Королева блогосферы

Наши дни, Москва

То, что на связанных с нею предприятиях идет налоговая проверка, Киру нисколько не встревожило. У нее были хорошие бухгалтеры, которых она сама отбирала, пестовала и которым платила немалые деньги, для того чтобы не волноваться о всяких пустяках. Ее налоговые консультанты хлеб свой ели не зря, и предложенная ими схема минимизации налогов казалась стройной, прозрачной, а главное, эффективной, помогая избежать больших трат в казну.

Фабрика в Подмосковье, изготавливающая косметику и уходовые средства под маркой «Кира Пли», была оформлена на одно общество с ограниченной ответственностью, фабрика в Екатеринбурге, отныне сосредоточившаяся только на производстве бытовой химии, на другое.

Индивидуальный предприниматель Кира Плиновская через свои счета проводила половину тренингов и онлайн-семинаров. Вторая половина шла через ее маму, которую Кира также оформила индивидуальным предпринимателем.

Форумы и выступления, которые она пусть и нечасто, но все же проводила вживую, шли через фирму Дэна, а если подворачивались какие-то иные заработки, то они шли через подставные ИП, которых было открыто довольно много с помощью отца Дэна, олигарха Савелия Кривицкого. Бизнес процветал, не внушая никаких тревог и опасений.

Именно поэтому внезапный арест в минувшем апреле оказался для Киры громом среди ясного неба. Конечно, в ИВС, то есть в изоляторе временного содержания, она провела всего ночь. Адвокаты постарались, чтобы назначенный на следующее утро суд по избранию Плиновской меры пресечения вынес решение о домашнем аресте, но и это был шок, от которого она никак не могла оправиться.

Конечно, Кира слышала об арестах и уголовных делах, которые вот уже месяц касались ее братьев и сестер по цеху, однако была убеждена, что ее подобная участь точно коснуться не может. Эти люди просто не умели вести дела, допускали оплошности и небрежность, в отличие от нее, умницы и красавицы. Как оказалось, для фискальных органов между нею и всеми остальными не существовало никакой разницы.

С того первого, самого черного дня в ее жизни (не считая того, когда она из-за Николая Непряхина потеряла ребенка, конечно) прошло почти пять месяцев, и за это время ситуация только ухудшалась. На данный момент все активы Киры и Дэна, в совокупности составляющие шестьдесят миллиардов рублей, были арестованы. И все из-за того, что Киру подозревали в неуплате налогов на сумму в девятьсот миллионов рублей.

То, что помимо ее собственных счетов арестовали счета и принадлежащих Дэну фирм, фактически парализовало их работу. При этом налоговые органы до сих пор так и не представили документов о точном ущербе по делу, понесенном государством. Адвокаты уверяли, что суммы в девятьсот миллионов там нет и близко, но уставшая и отчаявшаяся Кира уже никому не верила.

Первый срок домашнего ареста продлили еще на три месяца, и она не выходила из дома, чувствуя себя собакой, привязанной к будке. Браслет на ноге причинял ей не физические, а моральные страдания, но они были настолько реальными, что Кира регулярно испытывала панические атаки, во время которых ей не хватало воздуха и казалось, что она умирает.

На нервной почве у нее случился гормональный сбой и нарушился женский цикл. Кира все собиралась попросить разрешения посетить врача, но откладывала, поскольку считала это крайне унизительным. Дэн также находился под следствием, правда, ему в качестве меры пресечения избрали запрет определенных действий.

Кривицкий-старший подключил свои ресурсы, чтобы понять, что именно произошло. Обстоятельства произошедшего оказались так чудны и удивительны, что Кира никак не могла в них поверить. Как оказалось, первая проверка ее взаимоотношений с государством, состоявшаяся в прошлом году, была инициирована Лигой безопасного интернета.

Однако внимание общественников к ее персоне не было случайным, а стало результатом обращения, подписанного не кем иным, как Людмилой Соболевой, бывшей Кириной компаньонкой Милой, которая писала во всевозможные инстанции, включая ОБЭП и даже Управление К.

Узнав об этом, Кира не удержалась и позвонила Миле, чтобы узнать, не стыдно ли той чувствовать себя стукачкой. Нет, Миле было не стыдно, более того, она даже гордилась тем, как сумела отомстить за то, что Плиновская выкинула ее из бизнеса, а главное – отправила Николая в тюрьму.

Разумеется, из колонии он уже давно вернулся, однако изрядно подпортил себе здоровье и теперь сидел на шее у Милы и сильно пил.

– Это из-за тебя все. – Милин голос в трубке словно ввинчивался в голову, входя в мозг как сверло. – Всю жизнь ты ему сломала, а вслед за ним и мне.

– Как у тебя интересно получается! – возмутилась Кира. – Николай на меня, напомню, напал, пытался изнасиловать, и из-за него я потеряла ребенка и возможность вообще иметь детей, а в том, что его посадили, виновата, оказывается, я?

– Да, ты, – припечатала Мила. – Ты знала, что он тебя любит какой-то ненормальной, болезненной любовью. Как присушила ты его в пятнадцать лет, так и пропал человек. Семьи нормальной не создал, детей не родил, бизнес не сохранил, тюремный срок отмотал, здоровье потерял, а теперь пьет без просыпу. А все потому, что без тебя, крысы, не может.

– Мил, а при таком раскладе тебе он зачем? – Кире вдруг действительно стало интересно, что держит ее бывшую партнершу рядом с таким человеком. – Он же тебя ни капельки не любит.

– Зато я его люблю, – горько призналась Мила. – Как впервые увидела, так и полюбила. Все бы отдала, только бы он тоже меня полюбил. И на все готова ради него, даже если это и безответно.

Подобное самопожертвование Кира совсем не понимала. С точки зрения психологии было в нем что-то извращенное, видимо, необходимое Миле из-за какой-то застарелой душевной травмы. Не могла она жить с надежным, спокойным и любящим ее человеком, требовалось ей спасать, унижаться, терпеть и страдать. Что ж, и такое бывает. В этом они с Николаем два сапога пара.

– Слушай, но все, что между нами было, дела давно минувших дней. Сейчас-то ты с чего начала жалобы катать?

– А не могла больше смотреть, как высоко ты взлетела, – бесхитростно делилась Мила. – Ну, ладно, фабрику и магазины отняла. Ладно, вторую построила. Ладно, по стране с концертами своими катаешься. Да даже ладно, что ты в сети лохов на бабки разводишь. В конце концов, талант у тебя. С юности в тебе это было, языком болтать и людей уговаривать. Но ты же еще и в теледивы заделалась. Ведущая, блин. Звезда. И с ток-шоу не вылезаешь, и программа у тебя своя на телеканале, и интервью у тебя постоянно берут. А Колька как увидит тебя на экране, так сразу за бутылкой идет. А это, почитай, каждый день случается.

– То есть в его алкоголизме и отсутствии силы воли тоже виновата я, – заключила Кира. – Слушай, Мил, а здорово это у вас обоих получается перевешивать на других людей ответственность за то, что вы оба неудачники, не желающие разбираться с собственной жизнью и приводить ее в порядок. Ты говоришь, что я лохов на деньги развожу? Да просто тебе своим скудным умом не понять, что к блогерам, которых ты и тебе подобные называют инфоцыганами, идут не за знаниями, а за вдохновением, за мечтой, за возможностью хотя бы краешком глаза прикоснуться к той жизни, какой у них никогда не будет.

– Это же обман! – закричала Мила. – Ты внушаешь людям, что они избранные, что им достаточно перевести тебе деньги, и ты за руку отведешь их в новую жизнь, которая будет такой же красивой и сверкающей, как твоя. И они перестают думать и тупо идут за тобой. Только у них нет свекра-миллиардера и мужа-миллионера тоже нет. Твои курсы рассчитаны на простых людей, не имеющих ни особых заработков, ни имущества, ни даже приличного образования. Они недовольны своей жизнью, они жаждут перемен, а ты врешь им, что эти перемены возможны.

– Но они возможны! – тоже перешла на крик Кира. – Мой пример это доказывает, и твой, кстати, тоже. Я смогла вырваться из Малых Грязей, я переехала в Екатеринбург, получила образование, открыла бизнес и встретила Дэна, который перевез меня в Москву. Я и тебе давала шанс. Когда мы познакомились, ты сидела за кассой тухлого магазинчика, в который никто не ходил, а стала совладелицей миллионного бизнеса с производством и сетью магазинов. Твоя квартира, машина, уровень жизни – все это благодаря мне. И в том, что ты достигла своего потолка и не смогла развиваться дальше, я не виновата. Людей, которые покупают мои курсы, не надо жалеть. И они, в отличие от тебя, вовсе не глупые. За две тысячи рублей они получают эмоции, помогающие хотя бы ненадолго сбежать из квартиры, купленной в ипотеку на двадцать пять лет, и почувствовать себя избранными. Марафоны успеха полезны, потому что дают возможность любой дурнушке и замарашке почувствовать свою значимость, хотя бы на время забить на комплексы и предъявить себя миру.

– Зачем? Если потом все равно нужно вернуться в свою реальную жизнь?

– Затем, что мечты позволяют выйти из зоны комфорта и сделать первый шаг к реальному успеху. Хотя бы осмелиться попросить у начальника повышения зарплаты, решиться открыть свой магазин на маркетплейсе или завести полезные знакомства. Да, правда в том, что каждый человек может сделать это самостоятельно, не платя мне, вот только решаются на это немногие.

– Ты меня не лечи. Я в твои россказни и байки давно не верю. Хорошую прививку получила. – Кира вдруг осознала, что голос у Милы слегка дрожит, а язык заплетается. Ба, да она тоже пьяна. Видимо, киряет вместе со своим драгоценным Непряхиным. – Ты у нас птица высокого полета. По крайней мере, именно такой себя возомнила. Так я тебе крылья-то подрежу. Опущу, так сказать, на грешную землю.

Дэн, когда узнал об этом их разговоре, ругал Киру нещадно. Он был уверен, что она совершила ошибку, когда позвонила бывшей компаньонке, и беседа эта выйдет ей боком. И как в воду глядел. Разозлившаяся Мила написала известному телеведущему Антону Халатову и уже через десять дней на его ток-шоу рассказывала о «пути к успеху» миллионерши Плиновской из города Малые Грязи.

Программа так и называлась: «Из Малой Грязи – в большие князи», и после нее силовики всех мастей вцепились в Киру с удвоенной силой, а в интернете развернулась широкомасштабная кампания травли. В фирмах, имеющих отношение к Кире и Дэну Кривицким, начались допросы топ-менеджеров и собственников, текущего персонала и уволенных сотрудников, руководства и персонала компаний-контрагентов.

Всплывали все новые факты, поводом для которых становились не доносы обиженных, как в случае с Милой, а вполне лояльные показания, результатом чего стало возбуждение уголовного дела.

Несмотря на неприятности, даже под домашним арестом Кира продолжала работать. Фабрики и магазины, в том числе и онлайновый, не останавливались, более того, на фоне скандала, подогревшего интерес к марке «Кира Пли», покупатели сметали товар с полок, так что приходилось постоянно увеличивать обороты закупа сырья и отгрузки готовой продукции.

Работа в интернете Кире была запрещена, но за нее ее соцсети вели сотрудники, и опять же на фоне скандала число подписчиков росло, правда, агрессивных комментариев и льющейся грязи увеличилось, пришлось удвоить штат тех, кто чистил особенно пакостные изречения. Другими словами, бизнес кипел с удвоенной силой.

Фирмы Дэна пусть и со скрипом, но тоже работали. У Кривицкого имелись рестораны, несколько гостиниц и хостелов, небольшой ювелирный магазин и не очень крупное, но приносящее стабильный доход рыбохозяйство. В общем, Милина зависть все равно не могла оставить супругов без средств к существованию, вот только потраченных нервов, разумеется, было жаль.

Впрочем, Кира относилась к случившемуся как к новому опыту, в том числе эмоциональному. Она была уверена, что рано или поздно черная полоса закончится, а на почерпнутых знаниях можно будет разработать несколько новых курсов и, разумеется, их продать.

В общем, все шло неплохо, за исключением непонятного, скачущего и слезливого настроения. Кире вообще было несвойственно упиваться жалостью к себе и рыдать. За всю свою жизнь, сколько она себя помнила, плакала она от силы три раза. Первый, когда в пять лет упала с яблони, на которую залезла на спор с мальчишками, и сильно расшиблась. Второй, когда в начальной школе учительница назвала ее голодранкой и безотцовщиной. И третий, когда умерла бабушка.

Все остальные поводы не стоили ее слез. В этом Кира до недавнего времени была уверена. Но в последние несколько недель плакала каждый день, не в силах остановить текущие по лицу слезы. Такая пертурбация ее немного пугала. Кира объясняла ее себе гормональным сбоем, на фоне которого у нее так и не вернулись критические дни.

Пересилив себя, Кира все-таки получила разрешение следователя на визит в частную клинику. Ей, правда, выделили сопровождающего, что также оказалось унизительным и вызвало новую порцию слез.

– Вы и в кабинет к гинекологу со мной пойдете? – спросила Кира сопровождающего сквозь слезы.

– В коридоре подожду, – серьезно ответил он, то ли не поняв, то ли предпочтя не заметить сарказма.

Результат похода к врачу Киру ошарашил. После десяти лет бесплодия и строгого вердикта врачей, что оно неизлечимо, она опять ждала ребенка. Срок беременности на данный момент составлял восемь недель. Клиника была платной, поэтому у Киры сразу взяли все анализы, сделали первое УЗИ и другие необходимые обследования. У врачей она провела почти шесть часов, и все это время ее сопровождающий безропотно сидел на диване в коридоре, периодически наливая чай из стоящего рядом кулера и не проявляя никаких признаков недовольства.

Кира успела и поплакать (так вот откуда ее постоянные слезы, от беременности), и посмеяться, и с телефона врача (самой ей было запрещено пользоваться сотовой связью, она и Миле звонила с телефона пришедшего к ней тогда адвоката) поставить в известность Дэна, и снова поплакать.

Следствию о ее беременности они решили пока не говорить. Скоро состоится суд, и этот козырь Кира и Дэн решили придержать в рукаве. Врач заверила Плиновскую, что беременности на данный момент ничего не угрожает, правда, рекомендовала беречься и сразу сообщать о любых изменениях самочувствия. С учетом того, что Кира не выходила из дома, соблюдать эту рекомендацию ей не составляло труда.

Она много думала над превратностью судьбы. Из-за Николая Непряхина она потеряла первого ребенка и долгие десять лет считала, что вообще не сможет испытать радость материнства. Из-за искупившего свою вину в колонии Николая ей теперь мстила Мила, обрушив на голову Плиновской проблемы с законом, позор и скорый суд. Но именно в это тяжелое время, словно в качестве компенсации, Вселенная снова подарила ей надежду. Вот ведь как бывает.

Теперь Кира совсем со спокойной душой ждала окончания следствия и назначения даты первого судебного заседания. Теперь, когда она забеременела, все остальное казалось совершенно неважным. Она добровольно, еще до решения суда, внесла в государственную казну порядка двухсот миллионов рублей, снизив размер недоимки. Эти деньги лежали у нее на личных счетах. Даже из бизнеса их вынимать не пришлось.

После того как сумма остальных ее долгов будет уточнена в судебном порядке, она расплатится с государством. Возможно, для этого придется продать их загородный дом, оцененный в пятьсот миллионов рублей. Ничего страшного. На первое время им и городской квартиры хватит, да и в доме Кривицких-старших им всегда рады. А уж с долгожданным внуком особенно.

Кира не боялась падать, потому что была уверена, что любое падение – это основа для будущего взлета. Мила сказала, что подрежет ей крылья. Глупая, она просто не понимает, что это в принципе невозможно.

Кажется, так напугавшая Сашку проблема потихонечку рассасывалась. И благодарить за это впервые в жизни следовало не маму, а Виталия Миронова, каким-то волшебным образом решившего проблему. Он не рассказывал, а Сашка не спрашивала, как ему это удалось, но инспектор в налоговой, которая вела Сашкино «дело», сухо сообщила, что после того, как Александра Кузнецова уплатит недоимку по налогам, она может считать себя свободной. И даже штрафа не будет.

– Вы, девушка, в будущем, пожалуйста, аккуратнее, – напутствовала инспекторша. – А то в следующий раз снисхождения вам уже не будет. Да и вообще, мой вам совет, получите профессию и начните зарабатывать на жизнь чем-нибудь более приличным.

Как поняла Сашка, дама с кучкой на голове и плохо прокрашенными корнями ведение блога приравнивала чуть ли не к проституции.

– Я вообще-то студентка, – доложила Сашка. – Получаю юридическое образование. И, разумеется, собираюсь работать после окончания вуза. Блог – это мое хобби, и я не вижу ничего плохого в том, что оно приносит какие-то деньги. А налоги я, разумеется, платить буду. Я понимаю, что это правильно, и больше не ошибусь.

– Ну и хорошо, – вздохнула инспекторша. – Уплати налог до конца месяца и дальше соблюдай все сроки. А от паразитов этих, инфоцыган, держись подальше.

Всеобщая ненависть к блогерам, гуляющая в народе и выплескивающаяся в сети, Сашку поражала. Люди, совсем недавно добровольно отдававшие свои деньги за участие в марафонах и онлайн-форумах, теперь крыли своих бывших тренеров и коучей на чем свет стоит. И если человеческую зависть и глупость Сашка еще могла как-то объяснить, то непоследовательность в ее голове не укладывалась никак.

Люди, внимательно следящие за ситуацией вокруг блогеров, предлагали самые различные способы взять их под контроль. Во-первых, большинство в принципе одобряло строгий надзор над россиянами, зарабатывающими в интернете. Многие выступали за то, чтобы блогеров не выпускали из страны, пока они не предъявят справку, что заплатили все налоги.

Другие настаивали на том, чтобы налоги со счетов, принадлежащих блогерам, списывали автоматически. Мол, как поступает сумма от рекламодателя, так из нее сразу и вычитается налог, причем нашлись желающие заявить, что раз эти деньги нельзя считать трудовыми, то и налог на доходы должен составлять не меньше половины поступивших сумм. «Отнять и поделить», в точности как предлагал Шариков в «Собачьем сердце» Михаила Булгакова.

Деньги на покрытие недоимки, разумеется, тоже дал Миронов, еще раз напомнивший, что об этом категорически нельзя говорить матери.

– Виталий Александрович, но она же знает про долг и в курсе, что у меня нет таких денег. Что мне ей сказать, когда она спросит?

– Сашенька, мы договорились с Таганцевым, что для Лены твоим спасителем будет он. Мол, это он решил вопрос с заказчиком твоей травли. Так что можешь сказать, что и деньги тебе дал тоже он.

Сашка весело рассмеялась:

– Скажете тоже. Да мама прекрасно осведомлена, что у них с Наткой не может быть такой суммы. Они квартиру купили, все еще ремонт делают. Да у них каждая копейка на счету. Не надо всех людей равнять по своим возможностям.

– Да, об этом я не подумал. – Миронов выглядел смущенным, и Сашка понимала почему. Маму всегда коробило, когда он рассуждал о деньгах, как о само собой разумеющемся. – Тогда скажи, что тебе Фома помог. Он же в этой своей фирме по пошиву прикольной одежды зарабатывает что-то. Да и родители у него не бедные. В общем, Саша, придумай что-нибудь. Ты же умная девочка. Но мама ничего знать не должна, иначе я рассержусь.

Фома Горохов, которому Сашка рассказала о своих переживаниях, встал на сторону Миронова.

– Саш, если человек тебе помогает и при этом выдвигает всего одно условие, значит, надо пойти ему навстречу. Ты же понимаешь, что он тебя фактически спас. Так что придется соврать. С Костей, конечно, не вариант. Нет у них с Наткой в хозяйстве свободных трехсот тысяч. Так что ты скажешь, что пятьдесят тысяч заработала на внезапной рекламе, с уплатой налогов, разумеется, сто тысяч тебе дал я, а еще сто пятьдесят мы взяли в долг у моего отца и с будущих заработков сами вернем.

– Фома, ты же знаешь, как я не люблю врать маме, – вздохнула Сашка. – Тем более что моя ложь всегда выходит наружу. Мне даже представить страшно, что мама со мной сделает, когда узнает.

– Если ты пойдешь наперекор Миронову, это тоже может быть страшно. Так что давай решать проблемы по мере их поступления. А основная проблема на сейчас – это заплатить государству. Так что действуй.

Мама новость о том, что Сашка расплатилась с долгами, восприняла на удивление спокойно. Видимо, помог состоявшийся у нее до этого разговор с Таганцевым, рассказавшим, что вся история с наездом налоговой была чистым заказом со стороны чиновника Ковалева.

Маму это обстоятельство возмутило и расстроило. Получалось, что дочь пострадала не из-за своей глупости и невнимательности, а из-за маминой принципиальности. У мамы даже тон сменился, когда она разговаривала об этом с Александрой.

– Ты прости меня, доченька, – покаялась она. – Я сердилась на тебя, а получается, что надо было на себя.

– Да ну тебя, мам, – не выдержала Сашка. – Так-то если бы я с самого начала тебя слушала, вовремя оформила самозанятость, платила налоги, в том числе и как физическое лицо, то ко мне бы не прикопались. Этот негодяй искал слабое звено в твоем окружении, и нашел. А если бы я все делала правильно, то у него бы ничего не вышло. Так что я сама виновата.

– Получается, мы обе виноваты, – с грустью констатировала мама. – Как бы то ни было, а Костя нашел управу на этого Ковалева. Тот пообещал, что больше тебя и меня доставать не будет. Ума не приложу, как именно у Таганцева это получилось. Вообще-то Ковалев – птица совсем не его полета.

Переход на эту тему был чреват неприятностями, поэтому Сашка тут же предпочла отвлечь мамино внимание.

– Главное, что получилось. Костя же опер, так что своих ходов все равно никогда не раскроет! – воскликнула она с горячностью в голосе. – Все хорошо, что хорошо кончается, так что можно забыть всю эту историю, как страшный сон.

– Санька, а ты уверена, что тебе не нужны деньги? – спросила мама. – У меня, конечно, свободных только тысяч пятьдесят, но я могу у Машки одолжить. Все-таки как-то неправильно, что родители Фомы вам помогли, а я нет.

– Мамочка, мне не нужны деньги, так что в долги залезать не надо. Мы уже рассчитались с налогами, так что все тип-топ. А папа Фомы сказал, что подождет, сколько надо, так что ты не переживай.

– Может, в конце месяца обратно ко мне переедете, чтобы на аренду квартиры деньги не тратить? – предложила мама.

Голос у нее при этом звучал как-то неуверенно. Если бы это не было полной дикостью, Сашка бы предположила, что маме совершенно не хочется, чтобы дочь с ее молодым человеком снова воцарились на снимаемой ею жилплощади. Интересно, у мамы кто-то появился и ей нужна свободная квартира? Или все дело в том, что ей просто нравится жить одной, когда никто не путается под ногами, не шумит и не нужно ни о ком заботиться? В конце концов, за те несколько месяцев, что мама была одна, она вполне могла к этому привыкнуть. Как и Сашка к тому, что теперь сама себе хозяйка.

Над странным маминым голосом стоило подумать, но сейчас Сашке не хотелось снова напрягаться. История с налоговой достаточно серьезно ее напугала и вымотала, так зачем придумывать новые проблемы, да еще на пустом месте. Поэтому связанную с мамой странность она просто выкинула из головы.

Несмотря на то что все ее неприятности благополучно разрешились, за делом своего кумира Киры Плиновской Сашка по-прежнему следила с неослабевающим интересом. Кира уже довольно долго сидела под домашним арестом, а потому не могла пользоваться интернетом, однако все ее проекты шли по-прежнему, поскольку вели их наемные администраторы, которых права выхода в Мировую паутину никто не лишал.

А потому и Сашкина работа, связанная с рекламой продукции «Киры Пли» в ее блоге, продолжалась и приносила деньги, учет которых Александра Кузнецова теперь вела безукоризненно. Все делать правильно ее научил бухгалтер, присланный Виталием Мироновым.

– Мне дешевле оплатить твое обучение, чем потом давать деньги на штрафы, – усмехнулся он, когда Сашка полезла благодарить, и традиционно добавил: – Маме не говори.

Сашка знала, что Кира не сидит сложа руки, а сражается. В частности, она обратилась к бизнес-омбудсмену, а точнее, в работающий при нем Центр общественных процедур, эксперты которого нашли нарушения в ее деле. В частности, адвокаты Плиновской попытались добиться изменения меры пресечения с домашнего ареста на запрет определенных действий, поскольку избранный способ ограничения ее свободы сказывался на возможности вести бизнес, а значит, лишал источника существования.

Запрет выходить в интернет приводил к тому, что Плиновская не могла полноценно общаться с налоговой инспекцией. Также эксперты усомнились в правомерности самого возбуждения уголовного дела по части 2 статьи 198 УК (уклонение физического лица от уплаты налогов), поскольку основанием для него стал акт, составленный по итогам выездной налоговой проверки в 2022 году, что является нарушением порядка направления материалов проверки следственному органу, описанного в статье 32 Налогового кодекса.

Как объяснила Сашке мама, после вынесения решения налогоплательщику дается семьдесят пять дней на уплату начисленного налога, и лишь десять дней спустя этого срока материалы передаются в следствие. Однако на практике следователи часто обходят это условие, ссылаясь на статью 82 Налогового кодекса, в которой речь идет об обмене информацией между ФНС и следствием в порядке, определенном двусторонним соглашением.

С интересом, хоть и с некоторой брезгливостью, Сашка посмотрела ток-шоу Антона Халатова с героиней Людмилой Соболевой, с которой Кира Плиновская когда-то начинала свой бизнес. Как оказалось, с доноса именно этой особы и была начата охота на Плиновскую.

В экране телевизора сидела немолодая, одутловатая, неряшливо одетая особа лет пятидесяти с хвостиком, глаза которой горели неукротимой ненавистью. Сашка даже содрогнулась от того, что существуют люди, способные так сильно ненавидеть. Визгливым лающим голосом она рассказывала про жизненный путь Киры Плиновской, главным недостатком которой, оказывается, был тот факт, что она родилась в городке под названием Малые Грязи.

Несмотря на свой короткий век, Александра Кузнецова с нелюбовью относилась к журналистам и их трудам. Она была убеждена, что такие вот программы ломают жизни и судьбы, а еще они нацелены на самые низменные инстинкты человека, пестуют злорадство, зависть, жадность и злобу.

Смотреть такие ток-шоу было все равно что в замочную скважину подглядывать. Сашка никогда и не смотрела, но теперь пришлось, и она сдерживала легкую тошноту, возникшую у нее от просмотра, а главное – от Милы Соболевой, которая пускала слезу, рассказывая о судьбе какого-то спившегося мужика, в прошлом бандита и рэкетира, по вине которого Кира, оказывается, потеряла ребенка.

Этого факта о своем кумире Сашка не знала. Плиновская, будучи достаточно открытой в своем блоге, рассказывала о многих личных, практически интимных вещах, но о том, почему у нее нет детей, никогда не говорила. То, что она не пиарилась на своей трагедии, вызывало у Сашки уважение. Но, похоже, только у Сашки, потому что студия встретила слова Соболевой аплодисментами и хохотком.

Сашка потянулась за пультом и выключила телевизор. Она знала, что детали и подробности шоу уже через час будут смаковаться и обсуждаться половиной русскоязычного сегмента интернета, и очень сочувствовала Кире, на которую была открыта настоящая травля.

Ей очень хотелось поддержать Плиновскую, но она не знала как. Даже сообщение писать бессмысленно, раз Кира не имеет возможности зайти в сеть. Что толку переписываться с ее помощниками и администраторами? Нет никакой гарантии, что они передадут Плиновской ее слова поддержки. Да и вряд ли звезда вспомнит, кто такая Александра Кузнецова.

В своем блоге Сашка уже провела несколько обучающих стримов, рассказывающих о важности своевременной уплаты налогов, а также поделилась всем, что теперь знала сама о правилах маркировки рекламы. Бесплатно, разумеется. Еще один стрим она посвятила Кире Плиновской, делясь со своими подписчиками восхищением этой необыкновенной женщиной, которая сделала себя сама, высказывая ей хотя бы виртуальную поддержку, раз она была лишена возможности сделать это лично, находя единомышленников среди тех, кто тоже против травли, а также вербуя сторонников среди сомневающихся.

Особенный упор Сашка сделала на фальшивых друзей, которых, казалось, было так много у Киры и которые словно растворились в воздухе, как только у нее начались неприятности. Все постоянные пользователи интернета помнили яркие картинки и видео с сорокалетнего юбилея Киры, который она отметила в Екатеринбурге совсем недавно. Еще и года не прошло.

Сколько именитых гостей было на этом празднике! Какие красивые и проникновенные слова они говорили юбилярше, вручая дорогие подарки! И вот теперь никто из них не подавал голоса в ее защиту. Готовясь к стриму, Сашка не смогла найти в сети ни слова поддержки. Вся «свита» отвалилась, как только у их «дорогой подруги» и «королевы» начались финансовые проблемы.

Самое ужасное то, что Плиновской грозил гигантский реальный срок. Следствие активно работало с покупателями онлайн-курсов Киры, пытаясь доказать, что все ее марафоны не что иное, как мошенничество. Если суд признает эти аргументы, то Плиновская получит десять лет лишения свободы. А если удастся доказать, что вместе с мужем и матерью Кира организовала преступное сообщество, то и все двадцать.

Сашка считала такое жестокое наказание несправедливым.

– Мама, а если бы ты вела это дело, то как бы поступила? – спросила она у матери.

Судья Кузнецова строго посмотрела на дочь.

– Саша, мы с тобой, по-моему, еще лет восемь назад договорились, что ты не будешь задавать мне такие вопросы. История не знает сослагательного наклонения. Кроме того, я не могла бы выносить решение в рамках уголовного дела, поскольку, как ты знаешь, работаю в гражданском составе суда.

– Я понимаю, мне просто интересно твое мнение.

– То, что твою Киру проверяют на предмет мошенничества, вполне ожидаемо и справедливо, – вздохнула мама. – В практике уголовного правоприменения действия гадалок уже давно рассматриваются как мошенничество, а во всех этих онлайн-марафонах есть подобные признаки: и гарантия результата, и привязка «магического действия» к произведенной оплате. Конечно, дать точный ответ можно только после изучения всех материалов дела и обстоятельств, однако само по себе начало производства по статье 159 УК (мошенничество) не так страшно, как возможная переквалификация действий Киры со товарищи по признакам статьи 210 УК (организованное преступное сообщество). Ситуация может пойти в любую сторону в зависимости от доказательств и желания правоприменителя. Ну, а то, в чем ее обвиняют сейчас, серьезного наказания не предусматривает.

Признаться, мамины слова Сашку совершенно не успокоили. Впрочем, ежеминутно волноваться за Плиновскую она все-таки не могла. Начался учебный год, возобновились занятия в институте, в расписании появились новые предметы, которые требовали полного сосредоточения на учебе. Да и работа занимала много времени, так же как и почти семейная жизнь, в которой Сашке отводилась роль хозяйки.

Фома тоже ездил в свой институт, а потому вечерами пропадал на работе до поздней ночи. Сашка была бы и рада не сидеть одна в квартире, а ездить к маме, но та почему-то по-прежнему не особо стремилась ее видеть. При Сашкином появлении куталась в теплый плед, хотя сентябрь стоял теплый, и отсутствие отопления не так уж сильно сказывалось на комфортности квартиры.

Странности маминого поведения становились все заметнее, и сформулировавшая их, наконец, для себя Сашка дала честное слово, что обязательно с ними разберется. Больше всего она боялась, что мама откуда-то узнала, что она обращалась за помощью к Миронову, и теперь наказывает дочь холодностью и некоторым отчуждением.

Однако это не походило на Елену Кузнецову. Знай она об обмане, устроила бы такой скандал, что летели бы клочки по закоулочкам, как говорилось в детских сказках. Так что Сашка терялась в догадках и пестовала твердое намерение разобраться в этой тайне. В том, что тайна существует, она больше не сомневалась.

От того, что Сашкины неприятности остались в прошлом, я испытывала неимоверное облегчение. Да, пожалуй, именно это слово было единственно верным по отношению к бушующим во мне сейчас эмоциям. Облегчение. И еще благодарность.

Она в первую очередь распространялась на Таганцева, который сумел так здорово все решить. Все-таки Костя – настоящий мужчина, главным признаком которого является готовность в трудную минуту встать рядом и взять на себя решение проблемы. Заслонить спиной, подставить плечо.

Почему-то Таганцев совсем не обрадовался, когда я поделилась с ним этой, в общем-то, банальной сентенцией. Выражение лица у него стало кислое, будто я не комплимент сказала, а совсем даже наоборот.

– Брось, Лена, – поморщился он, – все хорошо, что хорошо кончается. Проехали и забыли.

Честно признаться, я была рада оставить позади всю эту историю. Сашка поклялась, что больше ни за что не вляпается ни в какие неприятности, и сказала, что наняла финансового консультанта, который помогает ей освоить азы налоговой мудрости. Немного удивившись, откуда взялись деньги на консультанта, я решила особо над этим вопросом не зависать. В конце концов, они с Фомой оба работают.

Горохову и его родителям я тоже была крайне признательна за одолженные Сашке деньги. Когда я думала о том, что в своем нынешнем положении была в шаге от довольно крупных долгов, то невольно вздрагивала. Чем ближе становилась реальность выхода в декрет и неясных перспектив с работой после рождения ребенка, тем больше я волновалась за финансовую сторону своей будущей жизни.

Вернее, «волновалась» неправильное слово. Когда я, почти студентка, осталась с Сашкой на руках, мои доходы были гораздо меньше, чем сейчас. В свои сорок лет я все-таки крепко стояла на ногах, имея хорошо оплачиваемую работу. Но опыт, сын ошибок трудных, приводил к большим страхам. Как говорится, многие знания – многие печали. И если в двадцать лет я просто не представляла, что меня ожидает, то сейчас была хорошо осведомлена о том, сколько стоит воспитание детей. Ладно, прорвемся, что думать о том, что уже сделано.

В моем рабочем кабинете разговоры о беременности и родах стали практически постоянными, а все потому, что Женя – жена моего помощника Димы – ждала ребенка. Срок у нее составлял примерно месяца на три больше, чем у меня, будущий молодой отец был полон тревог, взбудоражен и счастлив одновременно, а потому о Жене, будущем малыше и всех связанных с беременностью неожиданностях говорил в любую свободную от работы минуту.

Так как мои мысли были заняты тем же самым, разговоры эти я не пресекала, а, наоборот, мотала на ус. В индустрии, связанной с детством, за двадцать лет, прошедших с того момента, как я готовилась впервые стать матерью, произошли слишком большие изменения. Я с интересом запоминала, какую кроватку и коляску лучше купить, где продаются сенсорные коврики для развития малыша, какое детское питание сейчас считается лучшим и прочие милые мелочи, наполняющие процесс ожидания ребенка особым смыслом.

Стоило это все, мягко говоря, недешево, и если для Димы с его папой-дипломатом такие траты не были слишком шокирующими, то я выслушивала озвученные помощником цены с некоторым содроганием. Да, отсутствие необходимости оплачивать Сашкины долги все-таки грело душу.

Сегодня я пришла на работу раньше Димы, разделась, убрав в шкаф легкий свободный плащ, расправила складки широкого, очень модного балахонистого платья от известного дизайнера, подаренного мне Мироновым весной и оказавшегося сейчас как нельзя кстати. Платье, которое очень мне понравилось и которое я бы ни за что не купила сама из-за его совершенно неприличной цены, сейчас надежно скрывало мой уже вполне оформившийся живот.

«Лена, Лена, ну что ты себя обманываешь, – с горечью сказала я сама себе. – Сколько ни оттягивай неизбежное, а совсем скоро твое положение перестанет быть секретом. Так что для совершения неизбежных признаний у тебя остается совсем немного времени. Неделя, максимум две».

За моей спиной хлопнула дверь кабинета. Я вздрогнула, закрыла дверцы шкафа, обернулась, надеясь, что и сегодня мое чудо-платье не подведет. В кабинет влетела Машка, возбужденная до невозможности какой-то крайне важной новостью. За годы нашей дружбы я свою подругу хорошо изучила, она всегда с трудом сдерживает нетерпение, когда ее так и тянет поделиться какой-нибудь сенсацией. Или тем, что она считает таковой.

– Ты не представляешь, какое дело мне расписали, – заявила она громко. – И уже даже первое слушание назначили.

– Только не говори, что какого-нибудь маньяка, – улыбнулась я. Машкино пристрастие к громким уголовным процессам с жутким содержанием мне было хорошо известно.

– Дело Киры Плиновской, – выпалила подруга.

Я невольно вздрогнула. Сейчас, когда связанные с блогом проблемы Сашки были позади, за судьбой инфоцыган вообще и Киры Плиновской в частности я не следила. Мне это было просто неинтересно. Правда, изучив все имеющиеся в свободном доступе материалы, я больше не считала именно Плиновскую преступницей.

Конечно, то, что она делала, носило определенные признаки мошенничества, но, с другой стороны, тогда можно было попробовать обвинить в мошенничестве психологов, дающих частные консультации, в том числе и онлайн. То, что они делали и говорили, давало психотерапевтический эффект и существенно облегчало душевную боль, как и тренинги Плиновской, дающие главное, чего не хватает многим людям, – надежду.

Именно так я подруге и сказала.

– Ой, не знаю, – вздохнула Машка. – Я пока еще только изучаю материалы дела, хотя сроки сжатые. И адвокаты давят, и следствие, да и общественный резонанс такой, что я себя просто на сцене ощущаю. Это ж сколько глаз будет за процессом следить, подумать страшно. Но выглядит это все не очень красиво. И государство такие, как Плиновская, обманывают, и людей тоже. Обещают красивую жизнь, а все остается по-прежнему. Как говорится, не потопаешь – не полопаешь, а все остальное от лукавого. Вот скажи мне, почему люди так охотно верят проходимцам, обещающим в самые короткие сроки сделать их миллионерами?

– Во-первых, этого никто не обещает. – Я с изумлением обнаружила, что выступаю чуть ли не как адвокат Плиновской, с которой незнакома, да и симпатий никаких к ее образу жизни не испытываю. – Обещают научить мотивации встать с дивана и следовать за своей мечтой. Вот и все. Но если углубиться в суть твоего вопроса, то могу пересказать тебе то, что мне Тамара Тимофеевна Плевакина объяснила.

– Конечно, – усмехнулась Машка, – я твое отношение к Тамаре Тимофеевне хорошо знаю. Она для тебя гуру психологии. Что ни скажет, все истина в последней инстанции.

– Потому что она профессор психологии, а еще жизнь прожила и действительно очень мудрая. Но если ты так не считаешь, то могу и не рассказывать.

– Нет уж, приступай, – распорядилась подруга. – Мне в преддверии процесса все эти данные нелишние. Я же действительно разобраться хочу.

Это я знала. Моя подруга Машка – любительница ярких нарядов, верная жена, прекрасная мать и отличная хозяйка, у которой в руках все кипит, – была вдумчивым и серьезным судьей, всегда поступавшим по справедливости и закону. В том, что она не будет предвзятой, я нисколько не сомневалась. И Плевакин тоже. Неудивительно, что он расписал громкое дело именно Машке. Знал, что она не будет пасовать перед трудностями, неизбежно связанными с общественным резонансом. Поэтому, налив себе и подруге кофе, я принялась рассказывать.

Всех людей условно можно разделить на три категории. В первую входят те, кто ждет от жизни подарков и верит в чудеса и предначертанность важных событий. Все мы проходим через эту стадию, когда в детстве пишем письма Деду Морозу, веря, что достаточно только загадать, и чудо обязательно случится.

Разница только в том, что большинство людей вырастает и перестает верить в чудеса, но некоторые застревают в вечном детстве, продолжая надеяться, что жизнь будет то и дело подкладывать под подушку желанные подарки.

Вторая категория – это взрослые люди, которые покупают подарки, заботливо пакуют их в красивые коробочки и оставляют под елкой, чтобы дети их нашли. Они знают, что если хочешь подарок для себя, то и его нужно обеспечить – выбрать, заработать денег, купить, донести до дома, распаковать и наслаждаться, зная, что за удовольствием стоит определенный набор усилий.

Но есть и третья категория, в которую входят те, кто отвечает за атмосферу праздника. Образно – это аниматоры, которые украшают зал для торжества, выбирают яркую упаковку, подбирают музыкальное сопровождение и конкурсы. Другими словами, делают все, чтобы праздник оказался незабываемым. И работа по созданию настроения, безусловно, стоит денег.

– То есть люди, верящие в быстрый успех, – это вечные дети, которые ждут подарков за хорошее поведение или просто потому, что они написали «письмо счастья», – уточнила Машка. – А Кира Плиновская со товарищи как раз яркие представители третьей группы, те, кто за деньги готов притвориться Дедами Морозами и исполнить любое загаданное желание?

– Примерно, – согласилась я.

– Лена, но в этом и кроется обман. Деда Мороза действительно не существует, но маленькие дети все-таки получают свои загаданные подарки, потому что их родители об этом позаботились. А тут никакого подарка в принципе не получается, потому что его невозможно взять из пустоты. Особенно обидно, что наживаются эти инфобизнесмены не только на легковерных вечных детях, которые уверены, что можно получить желаемое по щучьему велению, но и на тех, кто опустил руки, потому что попал в кризисную ситуацию. Например, потерял работу и доход или оказался в других сложных обстоятельствах. Переживает потерю любимого, например. И это подло – пользоваться чужим горем.

– Подло, – снова согласилась я. – Но именно тут и важны детали, понимаешь. Есть инфобизнесмены, которые сами из себя ничего не представляют. Если король голый, то инструкция по достижению успеха, проданная им, ничего не стоит. Он демонстрирует достижения и уровень жизни, которых на самом деле не имеет. И пользуется тем, что большинство покупателей подобных информационных продуктов, как правило, не обладают достаточным уровнем критического мышления, а потому подход «я такой же простой человек, как и вы, раз получилось у меня, то получится и у вас» выглядит для них убедительно. Это, к сожалению, часто встречается. Большинство всех этих коучей – это люди, которые окончили трехмесячные курсы по психологии, после чего почему-то назвали себя психотерапевтами и пустились продавать курсы, зачастую просто опасные для ментального здоровья. Но в том-то и дело, что Плиновская – совершенно иной случай. Она и вправду сделала себя сама. У нее прекрасное образование, стабильный бизнес, который она раскрутила лично, и инфопродукты – лишь его часть. Она действительно делится секретами реального успеха. Получается, что в этом нет обмана.

– Лена, ты же понимаешь, что невозможно наложить свой успех на другого человека. Калька в этом случае не сработает. Ведь каждый человек особенный, а ситуация, в которой он оказался, уникальна. И то, что получилось у Плиновской, работает только для самой Плиновской, у которой действительно есть талант, которой повезло оказаться в нужный момент в нужном месте, к примеру, удачно выйти замуж. И ты же не будешь спорить, что расцвет всех этих недобросовестных практик отнюдь не случаен, а связан исключительно с развитием маркетинговых приемов и цифровых инструментов продаж. Внимание, лояльность и позитивные отзывы аудитории можно купить.

– Разумеется, понимаю, – кивнула я. – У меня, знаешь ли, собственный пример перед глазами. Я Сашку и ее блог имею в виду. О времена, о нравы. Со времен Цицерона актуальность этого восклицания ничуть не изменилась. Мы живем в эпоху соцсетей, и именно они и стали тем окном для подглядывания за чужой жизнью, порождая болезненное желание повторить чью-то судьбу и успех. Да и клиповое мышление, бич нашей сегодняшней жизни, никто не отменял. Мы привыкли к короткому формату получения информации, а потому все эти клипы, картинки и бесконечные сторис на фоне переизбытка информации формируют нашу ежедневную повестку. Для людей, у которых преобладает клиповое мышление, разбираться в теме самому означает потратить много времени и сил, довериться человеку, «который сам прошел этот путь», – быстрее и логичнее.

– Вся беда в том, что люди, родившиеся на рубеже эпох, все эти поколения Y и Z, которые и становятся основными потребителями всего этого «успешного успеха», выросли на иных, чем мы, ценностях. Это нас учили, что нужно усердно работать, чтобы преуспеть в жизни. То, что наши родители добывали с трудом, а потому ценили, сейчас фактически падает с неба, становится таким доступным, что обесценивается. И не защищай ты эту свою Киру, мне и так сложно.

– Да никакая она не моя! – возмутилась я.

На мое счастье, появился Дима, крайне смущенный своим опозданием и в связи с этим принесший мои любимые пирожные.

– Простите, Елена Сергеевна, – покаянно промолвил мой помощник. – Жене с утра в женскую консультацию было надо, а я не мог ее одну отпустить, мало ли что, так что подвез, подождал и обратно домой доставил. Мы, конечно, на восемь утра записались, но пока туда-сюда, все равно опоздал.

Машка картинно закатила глаза, но к пирожным отнеслась благосклонно. Мы выпили еще кофе и поболтали о том о сем, после чего разошлись, приступив каждая к своим делам.

– Елена Сергеевна, я же подал заявление, как обещал вам, на сдачу квалификационного экзамена, – поделился со мной Дима в перерыве между слушаниями.

– Да? Я вас поздравляю, Дима, это давно было нужно сделать, – порадовалась за своего помощника я.

– Да. Тянуть-то больше некуда. Даты всех экзаменов на следующий год будут утверждены до конца этого, если протяну, то все еще на год отложится, так что я решил, что пора пробовать свои силы и переходить на новый уровень. Не всю же жизнь мне за вашей спиной провести. Вот только мне неудобно, что придется вас оставлять. И хотя это еще не завтра случится, может, меня в план на сдачу на конец следующего года поставят, так что еще куча времени пройдет, лучше, чтобы вы заранее себе помощника подыскивали. Абы кого ведь не возьмешь.

Признаться, мне было приятно, что Дима так обо мне заботится. Мой помощник меня действительно целиком и полностью устраивал, вот только я понимала, что всю жизнь довольствоваться своим статусом он не будет, захочет выйти на более широкие просторы. Дима, правда, совершенно лишен амбициозности, так что несколько лет его все устраивало. Я же за свою долгую работу в суде уже сменила несколько помощников, которые, набравшись опыта, уходили на повышение, а потому относилась к этому процессу легко, как к любой неизбежности.

Об этом я Диме и сказала, причем уже далеко не в первый раз. Этот аргумент я приводила ему каждый раз, когда уговаривала осмелиться, наконец, на сдачу экзамена. А вот о том, что работать вместе нам скоро все равно не придется из-за моего декрета, я, разумеется, умолчала, не преминув поругать себя за малодушие.

Ну сколько можно тянуть, если повод все рассказать подворачивается практически постоянно. Все, решено, беру еще пару дней, чтобы морально подготовиться, а потом собираю свою семью, оглашаю им новость и иду к Плевакину. Или нет, сначала к Плевакину, а потом уже к семье, чтобы знать, что говорить по поводу перспектив с работой. Или все-таки сначала поговорить с Виталием?

Так и не придя (уже в который раз) ни к какому выводу, я выбросила расстраивающие меня мысли из головы и вернулась к работе. Именно в зале заседаний я чувствовала себя не ведающим сомнений человеком на своем месте. Если бы и в жизни можно было бы так же руководствоваться прописанными где-то правилами и логикой. Но нет, каждый новый день сулит повороты, не прописанные ни в каком своде законов. Если только человеческих, да и то не всегда.

До конца дня я закончила все запланированные дела, а вдобавок получила еще одно хорошее известие. Дело о разводе супругов Ковалевых, которое стало источником всех Санькиных неприятностей, прошло апелляционную инстанцию. Разумеется, Денис Ковалев опротестовал мое решение, повторно попытавшись оставить свою бывшую жену ни с чем. Однако вынесенное мной решение устояло в более высокой инстанции. И теперь уже другой судья принял аналогичное моему решение, сочтя, что Ирина Ковалева по закону имеет право на половину принадлежащего ее бывшему мужу имущества.

Помимо чисто профессионального удовлетворения, поскольку любое устоявшее решение влияло на показатели моей работы и шло мне в плюс, я испытывала и чисто моральное удовлетворение. Так этим Ковалевым, не гнушающимся обижать женщин, и надо.

От воспоминания о мстительном высокопоставленном чиновнике Ковалеве, решившем смешать мою семью с грязью, меня передернуло. Интересно, судье, занимавшемуся апелляцией, он тоже будет мстить или после внушения Таганцева образумился настолько, чтобы смириться со справедливостью правосудия?

Впрочем, долго размышлять над этим я не стала. До семейства Ковалевых мне не было никакого дела. Выйдя с работы, я села в машину и поехала домой, прикидывая, чем занять вечер. Почему-то впервые за долгое время мне не хотелось сидеть одной в четырех стенах, напряженно обдумывая свою будущую жизнь. Внезапно я испытала сильное чувство голода, причем съесть хотелось не что-нибудь, а кусок хорошего мяса, непременно с кровью.

Причуды беременного организма вызвали у меня легкую усмешку. Еще совсем недавно я вообще есть не могла, а теперь аппетит не просто вернулся, а стал каким-то зверским. Мальчика я жду, что ли? Немного подумав, я чуть изменила маршрут и уже через пятнадцать минут парковала машину у ресторана, в котором мы отмечали Наткину и Костину свадьбу. На этой парковке я познакомилась с Мироновым[1].

Это воспоминание на мгновение неприятно кольнуло меня, а следом пришла мысль, что, возможно, я приняла решение заехать сюда не случайно. Вдруг Виталий и сейчас здесь и судьба специально сводит нас, чтобы я наконец-то рассказала ему о своей беременности? От этой мысли у меня перехватило дыхание. Может быть, уехать?

В животе заурчало от голода, и я решительно заглушила мотор и открыла дверцу машины. Если Миронов здесь, значит, я обо всем ему расскажу, и дело с концом. Нельзя всю жизнь бегать и прятаться от неприятных разговоров. Никогда я себя так не вела и сейчас не буду. С твердой решимостью я дошла до ресторана, уселась за свободный столик и жестом подозвала официанта с меню, незаметно оглядев зал.

Виталия Миронова в ресторане не наблюдалось, но тем не менее здесь меня все-таки ждал сюрприз, причем неприятный. Через два столика от меня вальяжно расположился не кто иной, как Александр Ковалев, которого я вспоминала чуть меньше часа назад. Вот уж точно не к ночи будет помянут.

Мне снова захотелось уйти, но вместо этого я опять подозвала официанта и сделала заказ. Я ведь приняла решение не прятаться. Вот ни от кого убегать и не стану. Если Ковалеву неприятно на меня смотреть, пусть сам и уходит. Он тоже меня заметил, по крайней мере, я видела, как перекосилась его вальяжная физиономия. Словно рябь по стоячей воде прошла.

Видимо, он сидел тут уже довольно давно, потому что вместо тарелок с едой перед ним стояла лишь чашка кофе. Был Ковалев в ресторане не один, а с каким-то собеседником, тоже мужчиной в возрасте, правда, сидевшим ко мне спиной. Мужчина договорил, бросил салфетку на стол, попрощался и ушел. Ковалев остался, сделав знак официанту, что просит счет. Вот и хорошо, что он уже уходит. Можно будет насладиться ужином без созерцания его неприятного лица.

Рассчитавшись, чиновник встал, пошел было к выходу, но передумал, развернулся и направился ко мне. Я внутренне сжалась, понимая, что неприятной сцены все-таки не избежать. Ну и пусть. Что он мне сделает на глазах у посетителей? Конечно, в будний день в ресторане народу немного, но он и не совсем пустой. Так уговаривала я себя.

– Празднуете победу? – спросил Ковалев, подходя к моему столику и нависая надо мной. – Рано, рано. Мой сын обязательно опротестует дело еще и в Верховном суде.

– Подозреваю, что результат будет такой же, – спокойно сказала я, хотя спокойствие это далось мне нелегко. – Дело в том, что решения, и мое, и апелляционной инстанции, приняты в полном соответствии с законом. И я рада, что запугать или подкупить моего коллегу вам тоже не удалось.

– Это мы еще посмотрим, – мрачно откликнулся он. Лицо его побледнело. – И не думайте, дражайшая Елена Сергеевна, что вы схватили бога за бороду. Вам, конечно, повезло, что господин Миронов нажал на имеющиеся у него кнопки и история с вашей неблагонадежной дочерью ничем не кончилась. Но это везение не может продолжаться вечно. Тем более что, как я слышал, вы не в ладах со своим спасителем. Имейте в виду, эта история закончена, но я буду следить за вами. Как там в фильме «Профессионал»? «Я всегда буду у тебя за спиной».

Миронов? Виталий Миронов? А он-то тут при чем? Какое отношение он имеет к истории с Сашкой и ее благополучному разрешению? Признаться, я ничего не понимала. Однако показывать свою растерянность Ковалеву не собиралась.

– Если вы фильм досмотрели до конца, то, наверное, помните, что для того персонажа, который давал подобные обещания, история закончилась плохо, – твердо парировала я. – Так что я вас не боюсь. Всего доброго я вам, Александр Николаевич, не желаю. И до свидания говорить не хочу. Так что, прощайте.

Бросив на меня испепеляющий взгляд, Ковалев пошел к выходу, оставив меня в полной растерянности.