарить – жар не остывал. Пнул робота-репаранта. Отбросил в сторону, рванул следом и снова пнул. Обращаясь к верхним переборкам заорал: «Как ты посмел, сука, лживая, напасть? Как?! Я тебя уничтожу!» – и с шипящей угрозой: «Поиграть со мной решил? Забыл кто ты есть на самом деле и кому должен?».

Воронцов даже на паузу нажал, чтобы осмыслить. Это к нему обращаются? Человек с голой задницей угрожает своему спасителю и хозяину крошечного мира, окруженного парсеками пустоты?

Франкенштейн бесновался долго, и, израсходовав силы, успокоился в дальнем углу отсека. Прямо на полу. Даже уснул, свернувшись в знакомый беззащитный калачик. Снова выглядел так, будто готов выполнить любой понятный приказ. Голова шла кругом от перевоплощений.

Наиль, естественно, определила все это безобразие, как «несвязанные поведенческие флуктуации», отсутствие «единой психической структуры», которая, пусть и с отклонениями, является признаком человеческого существа. А еще добавила «отягощенность разнонаправленными деструктивными векторами». В результате выдала четкую рекомендацию: «уничтожить потенциальную угрозу безопасности и принять меры по сокрытию маршрута челнока». Значит, сделать прыжок в подпространство по самостоятельным расчетам, а не по размеченным экзопланетой кросс-переходам. Нырок невесть в какую дыру. В одиночку делать такое неприятно и крайне рискованно.

Обычно Воронцов с Наиль не спорил. Считал, что пререкаться с девушкой-искином может только кретин. Он же умен и галантен. Поэтому, измеряя шагами сначала длину, а потом диагональ каюты, повторил несчетное количество раз: «выброшу за борт уродца», «распылю на атомы», «пущу на топливо». После аутотренинга внутри накипью осело чувство, что он, Павел Воронцов, редкая скотина, а то и безжалостный убийца. Трудно отмахнуться от факта, что тварь выглядит практически как человек, да еще и говорит на родном славянском наречии. А химический состав, странное поведение – дело мутное и по внутренним ощущениям вторичное.

Возможно, Наиль рассматривала существо, как инопланетного шпиона, дурную копию человека, подброшенную неизвестными врагами. Но интуиция Воронцова требовала отложить решение и поговорить с «Франкенштейном». Искин искином, а человеческое чутье никто не отменял.

В одно плавное движение существо поднялось из своего угла и двинулось навстречу. Голое тело перемещалось легкими рывками, слегка припадая на правую более крупную ступню. Воронцов решил не затягивать разговор.

– Привет! Хочу задать тебе пару вопросов.

Молчание и пристальный, поблескивающий взгляд – ждет дальнейших слов и действий. Самое простое начать с того, что вертится в голове.

– Кто ты на самом деле?

– На самом деле? Что за идиотский вопрос, – хохотнул неизвестный. – Чтобы разобраться, держите в клетке голым? Или это новые методы дрессуры?

Интересно. Разве были старые? Голос существа изменился, подернулся легкой хрипотцой. И теперь оно смотрело прямо в глаза, не смущаясь, не закрываясь. Заметно покачивалось из стороны в сторону.

– Почему дрессуры? Извини, ты замерз? Хочешь одеться?

– Хотелось бы разговаривать на равных, мил человек.

– Хм, на равных? Как люди. Я дам тебе одежду, если ты убедишь меня, что человек.

Он отвел глаза и осмотрел помещение. Облизнул губы. В сузившихся глазах засветилось безумие.

– Ха! Я еще должен убеждать. Голым, в клетке, после картинок и загадок? А кто же я, по-вашему? А… догадываюсь. За последнюю акцию вы отправили меня на низшую ступень, записали в недочеловеки? Правильнее было убить.

Говорит напористо, агрессивно, но обращается на «вы» в ответ на нарочитое тыканье. Боится и признает власть?

– Не понял. Что за акция и ступень? Можно на «ты». И я здесь один.

– Значит, ты один, а я не человек. Плевать, я уже стал богом. Воплотил мечту и никто не смог помешать.

Вот так выверт. Воронцову пришлось подобрать челюсть. Уловить логику суждений не получалось.

– Женя, ты странно себя ведешь.

– Женя…?

На короткий момент брови поднялись несимметричным изломом, будто в недоумении, но существо быстро взяло эмоции под контроль – взгляд стал насмешливо непроницаемым.

– Выберешь другое имя?

– Нет, все правильно, пусть Женя. Старое на новый лад. А тебя зовут…

– Я же говорил – Павел.

– Послушай, Павел, ты здесь главный, понимаю. Хозяин всех этих, – он театрально развел руками, – психиатрических приемов. Скажи, что от меня хочешь? Во что в этот раз собираетесь меня обратить? То есть собираешься. Ты же один?

Губы растянулись в улыбке, но поломанное на фрагменты лицо выглядело маской абсурда, ожившей цирковой бутафорией. В тенях сумасшествия. У Жени явно имелась собственная версия происходящего. С воображаемой бригадой «мозговертов» за стеной, которые не первый раз с ним что-то вытворяли. Форменная бредятина.

– Зеркало, Наиль.

Приказ вырвался совершенно необдуманно, приправленный страхом неожиданных разоблачений. Девочка соображала на сверхсветовой, и уже на звуке имени напротив существа развернулся тончайший зеркальный лист, прозрачный со стороны Воронцова.

Женя замер на мгновение, тело одеревенело, рука оборвала очередной театральный пируэт, стыло повисла, а потом опустилась вдоль тела. Взгляд прилип к отражению. Прострация космического "Франкенштейна" длилась недолго.

– Все понятно. Выгляжу отвратительно. Вышедший из строя трансформер, чтоб его! Боишься заразиться уродством? – он закинул голову и расхохотался. – Что ж, я такой. И дальше? Что еще для меня подготовил?

– Ты удивлен тем, как выглядишь. Почему?

– Удивлен? Вовсе нет. Немного подзабыл только, но узнаю. Получил по башке вот и привиделось, что был смазливее. Раз Женей зовут… Жаль, с такой рожей в доверие не втереться.

Кривая усмешка протянулась, как шрам. Весь этот эпатаж имел привкус уловки. В сером и карем глазах мелькала настороженность хищника.

– Лучше оставь попытки. Просто расскажи все.

– Что рассказать? С какого дерьма начинать? С установок глубокого бурения или с того, как приятно щекочет кожу затянутая на шее петля? Или про то, как весело полыхает пламя на еще живом теле?

Слова, которыми плевался Женя, никак не вязались с реальностью. Воронцова буквально затошнило от бреда. Опять возникало острое чувство, что все это – его собственные, вымороченные одиночеством сны. Если продолжать в том же духе, то можно никогда и не проснуться.

– Замолчи!

Нужно сделать происходящее хоть немного цивилизованным. Он схватил предплечье проклятого гомункула и потащил его к проему душевой. Перегородка по приказу отъехала, позволяя зашвырнуть Женю внутрь. Тот не слишком сопротивлялся, но тело ощущалось твердым, каменным. Хотя каким оно могло быть? И насколько опасно это создание, если упрется или решит ответить кулаком в морду. Правда, с челноком-девой ему не справиться.

– Ионный душ и залепи его одеждой, Наиль.

Ноги обернула слабость, хотелось сползти по стенке на пол, но усилием воли он двинулся к встроенным в дальней стене ложементам.

Годы в замкнутом пространстве, в череде долгого сна и недель бодрствования слипаются в голове в однородную массу и мешают здраво воспринимать реальность. Грани размываются, жизнь становится бесконечностью, а смерть – частностью. Есть космос, корабль и человек. Вот уже и вечность. Воронцов будто обречен на такую вечность, поэтому бессмертен и мудр или безумен, что среди галактик одно и то же. Вот только с вторжением в жизнь чужого сумасшествия, собственное вдруг становится заметным и перестает нравиться. В душе и мыслях все превращается в осколочную неразбериху.

Женя вышел из душа, двигаясь с ломкой настороженностью. Оскалился:

– Так больше нравлюсь?

– Да. Не сомневайся.

Распыленная свежая химическая ткань не полностью высохла и липла к его телу. Под ее черным слоем мозаичность фигуры уже не бросалась в глаза. На ногах появились плотно облегающие ботинки.

– Что дальше?

– Дальше ты сядешь и расскажешь все. Откуда родом, чем занимался. Когда получил, как говоришь, по башке. Почему считаешь, что уже был здесь и что за «низшая ступень». Про бога пока оставим.

– Нравится командовать? Кто ты сам такой, чтобы допрашивать? Может, документы покажешь?

И допрос ввернул, и документы. Прямо знающий свои права гражданин Федерации. Никаких «нестабильных психических флуктуаций» не наблюдается. Не адекватным скорее выглядел сам Воронцов – пристал с допросом без всяких на то оснований. Ох зря, он с таким ушлым подкидышем на «ты» перешел, ох зря, не ценит.

– Ты на межпланетном челноке класса А, имя «Наиль». На выходе из звездного скопления Ярусов. Мы летим по направлению к планете Земля. Наша цель – доставить людям результаты исследовательско-колонизаторской миссии «Открытие». Стало понятнее?

– Играешь со мной? Не сотри музыкальные пальчики.

Забавно, когда враг, проникший на территорию, не верит в реальность существования самой территории.

– Я могу выбросить тебя в космос для большей убедительности. Выпроводить туда, откуда явился.

Настройки на иронию у Жени как-то сбились. Моргнул неуверенно. Показалось, что два глаза уставились с разными эмоциями: один с растерянностью и страхом, другой с весельем, приправленным безумием.

Воронцова начинала откровенно бесить эта бесконечная возня.

– Наиль, организуй-ка выход наружу. Идем со мной, кролик.

И он вытащил Женечку-Франкенштейна из медотсека.

Переборки внутреннего контура едва светились, сумрачно открывая взгляду металлокерамический туннель. Никаких модуляторов пространства, суровая реальность звездной консервной банки. За спиной раздался сдавленный горловой звук, и Воронцов едва успел ухватить за руку взлетевшую фигуру. Правильно, магнитная обувь только у командира, Наиль экономила энергию на всем, на чем возможно. На большей части корабля гравитация не генерировалась. Пришлось тащить за собой парящее тело.

– Что за хрень такая? – бормотало оно сзади.

Надо же, их мучают одинаковые вопросы! До наружного выхода осталось метров тридцать. Скафандр чудо-подкидышу не нужен, явился же снаружи голый. И воздуха не потреблял, если верить диагностике Наиль, хотя грудь добросовестно вздымалась. И все же Воронцова одолевало иррациональное беспокойство: вдруг-таки он ведет на погибель вполне себе человекообразное существо?

Наиль велела взять и выбросить. Втолкнув Женю в камеру перехода, он боролся со страхом, перемежающимся со злостью. Пока скафандр для выхода наружу лепился вокруг тела Воронцова, затянутая в черноту фигура беспомощно кувыркалась рядом, чередовала невнятное бормотание с бранью.

– Что, готов любоваться звездами?

– Ты не надел на меня скафандр, – прохрипело в ответ.

– Ты же уверен, что все это – лишь психологические шутки и опыты. Что же тогда с тобой произойдет?

– Мать твою! – ругнулся Женя. – Сам же надел костюмчик.

Нелепые размахи рук в невесомости. Человеческие такие. И мат от души. Резко захотелось убедиться, что подкидыш не нуждается в воздухе, и вакуум ему по-прежнему не помеха. А то, не дай бог…

Сжать зубы и сдержать мучительную икоту гуманизма!

– Надел, а другим – не положено, – отрезал Воронцов, притянул с себе существо и решительно приказал: – Открыть порт, Наиль.

С легким шипение панели стали расходится, обнажая черноту.

– Сволочи, ненавижу, сволочи...

После выплеска ненависти создание согнуло пополам и затрясло. Напряженный, жесткий, он рвался из рук, и Воронцов испугался, что не удержит даже усилием экзоскелета скафандра. Единственную человеческую душу на сотни миллиардов километров вокруг.

– Женя, успокойся. Женя! Ничего с тобой не случится.

Лепестки выхода полностью развернулись, Женя застыл и через мгновение весь потянулся вперед, всматриваясь в звездную глубину. Губы дергались, выпуская слова, не слышимые в вакууме и за шлемом, но явно короткие, отрывистые.

– Что? Что он говорит, Наиль?

Прорезалась трансляция:

– Какая красота. Невозможно. Звездная дорога. Свобода.

Восторг и мука в задыхающемся голосе в очередной раз сбивали Воронцова с толку. Словно перед ним оказался другой человек.

Пространство тянулось к ним миллиардами звезд, готовыми ссыпаться в распахнутые ворота челнока. Волнами в серебристо-черную даль уходила голубая туманность. Тяжеловесный бок планеты-гиганта всплывал над головами, и пылевая корона льнула к нему, ласково искрясь. Где-то с другого борта полыхала чужая звезда, отправляя в паруса корабля потоки яростной энергии.

Частью натуры Воронцов ненавидел эту бескрайнюю пустошь, рвался к теплой, уютной Земле, но другую часть притягивало мощное величие галактик. Незримо порабощало, лишало воли к жизни, рождая желание стать частицей и кружить среди ледяного, равнодушного великолепия.

– Что мне сделать? – услышал он нетерпеливый шепот.

Существо в руках не ощущало холода, не нуждалось в воздухе и давлении, но отчаяние в глазах стояло совершенно человеческое.

– Ты о чем?

– Что сделать, чтобы остаться среди звезд? Чтобы больше никаких башен и темноты одиночества.

О чем он говорит? Что управляет этим, на первый взгляд, мертвым созданием? Психологические флуктуации… Фразы, вопросы, взгляды существа распадались на не клеящиеся друг к другу лоскуты. Как и тело, собранное из мешанины.

– Закрыть порт, – приказал Воронцов и уставился на Женю. – Да кто ты такой, черт возьми?

– Ты разве не знаешь? – печально спросил тот. – Очень просто собрать тысячи людей на небоскребах и сбросить вниз. Все они горели. Так ослепительно горели. И мы тоже падали. Как звезды. В этом моя вина. Я заслуживаю самого страшного наказания. И это хорошо.