Королева блогосферы

Наши дни, Москва

Все-таки адвокаты и юристы Савелия Кривицкого не зря ели свой хлеб. Лежа в кровати, а от постоянной слабости и тошноты Кира практически все время проводила в постели, она размышляла о том, как важна в жизни толика везения.

Конечно, большинством своих успехов она была обязана самой себе. Пробивному характеру, желанию вырваться из нищеты и безвестности, готовности сворачивать горы на пути к успеху, да и просто таланту, что уж греха таить. Однако встреча с Дэном и, как следствие, вхождение в ареал обитания Савелия Кривицкого нельзя было объяснить ничем, кроме удачи.

За те пятнадцать лет, что они с Дэном были знакомы, жизнь вокруг сильно изменилась, и звание «олигарха», каким, несомненно, являлся и Кривицкий-старший, уже не давало таких преимуществ, как раньше. Вся эта красивая, подсвеченная софитами светской хроники жизнь давно уже приобрела обыденный, простой, в чем-то даже скучный вид. Однако деньги и комфорт, ими даваемый, остались неизменными и очень облегчали жизнь.

Несмотря на всю звездность и самостоятельность Плиновской, статус невестки Кривицкого все еще давал огромные преимущества, которых не было бы, несмотря на все тренинги и «успешный успех». Вот и юристов, которые тащили на себе ее уголовное дело, нашел и оплачивал именно Савелий Федорович. И слово «нашел» несло гораздо большую смысловую нагрузку, чем слово «оплачивал».

Просто такие профессионалы за все деньги мира работают далеко не со всеми. И вряд ли они согласились бы отмывать добела заляпавшуюся по самые уши интернет-звездулю, ведущую сомнительные с точки зрения нравственности марафоны и продающую среднего качества кремы.

Все это Кира отлично понимала и свекру была благодарна. Она знала, что родители Дэна ее не просто приняли, смирившись с выбором сына, а действительно полюбили. Савелий Федорович ценил в Кире ее хватку, выносливость и стремление к успеху. Он не раз говорил, что невестка по ее бизнес-качествам даст фору любому мужику и что он бы хотел иметь такого напарника и компаньона, как она.

Комплимент был сомнительным. Кира все эти годы помнила, как жестко и бескомпромиссно Кривицкий-старший разделался с Милой, выкинув ее из Кириного бизнеса и жизни, пока сама Плиновская лежала в больнице после выкидыша. Да, ей тогда оставалось только поставить свою подпись под уже оформленными юристами документами.

Нет, своей доли вины перед Милой Кира с себя не снимала. Если бы она хотела, то настояла бы на том, чтобы никакого выкупа фабрики и магазинов не было вовсе. Силы воли ей бы хватило, и гнева Савелия Кривицкого она никогда не боялась. Просто его аргументы тогда показались ей разумными. И развитию бизнеса Мила только мешала, давно превратившись из компаньонки в вечно рефлексирующую обузу, и причинить кому-то боль, сопоставимую с той, что она сама испытывала, узнав о потере ребенка, хотелось. Чего скрывать.

То, что Мила теперь живет с Непряхиным, Киру тогда, десять лет назад, задело тоже. Нет, она никогда не любила Николая, просто пользовалась его чувством, когда ей это было выгодно, и выкинула из своей жизни, как только он перестал быть ей нужен. И против других женщин в его жизни она не возражала, понимая, что Непряхину пора завести семью. Сама-то она никак не могла ему ее дать. Но то, что его спутницей стала именно Мила, почему-то царапало изнутри, мешало и раздражало. И не объяснить это никак, а вот поди-ка.

Ладно, сделанного не воротишь. Мила, конечно, достойно отомстила, ничего не скажешь. Все-таки зря Кира недооценивала Соболеву, считая ее ни на что не способной кудахтающей клушей. А еще психолог. И вот теперь юристы Кривицкого исправляли эту ее ошибку.

Для начала они снизили претензии налоговиков больше чем вдвое – уточненная фискальная задолженность составила четыреста одиннадцать миллионов рублей. Бешеная сумма для простого обывателя, весьма ощутимая для самой Киры, но все лучше, чем миллиард.

Эти деньги, которые Кира задолжала государству, в казну внес все тот же Кривицкий-старший, о чем буднично сообщил Кире, заехав к ней вечером. Домашний арест подобных визитов не предусматривал, но кто бы смог остановить Савелия Федоровича, решившего проведать беременную невестку.

Да, они с Дэном сообщили родителям о будущем ребенке, что вызвало в семье немалый переполох. Родители Дэна давно мечтали о внуках, но предпочитали не поднимать эту тему, зная, насколько она мучительна для Киры. Впрочем, Плиновская знала, что мать несколько лет назад предлагала Дэну, пока не поздно, завести ребенка на стороне. Ее тревожило, что род Кривицких не будет иметь продолжения.

Дэн, после пятнадцати лет брака все еще любивший жену, обмолвился об этом Кире. Будто бы в шутку рассказал, но осадок у нее остался. Как известно, в любой шутке есть лишь доля шутки. Это сейчас Дэну нет еще и сорока, а пройдет несколько лет, и он тоже задумается о том, что хочет оставить после себя след на этой земле.

Сама Кира задумывалась о суррогатном материнстве, но все не могла решиться. Было в этом что-то искусственное, а потому безжизненное. Сказывалось ли ее простое происхождение в том, что она считает аморальным относиться к чужому телу, как к инкубатору, она и сама не знала.

Скорее всего, то действительно был единственный выход, но Кира все не могла на него решиться, хотя и Дэн как-то бросил невзначай, что над этим стоит подумать. Мол, не заморозить ли тебе, дорогая, яйцеклетки, пока не поздно. Было это вскоре после отмечания ее сорокалетия, и Кира все эти месяцы пыталась решиться на не очень приятную процедуру, но так и не сподобилась. И хорошо. Потому что не понадобилось.

Ее уголовное дело, к счастью, так и не переквалифицировали в создание преступного сообщества, мошенничество тоже сняли с повестки дня, так что единственное, в чем ее обвиняло следствие, это уклонение от уплаты налогов в особо крупном размере. Дело уже передали в суд. Слушания должны были начаться на следующей неделе, и Кира немного нервничала, потому что от решения неведомой ей судьи зависела вся ее будущая жизнь.

А вдруг ей придется рожать такого долгожданного, такого желанного, такого выстраданного и вымоленного ребенка в колонии? А что потом? Его заберут у нее в детский дом или отдадут Дэну? Ей грозит десять лет, получается, что малыш успеет даже начальную школу закончить без матери.

Все эти ужасы мерещились Кире по ночам, когда она подолгу лежала без сна, чувствуя тихое дыхание Дэна рядом. На его спокойном сне ничего не сказывалось. Да и на жизненном укладе, пожалуй, тоже. Он по утрам вставал, пил кофе, рассеянно целовал Киру и уезжал на работу. Бизнес требовал его внимания, счета наконец разблокировали, так что дела хоть и пошатнулись, но все-таки шли довольно удачно.

Кира оставалась одна. Конечно, ее дни были заняты приезжающими адвокатами, общением с админами ее каналов и сайта, в котором все те же адвокаты выступали посредниками, контролем за работой фабрики и магазинов. Но подавленное настроение все равно не проходило. Впервые в жизни бесстрашная Кира Плиновская боялась будущего. Всегда она конструировала его сама, а теперь будущее зависело от решения постороннего человека, судьи Таганского суда, которая могла казнить, могла миловать. Фигурально выражаясь, конечно.

Пользоваться интернетом ей не разрешали, но этот запрет Кира, конечно, нарушала, бдительно следя за тем, чтобы не оставлять следов присутствия в Мировой паутине. То есть сама она ничего не писала и не комментировала, даже в аккаунты свои не заходила, но вот новостные ленты читала, чтобы не совсем отставать от жизни и быть в курсе событий.

Разумеется, следила она и за набирающим ход репрессивным катком, который проходил по ее товарищам по блогерскому цеху. Уголовные дела возбуждались одно за другим, и оставалось только гадать: это поступок Милы Соболевой запустил эту машину, набиравшую обороты, словно катившийся с горы снежный ком, или просто написанная бывшей компаньонкой кляуза оказалась в нужном месте в нужное время.

Как бы то ни было, остальные инфоцыгане тоже то и дело каялись, попадали под арест, в том числе не всегда домашний, отдавали долги государству и снова каялись. Кому-то удавалось сбежать и скрыться за границей, но Кира не жалела, что не успела полгода назад сделать то же самое. Ее жизнь только здесь, на родине, рядом с Дэном, его родителями, мамой и фабрикой. Да и как жить на чужбине без средств к существованию? Нет, такой судьбы она никак не хотела.

Вот и сегодня с утра она скроллила ленту, выискивая новости из привычного ей мира, как вдруг наткнулась на сообщение в разделе криминальной хроники: «Сорокасемилетняя Людмила С. найдена убитой в собственной квартире в Екатеринбурге. На ее теле эксперты насчитали семь колото-резаных ран. По подозрению в убийстве задержан сожитель жертвы, пятидесятипятилетний Николай Н. Известно, что в момент совершения преступления он находился в состоянии алкогольного опьянения, что служит отягчающим обстоятельством. Подозреваемый уже дал признательные показания. По его словам, причиной убийства стала ссора, которая вспыхнула между сожителями из-за того, что незадолго до своей смерти Людмила С., не предупредив своего сожителя, стала участницей шоу Антона Халатова. Напомним, что на шоу она раскрыла подробности личной жизни и тайну происхождения известной инфоцыганки Киры Плиновской».

В заметке были еще какие-то подробности, но Кира их читать уже не стала. Это что же получается? Непряхин, узнав, что Мила съездила на шоу, в котором опозорила Киру на всю страну, убил Соболеву? Не смог простить, что она причинила ей такие огромные неприятности? Это было очень похоже на правду. Что ж, надо быть готовой к визиту следователей. Они ни за что не отцепятся от Киры, получив возможность привязать ее еще и к убийству Милы.

А что, если они захотят доказать, что это она, Кира, подговорила Непряхина отомстить Миле? С одной стороны, это неправда, но кого смущает отсутствие истины, когда речь идет о громком скандале, на котором можно поднять хороший хайп? А если Николай тоже решит отомстить и сам скажет, что это Кира ему велела убить Милу? Конечно, доказать это невозможно, тут слово против слова, но нервы потреплют знатно, а это вредно для маленького. Кира непроизвольно положила руку на свой все еще совершенно плоский живот, как делала всегда, когда ей хотелось защитить своего будущего ребенка.

Ох, Колька, Колька, что же ты наделал. В третий раз пойдешь в тюрьму, и теперь, видимо, уже навсегда. От тревожных мыслей Киру отвлек телефонный звонок. Телефоном ей тоже нельзя было пользоваться, но и на этот запрет теперь уже смотрели сквозь пальцы, предпочитая не замечать «левый» аппарат, который Кире оставили адвокаты для связи с самыми близкими людьми. На этот раз звонила мама.

– Да, мамочка, – ответила Кира, взяв трубку. – У тебя все в порядке? Ничего не случилось?

– Да как же не случилось, Кирочка, – взволнованно заговорила мама. – Ты же, наверное, не знаешь: Милу убили. Коля убил, вот такой ужас.

– Я знаю, мама. – Она хотела сказать, что прочитала об этом в интернете, но вовремя остановилась. – Адвокаты сказали. А тебя уже допрашивали?

– Меня? Нет. А я тут при чем? Я как работать в Колином ИП перестала, так мы с ним и не виделись. А уж после того, как он на тебя напал, так я и вообще видеть его не хотела. Он, конечно, как из тюрьмы вышел, приходил ко мне, виниться хотел, да прогнала я его. Никаких извинений и слушать не стала. Думать надо до того, как что-то творить, а не после. Задним-то умом все крепки. И теперь считаю, что и правильно сделала. Он, лиходей, видишь, чего удумал. Жизни человека лишил. Правильно говорят, черного кобеля не отмоешь добела. Тюрьма еще никого лучше не делала.

Отчего-то Кире вдруг захотелось вступиться за бедового Непряхина:

– Мама, ты же знаешь, он всю жизнь старался делать то, что считал лучшим для меня. Даже когда я еще девчонкой была. И работу тебе давал, и конфетами все время угощал. Это ведь именно Коля дал мне первые деньги, чтобы бизнес начать. И квартиру мне снимал, пока я свою не купила. Любил он меня. Всю жизнь.

– Так любил, что изнасиловать пытался. Разве ж это любовь?!

– Любовь разная, мама. И умение властвовать собой тоже. Не удержал он тогда себя в руках. А я тоже хороша, не забрала заявление, как Мила просила, отправила Николая в тюрьму. А все потому, что простить не смогла. А это же грех – не уметь прощать. Если бы я тогда простила, то и он бы сейчас в порядке был, да и Мила бы жива осталась. Не кинулась бы она мне мстить за потерянный бизнес и за разрушенную Колькину жизнь. Потому что она любила его так же сильно, как он меня. Такое вот несовпадение.

– Да что уж теперь говорить. Дело сделано. Колесо судьбы повернуто, – вздохнула мама. – И ты свою чашу до дна пить будешь, Кирочка. И никто заранее не скажет, насколько она горькая. Но я вот чего тебе сказать-то хочу. Я сегодня утром письмо от Николая нашла.

– Да ты что? – вздохнула, как всхлипнула, Кира. – Как? Где?

– В почтовом ящике. Спустилась посмотреть, нет ли квитанций на оплату коммуналки, и нашла. Лежит конверт, подписан: «Кире от Николая».

– И что там? Внутри?

– Дочка, так я ж не открывала. Некрасиво это – чужие письма читать. Может, мне тебе его переслать как-нибудь?

– Как? Голубиной почтой? – нетерпеливо спросила Кира. – Мама, вскрой письмо и читай вслух. Надо же понимать, что именно он мне написал. Вдруг это важно для следствия?

– Ох, Кира, какого еще следствия, – запричитал мамин голос в трубке, – не хватало тебе еще в это вляпаться. Своих проблем мало, что ли? Вот ведь старая я курица, надо было уничтожить это письмо и вообще ничего тебе не говорить.

В голове у Киры мелькнула мысль, что, пожалуй, так было бы действительно лучше, но она тут же усилием воли прогнала ее прочь. Никогда Кира Плиновская не пряталась, да и сейчас незачем. Если Николай Непряхин, перед тем как совершить убийство, решил написать ей первое в своей жизни письмо, значит, его нужно прочитать. Вот и весь сказ. Маме она так и объяснила.

Вздохнув так, словно жизнь кончалась прямо сейчас, та разорвала конверт, пошелестела в телефон листом бумаги и начала читать:

«Дорогая моя Кира.

Наверное, я не имею права так к тебе обращаться после всего того горя, которое тебе причинил. Да и слово это нисколько не описывает того, что я к тебе испытываю. Какая же ты дорогая? Даже малой толики того, что ты заслуживаешь, не смог я дать тебе в этой жизни. Так и не на кого обижаться, что ты стала женой другого человека. Того, кто смог бросить к твоим ногам целый мир.

Хотя, наверное, это и не он, а ты сама. Ты с самого детства умела обеспечить себе все, что тебе было нужно. Не нравилось, а именно было нужно. Это важное уточнение. Я был счастлив, когда вдруг выяснилось, что пусть и ненадолго, но тебе нужен я. Это было самое счастливое время в моей непутевой жизни.

Ты знаешь, мне когда-то цыганка нагадала, что я погибну через женщину. Это было, когда я в первый раз в колонию загремел в начале девяностых. По дурости, разумеется. Ты же знаешь, мы тогда с парнями рэкетом занимались. Ну, прижали одного бизнесмена, а он взял и коньки откинул. Мне тогда три года дали, потому что убивать-то я никого не убивал. И вот на пересылке я как-то оказался в одной машине с цыганкой, которую за воровство осудили. И пока ехали мы, она по руке мне и нагадала такую вот мою судьбу.

Я ей тогда не поверил, потому что все женщины для меня были как еда и водка. Протяни руку и утоли голод и жажду. Нельзя было через них пострадать, потому что никаких страданий они не стоили. И так было, пока я тебя не узнал. Ты девчонка совсем была, а как ступишь, как взглянешь, так и сердце останавливалось. Как присушила.

Я матери твоей помогал, конфеты носил, потому что хотел на тебя хотя бы посмотреть. Вот никого я не боялся никогда, а тебя, пятнадцатилетнюю, боялся. И приблизиться не смел, не то чтобы силой взять. Ты так умела смотреть, словно одним взглядом на место ставила.

В общем, ты когда учиться в свой Екатеринбург уехала, я запил со страшной силой. Думал бизнес продать или сжечь все свои ларьки даже. Но ничего, продолжал матери твоей помогать. Мне все казалось, что тебе. А потом ты меня позвала, потому что решила бизнес открыть. И вот тут-то я и стал так счастлив, что мне даже страшно было. Не может бог не наказать за такое острое счастье.

Он и наказал. Ты уехала в Москву, а я остался без тебя. Мне и в голову не приходило жаловаться, потому что ты была всего этого достойна. Домов загородных, перелетов на Мальдивы в бизнес-классе, всех этих денег, которые были у Кривицких. Я бы тогда повесился, наверное, если бы не Милка, которая меня подобрала и пригрела.

Она – хорошая баба, Милка, только завистливая. Не могла смириться с тем, что я тебя люблю, а не ее. Ей мало было, что я жил с ней, она все хотела и душу мою заполучить, а та как раз и не давалась, потому что была в другом месте, с тобой. Я все следил за тобой, в интернете про тебя читал, на блог твой подписался, и много лет мне этого достаточно было. Понимаешь? До того самого проклятого дня, когда я тебя увидел.

А дальше я совершил то, что совершил. И никакая тюрьма мне после этого была не страшна. Никто меня не мог осудить больше, чем я сам себя судил. И простить я себя так и не смог. Ты это знай. И того, что сейчас сделала Мила, я тоже простить не могу. Не хочу я прощать, Кира. Я ж не знал, что это она на тебя жалобу написала, что надумала со свету тебя сжить, опозорить на весь белый свет. Я узнал, только когда передачу эту проклятую увидел.

В общем, я принял решение, которое не изменю. Я, конечно, не судья. Чужие грехи судить не должен, и своих достаточно. Но жить эта гадина больше не будет. Ты прости меня, Кира. Что не сберег. Не защитил. Не прознал, что Мила замышляет. Я вообще на нее мало внимания обращал в последнее время. Вместо мебели она в моей жизни была. Больше не будет. На свалку истории эту мебель. Рухлядь, и ничего больше.

Прощай, моя далекая звезда. Больше не свидимся. Непряхин Николай Владимирович».

Больше всего в этом горьком письме Киру поразила именно официальная подпись. Никогда не звала она его по имени-отчеству, да и никто в Малых Грязях так в глаза его не звал. Колькой, Колей, Николаем – да, а вот не Николаем Владимировичем Непряхиным.

– Кирочка, да как же это, – дочитав, заплакала мама в трубке. – Жалко его как. Погибнет ведь в тюрьме, сгинет. Как же он вообще на душегубство осмелился. Ведь добрый же был, хоть и сиделец. И все в нашем городе это знали.

– Вот так, мама, – устало сказала Кира. – Вот вроде и не виновата я в том, что произошло, а все равно себя виноватой чувствую. Глядишь, не позвонила бы я ему тогда, чтобы денег на бизнес попросить, и все бы сейчас по-другому было. Ну да ладно. История не знает сослагательного наклонения. А письмо это ты, мама, порви, а еще лучше сожги. За убийство по пьянке все меньше дадут, чем за предумышленное, а из этого письма явно следует, что Николай осознанно решил Милу жизни лишить. Так что сожги. И забудь. Хорошо?

– Да разве такое забудешь? – вздохнула мама, но Кира была уверена, что поступит она так, как сказала дочь.

Сегодня должно было состояться первое судебное заседание по делу Киры Плиновской. Сказать, что Машка нервничала, это ничего не сказать. Впервые за всю свою судебную практику она страшилась войти в зал заседаний, а все потому, что интерес к делу был огромным.

Про предстоящий суд писали все СМИ и телеграм-каналы, судебное заседание ввиду огромного общественного интереса было открытым, и уже с семи утра к зданию суда начали подтягиваться журналисты с камерами, репортеры с микрофонами и просто зеваки. Я, приехав на работу к девяти, проходила к дверям сквозь плотную людскую толпу. Неприятное ощущение, надо сказать. В общем, Машке я не завидовала.

Заседание назначили на десять. За пятнадцать минут до этого я услышала на улице возрастающий гул толпы и подошла к окну. Ну да, Плиновская приехала. Вот все и беснуются. К зданию суда подсудимая подъехала на черном «Майбахе». Я улыбнулась. Все-таки эпатаж был свойственен королеве инфоцыган даже в такой непростой для нее ситуации.

Я уже слышала о том, что главная врагиня Плиновской, та самая Людмила Соболева, которая и стала основным источником неприятностей, зверски убита своим сожителем, с которым, по слухам, когда-то встречалась и сама Кира. Сашка рассказывала, что десять лет назад этот же человек напал и на Плиновскую тоже, в результате чего она потеряла ребенка, а он получил тюремный срок. Что ж, не исправился, значит.

Из остановившегося «Майбаха» вышла Плиновская, а также ее муж, бизнесмен Денис Кривицкий, и женщина-адвокат Наталья Угольникова. В судебных заседаниях мы с ней никогда не пересекались, но об Угольниковой я была достаточно наслышана. Адвокатом она считалась жестким и дела проигрывала редко. Я еще раз подумала, что совсем не завидую Машке. Вот уж попала моя подруга, спасибо Плевакину.

В отличие от автомобиля, образ для присутствия в суде Плиновская выбрала довольно сдержанный, я бы даже сказала, лаконичный. Черный плащ с объемным капюшоном на голове, частично закрывающий лицо, черные очки, прячущие глаза, но слегка неуместные, поскольку день сегодня был облачным и дождливым, а потому небо над Москвой с утра затянули серые тучи.

– Елена Сергеевна, пойдете смотреть? – спросил у меня Дима. – У нас с вами сегодня в первой половине дня заседаний нет, так что можно.

– Что? – не поняла я. – А, Дима, вы что, хотите присутствовать на суде над Плиновской?

– Да, я бы хотел, – немного смущенно признался мой помощник. – Вы не подумайте, что я ее поклонник, просто это очень необычный процесс, мне бы хотелось увидеть все своими глазами. Из профессионального интереса, разумеется.

– Да идите, ради бога, – пожала плечами я. – Мне не жалко. Можно же не сомневаться, что все запланированные на сегодня дела вы закончите ровно в срок?

– Да, конечно, – заторопился Дима. – Я все сделаю.

Он ушел, а я снова выглянула в окно, где толпа людей не становилась реже. Журналистов, правда, поубавилось. Скорее всего, потому что они уже прошли в зал. Внезапно мне стало интересно, как Машка будет вести процесс в таком жутком режиме. Может, тоже сходить посмотреть? Я с сомнением покосилась на свой рабочий стол с горкой дел, над которыми мне предстояло поработать.

Пойти или не пойти? С одной стороны, работа сама себя не сделает. С другой – Дима прав, действительно интересно, да и Машке будет приятно видеть в зале хотя бы одного человека, который понимает, насколько непросто ей сейчас приходится. Приняв решение, я быстро причесалась, слегка мазнула по губам помадой и критически осмотрела себя в зеркале, чтобы убедиться, что меня не выдает моя уже очень заметная на самом деле беременность.

Мне уже становилось смешно, что ее никто не замечает. Вот что значит стереотипность мышления. Просто никому из окружающих даже в голову не придет, что судья Елена Кузнецова на пятом десятке вдруг может настолько сойти с ума, чтобы родить ребенка без мужа.

Когда я зашла в зал заседаний, до начала процесса оставалось три минуты. Рядом с Димой имелось свободное место, и он махнул мне рукой. Если мой помощник и удивился, то виду не показал. Я пробралась к нему и плюхнулась рядом, осматривая обстановку. Журналистов в зале действительно много. Сидящая за решеткой Кира демонстративно отворачивалась от них, забившись в угол. Признаться, мне это показалось странным для публичной персоны, еще совсем недавно выступавшей перед тысячами людей в больших залах.

Вид у Плиновской был уставший и измотанный. Что ж, уголовные дела и судебные заседания точно не проходят бесследно. Я с интересом разглядывала ее лишенное косметики лицо, на котором отчетливо обозначились морщинки и синяки под глазами. Что ж, Кира – моя ровесница, ей тоже недавно исполнилось сорок лет, и выглядит она на этот возраст, несмотря на все свои деньги.

С не меньшим интересом я разглядывала и Дениса Кривицкого. Муж Плиновской выглядел рассерженным. Он явно злился на присутствие в зале средств массовой информации и делал нетерпеливые жесты в сторону наиболее настырных фотокорреспондентов, направлявших на него и Киру объективы камер и слепивших вспышками в лицо.

– Встать, суд идет!

Все-таки необычно слышать эту фразу не со своего привычного места, а из зала. Я встала, улыбнувшись Машке, которая, одетая в судейскую мантию, шла сейчас к своему столу. Впрочем, подруга меня пока не замечала. Лицо ее было серьезным, она полностью сосредоточилась на работе. Что ж, я ее прекрасно понимала.

– Таганский районный суд в составе председательствующего судьи… – Я на секунду отвлеклась, задумавшись, пропуская мимо ушей слова подруги, но вовремя собралась, вернувшись в действительность. – …с участием государственного обвинителя Комарова Сергея Юрьевича, подсудимой Плиновской Киры Александровны, защитника подсудимой адвоката Угольниковой Натальи Петровны, при секретаре Игнашевой Ольге Леонидовне рассматривает в открытом судебном заседании уголовное дело в отношении Киры Александровны Плиновской, обвиняемой в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 198 УК РФ – уклонение от уплаты налогов и сборов в особо крупном размере. Кира Александровна, вам разъясняются права по статьям 47, 259, 260 УПК РФ, статьи 51 Конституции РФ. Права понятны? – строгим голосом начала судебное заседание Машка.

– Да, уважаемый суд. Права понятны, – ответила Кира.

– Кира Александровна, с двадцати лет вы открыли ИП и вели, как утверждает обвинитель, успешную предпринимательскую деятельность. Расскажите поподробнее, чем вы занимаетесь.

– Уважаемый суд, я известный блогер и бизнес-тренер, а также имею фирму по производству и продаже косметических и уходовых средств, а также бытовой химии. Мой первый бизнес был в сфере косметологии, я запустила производство и продажу кремов для кожи «Ми-Ки Бьюти». Затем спустя несколько лет я расширила бизнес и создала целую линейку продуктов «Кира Пли», о которой буквально мечтает каждая девочка в России и странах СНГ.

– Вы и тут продолжите свою песню про гениальное предпринимательство и федеральные масштабы? Вы хоть знаете, как налоговая декларация заполняется, чтобы с продаж «Кира Пли» налоги заплатить? – взвился прокурор Сергей Комаров, которого я неплохо знала. Мужик он был въедливый, а в дополнение к тому еще и злобный.

– К каким выводам пришло следствие? – спросила Машка.

– Ваша честь, подсудимая действительно талантлива, вот уже пятнадцать лет ведет активную деятельность в социальных сетях, проводит различные вебинары, лекции, семинары как на бесплатной, так и на платной основе. Рекламирует линейку косметических продуктов «Кира Пли», производством которой занимается общество с ограниченной ответственностью «Кира Пли», учредителем которого является подсудимая. Примечательно то, что заявление в полицию для проведения проверки в отношении подсудимой подала ее бывшая бизнес-партнерша Людмила Соболева. Соболева и Плиновская вместе создали ООО «Мики Бьюти» и одноименный бренд. Десять лет назад Соболева продала свою долю в ООО Плиновской, которая стала единственным бенефициаром всего общества с ограниченной ответственностью, переименовав бренд и предприятие.

– Кира Александровна, расскажите, почему вы выкупили у Людмилы Соболевой ее долю? Зачем ваша партнерша вышла из такого успешного бизнеса? – Голос Машки звонко разносился до самого последнего уголочка большого зала. Стрекотали камеры, щелкали фотоаппараты, журналисты примерно записывали каждое слово на диктофон.

– К этому времени мы всерьез разошлись с Милой, то есть с Соболевой, простите, по подходам к ведению дел. На тот момент Мила была мне не нужна. С самого начала я практически все придумала и сделала сама. Мы познакомились с Милой, когда у нее был убыточный магазинчик, в который никто не ходил. Я ее раскрутила. Я ей все показала, я всему научила! Если бы не я, она бы и дальше в своем бизнесе микроскопических масштабов копейки считала.

– Кира Александровна, после сделки с Людмилой Леонидовной, по данным Федеральной налоговой службы, у вас начала расти задолженность перед бюджетом, отчетность сдавалась с просрочками, приходилось делать много уточнений в бухгалтерских отчетах, – сообщил Комаров.

Машка тут же отреагировала:

– Судя по всему, именно Людмила Леонидовна отвечала за юридическую и финансовую часть, а вы за маркетинг и рекламу, верно?

– Да за что она там отвечала? За составление и подачу бумажек? Это сегодня все автоматически делается и на аутсорс отдается, чтобы время от основного дела не отнимать. Вот развитие бренда и стратегия компании – это работа, а бумажки можете знаете куда себе засунуть?!

Да уж, судя по всему, с нервами у Плиновской было совсем плохо. Это ж надо догадаться так вести себя в суде. Видимо, Наталья Угольникова считала так же, потому что начала делать своей подзащитной какие-то знаки.

– Кира Александровна, суд делает вам первое и последнее замечание! Вы находитесь в зале суда, проявите уважение к отправлению правосудия! – Голос моей подруги стал суровым.

– Конечно, уважаемый суд! Ваши бумажки важнее всех остальных документов, я отношусь к ним с большим уважением!

– У стороны обвинения есть что дополнить? – обратилась Машка к Комарову.

– Да, уважаемый суд. На основании решения исполняющего обязанности начальника ИФНС налоговой инспекцией была проведена налоговая проверка по вопросам правильности исчисления и своевременности уплаты (удержания, перечисления) единого социального налога и страховых взносов на обязательное пенсионное страхование за период с 01.01.2021 по 31.12.2022 индивидуальным предпринимателем Кирой Александровной Плиновской, а также всеми предприятиями, в которых она выступала учредителем. Был составлен акт выездной налоговой проверки. На основании данного акта, иных материалов налоговой проверки, результатов проведенных мероприятий дополнительного налогового контроля, а также письменных возражений налогоплательщика и дополнительно представленных материалов руководителем налогового органа принято решение о привлечении Киры Александровны Плиновской к ответственности за совершение налогового правонарушения. На основании сообщения налогового органа о доначисленных по результатам налоговой проверки четырехсот одиннадцати миллионов рублей следственными органами в отношении Киры Александровны Плиновской было возбуждено уголовное дело по части 2 статьи 198 УК РФ за уклонение от уплаты налогов в особо крупном размере. Согласно ответу МИФНС индивидуальный предприниматель Кира Александровна Плиновская за 2020 год получила доход в размере трехсот шестидесяти миллионов рублей, за 2021 год – в размере четырехсот двадцати миллионов рублей и за 2022 год – в размере двухсот восьмидесяти миллионов рублей.

По залу пронесся коллективный вздох. Хотя все эти суммы уже много раз оглашались в интернете и новостью не были, размах бизнеса, построенного, по сути, на продаже воздуха, все-таки не мог не впечатлять.

– Совокупный размер налоговой недоимки за указанный период, связанный с искусственным дроблением бизнеса, составляет четыреста одиннадцать миллионов рублей, что было квалифицировано как особо крупный ущерб бюджету. Постановлением суда разрешено наложение ареста на банковские счета Киры Александровны Плиновской с запретом проводить какие-либо финансовые операции по указанным счетам. На момент сегодняшнего заседания вся недоимка в добровольном порядке возмещена государству в полном объеме. Считаем, что вина подсудимой полностью доказана, и просим назначить ей наказание по части 2 статьи 198 УК РФ в виде лишения свободы на срок три года.

Вот как, получалось, что Плиновская добровольно погасила свой огромный долг. Как и моя Сашка, некстати вспомнила я. Конечно, Сашкины двести восемьдесят тысяч несопоставимы с почти половиной миллиарда, но все же. Если претензии налоговиков удовлетворены в полном объеме, это не может не повлиять на приговор.

– Кира Александровна, в вашем личном деле указано, что вы беременны. Это правда?

Услышав Машкины слова, я чуть не упала со стула. Да что ж это за эпидемия-то такая? Все вокруг беременные. Даже подсудимая. Я в очередной раз вспомнила о том, что Плиновская – моя ровесница, и незаметно положила руку на живот. У нее он так не выпирает, значит, срок меньше.

– Да, уважаемый суд, я на третьем месяце беременности. Честно говоря, еле стою на ногах, у меня довольно сильный токсикоз. Моя прежняя беременность закончилась печально, но только из уважения к вам, о чем вы меня отдельно предупредили, я не смею прерывать судебное заседание.

– Уважаемая Кира Александровна, если вам будет удобней, вы можете не вставать, когда к вам обращается суд, – благосклонно отреагировала Машка. – Итак, позиция обвинения понятна. Наталья Петровна, вам слово.

Со своего места встала адвокат обвиняемой Наталья Угольникова. Я навострила уши. Люблю наблюдать за работой профессионалов, к коим Угольникова, несомненно, относится.

– Уважаемый суд, – хорошо поставленным голосом начала она. – Мы считаем, что как налоговая проверка, так и уголовное преследование – это происки конкурентов моей подзащитной. Без административного давления делу, очевидно, не дали бы ход, так как Кира Александровна публичный человек. Кроме того, следствие допустило ряд существенных процессуальных нарушений. Например, следователь перед производством финансовой экспертизы не разъяснил подсудимой права, ознакомил ее с постановлением о назначении финансовой экспертизы после ее проведения, чем нарушил требования статей 195, 198 УПК РФ. Также финансовая экспертиза проведена без учета документов о покупке и оплате подсудимой стоимости ряда имущества для бизнеса, в том числе ИП, что изначально не было учтено в качестве основания для снижения налогооблагаемой базы. В результате сумма налога за указанный период рассчитана экспертом с нарушением целого ряда требований НК РФ.

Да, Угольникова не зря считалась одним из самых дорогих российских адвокатов. И Савелий Кривицкий (а по слухам, именно свекор оплачивал юристов для Плиновской) мог быть доволен вложением в нее каждого рубля. Я вдруг подумала, что не хотела бы столкнуться с Угольниковой в суде, хотя совместной работе, к примеру с Мариной Раковой, всегда была рада. Марина – тоже блестящий адвокат, но до Угольниковой ей еще расти.

– Во-вторых, мы продолжаем обжаловать результаты налоговой проверки в судебном порядке, – продолжала та. – Суд кассационной инстанции уже дважды возвращал дело на новое рассмотрение. Да, на сегодняшний день мы снизили сумму недоимки в два раза, решение суда вступило в законную силу, но мы продолжаем настаивать на невиновности моей подзащитной, и я не исключаю, что кассация в третий раз может вернуть дело на повторное рассмотрение. И, уважаемый суд, прошу обратить внимание на изменения в статье 198 Налогового кодекса от 18 марта 2023 года, а именно части 3, и напоминаю суду, что моя подзащитная впервые привлекается к судебной ответственности и все недоимки и пени на сегодняшний день выплатила. – По залу опять прокатился вздох недовольства, и судье пришлось призвать к порядку. Когда зал успокоился, адвокат продолжила: – В-третьих, у Киры Александровны очень сложная судьба. Она рано осталась без отца, с двенадцати лет была вынуждена помогать своей матери мыть полы и ухаживать за парализованной бабушкой, в семнадцать лет уехала из дома учиться в большой город, сразу начала работать, потому что мать не могла обеспечить ей достойный уровень жизни, и с тех пор продолжает зарабатывать себе на хлеб честным трудом. Ранее ни к уголовной, ни к административной ответственности моя подзащитная не привлекалась. Имеет множество положительных характеристик, которые мы приобщали к материалам дела. Да что там – зайдите в интернет и прочитайте сами! Уже более 3 миллионов человек поставили свои цифровые подписи в поддержку Киры Александровны, чтобы это дело, наконец, прекратили и ее выпустили из зала суда. Она, в конце концов, будущая мама, а не преступница! И по состоянию здоровья, в интересах будущего малыша, нуждается в медицинском уходе и отсутствии нервотрепки.

– Кира Александровна, вам есть что добавить к словам вашего защитника?

– Нет, уважаемый суд. Лучше и не скажешь. Я совсем не хочу получить еще одно замечание от суда в свой адрес, но поскольку вы меня спросили, что я хочу сказать… Я скажу. Я – жертва, понимаете, жертва вот этой ситуации! На меня напали в результате навета, клеветы, доноса. Называйте это как хотите. Когда крутишься с утра до вечера, очень легко совершить ошибку. Но за ошибки не судят. Государство хотело содрать с меня денег? Что ж, я их заплатила. Но каждый свой рубль я заработала сама. Своим умом, своим трудом, а не везением или милой мордашкой, как пишут злые языки в интернете. Для фискальных органов я не предприниматель, не бизнесмен, не основательница бизнеса, приносящего почти полмиллиарда рублей в год, я – корова, которую можно доить сколько угодно. Но даже в этом случае доить нужно с умом, чтобы корова не сдохла, иначе доить будет нечего. В этом и заключается вся суть нескончаемого дела.

– Суд переходит к прениям сторон. Слово государственному обвинителю.

Комаров снова встал:

– Спасибо, уважаемый суд. С большим интересом слушал, что говорит подсудимая. Особенно про «дойную корову». Странное сравнение для человека с высшим психологическим образованием, не правда ли, Кира Александровна? Ваша жизнь, которую вы сами добровольно предавали огласке, совсем не про ум и старание. Развлечения, путешествия, красивая жизнь в собственном доме – вот весь смысл того, что вы транслируете в интернете и рассказываете на своих выступлениях. Я действительно поражаюсь, за что вам люди платят такие деньги, ведь в этом нет просто никакого смысла. Но платят и продолжают платить! Раскройте нам тайну, в чем секрет?

– Боюсь, вам этого не понять. Ни меня, ни людей, которые учатся на моих курсах, потому что стремятся улучшить свою жизнь. Все, что им для этого надо, – толика смелости. Вот этим я и торгую, если хотите. Смелостью следовать своей мечте. У вас хотя бы страница в социальной сети есть? Знаете, как трудно там пробиться в люди? Я вам дам бесплатный урок – доходы можно поднимать или количеством, что значит увеличение продаж, или качеством, что значит увеличение стоимости одного чека. Да, я продаю курсы и рассказываю людям, как получить успех и признание. Но знания, навыки, умение – это не главное для продаж. Продажи делаются на известном бренде и популярности, которые я своей кровью заработала. А такие, как вы, мало того, что в этом ничего не понимают, так еще все рушат.

Комаров побагровел:

– Уважаемый суд, разрешите задать подсудимой уточняющий вопрос.

– Разрешаю.

– То есть вы признаете, что продаете, грубо говоря, фуфло, лишь бы продать? А качество того, чем вы торгуете, вам оно все равно?

– И тут вы пытаетесь все извратить и переиначить. Вот скажите, вы знаете, сколько людей подписало петицию в мою поддержку? Более трех миллионов человек. А сколько человек подписало петицию, чтобы прекратить мою деятельность из-за того, что я продаю, как вы выражаетесь, фуфло? Знаете? Ноль. Такой петиции нет. Значит, люди, иначе говоря, потребители, знают мой продукт и любят его. Мой банковский счет тому подтверждение. А вас никто не любит, чему подтверждение ваш банковский счет. Вы даже близко не понимаете, что значить быть предпринимателем и являться частью рыночной экономики, платить людям зарплаты, нести за них ответственность. Я ответила на ваш вопрос?

– Уважаемый суд, подсудимая сегодня уже несколько раз позволяла высказывать оскорбления в мой адрес. Как можно участвовать в прениях в таких условиях? – Комаров просто был вне себя.

Зато Машка оставалась совершенно невозмутима.

– Если у вас все, то считаем прения сторон законченными. Далее реплики сторон. Со стороны обвинения.

– Подсудимая уклонялась от уплаты налога в общей сумме четыреста одиннадцать миллионов рублей, что согласно примечанию к статье 198 УК РФ является особо крупным размером. Сторона обвинения поддерживает ранее озвученную позицию. Полагаем, что вина Киры Александровны полностью доказана, и просим назначить ей наказание в виде лишения свободы на срок три года. В противном случае полагаем, что назначение иного вида наказания не позволит достичь цели исправления подсудимой.

– Реплика со стороны защиты.

– Я сказала все, что хотела. Мне больше добавить нечего, – заявила Угольникова.

– Суд предоставляет последнее слово подсудимой.

Несмотря на разрешение говорить сидя, Плиновская снова встала. Вряд ли это было возможно, но за время проведения заседания лицо ее осунулось еще больше. Я вспомнила, как страдала первые недели беременности, и невольно ее пожалела. Что ж, каждый из нас в ответе за свои действия.

– Никакого преступления я не совершала и не хотела совершать, – тихо начала Плиновская. – Я – честный человек, который ведет открытую публичную жизнь. В отличие от налоговой и следствия, которые гробят жизни успешных людей из своих кабинетов, мне нечего скрывать. Если бы я не была честной, я бы не стала такой популярной, это же очевидно. За мной просто не потянулись бы люди. Может, в каких-то моментах я была слишком эмоциональна, но действовала не из злого умысла и умоляю вас принять объективное и справедливое решение. Меня подставили, обидели и оскорбили в прошлом близкие мне люди, и я не хочу совсем потерять веру еще и в тех, кто должен блюсти закон и защищать обычных граждан.

– Суд удаляется на совещание.

Машка скрылась в совещательной комнате, и я тоже поднялась со своего стула. Пора и честь знать, вернуться к работе. Приговор я могу узнать и позже. Почему-то мне казалось, что я знаю, каким он будет. Хотя мало ли, Машка вполне способна меня удивить.

– Вы идете или остаетесь? – спросила я у Димы, который продолжал сидеть.

Он молчал, а на его лице я читала откровенное потрясение. Проследив за его взглядом, я поняла источник этого потрясения. Димины глаза находились как раз на уровне моего выпирающего живота.

– А? Что? Я бы остался, если вы не против, – пробормотал Дима. – Елена Сергеевна, а…

– Оставайтесь, потом расскажете мне про приговор, – улыбнулась я, чувствуя неимоверное облегчение от того, что с моей тайны наконец-то сорваны покровы.

Вернувшись в свой кабинет, я с необыкновенной легкостью приступила к работе. Период так тяготившего меня молчания подходил к концу. Что ж, жизнь необратимо меняется, и впервые за очень долгое время я была этому рада. Дима вернулся в кабинет примерно через час.

– Ну что? – спросила я его. – Какой приговор вынесла наша Мария?

– Рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело по обвинению Киры Александровны Плиновской в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 198 УК РФ, суд принимает решение: Признать Киру Александровну Плиновскую виновной в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 198 УК РФ, и, с учетом смягчающих обстоятельств, назначить ей наказание в виде штрафа в размере 400 000 рублей, а также запрета вести коммерческую деятельность в интернете сроком на пять лет, – по памяти продекламировал Дима.

– Я так и думала, – улыбнулась я. – Машка проявила все-таки верх человеколюбия. Но, признаться, я этому рада.

– Елена Сергеевна, простите, можно задать вам личный вопрос?

Что ж, мой помощник всегда лихо брал быка за рога и особым терпением не отличался.

– Можно, Дима, – пряча улыбку, сказала я.

Вот на Диме сейчас и порепетируем все, что мне сегодня предстоит рассказать семье, коллегам, а потом еще и Миронову. Помощник открыл рот, но задать свой нетактичный вопрос не успел, потому что открылась дверь и в кабинет ввалилась Машка.

– Фу-у-у, – возопила она, – семь потов сошло! Вы должны, нет, вы просто обязаны сейчас же напоить меня кофе. Дима, дуй за пирожными. Возьми эклеры, потому что я заслужила. И не говорите мне ни слова о диетах.

– Никто и не собирался, – пробормотал Дима с явным сожалением.

Что ж, моя казнь египетская откладывается, а ему придется потерпеть с удовлетворением своего несносного любопытства. Дима сварил кофе и ушел за пирожными. Машка откинулась на стуле и с удовольствием сделала первый глоток.

– Боже, как хорошо. Я тут у тебя посижу немного, а то рискую нарваться на Комарова и выслушать массу неприятного. Он просто вне себя.

– Представляю, – засмеялась я. – Лишила его такой громкой славы. Захапала ее себе, отпустив Плиновскую с миром.

– А что я должна была сделать? Скажи на милость? – вздохнула Машка. – Недоимку в четыреста миллионов с гаком эта курица заплатила. Свекор ее помог, олигарх Кривицкий. Дал необходимые деньги. Все, до копеечки. Так что к началу суда вся фискальная задолженность, включая пени, была погашена. Мошенничество ей никто даже не предъявлял. Это адвокаты еще до суда расстарались. Так что сидеть ей не за что. И штрафа вполне хватит. Ну и возможности собирать деньги на коммерческой деятельности в соцсетях я ее лишила. Не будет у нее ни марафонов, ни консультаций, ни тренингов. А косметику свою пусть производит и продает, тем более что она у нее неплохая, я на себе проверяла.

Я встала и подошла к кофе-машине, чтобы налить себе кофе.

– Плиновская не пропадет, – сказала я, улыбаясь. – Она обязательно что-нибудь придумает, потому что действительно талантливая. Вот такой у человека талант делать деньги из воздуха. Например, будет в соцсетях рассказывать о ходе своей беременности, а потом о материнстве. Разумеется, безвозмездно, выполняя запрет суда. Вот только собирать, например, пожертвования ты ей не запрещала. Вот тебе и лазейка.

Подруга с некоторым изумлением смотрела на меня. Точнее, на мою фигуру, хорошо подсвечиваемую внезапно выглянувшим из-за туч и светившим сквозь окно солнцем.

– Вот да. Эта сучка Плиновская еще так вовремя забеременеть успела. Десять лет думала, что у нее бесплодие, крест на материнстве поставила, и тут такое. Беременность в сорок лет! Разве могла я ее в таком состоянии посадить? Мы же, бабы, все матери, понимаем друг друга.

Я снова засмеялась. Мне было легко-легко. Впервые за очень долгое время.

– Погоди, подруга, – опешила Машка и отставила свою чашку на стол, – я чего-то не понимаю. Ты что, тоже беременна?

– Беременна, – легко согласилась я. – Двадцать одна неделя уже, Маш. Через два месяца в декрет. К концу января рожать.

Машка в немом молчании открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба.

– Так ты чего молчала-то столько времени! – наконец, завопила она. – Кузнецова, я тебя просто сейчас убью! Ты как могла мне не сказать-то, я не понимаю? А Плевакин знает? А Сашка что говорит? А Натка с Таганцевым? А Миронов? Миронов вообще в курсе, что станет отцом?

Я молчала.

– Ты что, ему не сказала? – с подозрением в голосе спросила Машка. – Кузнецова, ты что, совсем отбитая на всю голову? Ты как собираешься одна на пятом десятке ребенка поднимать? Жить на что будешь? И где? В своей съемной квартире?

Вместо ответа я достала телефон и набрала номер Плевакина.

– Анатолий Эммануилович, мне надо с вами поговорить, – выпалила я, когда председатель суда взял трубку. – Да, хорошо. Сейчас сделаю один телефонный звонок и приду.

Я посмотрела на Машку и ласково улыбнулась:

– Я с тобой все обязательно обсужу, но позже, ладно? Ты не сердись, Маш, но мне сейчас нужно решить пару очень важных вопросов. Я и так слишком долго откладывала. И еще, я хочу, чтобы ты знала, ты – моя лучшая подруга! И ты первая, кому я призналась. Вот так, Машуля.

Не глядя больше на подругу, я вздохнула и набрала очень важный для себя номер. Гудок ударил в ухо, заставив сжаться все внутри. Второго, впрочем, не последовало.

– Да, Лена, я тебя слушаю, – услышала я голос Виталия и твердо ответила:

– Нам надо встретиться!