КОРДИЦЕПС, или Больно все умные

Глава 13: Глава О

Я вышел из состояния сна. Как только я увидел потолок, в фокусе моего внимания тут же оказались три мысли.

Первая мысль была: «Это не моя комната». Потому что она действительно не моя. Спросонья непросто было заставить себя сконцентрироваться на важности этого осознания, но комната не моя. Осмотревшись, я понял, что нигде в поле зрения нет моих вещей. Это могло означать только одно... что у этого феномена может быть целый ряд возможных объяснений, а торопиться с выводами не надо.

Вторая мысль была... второй не было. Я её упустил, слишком глубоко погрузившись в первую.

Третья мысль была: «Как я сюда попал?» Она засела у меня в голове, потому что я не мог вспомнить, где заснул. Мало того, что здесь не моя комната: свою комнату я вообще не мог вспомнить, равно как и любое другое место, где мне доводилось засыпать. Меня очевидно переместили сюда в бессознательном состоянии, но у меня не было способа замерить, сколько я проспал.

Обдумав эти мысли должным образом, я поднялся с кровати и начал воспринимать окружающую действительность. Судя по виду — больничная палата, хотя в интерьере навели марафет, декорировав его бытовыми предметами обстановки. Марафет. Что такое «марафет»? Это слово как-нибудь используется в отрыве от глагола «навести»? Вопрос нерелевантен.

Ближайшая к двери половина комнаты была заставлена стойками и шкафчиками. Все дверцы распахнуты настежь — словно бы недавно здесь устраивали обыск. На полу грудой валялись одеяла и постельное бельё. Сама моя кровать имела довольно спартанское убранство — я так и не понял, зачем с неё всё сорвали.

На столе была разложена игра «Дзендо» с явно недоигранной партией, а рядом — стопка бланков для лекарственных рецептов. Я осмотрел их и обнаружил оставленное мне послание.

Я Н. НЕ РАСПОЛАГАЮ НОВЫМИ ДАННЫМИ, МОГУ ТОЛЬКО ОТМЕТИТЬ ФАКТ ОЧЕРЕДНОЙ НЕУДАЧИ. ПРОСЬБА ПРОЧИТАТЬ ПРИЛОЖЕННУЮ ЗАПИСКУ И ВЫЧЕРКНУТЬ СВОЕ НЕ-ИМЯ ИЗ ПРАВОГО СПИСКА В КАЧЕСТВЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ БУДУЩЕМУ СЕБЕ.

Сразу же разболелась голова — и возникло чувство досады, причём вроде бы совершенно не связанное с восприятием текста на сознательном уровне. Что это со мной?

Как бы то ни было, я не отступлюсь от поиска истины. Я прочитал остальные записки из той же стопки.

Меня зовут не О. Это важно. М поручил Н оставить мне сообщение, и тот выполнил просьбу. Я поставил на записке галочку в квадратике напротив буквы «О» и задумался над обрушившейся на меня информацией.

Записки представляли собой настоящий эпистемологический кошмар. Начнём с самой неочевидной гипотезы: все послания сфабрикованы, чтобы меня обмануть. Кто-то хотел убедить меня в том, что трое неизвестных оставили мне записки, пытаясь склонить меня к разным выводам. Если все тексты — ложь, тогда тот факт, что М советовал отнестись к ним с подозрением, означал... что неведомые злоумышленники раскололись на фракции, и каждая, преследуя собственные интересы, старается убедить меня в чём-то своём.

Нет. Нет, я тороплюсь с выводами. Реально видел я пока только записку, из которой следовало, что в задаче участвует несколько агентов. Но причин доверять этому утверждению у меня не было. Если все послания оставлены одним человеком, который хотел скрыть, что действует в одиночку, то, естественно, он заставил бы «авторов» открыто сомневаться в достоверности других записок. Возникло бы впечатление, что здесь несколько действующих лиц, которых в случае чего можно натравить друг на друга, тогда как в действительности все записки были оставлены одним агентом, который собирался манипулировать мной, заставив меня поверить, что я сам манипулирую другими.

Опять тороплюсь с выводами. Вдруг сторон и правда несколько? Л, М и Н. М сомневался в Л, Н доверял М. М предоставил наиболее конкретные инструкции, но при этом советовал полагаться на здравый смысл и не доверять никаким запискам — как я и поступил. Может, я играю ему на руку? Нет, так рассуждать нельзя. Так я ни к чему не приду.

Ой! А вдруг... вряд ли, конечно, но может оказаться, что Л, М и Н — это действительно я, а в записках говорится правда. Тогда... что из этого следует? Что Н, вооружившись сведениями из записок Л и М, всё равно не избежал стирания памяти. А раз из гипотезы о том, что Н говорил правду, следует такой вывод — значит, если это всё-таки подделка, то она была призвана создать впечатление, что Н потерпел неудачу, невзирая на своё преимущество. Меня хотели запугать, подтолкнуть к непредсказуемым, но неоптимальным действиям — в частности, отвлечь от якобы бесполезных предостережений из записок, которые на деле могли бы мне понадобиться.

Стоп. Нет. Нелогично. Незачем плести заговор, в результате которого я проигнорирую по-настоящему ценные советы, написанные самим заговорщиком. Я уже сам себя путаю.

Неясно было, на каком уровне играет мой противник. Впрочем... даже если записки правдивы, они не помогли Н сбежать. Значит, оставлять их на месте бессмысленно. А если это фальшивки, тогда тем более стоит от них избавиться — чтобы при следующем пробуждении...

Стоп, нет! Нет-нет-нет! Если в записках ложь, то никаких перевоплощений не будет, и выкидывать бланки бессмысленно — ведь это одноразовая ловушка, работающая только здесь и сейчас. С чего это я вдруг принял историю с перезагрузками за аксиому? Теряю хватку. Надо бы собраться.

Я уже собрался проверить игру «Дзендо» на предмет скрытых посланий, как вдруг дверь распахнулась.

В проёме показался силуэт в полной боевой броне. Лицо скрыто противогазом, в руках — какое-то полуавтоматическое оружие.

— Проснулся? — спросили меня. Кажется, мужским голосом.

Ответил я не сразу. Сперва нырнул за стойку — на случай, если солдат надумает стрелять. У меня не было сведений, насколько он кровожаден, а укрыться мне ничего не стоило.

— Ни с места! — заорал я из-за стойки.

Шагов я не услышал, так что, видимо, он послушался.

— Как знаешь, — донеслось в ответ. Больше он ничего не сказал — просто молча закрыл за собой дверь.

Отлично, я выиграл чуть-чуть времени — теперь успею придумать какой-нибудь выход. Что бы такого использовать в качестве оружия? Бить надо быстро, чтобы он не успел даже прицелиться. Я огляделся, но ничего не нашёл ни под кроватью, ни за шторкой...

Не вставая с корточек, я поднял голову вверх. Шторка! Она крепилась к шесту, который не был ни к чему прибит — просто упирался в стены. Держался он только за счёт силы трения между резиной и штукатуркой.

Я рванул как следует, и шторка — вместе с карнизом — обрушилась прямо мне на голову.

— Эй! Ты что делаешь?

На вопрос я не ответил.

— А ты что делаешь?

Он тоже не стал отвечать. Только протянул: «Ых...» — а затем... судя по шороху, сел на пол. Тишина затянулась ещё секунд на десять.

Надо было проанализировать ситуацию. Если его поведение поставило меня в тупик — значит, я опираюсь на неполные или неверные данные.

Что меня смутило? У него оружие, броня и противогаз. То есть он подготовился к вооружённой стычке, но потом даже пальцем не пошевелил, чтобы спровоцировать подобный конфликт. Просто сидел, и всё. Его экипировка совершенно не соответствовала заданию, которое, похоже, заключалось в абсолютном бездействии.

Надо зайти с другой стороны. Чтобы разгадать хитроумный заговор, надо посмотреть на результат и спросить себя: зачем кто-то мог такого добиваться?

Никаких результатов видно не было. Пока произошло только одно: я уронил себе на голову карниз от шторки. Даже если это событие можно было предсказать, сложно найти в нём хоть какой-то смысл. Вдобавок я спрятался, поэтому не видел солдата — но его ведь и раньше не было видно. Зачем было заходить в палату?

...Хм, я ведь теперь не могу выйти наружу. И я морально готов прибегнуть к насилию, чтобы одолеть его и сбежать. Боевая экипировка идеально подходит для задачи «не дать себя одолеть», а стратегическая позиция перед дверью явно затрудняет побег.

— Я тебя раскусил, — сообщил я. — Ты задумал не выпускать меня из палаты.

— Угу, — сказал он. И снова замолк.

...Хм. Ну что ж. Намерения противника я распознал. Осталось всего лишь придумать, как его победить.

Без разведданных плана не построишь. Я подполз к краешку и украдкой выглянул из-за стойки. Солдат сидел возле двери и вертел ствол в руках. Я быстро втянул голову, чтобы он не успел... скажем, прицелиться. Агрессии он не проявлял, но осторожность никогда не помешает.

Можно было улучить минутку и застать его врасплох, пока он возится с автоматом, а не держит его наизготовку. Но карниз оказался почти невесомым — когда он упал, я еле почувствовал тычок. Дотянуться-то я дотянусь, но вряд ли сумею вложить в удар столько веса, чтобы пробиться сквозь такую броню.

В таком случае остаётся только думать головой. Что ж, прекрасно. Мой разум — оружие пострашнее автомата.

— Ладно. Что мне надо сделать, чтобы отсюда выйти? — спросил я.

— Ничего, — ответил охранник. — Тут посидишь.

М-да. В принципе, этого следовало ожидать, но убедиться всё-таки стоило.

— Не сходится. Это явно не тюремная камера, иначе бы меня тут заперли и без твоей помощи. При каких обстоятельствах я должен покинуть эту палату?

Он пожал плечами.

— Я почём знаю. Не должен, и всё тут.

Не колется. Похоже, придётся выуживать из него сведения окольными путями. Он дал понять, что не владеет никакой информацией — а это уже само по себе информация. Либо его и впрямь используют втёмную, либо он заранее знал, что я стану допытываться до правды. Как бы то ни было, давать ответы он явно не настроен.

— Не должен? Это кто тебе сказал? — спросил я, надеясь выяснить что-нибудь про его начальство.

— Ых, — снова вздохнул он.

— Это не ответ!

— Ну и обойдёшься.

— Нет, не обойдусь!

Опять «ых». Я успел уже возненавидеть слово «ых».

— Ну ладно. А что будет, если я... вот так?

Затея была опасная, но я высунулся из укрытия, метнулся к двери, у которой он сидел, и схватился за ручку. Я рванул что есть силы, до боли в руках — дверь подалась на меня, и солдат заскользил по полу.

Тут мне в лодыжку вцепилась рука и дёрнула на пол, а другая рука подхватила голову, пока я не стукнулся об стену. Охранник был быстр и силён — не успел я опомниться, как уже катился по полу обратно в палату. Дверь со щелчком захлопнулась, а я впечатался в стойку и ошеломлённо замер.

— Ну, примерно вот это будет. — Охранник снова как ни в чём не бывало прислонился к двери. Мне-то казалось, что он не готов к моему броску, но... внешность оказалась обманчива. Одной лишь наглостью его врасплох не застанешь. Зато теперь я знал, что стрелять на поражение он не намерен.

— Не вечно же ты будешь тут сидеть. Рано или поздно ты отлучишься за едой или в туалет. И что тогда?

Он... вообще не ответил. Ни слова не сказал.

— Ты меня боишься? — спросил я. Снова молчание. Сквозь противогаз я не мог даже различить выражение лица.

— Почему меня здесь держат? — этот вопрос тоже канул в тишину.

Ладно, сменим пластинку.

— Можно договориться. Ты ведь не обязан держать меня в заложниках. Не знаю уж, как тебя заставили, но вдвоём мы наверняка сумеем найти лазейку. Давай я тебе помогу!

Вздох, который можно принять за смешок, а можно и не принимать. И ни слова в ответ.

— Мотивация, мотивация... Что же тобой движет? Ты вооружён. Значит, те, кто тобой управляет, не боятся мятежа. Либо тебе посулили весьма ощутимую награду, либо так хитро шантажируют, что насилием дело не решить. — По-прежнему ноль реакции.

— Пожалуй, стоит зайти с другой стороны, — продолжил я. — Почему схватили именно меня? Насколько мне известно, я никто и звать меня никак. Разве что эта... амнезия, или что там на самом деле, не даёт мне вспомнить, насколько я важен. У меня есть некая власть — и враги, мечтающие лишить меня этой власти или завладеть ею. Может, я президент?

Опять как об стенку горох. Я даже глаз его не видел — он вообще слушает? Или задремал?

Надо протестировать. Я медленно и тихонько подкрался поближе, потянулся к дверной ручке... Если не делать резких движений, то, может, удастся его потихоньку отодвинуть... Но он встряхнул головой, поднял руку и оттолкнул меня. Вот тебе и весь тест.

Впрочем, охранник загораживал только один выход. Может найтись и другой. Я пошёл обыскивать палату — начиная с двери, которую сперва принял за туалет. А это... а это и был туалет, по крайней мере с виду. Унитаз, туалетная бумага, раковина, мыло, зеркало. В зеркале ничего необычного. Только мешки под глазами — я ведь только что проснулся.

В туалете потайного хода не обнаружилось — мог бы, в общем-то, и не надеяться. Стоило бы проверить другие места — за шкафами и так далее — но вряд ли я что-то найду. Если уж здешние главари решили, что хватит на меня и солдата у одной двери... наверное, так оно и есть.

Был, конечно, ещё один очевидный выход. Окно. Надо бы проверить, насколько там высоко — не понадобится ли верёвка из простыней. Но это хотя бы решаемая проблема, а вот громилу с автоматом так просто не порешаешь. Действовать надо быстро, чтобы он не успел меня раскусить и перехватить.

Я как бы невзначай подошёл к окну и раздвинул жалюзи. Небо было ярко-голубым, и земля тоже была ярко-голубой. Да и вообще за окном не было ничего, кроме яркой голубизны. Строго говоря, там и никакого «за окном» тоже не было. Это оказался приделанный к стене квадратный светильник. Я тихо выругался.

Придётся снова повыуживать ответы из охранника. Но он закрылся наглухо — то есть сперва придётся как-то его разговорить. А чтобы он заговорил... надо, чтобы у него возникла такая необходимость. Всё, что я знал о его целях — или, по крайней мере, желаниях — это что он старался меня не выпускать. Можно ли как-то внушить ему, что я сбегу, если он не заговорит?

— Знаешь, а я ведь уже сбежал. Ты думаешь, что запер меня, но это лишь хитрый фокус.

Он недоверчиво наклонил голову. Безмолвно, зараза. Может... Хм, а кстати. Он же постарался уберечь меня от травмы, когда оттаскивал от двери. Мог бы дать мне удариться головой, но аккуратно поймал. Значит, либо у него приказ сохранять мне жизнь, либо лично ему так хотелось. Тогда можно...

— Ну всё. Если ты меня не выпустишь, я покончу с собой.

В наклоне головы опять читался скепсис. И... он был прав. У меня не было никакого правдоподобного оружия. Карниз толком не закрепишь — вес петли он не выдержит. Может, как-то извернуться со шторкой и верхними дверцами шкафа? Или...

О, идея. Наклейка на зеркале — «Горячая линия по предупреждению самоубийств» — навела меня на очевидную мысль.

Я поднял карниз от шторки, согнул, чтобы вышло поухватистее, и что есть силы впечатал эту палку в зеркало. Стекло брызнуло кучей великолепных осколков. Я подобрал с раковины длинный обломок в форме лезвия и приставил себе к горлу.

— Я ведь не дрогну! А тебе тогда здорово влетит!

Охранник вздохнул и покачал головой. Он не проронил ни слова и не двинулся с места. То ли он раскусил мой блеф, то ли его любезность в бою вовсе не означала, что он собирается меня оберегать.

Кое-какую информацию я из этого всё-таки извлёк. Стало понятно: тем, кто управляет этим учреждением, по большому счёту всё равно, жив я или мёртв. Если охранник не станет меня останавливать и я покончу с собой — они, может, и огорчатся, но серьёзных проблем не получат. Это существенно сужало поле гипотез.

(Или же, как вариант, Л, М и Н говорили правду, а мои прошлые воплощения применили похожую хитрость, но струсили. От человека, точно знающего, что противник блефует, я ожидал бы именно такого вздоха. Хотя... нет — исходно оба зеркала в палате были целы. Может, у предыдущих букв нашлось другое оружие?)

Я уже столько раз пробовал взглянуть на ситуацию под новым углом, что получившийся многоугольник впору было рассматривать как хорошее приближение окружности. Впрочем... варианты ещё оставались. Важных сведений из солдата вытянуть не удалось, но, может, получится просто разговорить? Из пустой болтовни я всё равно не узнаю ничего о текущей ситуации... пусть ему, по крайней мере, так кажется.

Мой взгляд упал на столик у подножья кровати. Рядом с записками от Л, М и Н была разложена недоигранная партия в «Дзендо». Я оглядел столик и пришёл к заключению, что в расстановке фигурок нет тайного шифра, который я смог бы разгадать. Тогда я собрал всё в коробку и понёс её к посту охранника.

А потом наступил на осколок стекла и выронил коробку.

— А-а! Ай! Какая сволочь...

Я. Это я раскидал по полу стекло. Сам виноват. Ладно. Я присел и выковырял осколок. Из стопы текла кровь. Можно... можно не обращать внимания. Я подполз к охраннику поближе и открыл коробку.

— Давай сыграем. Ты умеешь?

Охранник покачал головой. Ещё не речь, но уже хоть какой-то ответ.

— Всё просто, — начал я, зачерпнув пригоршню деталек и высыпав их на пол перед охранником. Это были пластиковые пирамидки разных цветов и размеров — с полым низом, чтобы ставить их друг на друга. — Я придумываю правило, а тебе нужно его угадать. Правило указывает, как можно совмещать эти детальки.

Я взял горсть чёрных и белых камешков.

— Ты можешь строить сколько угодно конфигураций из пирамидок — тут эти фигуры называются коанами. Если коан подходит под правило, я положу рядом белую фишку. Если нет — чёрную.

Охранник, похоже, заинтересовался, но по-прежнему молчал. Ничего страшного. Играть можно и без разговоров, а рано или поздно ему всё-таки придётся высказать догадку вслух.

Я построил два коана для образца, чтобы ему было от чего отталкиваться. Один подходил под правило — или, в терминах игры, «имел природу Будды», — а другой нет. Белый камешек я положил возле башенки из трёх больших деталек — красной, зелёной и жёлтой. Чёрный лёг рядом с фигурой, у которой в основании была большая зелёная деталька, затем средняя красная, а на верхушке маленькая синяя. Остальные пластиковые пирамидки я пододвинул к охраннику.

Он построил такую же башенку, как мой белый коан, только из маленьких деталек, а не больших. Я положил рядом белый камешек. Наверху не было синей пирамидки, а значит, фигура подходила под моё правило.

Охранник собрал ещё одну фигуру — те же три цвета в том же порядке, но на этот раз от большой детальки к маленькой, как в моём чёрном коане. Синей пирамидки сверху не было, поэтому я положил белый камешек.

Третий его коан был таким же, как два первых — снизу красный, посередине зелёный, сверху жёлтый — но размеры шли в случайном порядке. Средняя, потом маленькая, потом большая. Верхушка не синяя; белый камешек.

Он заговорил. Уже прогресс.

— Красный, зелёный, потом жёлтый. А размер неважен.

Не угадал, само собой. Классическая ошибка. Он же не получил ни одного чёрного камушка. Просто сразу решил, что дело в порядке цветов, и построил три коана, подходивших под эту догадку. Ошибка подтверждения во всей красе. Итак, он глупее меня...

...или пытается усыпить мою бдительность, притворяясь идиотом. Он слился на удивление быстро. Не попробовал складывать коаны из двух или четырёх деталек, не стал выстраивать хоть какие-то фигуры, кроме башен; не брал других цветов. Неужели специально старался проиграть поскорее? Трудно сказать.

Как бы то ни было, я помотал головой.

— Нет. Ошибаешься, — сказал я и собрал сине-жёлто-красную башню, положив рядом белый камешек.

— Красный-зелёный-жёлтый или синий-жёлтый-красный, — предположил он. Гипотеза «притворяется идиотом» стремительно набирала свидетельства.

Я покачал головой. Намёк он понял и построил ещё один коан. Теперь охранник поставил среднюю зелёную пирамидку на такую же красную. Я выложил белый камешек. Он нахмурил брови — это был чуть ли не единственный участок лица, различимый за противогазом.

Солдат пристально вгляделся в мой чёрный коан — с маленькой синей детальной на верхушке — а затем заменил в своём двухэтажном коане зелёную пирамидку на синюю. Я ухмыльнулся и кинул к фигуре чёрный камешек.

— Там не может быть синего, — сказал он. Я помотал головой и указал на сине-жёлто-красный коан.

— Хм-м, — пробормотал он. Хороший знак. Звуков становится уже больше необходимого минимума. Скоро разговорится как миленький.

— Синий нельзя ставить наверх? — предположил он.

— Именно! — кивнул я. — И всего-то с четвёртой попытки!

Он крякнул от досады и снова привалился к двери. Нет уж, так не пойдёт — мы только начали. Надо его растормошить, чтобы заговорил. Я протянул ему свою горсть чёрных и белых камешков:

— Твоя очередь?

Охранник замялся, но всё-таки протянул ладонь, и я насыпал ему горсть камешков.

— Сперва тебе надо собрать один коан, который подходит под правило, и второй — который не подходит.

Охранник вдруг вздрогнул и рассыпал всю пригоршню по полу: у него на поясе внезапно ожила рация.

— ...ной! Ты выяснил ИНП-индекс пациента?

Солдат поднял брови — ничего кроме них я по-прежнему не видел. Он поднял рацию и ответил:

— Никак нет. Забыл. Минуточку.

Он что-то забыл? Что именно? Что такое «ИНП-индекс»?

Охранник обернулся ко мне.

— Извини, чисто спросить — как тебя зовут?

Я замер. Зачем ему? Настоящего своего имени я не знал. Речь о нём? Или он спрашивал фальшивое имя, которое мне полагалось считать своим? Эта чужеродная мысль — что меня зовут О, всегда звали О и я уверен в этом на все сто — не была моей. Как и предупреждали Л с М, разум врал мне по поводу имени.

Наверное, охраннику нужно ложное имя. Но это ещё не повод с ним откровенничать. Если записки от Л и М — не ловушка, то буква указывала, сколько раз я потерпел поражение и потерял память. Значит... вот она, связь. По рации запросили «ИНП-индекс пациента», и охранник тут же спросил имя. Видимо, это одно и то же — или одно легко выводится из другого.

Неясно было, что говорить охраннику. Следовало ожидать, что он и так знает ответ, если за поражением Л, М и Н стоял он или его начальство. Если же начальство не знало — значит, они не читали записки, то есть и не писали их. Следовательно, ЛМН — кто бы это ни был — не на той же стороне, что охранник и голос по рации. При этом имя Н они не выведали, иначе бы уже знали, что меня зовут О. Видимо, про Л и М они тоже не знали. Более того...

Я взглянул на номер палаты, указанный около двери. Там было написано «412-Е». Значит... они в курсе, что я только что проснулся, но не знают, сколько раз перезагружался, поскольку по их последним данным я Е.

— Ау. Имя-то скажешь? — Тьфу! Дал бы хоть додумать! Я поднял палец, призывая к тишине.

Я могу назваться кем угодно от Е до О... хотя нет, можно взять и одну из следующих букв. В чём я хочу их убедить? Что я позже по алфавиту, чем на самом деле, или раньше?

Раз они не знают моего имени — то не знают и того, сколько раз меня перезагружало, а значит, не уследили, сколько я успел сделать в промежутке от Е до нынешнего момента. Больше имён — это больше моих беспамятных воплощений, творящих невесть что. Меньше имён — меньше версий меня, но каждая продержалась дольше. Много букв — это много провалов, то есть я сейчас слабее. Мало букв — я сильнее. Что из этого я хочу им внушить?

Если я сильнее, то и угроза от меня серьёзнее. Меня будут опасаться, утаивать полезные сведения, обращать на меня больше внимания. Если же я слабее, то я относительно безобиден. Меня будут недооценивать, игнорировать и ненароком сливать информацию, «зная», что я всё равно не сумею ей воспользоваться. Хоть мне это и не нравилось, выбор очеви...

Нет. Стоп. У меня же только одна попытка. Если я скажу «Т» и мне поверят, то они сделают себе пометку и сочтут, что отныне под любым из будущих имён я буду слаб. Хуже того: я потом не смогу «отмотаться» назад, не вызвав подозрений. Если я выберу «Т», а потом меня перезагрузит, и я почему-то решу назваться «К» — несоответствие сразу заметят. Даже если я потом скажу «правду» и признаюсь, что меня зовут П, они поймут, что в какой-то момент я соврал. Я не хотел усложнять самому себе будущую жизнь. Воплощениям от А до Н и без того оказалось сложно добиться успеха.

Пауза слишком затянулась. Охранник уже начал что-то подозревать.

— Я просто спрашиваю. Тут нет никакого подвоха, просто скажи... как тебя зовут? — Придётся думать быстрее.

Надо выбрать одну из предыдущих букв. Но которую? «Ж» — слишком подозрительно. Они не знают, сколько раз меня перезагружало — вероятно, меня на продолжительное время оставили без присмотра. Если я заявлю, что только что переключился с Е на Ж, а в промежутке ничего не происходило — они задумаются, как такое вообще возможно.

Чтобы не вызывать подозрений, я промотал ещё пару букв.

— Так и быть. Меня зовут Л, — ответил я.

Мои подозрения про ИНП-индекс подтвердились — охранник ответил по рации:

— ИНП 12, алфавитный.

— Принято. Уровень безопасный, «Три П» не повторяем. Отведи Л на завтрак в пятое отделение. На пробу. 5 и Гелий допущены, — донеслось из рации.

Я мигом отполз назад и прислонился к стойке. Ему велели «отвести меня на завтрак» — наверняка это условный код. Что значит «на пробу»? Что за пять, что за гелий? Мне жутко не нравилось быть в полном неведении.

Охранник постоял немного, а потом повесил автомат за спину — на ремешок, которого я прежде не замечал. Потом он пошёл на меня. Я лихорадочно осмотрелся в поисках оружия... Шест! Я нырнул к шесту, перекатился на спину и замахнулся на охранника.

— Эй. Идём.

С ним?! Он издевается? С чего он взял, что я хоть куда-нибудь с ним пойду? Я попятился, потратив драгоценные секунды на то, чтобы разогнуть стержень и увеличить его дальнобойность. Подняться на ноги я не успел — пришлось скользить, и в спину впивались осколки стекла. Впрочем, больничную рубашку они не проткнули.

Когда мне удалось встать, солдат уже почти меня настиг. Издав боевой клич, я сделал выпад шестом. Я не дам ему...

Вдруг меня шатнуло вперёд — он рванул за карниз, и вот мы уже стоим лицом к лицу. Внезапно он обхватил меня руками за пояс, и не успел я дёрнуться, как уже висел вверх ногами. Он поднял меня с пола и крепко прижал к груди.

— Господи... да успокойся, никто не... — Я пнул его. Охранник неосмотрительно подставил мне голову — и теперь поплатится за свою ошибку.

Он и поплатился. Сказал: «Ай». А потом ещё несколько раз говорил «ай», пока я его пинал. Когда ж он меня отпустит?! Почему даже не дрогнет под шквалом ударов?

Руки у меня остались свободными, но хвататься было не за что. Ноги, ботинки... карман, застёгнутый на липучку. Я потянулся к нему и попробовал вытащить содержимое, но как только до ушей охранника донёсся хруст липучки, одна из державших меня за пояс рук разжалась и скрутила мне кисть. Я попробовал вырваться, но ему вполне хватало и второй руки, чтобы крепко меня держать. Потом он сменил хватку и прижал мне сразу обе руки к бокам. Оставалось только безрезультатно пинать его по голове.

— Эй. Да хватит уже. Ничего я тебе не сделаю, — сказал он. Так я ему и поверил на слово, когда жизнь на кону! Я попробовал зайти чуть иначе — пнул в шею. Он дёрнулся, а потом... дотянулся до моей ноги и стиснул между головой и плечом, зажав одними только мышцами шеи. Сколько ж у него сил-то?!

Быть может, подумалось мне, дело пошло бы легче, если б я имел реальный боевой опыт. Или вообще... хотя бы зарядку делал.

Хотя если б голыми руками меня было не взять, он мог попросту наставить на меня ствол. Возможно, выигрышного хода здесь и не было. Или я просто не мог до него додуматься — кровь прилила к голове, и мысли расплывались.

Держа меня вверх ногами, он вразвалку прошёл всю палату и свободной рукой открыл дверь.