– Массовое убийство, – прошептал Воронцов. – Самое страшное из всех.
Что можно сказать на такую историю, только брякнуть какую-нибудь банальность и надеяться на правильную реакцию собеседника. Но собеседник неправильный и вообще непредсказуемый, то ли бросится горло перегрызать, то ли разрыдается.
– Я могла предвидеть, что-то сделать, но так ошиблась, – совершенно как человек отреагировала Женя.
Еще в начале рассказа он приказал снять фиксацию, и она понуро сидела в кресле. Женская мягкость черт проступала отчетливо, в глазах – беспокойное ожидание, в сомкнутых руках – беззащитная тревога.
– Глупости. Ничего ты не могла. Даже если бы начала кричать, только выйдя на улицу, было бы слишком поздно. Поток уже не остановить. Тебя и остальных убили эти два паразита.
Что страшнее, тысячи убивших себя людей или убийство тысяч? Наверное, последнее, как бы кощунственно это ни звучало. От первого – мороз по кожи.
– Убил герой истории по имени Марк, – презрительно выпятила нижнюю губу Наиль. – Тот, что с именем Игорь, пытался спасти. Странным способом, надо сказать, бегал и кричал. Самомнение, упрямство и скверный характер – не слишком помогают. Ни карьеры, ни власти, ни денег, ни жизни. Беспредельная тупость.
– Наиль, о чем ты вообще?! – возмутился Воронцов. – Там множество людей погибло!
– Я давала справку, мой капитан, что две тысячи участников преступной акции «Московское стояние» упали или сгорели, или то и другое. Сегодня нам сообщили, что трое не справились с роботом, из них двое сорвались с крыши и разбились, а один получил несовместимую с жизнью травму. Заметь, эта информация получена из одного, не вызывающего доверия источника. Я верно изложила?
– Предельно, – отрезал Воронцов. – Но я твоего резюме не запрашивал и вообще предпочел бы поговорить с Женей.
– Да, пожалуйста, – фыркнула Наиль. – Уберусь восвояси, пока вы не наговоритесь или не наделаете человеческих глупостей.
И исчезла. Из пустоты раздался недовольный голосок:
– И постарайся, капитан, не расплываться в лужу доверия и обойтись без колотых и резаных. Воплощаться и спасать твою задницу недосуг.
– Спасибо, дорогая, за заботу, я учту.
И что это за жизнь такая: год за годом угождать обидчивому крейсеру. Надо бы развоплотить, да на Наиль рука не поднимается. А теперь еще свалилась вина перед созданием из космического мусора. Смотрит на это разнолоскутное чудо и видит женщину, угробленную двумя скотами. Да и сам ведь не лучше. Ему-то понравилось видеть ее на коленях. Засосала черная дыра похоти. В пределы, мать твою звезду!
Со своей бывшей он расстался уже более десяти лет назад. Она была очень говорливой и невероятно деятельной, может поэтому секс с ней был хорош. С тех пор приходилось пробавляться виртуалом или моделями разной степенью сложности. Страстные реплики, стоны и откровенные позы он давно и со скукой предугадывал. В ненастоящем не хватало остроты, драмы. Нет приправы из сомнений, внутренних метаний, неловкостей. А в тот момент что-то подобное проскользнуло. Болезненность и недопустимость такой связи скребли острыми когтями стыда.
Воронцов буквально выдрал себя из этих мыслей, натянул вдумчивый вид:
– Я правильно понял, что Игорь и Марк использовали новые технологии и вас, Женя, вслепую, чтобы обмануть больных людей и создать что-то вроде секты. Собрать с них деньги и замести следы преступления?
– Да. Я так это и сама понимала. Но можно и по-другому все объяснить.
– Это как по-другому?
Она изломала брови и уставилась куда-то в правое плечо Воронцова. Отпечаток несогласия делал лицо забавным, как у нелепого персонажа из комиксов.
– Назвать все это революцией, например, а людей мечтателями и бунтарями. У них же не было другого способа бороться. Только когда люди идут на смерть, что-то кардинально меняется. Так всегда было, голыми руками на штыки. Вот они и пошли. Чтобы модельное право рухнуло, а человечество получило свободу. Ради революции. А вожди их предали и ободрали.
– Нельзя получить свободу, убив себя. На том свете, что ли? Так все туда рано или поздно попадут.
– Для них только на том свете. А для остальных появилась бы надежда. Баг в системе искусственного интеллект. Дефект алгоритмов общества всеобщего благополучия. Рано или поздно он разрушит выстроенную структуру. Если каждый получает лучшее, тысячи и тысячи ни как не могут убивать самих себя. Поправками по профилактике правонарушений такое не прикрыть. Какие программы-подпорки не пиши, ошибка накапливается. Все рано или поздно рухнет.
Воронцов встал и прошелся, сосредоточенно глядя на собственные ботинки и чешуйки композитного покрытия между ними. Без бага не увидеть ошибку, не получить свободу. "Московское стояние" первый камушек лавины смертей и отката в прошлое. Жизнь снова стала хуже, но свободнее. Вечный цикл бестолкового человечества.
– А когда рухнет, станет собираться по-другому, – воодушевленно продолжила Женя. – Как после всех революций. И мне, как и всем погибшим, хочется знать, как вышло в будущем. Как у вас?
Один древний скульптор считал, что произведение искусства уже дремлет в камне, задача творца увидеть его, стесать лишнее и освободить красоту. Сквозь наслоение чужих, грубо слепленных масок, казалось, пробивался образ Жени. Смахни их рукой и увидишь высокие скулы, разлет бровей, нежный овал подбородка.
Воронцов почему-то разозлился. На себя или сразу на вселенную, хрен пойми.
– А что могло выйти? Много новых смертей и разбитые иллюзии.
Она разом потухла и опустила плечи.
– Вижу, Павел, вы сидите, слушаете и видите во мне пафосную дуру. Но вам всего этого не понять. Вы же не жили в мире модельного права? Вы человек космоса.
Ага, обыватель криоснов и виртуальных баров. Прожигатель жизни в стране по имени Наиль. Чем тебе не модельное право? На революцию против созданного собственными руками благополучия Воронцов сроду не решится.
– В ваше время и правда не жил, – выдал он нейтрально.
– Значит, ваш мир другой?
– Не совсем. Ваша история – вполне возможно наше прошлое. Вы же слышали Наиль: тысячелетие назад в нашем мире было «Московское стояние», то, о чем вы рассказали.
– А дальше? Что случилось в следующие годы?
Она жадно поддалась вперед, глаза засияли разноцветным любопытством. Удивительно, насколько сильно человек хочет знать будущее. Даже если точно в него не попадет. Все равно готов отдать десяток собственных лет, лишь бы заглянуть в то, что случится спустя добрую сотню. Глупость ведь вопиющая!
Воронцов хмыкнул:
– Честно? Ничего хорошего. Никакого государства будущего не появилось. Люди продолжили себя убивать под флагом о новом мире. А потом, как это и бывает, гражданская война, уничтожение машин и технологический откат.
– Из ваших уст звучит плохо. Вы, наверное, тоже считаете, что нет смысла, что-либо ломать. Что просто люди во все времена недовольны своей судьбой. Какой вариант не предлагай – он будет плох. Игорь правильно называл человечество стадом, которое тянет к обрыву?
Сравнение с Игорем, как накатившая волна тошноты. И за ней пришла мысль об оставленной экзопланете. Сначала Воронцова достала жизнь на Земле, в потом он осатанел от космического бродяжничества. Вечная неудовлетворённость, голод перемен терзает любые поколения. Но все-таки…
За идеологией процветающего модельного общества стояла власть «вечных» и вседозволенность поколений «интуитивных» управленцев. Все это держалось на тотальном цифровом контроле. Диктат лучшей судьбы, избежать которой ты не имеешь права. Только не древние мойры ее пряли, а искусственный интеллект нанизывал правильно отобранные жемчужины на нити судьбы. Точная мера благополучия для каждого. Еще этот дурацкий эмпатфактор.
Он тряхнул головой, прогоняя мысли, и ободряюще улыбнулся Жени:
– Да ладно, с одного и того же обрыва мы хотя бы не падаем. Находим новый и сходства не замечаем. К модельному праву люди хотя бы не вернулись, и то хорошо. Да и бог с ними, обрывами. Я вот, например, домой лечу. Буду рад там расслабиться, лежать на пузе и ничего не делать. Давай на «ты», и скажи, что нам делать с твоими убийцами, которые делят с тобой одно тело? Как так вообще вышло?
Космос, а может, проклятое мусорное облако будто создало не тело, а носитель историй. Три героя в одной книге, и это их проблема, как они уживаются на страницах. Поубивают друг друга или подружатся.
– Не знаю, как. Мы будто остались рядом, там за границей жизни. А Игорь… он не хотел меня убивать. Любовь у него такая с правом собственности. Он считает, что всегда знает, как для меня лучше.
– Значит, лучше приковать, если собственность не согласна?
Она отвернулась.
– Для него так и есть. Хотел обезопасить меня от глупых поступков. Чтобы не мешалась под ногами, пока он разбирается. Но гибели моей допустить не мог.
– Ты его оправдываешь? Защищаешь?
– Нет, но… просто понимаю. И слышу. Мысли, голоса, то далеко, то ближе. Их можно отодвинуть усилием воли, и вынырнуть самой. А можно утонуть, потеряться. Они хотят говорить, а я молчу. Потому что боюсь.
– Ты же сказала, что можешь вытеснить Марка и Игоря?
Дернула головой, посмотрела прямо и даже зло. Шея под химтканью отчетливо напряглась.
– Мне так кажется. Но чем дольше я здесь, тем труднее себя контролировать. Они оба все ближе и могут слышать меня. А вот ты… Можешь позвать любого.
– Просто позвать?
– Да, думаю, придет тот, кого ты позовешь.
Никак не считать мимику, вызов это или страх.
– Хочешь, чтобы позвал?
Женя судорожно вдохнула и прикрыла глаза. Под веками они задвигались, словно яркий сон захватил ее в то же мгновение. Или чудовища, делившие с ней разум.
– Попробуй, капитан, и поймешь, – прошептала.
Позвать кого-то другого все равно что предать…
Не слишком ли быстро Женя стала для него человеком? Напротив сидит существо необъяснимого происхождения, которое приходится контролировать. Наиль тысячи раз права. Он размяк. Как мороженное из холодильной камеры, оказавшееся в руках. Успел рассмотреть в угловато срубленном гомункуле гордую и прекрасную деву. Идиот, как есть.
Не растекаться, провести эксперимент. Сейчас.
– Игорь, – произнес он негромко. – Игорь Климов.
По телу, которое он уже называл Женей, прошлась короткая судорога. Глаза открылись со злым прищуром, края плотно сомкнутого рта поползли вниз.
– Игорь?
– Где Женька? – прошипел тот зло. – Слышал, что с тобой говорила. Будто рядом, в моей собственной голове.
– Все верно. Как и твой подельник Марк, – нехотя сообщил Воронцов, смысла врать и придумывать никакого. – Вы втроем занимаете одну несчастную голову. Я бы предпочел, чтобы ее занимала Женя.
Климов несколько секунд обдумывал услышанное, потом кивнул, явно принимая реальность и подался вперед:
– Значит, ты ее выбрал, а нас желаешь уничтожить? Могу понять, сам бы сделал также. Но Женька – моя. Держись от нее подальше. Пока я еще жив.
Жив он, как же, размечтался, лепешка дерьма тысячелетней давности.
– Ты же ее угробил. Сначала сделал зависимой, а потом и убил, – вызверился Воронцов. – Какая она – твоя. Скотина ты бесстыжая и самодовольная, и это еще мягко сказано.
– А ты, значит, рыцарь на космической посудине? Стыд – прут для баранов, мне без надобности. А Женьку нужна. Просил ее об одном – не дергаться! Но разве бабы что слушают, кроме собственного распаленного воображения. Не тяни к ней лапы, а то в один час – потеряешь. Я уж постараюсь.
Руки сжали подлокотники псевдокресла, и Климов напрягся, вытянулся, как струна. Сейчас и в драку бросится. За тени на стенах подтекающего чердака.
– Найль, зафиксировать! – гаркнул Воронцов, проклиная себя за очередную неосторожность.
– Сделано, капитан!
Климов задергался в невидимых путах.
– Успокойся. Давай поговорим. Есть, о чем.
– Неужели? Говори. У меня все равно нет выбора.
– Женя сказала, что вы с Марком обещали людям основать государство будущего. Звучит бредово.
Тот ухмыльнулся.
– Не так уж и бредово, командир. Обещали то, что могли бы сделать. Если бы захотели.
– И что же это? – с нажимом спросил Воронцов.
– Освоенная Terra Nulus, так твердил хитрец Рински. Такие еще остались на старушке Земле. Можно прибрать к рукам, были бы деньги. Но кому это надо. Государство будущего – радужный пузырь для ноющих идиотов. Земля обетованная для фантазии о справедливости.
– И что вы обещали людям? Республику, парламент или жизнь христианских общин?
– Им все скормить можно, лишь бы избавить от модельных алгоритмов. Я бы посадил на бочку монарха. Но Рински с жаром безумца твердил об анархии. Для него пусть хоть клоуны правят, лишь бы удача ломала закономерность, а случай приносил смерть и богатство. В сетке своей секты он только и вещал, что дух должен царить над правом.
– Звучит красиво.
– А то. Для тех болванов, кто думает, что дух – это любовь забота и всепрощение. Вот только Рински мечтал о собственной вседозволенности.
– Вот вы и получили.
– Плевал я на всех. Стадо шло на бойню, а я не мешал. Зачем им деньги? А для меня такие суммы – единственный способ перешагнуть через все недоступные ступени и оказаться наверху. И делай, что хочешь.
Климов злился. Искажения наплывали слоями, словно демоны один за другим всплывали из глубин и оставляли свои зыбкие отпечатки.
– Женька, о которой ты так печешься, могла бы получить собственную лабораторию. Но я облажался, не удержал в узде свихнувшегося бурильщика. И вот мы на твоем корабле, командир.
Конвульсии усилились. Климов, по всей видимости, не мог контролировать тело. Захваты держали крепко, но локти гнулись под неестественными углами. Воронцов метался между желанием позвать Женю или замотать в силовой кокон устрашающий приступ.
– Воды…, дай попить, командир.
Воды? Попить? Что за ломка такая?
***
Голографические проекции расчерчивали центр управления. Воронцов бродил между ними, перемещал, разворачивал, сравнивал, перебрасывал с одной на другую строки и диаграммы. Иногда проще увидеть все глазами цифр, а не расспрашивать все еще надутую Наиль.
Она разлеглась на островке зеленой, играющей солнцем травки и изображала перелистывание страниц в древнем талмуде. Делала вид, что информация с вернувшегося полифункционального зонда не щекочет ей ни один кварк, да и вообще кажется форменной нелепицей. Воронцову придется самому искать объяснения случившемуся или отдать прямой приказ. Корабль в укороченных красных шортах далек от желания сотрудничать, как от краев вселенной.
– Тебе не кажется тревожным, что скопление хоть и медленно, но движется по нашим пятам?
Небрежно дернула плечом со спущенной бретелькой.
– Возможно, они хотят вернуться на Землю, как и ты.
– Шутишь?
Лениво перевернулась на бок.
– Кто знает…
– Я думаю отправить еще один зонд. Может лучше через подпространство?
Она буркнула невнятное согласие, и он продолжил:
– Просчитать координаты входа и выхода и отправить. Чтобы была наглядная динамика и по скорости, и по изменениям.
– Какие у тебя громадные исследовательские планы! Значит, убаюкать тебя в криоколыбельке не получится.
– Наиль, какая колыбелька? Ну куда я нашего гостя дену?
– Ну это-то вполне решаемая проблема, – лениво протянула она. – Запру, что носа не высунет, а если будет бузить и надоедать, то…
– Вот-вот, выкинешь наружу. Потом будешь ссылаться на какой-нибудь протокол ликвидации прямой угрозы капитану, который тебе позволили обойти мой же прямой приказ.
– Ты слишком догадливый.
Наиль недовольно отбросила книгу и демонстративно растянулась на траве.
– Поэтому нам не до сна. И прекращай шипеть на меня.
– Я шипела?
– Да, шипела. Делал вид, что оскорблена в лучших чувствах. Лучше прокомментируй странные флуктуации, зарегистрированные в облаке.
Она поднялась, подошла к Воронцову и стала водить пальчиком по голографическим строчкам.
– Повышение плотности вещества по критическим точкам, увеличение неоднородности распределения пылевых сгустков, оформленность краевых структур. Словно мусор собрался переродиться в что-нибудь более плотное. А значит, более опасное.
– Бред какой-то.
– После появления твоего возлюбленного Франкенштейна меня мало что удивляет. Мое мнение по этому поводу не изменилось: избавиться от существа и улетать как можно быстрее.
– Считаешь, что нас преследуют из-за него?
– Мой милый капитан, даже я знакома с древними человеческими мифами. Не хочешь, чтобы тебя догнали и уничтожили, не кради из чужого дома красавицу-жену.
– Ну с красавицей ты, конечно, перегнула.
Наиль мотнула высоким хвостом и отправилась обратно на зеленую лужайку. Вновь расположилась со всеми удобствами и оттуда уже донесла свою мысль:
– По мне так страшилище невозможное. Но на вкус и цвет, как говорят, полно идиотов. Вот и ты не надышишься. А твое облако отращивает зубы, когти, загребущие лапы и торопится следом. А дальше делайте выводы, мой капитан. А я подожду приказа.
Не глядя на него, Наиль подтянула книгу и демонстративно уткнулась в страницы. Воронцов неловко потоптался среди голограмм и не нашел ничего более умного, чем сообщить, что, пожалуй, пойдет, навестит «страшилище невозможное».
Наиль одним коротким взглядом вручила ему флаг в руки и вернулась к своему интеллектуальному занятию.
Звездный подкидыш сидел в своей каюте и читал с подсвеченной поверхности низкого стола. Прямо на полу стояло блюдо с пирожками, залепленными румяными гребнями. Один он наполовину умял и сжимал к руке оглодок. Последние три дня, сразу после невесть откуда взявшейся жажды, взялся потреблять органику. Предпочитал самые незатейливые блюда. Игорь или Марк. А Женя… Она не появлялась, если он не звал.
Наиль продемонстрировала динамику изменений: в организме гомункула шли химические реакции. Под неорганической плотью, разрастались органические структуры. Словно за стенками толстенной кастрюли распечатывался водород и углерод и шел фотосинтез, который запустила запрятанная в атомы энергия звезд. Не выпуская наружу лишнее тепло.
Его встретил сторожащий каждое движение взгляд. Похоже, Марк. Что он здесь делает, что изучает, на что надеется. Власть ускользнула от бурильщика еще на небоскребе Москва-сити, и получить ее обратно – нет шансов.
– Женя, – осторожно, но настойчиво позвал Воронцов.
Марк с усилием тряхнул головой. Хоть он и пытался удержаться, но, по судя виду, ускользал.
– Женя.
Вот ее внимательный взгляд с тенью растерянности на самом дне. Сразу поднялась, посмотрела на смятый пирожок в руке и осторожно положила его на стол. Кто-кто, а она, конечно, не голодная. Интересно, женщины и на том свете тщательно следят за талией или калориями небесного света для душ.
После первого длинного разговора осталась неловкость. Воронцов все пытался в странной внешности угадать истинный облик девушки. Ловил себя, что очень успешно додумывает, а лишние наросты и изломы не мешают видеть именно Женю.
– Предлагаю прогуляться, – протянул он открытую ладонь.
***
Они брели по неровно протоптанной дорожке. Перешагивали через узлы торчащих из-под земли корней, обходили островки кудрявых листьев брусники. Сосны вокруг сжимали строй, красуясь блестящими на солнце желтыми доспехами стволов.
В программе модулятора пространства рекреационного отсека было несколько сотен натуральных ландшафтов, но Воронцов предпочитал сибирский лес. Особенно наслаждался настоянными хвойными запахами со звенящими, сладкими нотами трав. Ему нужно было поговорить, да и просто хотелось погулять с Женей.
– По графику у меня криосон. Но теперь не знаю, как поступить.
– Поступай, как правильно, – бросила короткий взгляд Женя. – Наше присутствие не должно влиять.
– Наше? Мы, Евгения Первая?
Понятно, о чем она, но шутка – хороший способ избавится от витающего вокруг них напряжения.
– Забавно, но именно в моем случае «я» – это гордыня.
– Плевать, я с тобой разговариваю, а не с ними. И твое присутствие влияет, тебя невозможно погрузить в сон. Изолировать и снабдить всем необходимым – возможно. Но что произойдет? Кого я тут найду, когда очнусь. Придется повременить. К тому же нужно разобраться с ползущим по нашему следу облаком. Которое вас и подбросило.
Короткий непонимающий взгляд. Конечно, для нее случившееся – прыжок из темноты на свет, а не рождение из космического мусора.
– Могу чем-то помочь?
– Было бы неплохо разобраться с двумя другими малоприятными душами.
– Знать бы как. Марка я слышу словно далекий рокот, и все равно испытываю ненависть. А с Игорем очень сложно, его эмоции оглушают.
– В смысле оглушают?
– Он все время зовет, ищет. Я чувствую его, как какую-то рану. Но там, внутри, все равно нет пространства для нашей встречи. И, когда я там, он меня даже не слышит.
– Ты его любишь? Любила?
Женя остановилась, вынуждая Воронцова обернуться. Стояла, опустив руки в карманы самых обычных прямых брюк. Синтезированных по специальной просьбе. Поза рисовалась несимметричными линиями изгибов и поворотов – очень особенная, ни на кого не похожая.
– Сложно ответить. Себя прошлую я скорее помню, чем чувствую. В прошлой жизни, наверное, да, любила. Верила до последнего, разделяла его убеждения. Думала, Марк лжет, Игорь вмешается.
Она тряхнула головой, будто это поможет раз и навсегда избавиться от стыдных воспоминаний.
– Павел, неужели ты не видишь, что я тоже безумное создание? Живу в каком-то ужасном теле. Сижу в комнате между двумя сверлящими в стены соседями. Одному нужен корабль, другому – я сама. Их желания такие сильные, что стоит потерять равновесие и меня расплющит между ними. Моя личность исчезнет.
– Личность должна быть одна. Или хотя бы одна – главная. Ты должна стать сильнее их.
Она с сомнением рассмеялась.
– Женя, – повторил Воронцов с проникновенной настойчивостью. – Ты можешь и должна стать сильнее этих двоих. Ты уже сильнее. Помнишь, сама говорила, что можешь уходить и приходить по собственному желанию. Значит, имеешь больше контроля над телом.
– Это так, но требует много сил. Через какое-то время устаю и отступаю. Но разговоры с тобой помогают удержаться. А еще имя и прикосновение. Это якорь.
– Якорь?
– Да. То, что держит, не дает разлететься, растворится. Когда слишком много голосов, чувств, мыслей, и… исчезает направление. Понимаешь?
Удивительно, но неповторяющийся узор линий ее лица потерял свою резкость. Единство было не в чертах, а в их скользящем за словами и мыслями танце. В хореографии мимики и эмоций. Хотелось прикоснуться к завораживающему чуду, понять, как оно устроено.
Воронцов не заметил, как наклонился. Внутри опять бродило нечто настойчивое, жгучее и позорное. Короткое движение, и губы легко впечатаются в губы. Она сделает шаг назад и упрется спиной в дерево. А потом…
Он резко отвернулся и быстро пошел вперед.
– Павел, пожалуйста, дайте мне руку, – услышал он напряжённый голос. – Контакт помогает оставаться в реальности, я же сказала.
– С чего вдруг на «вы»? – пробурчал он, плотно обхватил чужие пальцы и потянул вслед за собой.
На дорожке ждала Наиль. Спустилась с цифрового Олимпа и преграждала путь с видом жаждущей крови валькирии. Брючный костюм облеплял миниатюрную фигурку и переливался сталью. Воронцов едва сдержался, чтобы не отрапортовать, что, силовая защита при нем.
– Здравствуйте, Наиль. Я должна попросить прощения, – вдруг произнесла Женя. – За неудобство с нами тремя. Отправились на тот свет, так и не разобравшись друг с другом. А теперь еще и ожили, к несчастью.
Воительница фыркнула, всем видом показывая, что от нее поблажек, даже самых мелких, ждать не стоит.
– Значит, ожили к несчастью? Скажи, мон шер капитан, почему люди способны разглядеть трагедию даже там, где им невероятно повезло?
– Все-таки считаешь, что Женю человеком?
– По трагическому идиотизму – типичный хомосапиенс. И у тебя признаки той же болезни, поэтому ты не желаешь выкидывать ее в космос
Женя вздрогнула, и Вороноцов отчеканил нарочито холодно:
– Мне кажется, мы эту тему окончательно закрыли, Наиль. Ситуация, не подходящая для шуток и быстрых решений.
– Даже не представляешь насколько неподходящая. Только что поступили данные, что нам в траверс идет межпланетный крейсер, держит нас под прицелом сканеров. Оцениваю эти действия как преследование.