Он провёл нас мимо статуи бога глубже в храм, чтобы открыть обшитую дверь. За ней последовал длинный коридор, в конце которого была ещё одна дверь. Её он тоже открыл и закрыл за нами после того, как мы вошли.
Человек, поднявшийся из-за своего роскошного письменного стола, был под свей драгоценной расшитой мантией старым, маленьким и худым. У него были хитро-сверкающие, внимательные глаза.
― Меня зовут Джон, ― представился он. ― Присаживайтесь. ― Он указал на два мягких стула перед своим столом.
Эта комната была обставлена с такой роскошью, которая была бы достойна императора. Куда бы я не глянул, везде было золото, драгоценные камни, чёрное дерево и тёмный шёлк. Стул, который заскрипел под моим весом, был мягким, инкрустирован золотом и украшен позолотой во всевозможных местах. Он блестел и переливался, словно трон правителя, и всё же на нём сидели всего лишь посетители. Настоящий трон стоял за этим письменным столом, настолько большим, что на нём можно было бы установить фигуры целого поля битвы.
― Вы посылали за мной? ― спросил я.
Он улыбнулся фальшивой улыбкой и сложил руки.
― Не совсем, ― ответил он. ― Один из наших послушников немного переусердствовал и не подумав, превысил полномочия своего положения. И всё же хорошо, что вы сейчас здесь.
― Значит вы не желали говорить со мной? ― переспорил я.
Его улыбка была слишком искуственной, и мне не понравилось, как он игнорирует Серафину.
― Я этого не говорил. Только то, что это не я пригласил вас. Но поскольку вы уже здесь… у вас на талии весит кое-что, что принадлежит храму.
― Он посвящён Сольтару, это верно. Но мне передал его священник бога.
― У него не было на это права. Это оружие слишком могущественное для смертного. Самое безопасное место для этого клинка ― здесь, где мы уже долго хранили его, прежде чем его украли. Передайте этот меч мне. Тогда сможете уйти в осознании, что исправили многовековую несправедливость. Вы также получите благословение.
Я моргнул.
― Вашем намерением было не говорить со мной, а забрать мой меч? ― недоверчиво спросил я, только чтобы убедиться в том, что правильно понял.
― Именно так, сын мой, ― дружелюбно ответил он. — Он предназначен не для вас. Он подвергает вашу душу опасности. Надеюсь, вы ещё не так долго владеете им.
Ещё не так давно я бы без колебаний передал ему в руки Искоренителя Душ, но сейчас моё мнение изменилось.
Каждая клеточка во мне противилась этому.
― Мне его отдали.
― Это главный храм нашей веры, все остальные храмы второстепенные, ― сказал священник Джон, отказавшись от фальшивого дружелюбия. Этот человек не привык, чтобы ему противоречили. ― Кто бы это ни был, он не имел права передавать это оружие кому-либо без нашего разрешения. Он будет призван к ответу.
А вот в этом я сильно сомневался. Отец Уриос уже в течении столетий прибывал у Сольтара.
― Это реликвия нашей веры, на которую вы не имеет права, ― повторил он, встал и требовательно протянул руку. ― Под этим небом я верховный священник нашего бога, хотите отказать мне в том, что принадлежит богу?
Я взглянул на Серафину, но от неё ждать помощи не приходилось, она выглядела такой же удивлённой, как и я.
Искоренитель Душ был посвящён Сольтару, на его ножнах был знак бога, и он был передан мне одним из его священников. Как бы я иногда не конфликтовал с моими богом, я не мог не отдать его высшему представителю на этом земном диске то, что принадлежало ему, хоть это и казалось неправильным.
Я молча схватился за ремень, отстегнул Искоренителя Душ и положил на стол перед мужчиной.
― Спасибо, ― поблагодарил он и потянулся к мечу. ― Теперь вы можете идти.
Я встал, уже собираясь отвернуться, когда священник попытался поднять оружие и ему не удалось.
В Газалабаде другой священник моей веры смог взять его и вынуть из ножен. С ним не произошло ничего подобного, но этому человеку он не подчинился.
― Что вы сделали? ― прорычал Джон. ― Что это за колдовство? Клинок такой тяжёлый, как сотня камней!
Я подошел к столу, взял Искоренителя Душ и уклонился от первосвященника, когда тот попытался схватить меня и меч.
― Что вы делаете?
― Я снова забираю его с собой, ― отозвался я. ― Очевидно, он не предназначался для вас.
― И тем более для вас! Этот меч вручается самим Сольтаром! ― возмутился он. ― Вы не выйдите из храма с этим клинком, прежде вам придётся меня убить!
Я положил руку на рукоятку меча. Стоявшая рядом Серафина слегка покачала головой, но на этот раз я не желал проявлять благоразумие.
― Вас и любого другого, в случае необходимости, ― объявил я. ― Если вы его хранили, то знаете, что это за меч. Так что не заставляйте меня.
― Вы мне угрожаете? ― ошеломлённо спросил Джон. ― Этот меч будет принадлежать только одному человеку, и он примет его из руки бога. Никто другой не сможет им владеть. Посмотрите на себя! Очевидно, вы готовы убить священника своего бога. Так скажите, разве ваша душа уже не в опасности?
Я наклонился вперёд, приблизившись к нему, но он не отшатнулся, а лишь с самодовольным возмущением сверкнул на меня взглядом.
― А что, если я скажу, что получил меч из руки бога? И не один раз, а целых три? Вы не сможете сдвинуть его с места, и он вернётся ко мне и в четвёртый раз.
― Тогда я скажу, что это невозможно!
― И почему же? ― опасно тихо спросил я. В этот момент внутри меня как будто прорвалась плотина. Всё, что я с трудом скрывал в себе, выплеснулось наружу, вызвав чувство гнева, какое я редко испытывал. Это был неподходящий момент, ожидать от меня терпимости и благочестия. Искоренителю Душ я доверял больше, чем этому человеку, какую бы мантию он не носил.
― Потому что только одному суждено владеть этим клинком! Он не кто иной, как ангел Сольтара, который будет послан, чтобы в этом мире положить конец раздорам богов! ― сердито закричал священник, указав дрожащим пальцем на меня. ― Вы вряд ли захотите быть тем, кто навлечёт на нас наводнения, чуму и землетрясения, разрушит порядок мира и захочет убить бога? Тёмная Зараза Безымянного проклята достаточно, но никто не проклят так, как тот, кого пошлёт к нам Сольтар. Поскольку его ангел будет носить имя, само по себе являющееся проклятьем!
― О боги, ― тихо прошептала Серафина, высказав то, о чём подумал я.
― Вы этого хотите? ― бушевал первосвященник, с силой ткнув костлявым пальцем мне в грудь. ― Хотите стать последним, кто останется стоять в море крови и поднять этот клинок против врага, которого невозможно победить? Хотите бросить легион мёртвых в финальную битву? Объединить потерянных под один знаменем и бросить вызов тьме и самому богу? Хотите быть этим ангелом?
На мгновение я оцепенел, и мне в голову пришла странная мысль, что, видимо, придётся просить прощение у эссэры Фалы. Кажется, она всё-таки была права.
Дело не в том, что ангел спустится с небес по золотой лестнице, видимо, было достаточно служить Сольтару и быть настолько глупым, чтобы владеть определённым мечом.
― Вы когда-нибудь задумывались, брат Джон, а есть ли у того, кто получит этот меч, выбор? ― спросил я, и меня охватило странное спокойствие, которое тем более было удивительным после охватившего меня ранее гнева.
― Сольтар всегда даёт нам выбор, ― теперь тоже немного спокойнее ответил Джон и испытующе посмотрел на меня. Да, я мог выбрать, но был всего один выбор.
― Полагаю, то, что вы процитировали, является пророчеством, ― продолжил я. ― О чём оно?
― О битве богов. О боге, который должен быть убит, но остаётся непобедимым. О сражении, которое покроет весь наш мир смертью, о битве самих богов. И о том, что в конце тот, кто сойдётся с богом в этой финальной схватке, потерпит поражение и закончит на этом клинке.
Это было не то, что я хотел услышать.
― Что произойдёт, если этот ангел божий не появится?
― Тогда мир обречён.
― Он обречён и в том случае, если ангел придёт. Вы сами это сказали.
― Не совсем. Потому что когда ангел умрёт, останется надежда.
Слова священника звучали всё тише. Теперь он снова сел на свой стул, устало и подозрительно глядя на меня. ― Мир будет обречён, если дело не дойдёт до этой финальной битвы.
― Той, которую ангел проиграет.
― Да, ― ответил Джон, устало потирая виски. ― Это загадка, и с тех пор, как мы впервые услышали слова бога, мы пытаемся их разгадать. Эта финальная битва необходима, чтобы надежда выжила. Без этой битвы надежды тоже больше не будет. Это не имеет никакого смысла, поскольку ангел не сможет убить бога. Есть только один человек, кто сможет: дочь Дракона.
Я знал кое-кого, кто очень сильно боялся дочери дракона.
Священник посмотрел на меч, который я всё ещё держал в руке.
― Вы… вы уже им пользовались? ― тихо спросил он.
― Да.
― Часто?
― Слишком часто.
Он набрал в лёгкие воздуха.
― Вы уже убили им кого-то, кто этого не заслуживал?
Я колебался.
― Не уверен. Во время боя… кто заслуживает смерти, а кто нет?
Он покачал головой.
― Я не это имел в виду. Это должна быть очень особенная смерть, предвещающая финальную битву. Думаете, вы бы заметили, если бы убили невинного человека? Может, ребёнка?
― Нет, ― в ужасе запротестовал я. ― Я много чего сделал, но никогда не убивал ребёнка!
― Тогда ещё не поздно, ― с облегчением вздохнул Джон. ― Это должна быть чистая душа, непорочная в глазах богов. Величайшее из всех грехов, потому что вы должны убить этим клинком того, кто вас любит. И вряд ли это может быть убийством кого-то другого, а не ребёнка. И вы уверены…
― Да, ― хрипло ответил я. ― Я уверен, что никогда не убивал ни в чём неповинное дитя. За всю свою жизнь я не покушался на жизнь ребёнка и в будущем этого тоже никогда не произойдёт!
― Тогда отдайте меч мне. Я буду его хранить, как и все, кто придёт после меня. И будем молиться о том, что этот ангел ещё не родился, что пройдёт много времени, прежде чем он потребует оружие.
Я взвесил в руке Искоренителя Душ.
― Насколько ясны божьи слова? Пророчества не всегда легко интерпретировать, к моему несчастью, мне пришлось уже испытать это на себе.
Священник долго и пытливо изучал меня, затем встал.
― Следуйте за мной.
Мы с Серафиной переглянулись. Она, наверное, была такой же бледной, как и я. Затем мы последовали за Джоном. Он провёл нас обратно через зал, мимо статуи бога к большому алтарю, украшенному дарами. В зале были другие священники и верующие. Сначала они лишь с любопытством подняли глаза, но когда первосвященник жестом пригласил нас следовать вмести с ним за алтарь, я услышал бормотание других священников, немедленно поспешивших к нам.
Священник, приветствовавший нас, тоже был среди них, и он загородил нам путь.
― Вам туда нельзя! ― запротестовал он, но первосвященник поднял руку.
― Уходи. Пока что ты ещё не принимаешь решений!
С видимым усилием мужчина сдержался, замерев на месте, в то время как мы последовали жесту первосвященника, который проводил нас к лестнице, ведущей в подвал за алтарём.
Там оказался длинный коридор, заканчивающийся круглой комнатой. В центре находился круглый пьедестал, на котором сиял золотистый свет в виде шара. Казалось, он слегка движется и был таким ярким, что ослепил нас. Прикрыв рукой глаза, я посмотрел наверх. Поверх этого богато украшенного потолка, должно быть, стояла статуя бога. Мы находились в святая святых храма.
― Это книга нашего бога, ― прошептал первосвященник с трепетом в голосе, Во всех других храмах есть только копии, но это слова самого бога.
― На книгу совсем не похоже, ― заметила Серафина, выражая вовсе не сомнения. Перед лицом этого парящего, огненного шара, её голос тоже прозвучал затаённо и благоговейно.
И дело было не только в сиянии, это было ощущение изумления, божественной близости, как будто чувствовалось биение далёкого сердца, а эта маленькая комната имела размер, незримо запечатлевавший наши чувства, как будто на расстоянии вытянутой руки в этом огненном шаре открывался другой мир, отличимый от нашего. Должно быть, это действительно были врата в чертоги Сольтара.
И было шумно, казалось, бормочет тысяча голосов и возникало чувство будто понимаешь, о чём они говорят.
Всего этого было достаточно, чтобы поставить меня на колени и в благоговении склонить голову.
― Это не книга, дитя моё, ― прошептал священник. ― Это принявшая форму воля нашего бога. Тот, кого не опалит огонь, может протянуть руку в самое сердце света, и ему откроется божественное послание.
― Хоть я и служу Астарте, ― тихо и затаив дыхание промолвила Серафина. ― Для меня это большая честь. ― Она тоже преклонила колени и склонила голову. Я посмотрел на Джона, который задумчиво изучал меня. Казалось, яркий свет совсем его не слепит.
― Запустите туда руку, ― велел он. ― Это испытание. Если вы потерпите неудачу, ваша рука превратиться в пепел. Если справитесь, вам откроется действие бога.
Я не хотел лесть в это пламя, жар которого обжигал мне щёки, хотя я стоял на коленях в добром шаге от него. Но мне также была нужна уверенность. Я хотел знать, есть ли причины бояться, поэтому протянул руку.
Пламя было тёплым, но оно не обжигало меня.
Я не знал, чего ожидал, может, что увижу самого бога. Но всё было не так. Я лишь услышал голос. Он был тихим и даже показался мне знакомым, как будто я уже часто его слышал. И каждое слово имело вес тысячи миров и заставило меня содрогнуться.
―… в конце придёт тот, кого я избрал своим ангелом, чтобы пронести меч света через рать врага. За ним последует легион мёртвых, на его стороне боги и надежда. Узнают его по проклятью, которое он носит в качестве имени, и по тому, что он умирал тысячу раз. Его знамение ― ночь в глазах. Смерть ― его спутница, и когда он придёт, земля содрогнётся, а потоки вод поглотят людей, чума будет следовать за ним по пятам. Под своим знаменем он соберёт для последней битвы тех, кто погиб за него. Только он один справится с богом, но не сможет его убить. Он сам будет тем, кто умрёт на моём клинке, таким образом распространив надежду. Знак его прибытия ― чистая душа, которая будет любить его и умрёт на моём клинке. Его щитом будет только надежда, но и не меньше, чем она. Она будет иметь вес для тех, кого он любит и тех, кто последует за ним до самой смерти.
Когда я вытащил руку из пылающего шара, эхо голоса, казалось, будет звучать вечно, заставив меня вздрогнуть.
― Это его слова, Родерик фон Тургау, ― прошептал первосвященник. ― Но есть некоторые отрывки, которые мы не понимаем. — Казалось, в свете божественного пламени его глаза тоже полыхают этим пламенем. ― Это вы являетесь тем, о ком он говорит?
Я сглотнул и прочистил горло.
― Да, ― ответил я хриплым голосом. ― Кажется так.
Рядом со мной Серафина сдавленно вскрикнула, слёзы залили её лицо и переливались на свету, как шлейф из звёзд.
Священник Джон молча провёл нас обратно в свой кабинет и запер дверь, затем прислонился к ней и посмотрел на нас. На его лице читались печаль и отчаяние.
― Мне почти девяносто, ― прошептал он. ― Ходить по этой земле мне осталось недолго, скоро бог заберёт меня. Я молился о том, чтобы никогда не дожить до того времени, когда потребуют этот меч.
― Спросите меня, ― с горечью произнёс я. ― Когда я брал его, то не знал, какова будет моя судьба. Я пытался уклониться от неё, но это невозможно.
― Ещё как возможно, ― заметил священник и устало подошёл к небольшому шкафу слева, чтобы открыть его и достать три богато украшенных бокала и бутылку. ― Если умрёте прежде, чем предстанете перед этим тёмным богом, чтобы сразиться с ним. Потому что если вы тот ― действительно тот, кто направляет его меч ― это не означает, что вы бессмертны или непобедимы. Меч может помочь вам, но этого недостаточно. Один вы не сможете победить, вам нужны другие люди рядом с вами. Они все умрут, и останетесь стоять только вы. Но эта жертва необходима, чтобы надежда продолжала жить.
― Это несправедливо, ― прошептала Серафина. ― Абсолютно несправедливо. ― Она посмотрела на меня, её глаза всё ещё были влажными, и в первый раз с тех пор, как я узнал её, казалось она с трудом сохраняет самообладание. ― Ты обещал мне, что всё будет хорошо! Ты обещал это, Джербил!
― Есть вещи, которые человек не может обещать, дитя моё, ― сказал Джон, протягивая нам бокалы.
― Вы не понимаете, ― запротестовала Серафина. ― Он смог вернуть меня после того, как я умерла. Он победил смерть! Если он что-то обещает, то всегда выполняет, и даже боги не могут этому помешать!
― Только Сольтар повелевает жизнью и смертью, ― предостерёг священник. ― Я не знаю, о чём вы говорите, но даже если он ангел, он всего лишь слуга, а не господин.
― Ты обещал! ― повторила она, теперь повернувшись ко мне и протянув руки. ― Ты обещал, когда огонь погас и стало холодно. А ты всегда держишь своё слово!
Я взял её руки в свои, почувствовал её дрожь и притянул к себе.
Одно я знал наверняка: Джербил Конай имел в виду каждое слово, которое говорил. Как далеко простиралась воля человека? Была ли она достаточно сильной, чтобы противостоять самим богам?
По крайней мере, нельзя было сказать, что Джребил не пытался. Вероятно, он был таким же упрямым, как и я.
― Если это возможно, то я сдержу его обещание, ― тихо сказал я.
Через её плечо я посмотрел на священника, который, прислонившись к письменному столу, потягивал вино из кубка. Он выглядел удручённым, и теперь было ясно видно бремя его возраста.
― Если это действительно я, что тогда? Есть другие пророчества, путь, который вы можете мне указать?
― Хотелось бы мне, чтобы всё было именно так. Но нет. Необходимо, чтобы произошло это сражение ради сохранения надежды. Как это будет, что должно случиться и какие шаги необходимы ― это можете понять только вы в тот момент, когда они будут сделаны. Я могу сказать лишь одно: хоть богу, с которым вы должны сразиться, и возвещается в том же пророчестве победа, всё же он вас боится. ― Он пожал плечами. ― Может он знает больше, чем мы или лучше понимает божье слово. Мы даже не знаем, что это за бог, которого нужно убить. Я долго думал, что это Безымянный, но многое не сходится.
― Зато я знаю, ― промолвил я. ― Его зовут Коларон Малорбиан, и он стремится заполучить плащ Омогора, бога тьмы.
― Омогора? Тогда мы обречены. ― Он сделал глоток и горько засмеялся. ― Мы так или иначе обречены, но в одном случае останется надежда. ― Он посмотрел мне в глаза. ― Помните: если это действительно вы, то не должны потерпеть поражение прежде, чем наступит этот последний момент. Это единственный способ сохранить надежду.
― Но ангел предстанет перед богом один, и только дочь дракона может его убить, верно? ― спросил я.
― Так говорит бог, и это противоречие, но должно быть решение.
― И оно есть, ― промолвила Серафина, приподняв залитое слезами лицо с моего плеча. ― Останется надежда, а значит будет потом. Бог говорит не о том, что Коларон в плаще Омогора победит. А только о том, что мы обречены, если не произойдёт того сражения. Так что есть надежда на потом.
― В пророчестве, что я только что услышал, бог ничего не говорит о дочери дракона, ― вспомнил я.
― Да, ― подтвердил священник. ― Но он говорит об этом в другом месте. Когда плащ тьмы будет украден, боги вступят в битву с тем, кто его носит, но ложного бога убьёт именно дочь дракона.
― И это всё? ― Я был разочарован.
― Да, всё. Но это относится к плащу тьмы, то есть Омагору.
― Этого достаточно, ― решительно сказала Серафина. ― Она убьёт его. Ангел и эта финальная битва необходимы, чтобы она смогла его убить. Он будет побеждён. Это надежда.
― Но похоже, что я этого уже не увижу, ― заметил я и сам сделал большой глоток вина.
― Мы, слуги нашего бога, всячески будем вас поддерживать, ― тихо сказал священник. ― Просто скажите, что нужно сделать.
― Как только я буду знать сам, ― ответил я, ставя пустой бокал на стол.
― Хорошо, ― произнёс он. ― Благодарение богам, что ещё есть время, поскольку вы ещё не убили чистую душу.
«По крайней мере, ребёнка», ― с горечью подумал я. Боги, как я ненавидел такие пророчества. Казалось, что с их помощью, можно заглянуть в будущее, но понимать их по-настоящему начинаешь только когда уже всё заканчивается. Так какая в них была польза?
Первосвященник проводил нас в главный зал, где мы остановились и посмотрели на статую Сольтара.
― Есть ли что-нибудь ещё, из-за чего нам стоило бы здесь задержаться? ― тихо спросила Серафина.
Я посмотрел на бога, затем на первосвященника и покачал головой.
― Пока нет.
― Возможно, всё-таки есть, ― возразил первосвященник. ― На лестнице в храм вы найдёте послушника по имени Герлон. Он… он очень любопытный и пытливый, и нашёл кое-что, что лишило его покоя. Он заблуждается в своём предположении, но, возможно, будет лучше, если вы поговорите с ним. Идите к нему, поскольку это он спрашивал о вас в цитадели.
― Я хочу знать, что здесь происходит, ― вмешался священник, который встретил нас вначале и хотел помешать войти в святое святых.
― Это брат Мирча, ― представил первосвященник мужчину. ― Он будет моим преемником. Скоро. ― Он бросил на Мирчу предупреждающий взгляд. ― Но пока он не носит мою мантию, ему придётся подчиняться. Пока ещё я это истолковываю слова нашего бога. ― Теперь он обратился прямо к Мирче. ― До тех пор ничего не требуй, а учись, пока тебе самому не будет разрешено требовать и обучать.
Мы с Серафиной переглянулись и поспешно поклонились, в то время как Мирча сжал кулаки. Во взгляде, брошенном на меня, был упрёк за его унижение.
На этот раз, когда мы повернулись, собираясь уйти, нас никто не остановил. Я бросил последний взгляд на моего неподвижно стоявшего бога. Я ощутил на себе его бремя.
― Клянусь, я никогда больше не буду жаловаться на слишком много свободного времени, ― промолвил я, когда мы перешагивали через порог храма. ― Я огляделся, в поисках названного священника. Брат Герлон стоял недалеко со своей метлой и делал вид, что не замечает нас, пока неизменно подметал одно и то же место. Я хотел подойти к нему, но Серафина схватила меня за рукав и потянула в сторону.
― Хавальд, ― тихо и настойчиво сказала она. ― Я тебя не понимаю. Как ты можешь быть таким спокойным? Мы только что узнали, что все умрём!
― Возможно, ― улыбнулся я. — Но есть надежда, ты сама это слышала.
― Хавальд! ― возмущённо крикнула она, ещё немного и она топнула бы ногой. ― Я совершенно серьёзна! Объясни мне, как ты можешь оставаться таким спокойным!
― Не могу. Но когда прошёл первый испуг, я понял, что мы не узнали ничего нового. Нам уже было известно, что Коларон Малорбиан хочет стать богом и желает заполучить плащ Омагора. Мы знали, что должны сразиться с ним и что шансы выжить у нас невелики. Вспомни, что мы знаем о нашем враге, насколько он силён, каким обладает могуществом и какими способностями. Мне в самом деле нужно тебе объяснять, что у нас мало надежды на победу? На самом деле, слова бога придали мне надежду. Император-некромант падёт. Дочь дракона убьёт его. ― Я пожал плечами. ― Я закончу на острие Искоренителя Душ. Судьба, которая меня не удивляет. Но враг будет сражён.
― Но все, кто рядом с тобой, падут, ― тихо произнесла она. ― А потом ты.
― Я встречусь с богом один на один. Это слова Сольтара. Он не говорил о том, что все умрут. Я не знаю где и когда сбудутся его слова. Но если я выступлю против этого фальшивого бога один, никто другой не умрёт. Потом Лиандра убьёт его, и в мире начнётся новый порядок. Интерпретировать слова Сольтара можно и таким образом.
― Ты ищешь в его словах надежду, ― сквозь слёзы сказала она.
― А что ещё мне остаётся? ― спросил я. ― Для этого надежда и существует.
― Значит ты думаешь, что Лиандра дочь дракона?
― А кто ещё? О её отце почти ничего не известно, но обрати внимание на её устрашающий магический талант и таинственные вещи, окружающие её. Дракон… Это знак Асканонна. Возможно, он её отец, мы этого не знаем. Может быть это и кто-то другой, но она кажется мне самой подходящей кандидатурой, и она владеет Каменным Сердцем. Если и существует меч, который кажется подходящим для убийства бога, то это именно он.
― Но ты умрёшь.
― Да. ― Я пожал плечами. ― Не могу сказать, что мне нравится эта мысль, но ты же знаешь, как долго я уже живу. Продолжать жить дальше кажется мне проклятьем, поскольку видеть, как уходят те, кого любишь ― наказание. Когда они стареют и дряхлеют, в то время как я сам остаюсь молодым от украденных лет жизни! Нет, Серафина, я понимаю слова моего бога как освобождение, потому что теперь больше ничем не отличаюсь от других. В какой-то момент настанет конец, и я, как и все остальные, не знаю, где и когда это случится. Но у меня есть одно преимущество. Я знаю, что моя смерть будет иметь смысл. ― Я притянул её к себе и обнял; это показалось мне естественным и правильным. ― Некоторые, споткнувшись на лестнице, ломают себе шею. Какой смысл в такой смерти? Бог говорит мне, что моя смерть вернёт земному диску надежду. Чего можно желать больше?
― Быть счастливым. Жить. Любить, ― ответила она сдавленным голосом. ― Я никогда не хотела ничего большего. Думаю, это скромные желания. Я отраду не стремилась быть героиней, нести на своих плечах тяжесть мира. Что плохого, если желаешь простого счастья в любви и обычной жизни, пока не придёт смерть? Мирно умереть в постели в кругу тех, кого любишь, с окружающими тебя детьми и внуками. Что в этом плохого? ― Она отстранилась. ― Скажи, что в этом плохого?
― Ничего, ― тихо ответил я. ― Но не каждому выпадает такое благословение.
― Джербил обещал мне, ― глухо сказала она. ― Он всегда держал свое слово. Всегда, слышишь?
― Что ж, ― промолвил я, глядя ей в глаза. ― Кто бы мог подумать, что ты будешь стоять здесь, что ты Серафина и Хелис? Каким-то образом он спас тебя из той холодной могилы. Должно быть, он отчаянно торговался с Сольтаром, но вот ты стоишь здесь и жива! Бог обещал нам, что души родятся вновь, но ты больше, чем просто родившаяся душа, ты вернулась по-настоящему. Это невозможно, но всё же случилось на самом деле. Так что… ― Я улыбнулся. ― Кто знает, может Джербил сумел устроить всё так, чтобы вся организация земного диска и даже воля богов были вынуждены подчиниться ему. Лиандра объяснила мне, что основа всей магии и могущества заключается лишь в одном: в чистой воле. И, возможно, его воля была достаточно сильной.
― Ты Джербил, ― тихо сказала она. ― Ты скажи мне, так ли это.
― Я не он, ― возразил я. ― Но возможно, он часть меня. Однако он не вернулся, прими это, Серафина. Возможно, это была цена, которую он должен был заплатить.
Она улыбнулась и вытерла слёзы с лица.
― Но ты же понимаешь, Хавальд, что я не хочу в это верить? Ты понимаешь, что я не хочу быть благоразумной и принять это?
― О да, ― с энтузиазмом промолвил я. ― Я слишком хорошо это понимаю.
― Простите, ― вежливо сказал позади нас молодой священник с метлой. ― Не хочу вас беспокоить, мне вернуться позже?
Брат Герлон. Мы совершенно забыли о нём. Когда мы собирались повернуться к нему, из тени стены к нам внезапно шагнула другая фигура.
― Да, ― ответила вместо нас женщина по имени Сара. ― Исчезни. Я хочу поговорить с ними наедине.
Искоренитель Душ автоматически выпрыгнул из ножен.
14. Старые друзья
Сара сверкнула на меня взглядом.
― Если вы ещё раз направите этот клинок мне в нос, я отберу его у вас и спрячу там, где его никогда не найдёт даже свет Сольтара! ― Она протянула тонкий палец и отодвинула Искоренителя Душ в сторону.
― Другие уже тоже пытались, ― мягко заметил я, убирая меч в ножны.
― С той разницей, что я на это способна, ― ответила женщина, которая, вероятно, была Аселой, маэстрой, Совой и шпионкой Коларона. Той самой, которая чуть не отправила на тот свет Дезину, сыграла важную роль в нападении на Аскир и после императора-некроманта была нашим самым заклятым врагом. Я не мог придумать ни единой причины, почему не должен убить её на месте, кроме одной: любопытство.
― Меч должен смириться с тем, что не получит меня, ― сказала она.
― Кто знает? ― ответил я, но она лишь фыркнула.
― Вы предложили уйти, ― теперь обратилась она священнику. ― Так уходите!
― Что ж, сэра, ― вежливо промолвил Герлон. ― Моя просьба больше не может ждать. Кроме того, я принял во внимание их момент нежности, а не вас, прятавшейся в тени!
Мы с Серафиной переглянулись.
― Хотите выяснить это между собой? ― вежливо спросил я. ― Или кто-нибудь объяснит нам, о чём речь?
― О некроманте, ― хором отозвались оба, и в следующий момент озадаченно посмотрели друг на друга.
― Хорошо, ― промолвила Асела, сверкнув на священника взглядом. ― Проклятый, которого хочу убить я, уничтожит королевский совет, если его не остановить. ― Она скрестила руки на груди и требовательно посмотрела на Герлона. ― Вряд есть что-то более важное!
― А тот, кого я имею в виду, сгубит веру в моего господина и введёт в заблуждение души умерших, ― ответил молодой священник, подражая её позе. ― Вы должны осознать, что он представляет большую опасность.
Я прочистил горло.
― Вы Асела, верно? ― вежливо спросил я, когда привлёк внимание обоих.
― А что, если и так? ― холодно спросила она. ― Какое вам до этого дело?
― Я хочу знать, с кем говорю.
Сэра слегка склонила голову.
― Когда-то я была ею, но теперь больше нет. Коларон испортил и убил всё, что олицетворяло её. Я то, что осталось после развращения.
От этого объяснения не было никакой пользы. Я всё ещё блуждал в неведении.
― А вы не хотите назвать причину, почему я не должен прикончить вас на месте? ― вежливо спросил я.
― Кроме той, что вы не сможете?
― Я склонен всё же попытаться. Другая причина была бы вполне уместна.
― Я смогла вырваться из-под ига Коларона и встала на вашу сторону. Я более решительный противник императора-некроманта, чем когда-нибудь станете вы.
― Почему я должен вам верить? ― подозрительно спросил я.
Она кивнула.
― Хороший вопрос.
― Поэтому я и задаю его.
― После того, как мы поговорим, я войду в дом Сольтара. Есть риск, что он уничтожит меня, но если нет, тогда у вас больше не будет сомнений?
― Почему бы тогда не войти сразу, ― предложил я. Серафина втянула в себя воздух и предостерегающе посмотрела на меня. Это не особо помогло, моё терпение уже слишком часто испытывалось сегодня. Больше всего мне хотелось бросить маэстру и священника на ступеньках храма и отправиться в свои апартаменты, чтобы обрести мир и покой для размышления.
Или всё же попытаться убить её. В отличие от неё, я не сомневался, что бледное лезвие Искоренителя Душ было достаточно острым, чтобы снести ей голову с плеч.
― Тогда, по крайней мере, окажите нам честь, показав своё истинное лицо, ― потребовала Серафина.
― С чего это? ― спросила маэстра.
― Потому что я хочу увидеть его, ― стояла на своём Серафина.
― Раз вы настаиваете. ― Не знаю, как она это сделала, казалось, будто она изменилась мгновенно, и всё же это был постепенный процесс.
Внезапно передо мной предстала женщина с алебастровой кожей принцессы, чёрными волосами вороньего крыла, лицом, которое могло привести к войне, и глазами, которые должны были быть полны эмоций, но всё же сверкали жёстко, как алмазы. Я повидал много красивых женщин, но в ней было что-то ещё, кроме красоты. Как будто, создавая её, боги собрались вместе, чтобы установить новый стандарт.
И всё же она оставила меня странно равнодушным, как если бы была статуей ― неодушевлённое произведение искусства.
― Ты точно такая, какой я тебя помню, ― хрипло промолвила Серафина. ― И всё же: что, ради богов, с тобой случилось? Как так вышло, что ты стала наездницей душ, предала всё, что было для тебя святым, родным и дорогим? Что с тобой стало?
― Ничего не стало. И вас это не касается, ― огрызнулась черноволосая красавица с ледяным холодом в голосе и превратилась обратно в неприметную сэру, в то время как Серафина, ища защиты, придвинулась ближе ко мне.
― Как раз-таки касается, если подруга оседлывает души, тебе так не кажется? ― горько воскликнула Сарафина. ― Я просто не могу этого понять.
― Да, если бы Асела считала вас подругой, но никого из них уже давно нет в живых, — фыркнула сэра. ― Это верно, что вы напоминаете мне кое-кого. Но не ждите, что я поверю, будто вы та, на кого похожи. В её смерти виноват Бальтазар.
― Это правда, ― сказала Серафина. ― Но я, дарованным Сальтаром чудом, возродилась и помню тебя, Фелтора и Бальтазара.
― Я уже давно перестала быть легковерной, ― с горечью произнесла сэра. ― Но хорошо, раз вы считаете себя Серафиной, тогда должны знать, что Бальтазар украл у неё на свадьбе.
― Значит вы отлично знаете, кто я.
― Я знаю, на кого вы похожи. Но вы не можете быть ей. Ответе на мой вопрос или перестаньте мучать меня глупыми фантазиями!
― Если ты имеешь в виду не поцелуй, тогда это была вишня, ― ответила Серафина.
Сэра побледнела и отшатнулась, как будто её ударили.
― Это невозможно!
― Нет, возможно. ― Серафина подошла к Аселе и положила руку ей на плечо. ― Что с тобой случилось, Асела?
― Всё, ― с горечью ответила бывшая Сова. ― Всё, чего не сможет вынести человек, не сломавшись. Он постарался не упустить ничего, никакое унижение не было для него слишком ничтожным, никакое злодеяние ― слишком грубым. Он забрал у неё всё, что можно забрать у человека, даже извратил чувство любви, превратив в отвратительное зеркало. Когда действующие на неё чары пали, она плакала и больше не хотела жить.
― Ты говоришь о себе, как если бы была кем-то другим, ― озадаченно сказала Серафина.
― Потому что это так. ― Слёзы текли по щекам маэстры, но она как будто не замечала их.
― Что от тебя ещё осталось, Асела?
― От неё самой ничего. Но все её знания и каждое воспоминание, каким бы отвратительным оно ни было, ― ответила маэстра. ― Их сложно сдерживать.
― Можешь сказать, как так вышло, что ты стала наездницей душ? ― спросила Серафина.
― С этим покончено. Асела заплатила за эту цену, как и все мы.
― Это правда. Она не некромант, ― вмешался священник.
Асела выгнула бровь.
― В самом деле?
Герлон кивнул.
― В вас этого нет, и всё же с вами что-то не так.
Она невесело улыбнулась.
― Это вы верно подметили. Скажите, послушник, вы уже можете отличить правду от лжи?
― По большей части, ― скромно ответил Герлон. ― Брат Джон говорит, что у меня есть к этому талант.
― Говорю ли я правду, утверждая, что я враг Коларона?
― Да, но вы преследуете свои собственные интересы и просто хотите отомстить.
Асела кивнула.
― Вы многое видите для того, кто ещё так молод, ― одобрительно сказала она, снова поворачиваясь к нам.
― Всё так, как он говорит. Я хочу отомстить. У меня для этого достаточно причин и не только ради себя, но и ради двух других. Вы слышали священника. Мы можем использовать друг друга для достижения наших целей, даже если они не полностью совпадают.
― Вы ещё обладаете своей магической силой? ― спросил я, как будто она ещё этого не доказала.
― В такой степени, которая напугала бы вас. Почему спрашиваете?
― Тогда почему сами не уничтожите того некроманта? С вашей силой это будет проще простого.
― Думаете? Скажите, вы ещё помните Ордуна? Говорят, вы его убили.
Я никогда не смогу забыть его. Он был первым некромантом, которого я встретил, и его сила была огромной. И, в отличие от всех наездников душ, с которым я столкнулся после него, он был стар. Только благодаря Армину и духовой трубки Зокоры я стоял сегодня здесь. Все наездники душ были пугающими, но Ордун затронул что-то глубоко внутри меня, что уже только вспоминая о нём, мне хотелось съёжиться и заскулить.
― Да, ― сухо ответил я. ― Я помню его.
― Ордун был учеником человека, которого нам теперь надлежит убить. Это должно помочь вам понять, насколько велика задача. ― Она вздёрнула подбородок. ― Но да, я, без сомнения, могу сама убить его, но тогда покажу свою руку в этой игре, а время для этого ещё не пришло.
― Значит мы должны выполнять вашу работу?
― Нет. Вы должны выполнять свою работу, я просто покажу вам, где её найти. Это ведь вы носите Искоренителя Душ, или вы видите, чтобы изгоняющий меч, который позволил бы мне убить за вас некроманта, висел у меня на талии? Если вам не нужна моя помощь, так и скажите, и я больше не буду вас беспокоить. У меня и так дел по горло!
― Нам нужна твоя помощь, ― тихо сказала Серафина. ― Ты обязана его понять, Асела. Я чувствую в тебе что-то, что связано со старыми узами, но всё же кажется неправильным и шиворот на выворот. Хавальд не слеп, он тоже это чувствует. У него достаточно причин для подозрений.
― Ты права, ― согласилась Асела. ― Неправильно и шиворот на выворот. В том то и дело, Финна. Всё неправильно и шиворот на выворот, и никогда не должно было случиться. ― Она расправила плечи. ― Но сейчас не время и не место говорить о прошлом. Вы нашли портал?
― Да.
― Хорошо. Он вам понадобится. ― Она посмотрела на священника. ― Я сомневаюсь, что вы хоть что-то поняли из того, что было здесь сказано, но будьте уверены, если вы проговоритесь, я найду вас!
― Нет нужды угрожать мне, сэра, ― холодно ответил Герлон, вздёрнув подбородок. ― Я достаточно умён, чтобы понимать, что такое конфиденциальность. Даже если меня раздирает любопытство, ― он бросил взгляд на Серафину.
― Где мы найдём этого наездника душ, Асела? ― спросила Серафина.
― В свите фарландцев. Он прибудет сюда на королевский совет вместе с королём. Одно нападение на Аскир было отражено, он готовит следующее. ― Она засмеялась. ― Коларон никогда не планирует только один ход, он забрасывает свои сети двукратно или троекратно. Неудачное нападение стоило ему двух последних Сов, которыми он обладал ― высокая цена. Но Правитель Миров, как он любит себя называть, знает, что он не непогрешим. Поэтому включает в планы промахи.
― Кто это? ― переспросил я.
― В этом-то вся и проблема. Я не знаю ни имени, ни его лица. Всё, что я знаю, что он прибудет в город со свитой фарлендцев, а это случится очень скоро. Его нужно найти и уничтожить.
― А вы, священник? ― спросил я. ― Кто тот нечестивец, которого вы хотите убить?
― Это язва, след которой затерян во времени, ― объяснил брат Герлон. ― Наездник душ настолько могущественный, что даже Асканнон не смог его убить, а только связать. Я лишь недавно нашёл ссылку о нём, но уверен, что его проклятье уже давно лежит на этом храме.
― Где мы сможем его найти?
― В скрытом, потайном, защищённом магическими и другими ловушками склепе под храмом, который охраняют священники, отдавшие свою жизнь. Также он скован золотыми цепями с мощнейшей магией. Он должен был умереть, но я уверен, что он ещё жив, и с ним нужно покончить.
― Что вы имеете в виду под ссылкой? ― спросила Серафина.
― О нём упомянуто в архивах храма, но брат Джон считает, что я ошибаюсь. Я, однако, уверен. ― Он указал рукой на Искоренителя Душ, свисающего с моей талии. ― Только такой меч, как ваш, может полностью уничтожить его. Должно быть, столетия ослабили его, и сейчас подходящий момент, прежде чем он сможет вырваться из своих оков.
― Вы надеетесь, что он ослаб, а ещё он связан? Тогда в чём опасность? ― спросил я.
― Я знаю, что его оковы скоро сломаются. Потому что храм забыл провести обряды, которые должны и дальше связывать его. Прошло слишком много времени, чтобы ещё помнить о нём.
― И сколько же прошло времени? ― теперь с интересом спросила Асела.
― Храм был построен на этом месте, чтобы связать его. Так что уже больше тысячи лет. С момента основания этого города.
― И вы говорите, что это не терпит отлагательства? ― слегка развеселившись, спросила маэстра. ― По прошествии стольких лет теперь всё зависит от одного дня?
― Именно так, ― серьёзно произнёс священник. ― Потому что только вчера я обнаружил, что снова сломалась одна из печатей, удерживающих его. Теперь его связывает ещё только одна печать, и когда она сломается, я опасаюсь худшего.
― Я правильно вас понял? ― спросил я. ― Под этим храмом якобы тысячу лет лежит наездник душ и он до сих пор жив? Из чего вы сделали такое заключение? Может ритуалы перестали проводить, потому что в них больше не было необходимости, а проклятый уже давно пребывает у своего тёмного бога?
Молодой священник посмотрел мне прямо в глаза.
― Потому что он уже влияет на священство. Трудно увидеть перемены, но он уже почти на всех в храме наложил свои чары.
― На глаза у бога? ― спросил я. ― И я должен в это поверить?
Казалось, он немного съёжился.
― Брат Джон не верит, в этом нет сомнений. С чего тогда должны поверить вы… Я не знаю. Но вы уже убивали наездников душ, вы знаете их лучше, чем кто-либо другой.
― И вы думаете, вы невосприимчивы к силе этого наездника душ и что только от вас зависит будет решена судьба этого нечестивого или нет? ― Асела засмеялась. ― Вы послушник, разве вы не должны доверять тем, кто вас обучает?
― Мне сильно этого хочется, ― почти в отчаяние ответил молодой Герлон. ― Но поверьте, я читал об этом в древних писаниях и не ошибаюсь! Проклятый лежит там внизу, связанный освящёнными цепями, и наша задача ― охранять его. Но его больше никто не охраняет! Я не выдумываю, это золотыми буквами написано в самых священных книгах нашего ордена, в тех, что излагают обязанности священства. Пожалуйста, поверьте мне!
― Что говорит об этом первосвященник, Герлон? ― спокойно спросила Серафина.
― Он говорит, что я ошибаюсь и смогу узнать больше, только когда достигну более высокого поста. Но последняя печать ломается уже сейчас! Так как же мне ждать? Кроме того, меня мучают сны, которые сообщают о том, как это зло растёт и процветает. Сны приводят меня в отчаяние, разве не понимаете? Я должен что-то сделать, но мне не позволяют! Вы знаете достаточно о проклятых и можете мне помочь… если первосвященник позволит.
― Он послал нас к вам, ― заметил я. ― Значит ему не всё равно. Посмотрим, чем мы сможем помочь. Но должен признаться, что я больше склонен верить первосвященнику, чем думать, что проклятый сможет так долго продержаться перед лицом бога.
― Сэр Родерик вряд ли может знать столько о наездниках душ, сколько знаю я, ― задумчиво произнесла маэстра. ― Тем не менее это может быть правдой. Без изгоняющего меча очень сложно уничтожить наездника душ. Я знаю, что Асканнон создал изгоняющие мечи именно для этой цели. Но уже после того, как этот храм давно стоял. ― Она перевела взгляд с меня на Серафину, потом на священника. ― Есть самые странные таланты, которые может украсть наездник душ. Такие, которые защищают от обнаружения, от огня или от определённого оружия. Возможно, что этот нечестивый, о котором говорит священник, обладает защитой, которая оберегает его даже от Сальтара. Такое возможно, но маловероятно. Никто не может сопротивляться силе бога вечно. Без изгоняющего меча храм бога ― лучший способ уничтожить некроманта. Очень может быть, что Асканнон связал одного из них здесь, в храме, но я не могу поверить, что этот нечестивый всё ещё жив.
― В записях чётко не написано, но есть основания полагать, что в катакомбы можно попасть из архива, ― настойчиво сказал Герлон. ― Три года назад брат Мирча спустился в архив и вернулся изменившимся. До этого он был добрым человеком, который находил просветление и мир в своей преданности богу. ― Он посмотрел на меня и Серафину. ― Он показался вам добрым и преданным? Даже брат Джон должен признать, что Мирча отличается от прежнего, но он приводит для этого другие доводы. А скоро брат Мирча будет истолковывать для нас божье слово и руководить судьбой этого храма, а значит и другими храмами Сольтара! А что, если брат Мирча находится под чарами проклятого? Хотите рискнуть или всё же было бы лучше убедиться? ― Он указал на Искоренителя Душ. ― При помощи этого меча вы сможете покончить с этим нечестивым. А если мы всё же найдём проклятого мёртвым, что тогда потеряем? Ничего, кроме времени!
― И это обязательно делать прямо сейчас? ― спросил я со вздохом. ― Ещё сегодня? ― Я не знал точно, сколько сейчас время, должно быть, около полуночи и…
Священник открыл рот, чтобы что-то сказать, но я ничего не расслышал, потому что над нами ударил храмовый колокол, заставив своим глубоким звоном вибрировать могучий храм и пол под нашими ногами. В двух других храмах в ответ тоже зазвонили колокола. Храмовые колокола пробили восемь раз, сейчас и в самом деле была полночь. Час Сольтара. Когда я вынул пальцы из ушей, я услышал доносящиеся изнутри храма пение верующих, собравшихся на полуночную мессу.
― Не думаю, что брат Джон лёг спать, ― признал я своё поражение. ― Так что придётся побеспокоить его. ― Я взглянул на Аселу. ― Не хотите пойти с нами?
― Вы даже не доверяете священнику своего бога, верно? ― спросила она с кривой улыбкой.
― Что ж, подумайте, кто вы.
― Хорошо, ― сказала она, поднимая голову. — Я скептически отношусь к тому, чтобы сдаться на чью-то милость, пусть даже бога. Если они определяют человеческие судьбы, тогда это боги позволили родиться Коларону. Но если Сольтар оставит меня в живых, я положу к его ногам свою исповедь. Воистину, я в ней крайне нуждаюсь. ― Она поморщилась и безрадостно засмеялась. ― Тогда он, по крайней мере, будет знать, в чём его упущение.
Асела пошла впереди с высоко поднятой головой, её шаг был твёрдым и военным, как если бы она шагала на свою казнь. Мы молча последовали за ней. Переступая порог во внутренний зал и касаясь священного пола, она едва заметно помедлила и пошла дальше. Поднялся ветер, развевая её длинные волосы и раздувая одежду. У ног бога верующие стояли полукругом на коленях, воспевая гимны и молясь. Пение прекратилось, когда среди них появилась Асела. Ветер усилился, колыхая её одежду, в то время как на верующих вокруг, ошеломлённо и испуганно смотревших на неё, не шелохнулся даже волосок.
Я невольно затаил дыхание.
Теперь Асела стояла перед лестницей, ведущей к статуи, гордо вздёрнув подбородок. Видимо, она не знала, что такое смирение.
― Я здесь, ― крикнула она. ― Осуди меня или прости!
Внезапно её словно пронзила молния, она рывком была поднята в воздух и отброшена назад, её спина выгнулась, как будто вот-вот сломается. Ветер превратился в шторм, который поднял её ещё выше, в то время как она запрокинула голову назад, широко раскрыв рот в беззвучном крике… Затем из её рта вырвался чёрный поток из тьмы и ненависти, гнева и отчаяния, страха и ужаса к ночным звёздам над открытым куполом. Я мог ощущать его и чувствовать на вкус. И не только я, все присутствующие, Серафина, молодой священник и даже верующие застонали, когда нас охватило отчаяние. А когда буря стихла, и Асела упала к ногам бога, мы все заплакали.
― Боги, ― выдохнула Серафина, которая лежала на полу рядом со мной. Она нащупала мою руку, в то время как я пытался с трудом встать. ― О, боги, ― повторила она, вытирая слёзы с глаз. ― Как человек может вынести такое отчаяние?
― А он и не может, ― всхлипнул рядом с нами молодой Герлон.
Он с трудом возвращал своё самообладание. Я тоже никак не мог прийти в себя и использовал рукав одежды, чтобы высморкаться.
― Это никому неподвластно…
Мы пробирались к Аселе, окружённой кольцом плачущих верующих. Первосвященник тоже поспешил к ней. Он встал на колени рядом с красивой и бледной женщиной, которая, приняв истинный облик, лежала перед ступенями нашего бога.
― Она ещё жива? ― с трудом выдавил я.
Брат Джон приложил руку к её шее, затем посмотрел на меня, его глаза тоже были влажными.
― Да. Но, во имя Сольтара, кто эта измученная душа?
― Именно она, измученная душа, ― ответила рядом со мной Серафина, сморкаясь во взятый откуда-то платок. ― Со всем тем, чего не может вынести человек, не сломавшись. ― Она посмотрела на свою старую подругу, затем опустилась рядом с ней на колени и нежно погладила по волосам. ― Как будто слова могут описать то, что мы только что пережили.
― Кажется, сегодня день сюрпризов, ― заметил первосвященник дрожащим голосом, с трудом вставая. Я протянул ему руку, но он покачал головой и подал знак двум поспешившим к нам священникам. ― Мы отнесём её в одну из наших молитвенных келий, чтобы позаботиться о ней.
Мы наблюдали, как оба священника осторожно подняли Аселу и отнесли в задние комнаты. Трудно было сказать, сколько ей лет, но в этот момент она выглядела моложе, чем это было возможно.
Взмахом руки брат Джон велел нам следовать за ним, в то время как один из священников вышел вперёд, чтобы успокоить верующих, и заговорил о чуде, свидетелями которого они стали.
Учитывая, какими растерянными были некоторые из них, я сомневался, что они посчитают чудом то, что во время обычной полуночной молитвы, они чуть не были задушены тёмным отчаянием. Я достаточно часто жаловался на судьбу, которую бог возложил на меня, но теперь моё собственное бремя казалось мне почти нелепым.
Добравшись до своего кабинета, священник поочерёдно посмотрел на нас.
― У вас есть ещё что-нибудь в запасе, что могло бы меня потрясти? ― устало спросил он. ― Или на сегодня достаточно?
― У меня есть просьба, брат Джон, ― отозвался молодой Герлон.
― Опять двадцать пять!
― Я говорил вам об этом много раз. В писаниях упоминается нечестивый, чьи священные оковы вот-вот сломаются, а его проклятье уже воздействует на храм. А из-за вашего нежелания разобраться с этим, проклятье, возможно, уже дало результат.
― Боюсь, ты одержим этой мыслью.
― Печати ломаются. Вы знаете, что осталась только одна.
― Да. Они ломаются, потому что в них больше нет необходимости, ― вздохнул старик. ― Ты не можешь просто довериться мне, Герлон? Думаешь, в этом доме есть какая-то тайна, о которой я ничего не знаю?
― Почему тогда вы не избавите меня от моих страхов, брат Джон? ― горячо спросил молодой священник. ― Вы же должны знать, как меня мучает неспособность найти ответы!
― Ты ученик второго уровня, Герлон, а спрашиваешь и исследуешь вещи, которые ещё должны быть от тебя сокрыты. Ты должен научиться доверять ― священству, мне и нашему богу. Он свет, побеждающий тьму. Ты действительно думаешь, что он направит нас по ложному пути?
― Но я читал те строки!
― В книге, которую тебе не следовало читать. В книге, которая заперта, чтобы такие, как ты, не ломали себе голову.
― Брат Джон, ― осторожно перебил я. ― Значит вы знаете, о чём говорит Герлон. Вы говорите, что нет причин не доверять Сольтару, и даже если эти печати сломаются, опасности нет. Зачем тогда вы послали меня к брату Герлону?
― Потому что вы можете дать ему покой, который он ищет. Но иначе, чем он предполагает.
― Я приму любой покой, который сможет развеять мои кошмары! ― запротестовал молодой человек и вздохнул. ― Хотя теперь у меня появятся новые, после того, что только что произошло перед нашим богом…
И, вполне вероятно, он окажется прав.
― Какое отношение всё это имеет к сэру Родерику? ― задала вопрос Серафина, который и у меня вертелся на языке.
― Почти никакого с ним самим, больше с мечом, свисающим с его талии, ― вздохнул Джон. ― Он сможет подтвердить брату Герлону, что проклятый уничтожен. ― Он встал со своего стула. ― Давайте покончим с этим. ― Он посмотрел на Герлона. ― Если надеешься, что таким образом твои сомнения рассеются, то тебя ждёт разочарование. Ты будешь сомневаться, пока жив, но твоя вера должна быть сильнее этих сомнений. Только так ты сможешь служить нашему богу. Но, возможно, это поможет тебе обрести покой.
Он подошёл к шкафу, тому самому, из которого ранее достал вино и кубки, открыл ящик и вынул большой ключ из золота, серебра и обсидиана, достаточно большой, чтобы можно было убить им быка.
На головке был символ, который показался мне знакомым.
― Первое твоё заблуждение, Герлон, состоит в том, что ты думаешь, будто нечестивый был скован здесь. Но под этим храмом нет склепа, скрытого или явного. Никаких секретных комнат, вообще ничего. То, что ты интерпретировал как печать ― всего лишь знаки. Иди найди Мирчу, Герлон, он скоро станет моим преемником. На самом деле, ты не в праве знать то, что я собираюсь показать, но Мирча должен увидеть это по должности.
― Нертон, ― внезапно промолвила Серафина. ― На ключе знак отца богов, верно?
― Да, ― подтвердил первосвященник, в то время как Герлон склонил голову и поспешил прочь. ― Вы были внимательны на уроках в храмовой школе.
― Четвёртый храм, тот, что заперт, ― предположил я, и первосвященник кивнул.
― Тот самый, ― тихо ответил он. ― Может быть, вам тоже стоит взглянуть на это.
Раздался стук, брат Джон крикнул: «Войдите!». Дверь открылась, и появился ещё один священник, который выглядел довольно отчаявшимся.
― Её не остановить! ― пожаловался он. ― Для неё это было сильным потрясением, и теперь требуется сон и покой, но она не хочет слушать!
Нам не нужно было спрашивать, кого он имеет в виду, потому что в тот же момент вошла Асела, без усилий оттолкнув священника в сторону.
― Поспать я смогу, когда попаду в чертоги Сольтара, ― сказала она, улыбаясь. Следы её испытания были явными: красные от слёз глаза, в каждой складке лица написана усталость. Если недавно она казалась молодой, то сейчас выглядела значительно старше. ― Так скоро я уже не буду сомневаться в милости богов, ― заметила она. ― Он снял с меня груз отчаяния, страха, ненависти и самых ужасных воспоминаний. И даже больше: он простил мне мои прегрешения. ― Она перевела свой пылающий взгляд на Серафину. ― Мне уже давно не было так хорошо. И если вы действительно необходимо уничтожить проклятого, настолько старого и могущественного, вам понадобится моя помощь.
― Кто вы, дитя моё? ― спросил брат Джон, быстро подав знак священнику, после чего тот закрыл за Аселой дверь.
― Слуга Старой империи, вернувшаяся после долго путешествия. Это всё, что я вам скажу. И я ценю милость, которую только что оказал мне бог. Но сейчас мне слишком многое нужно сделать, и нет времени для отдыха.
― Что ж, ваша помощь не понадобится, поскольку проклятого уже давно нет. Но если хотите, может пойти с нами. Это уже сейчас больше похоже на экскурсию храмовой школы, чем на что-либо ещё. ― Он поднял взгляд, когда дверь открылась. ― Хорошо, Мирча, ты здесь. Тогда в путь.
― Экскурсия? ― сердито спросил брат Мирча. ― Тогда я предпочту поддержать растерянных людей в зале.
Первосвященник вздохнул.
― Это необходимо, Мирча. ― Он взглянул на Герлона, который с сомнением смотрел на Мирчу. ― Кажется, я подвёл вас обоих. Может быть, это возможность всё исправить. А теперь, прошу, следуйте за мной.
Впервые я почувствовал, почему этот человек был первосвященником моего бога, потому что в этой последней просьбе заключалась вся его жизнь, полная веры и знаний. Уверенность, не терпящая противоречий, что он поступает верно.
15. Сова Эринстор
Процессия, шагающая ночью по храмовой площади навстречу тёмному храму, выглядела странной. Чем ближе мы подходили, тем больше его конструкция напоминала мне другой храм, находящийся глубоко под Громовыми горами. Таким же образом были сложены камни в Волчьем храме. Храм отца богов был настолько стар, что на колоннах и арочных камнях были видны следы эрозии.
Тяжёлые двери были покрыты налётом от столетий, а то и тысячелетий. За исключением главного входа, все остальные двери и окна были замурованы тяжёлыми камнями. Ветер надул пыль и землю в каждую щель, и там росла живучая трава, а тут и там даже появились маленькие цветочки ― надежда на наступающее лето. На этом здании лежало спокойствие и бремя старости, впечатлившие меня.
― Вы знаете, сколько лет храму? ― спросил я у первосвященника, когда он рукой очищал замочную скважину в большой двери.
― Он страши, чём всё остальное, ― ответил брат Джон, обеими руками вставляя в скважину большой ключ. ― Тексты в архивах восходят ко временам эльфов, и даже дальше. Когда увидите бога, поймёте сами.
Он попытался повернуть ключ обеими руками, но тот лишь слегка сдвинулся с места, потом раздался громкий скрежет, и ключ застрял.
― Ах, я совсем забыл, ― промолвил Джон, качая головой. ― Я действительно старею. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как эту дверь открывали в последний раз, и уже тогда ушло несколько дней на то, чтобы освободить её. Я распоряжусь, чтобы это сделали завтра. ― Он обратился к Мирче и Герлону. ― Я обещаю показать вам то, что вы должны увидеть, но это будет не сегодня.
― Вы позволите помочь? ― вежливо спросила Асела.
― Как?
― Я могу открыть дверь, но не хочу делать это без разрешения. Это ведь дом бога. ― Она сдержано улыбнулась. ― Можно сказать, что я вновь обрела уважение к богам.
― Если думаете, что сможете, тогда вперёд, ― ответил первосвященник.
― Все отойдите. ― Мы последовали её просьбе, и остановились в десяти шагах.
― Достаточно далеко? ― спросил Мирча. ― Или нам взять лошадей?
― Этого будет достаточно, ― ответила Асела и сурово посмотрела на сварливого священника.
Священник открыл было рот, чтобы сказать что-то ещё, но Асела резко подняла руки. Нечто подобное произошло, когда Дезина освобождала от грязи портрет своей матери, но тут случилось немного больше. На мгновение воздух замерцал, как над раскалённым песком пустыни, затем над нами прогремел гром, сорвав с храмовых ворот грязь, песок, пыль, траву и цветы и бросив всё это чуть ли не к нашим ногам. Слетела даже часть зелёного налёта, как будто по священным воротам ударил могучий молот. Пока мы моргали и у нас звенело в ушах, тяжёлый ключ повернулся, словно его направляла невидимая рука, и храмовые ворота распахнулись, с последним глухим стуком ударившись о колонну, ограничившую ход двери.
За этими воротами ничего не было видно, кроме теней и глубочайшей темноты.
― Если вы намеревались скрываться, то делаете это необычным способом, маэстра, ― заметил я, поправляя одежду, которую с меня чуть не сорвал порыв ветра.
― Здесь вы правы, ― ответила она. ― Но я не смогла устоять. ― Она взглянула на брата Мирчу, который стоял перед воротами с открытым ртом. Было поздно, уже за полночь, и на большой площади всего несколько прохожих, но те, что находились поблизости, самое позднее после грома Аселы поняли, что здесь что-то происходит, и подошли.
Также подоспело отделение Быков.
― Кто из вас вызвал гром? ― вежливо спросил сержант, посмотрев на звёздное небо. ― Люди пугаются, когда гром гремит без грозы.
― Я приказал открыть ворота храма, ― объяснил первосвященник, расправляя плечи. ― Но не для того, чтобы остановиться здесь и поболтать, сержант. Но раз вы уже здесь, можете быть полезными. Успокойте людей и позаботьтесь о том, чтобы никто, кроме нас, не входил в храм.
― Да, сэр! ― сказал сержант, низко кланяясь перед священником.
Мы последовали за братом Джоном внутрь. На пороге нам навстречу повеял затхлых, прохладный воздух, смешанный с запахом старого ладана. Я прикоснулся к рукоятке Искоренителя Душ, и у меня появилось представление о зале перед нами, но в тот же момент первосвященник сделал жест рукой, и вокруг возник рассеянный свет, мягкий и без теней, но достаточно яркий, чтобы можно было видеть.
Внутри этого храма всё было выдержано скромнее, чем в храме Сольтара. Большой зал с центральным закрытым куполом, окружённый могучими стенами. В решётке, высеченной из камня, над нашими головами покоились огромные глыбы кварца, сверкающие на свету.
Как и в храмах его детей-богов, статуя всеотца стояла на островке со рвом, который когда-то был наполнен святой водой. Здесь тоже была лестница, у которой не хватало последней ступеньки, а перед лестницей находился большой алтарный камень из розового кварца. В дальней стене была видна тяжёлая дверь с золотой отделкой.
Но статуя бога заставила меня внезапно забыть об окружении.
Существовали религии, которым нравилось изображать своих богов выше, чем они были на самом деле, но это было не в нашем стиле. Астарта, Сольтар и Борон были вырезаны из камня не выше натуральной величины, но это были боги людей. А вот всеотец очевидно нет.
И я сомневался в том, что это вообще была работа каменщика…
По форме бог напоминал нас, людей ― или мы его. Он стоял перед нами на двух ногах, благородное лицо смотрело поверх наших голов через высокий прём ворот на площадь. В высоту он имел добрых восемь шагов, стоял в расслабленной позе, опираясь одной рукой на тяжёлый посох из тёмного дерева и, казалось, слегка улыбался, в то время как его золотистые глаза были наполнены внутренним светом. Но эти глаза были странными и имели вертикальные зрачки.
Черты лица своей чёткостью напоминали лица эльфов: высокие скулы, узкий рот, за которым угадывались острые зубы. Основание шеи, а также лёгкий наклон головы, были очень похожи на то, что часто демонстрировала Зокора, когда вопросительно смотрела на кого-то…
Здесь пред нами стоял родоначальник эльфов, но он не был эльфом.
Бог был обнажён, его половой орган не менее явный, чем остальные части тела. И в то время, как у нас, людей, была гладкая кожа, бог был покрыт чешуёй с тёмно-синими, бирюзовыми и золотистыми крапинками, которые мерцали на свету так, словно двигались.
Не похоже, чтобы это была статуя, скорее сам бог. В восприятии Искоренителя Душ он был наполнен слабым свечением, которое хоть и исходило от статуи, но наполняло светом всё вокруг неё.
На руках и ногах было по шесть пальцев, ногти напоминали когти рептилии, только как у кошек, они втягивались и поблёскивали, словно тёмная сталь. То, каким он казался странным и в то же время знакомым, пугало меня и внушало благоверный трепет.
― Боги, ― выдохнул я. ― Кто… что он такое?
― Бог первых существ, которые появились в этом мире, ― прошептал первосвященник. Его голос в этих старых стенах разнёсся далеко, все хорошо его услышали. ― Старше, чем титаны, жившие первыми. Многое в древних писаниях указывает на то, что он принадлежит к расе драконов.
― Драконов? ― тихо переспросила Серафина. ― Я думала…
― Видимо, существовали разные виды, ― объяснил первосвященник. ― Такие, что обладали интеллектом и другие, больше похожие на животных, но все они владели магией, а некоторым приписывали способность менять свою форму. Возможно, здесь он предстал перед нами в своём человеческом обличии.
Я подошёл к статуе, и чем ближе подходил, тем яснее Искоренитель Душ демонстрировал мне величие этого существа.
― О, ― прошептал я, потому что, когда посмотрел наверх, бог моргнул веком, появившимся с боку, а во второй раз веком, как у человека.
― Он… он… ― Голос отказал мне.
― Да, ― сказал первосвященник. ― Но давайте не будем нарушать его покой. Время для его пробуждения ещё не пришло… Следуйте за мной.
С панцирем, нечеловеческим ростом, когтями, способными разорвать на куски, существо должно было наполнить меня страхом, но я почувствовал скорее ауру благожелательного терпения. Он ждал…
Я осмелился посмотреть на него в последний раз, затем быстро отвёл взгляд и последовал за первосвященником, который провёл нас к двери за алтарём. Я почти ожидал, что бог повернётся, чтобы проследить за нами взглядом, но он этого не сделал. Он спал с открытыми глазами и видел каждого из нас.
Что, если имелась в виду буквальная дочь дракона? Тогда это не могла быть Лиандра… Однако Астарта была его дочерью.
На тёмной родине Зокры Соланте была богиней воительниц, но у нас, людей, она олицетворяла возвышенные идеалы. В то время как её братья наносили раны, Астарта заботилась о прощении и исцелении всех страданий. Она была самой миролюбивой из всех богов, и всё же тёмная Соланте была её аспектом. Это ей предстояло убить императора-некроманта? Но тогда Коларону не было бы надобности из-за этого пророчества порабощать всех приближающихся к нему женщин.
Тотже тяжёлый ключ, который открыл нам ворота старого храма, подошёл и к тяжёлой двери за алтарным камнем.
Асела притихла после того, как увидела стоящего бога, и я вполне мог её понять. Это был бог собственной персоной, отец богов. Если бы кто осмелился, мог бы подняться по лестнице и прикоснуться к нему. Это была не какая-то фигура из света, обитающая где-то на небосводе, а присутствующее здесь существо, в которого не было надобности верить. Было достаточно увидеть его. А что насчёт его детей? Были ли они просто идеей, верой или существовали, как и он? Можно ли их было увидеть, прикоснуться к ним? Если он стоял там и действительно был богом, тогда из этого следовало, что Сольтар тоже существовал в такой форме? Видели ли их перед собой священнические резчики по камню, которые в своём трансе постоянно придавали нашим богам одни и те же черты лица, когда работали резцами?
Даже незаметно жили среди нас, как говорилось в некоторых писаниях? Сидел ли Сольтар где-то в таверне и наблюдал за жизнью вокруг, видел страдания и тревогу, беды и радость жизни, которой повелевал? Правда ли пришёл однажды человек к племени людей с горящей ветвью в руках и словами, развеявшими страх перед ночью и темнотой?
Мы молча последовали за первосвященником в тёмный коридор, который вёл к какой-то жути. Потому что за затхлостью и старыми благовониями я заметил запах, который чувствовал слишком часто, чтобы ошибиться: старую смерть.
Возможно, в храме Сольтара не было секретных подвалов или катакомб, но здесь было всё иначе. Храм Нертона был похож на лисью нору с длинными коридорами и коморками, комнатами и залами, высеченными в скале, на которой стоял город. В некоторых камерах стояли развалившиеся кровати и мебель. Здесь когда-то жили священники бога, но некоторые кровати были слишком большими для людей, другие слишком малы и странной формы.
На каменных стенах были вырезаны рельефы: изображения из времени, которое закончилось ещё до появления эльфов. На них были великаны и титаны, ящеры и другие существа, а в одном месте одиночная фигура, похожая на человека и в то же время на эльфа. Может, это был один из древних, о которых говорили эльфы, а может и нет.
Мы заходили всё глубже и глубже в катакомбы старого храма, следуя за светом, пока не добрались до глубокого длинного коридора, в конце которого обнаружили большую двустворчатую дверь. На ней был в деталях отчеканен человек из золота. Он стоял перед нами с опущенной головой, слегка согнутыми руками и раскрытыми ладонями. Его одежда была простой, стянута вокруг талии одним шнурком. Вокруг него были звёзды из золота и бриллиантов, вставленные в тёмный базальт.
― Сольтар, ― прошептал первосвященник и осторожно положил руку на эту дверь, которая бесшумно распахнулась вовнутрь.
Перед нами была большая комната, круглая, с потолком, высотой добрых четыре шага, однако он казался низким, потому что диаметр комнаты составлял добрых тридцать шагов.
Здесь находился источник запаха смерти, и там, на большой глыбе самого тёмного базальта, который, казалось, впитывал свет, лежал в полуистлевшей рясе согнутый в агонии обгоревший скелет, с запрокинутой головой и распахнутым ртом, застывшим в последнем мучительном крике. Золотые оковы, переливающиеся таинственными рунами, удерживали скелет. Четыре копья из стали, серебра и обсидиана через запястья и лодыжки были воткнуты в базальт, пятое копьё пронзало шею. И как будто этого было недостаточно, из груди мертвеца торчал меч с бледным лезвием, остриё которого было вогнано глубоко в базальт.
Вокруг этой глыбы ужаса на коленях стояло тринадцать фигур, одетых частично в доспехи и золотые мантии. Все они опиралась на меч, топор, копьё или посох. Я узнал роскошные латы эльфийских воинов, тяжёлые доспехи Быков, тонкую кольчугу, с вплетённым в кольца грифоном, какую носила Лиандра, а рядом стоял невысокий человек с широкими плечами, в грубой чёрной кольчуге и своими иссохшими руками опирался на огромный боевой молот.
― Этот некромант был настолько могущественным, что для того, чтобы связать его, потребовался вечный дозор священников всех рас и стран, ― прошептал первосвященник.
Мы молча подошли ближе, осторожно пробираясь между охранниками, чьи пустые глазницы, казалось, всё ещё решительно смотрели на своего врага.
― Говорят, что он забрал столько жизней и душ, что не мог умереть. Он жертвовал жизнями, которые были у него, в такт биения своего испорченного сердца, и пока был пронзён этими копьями, продолжал восстанавливаться. Если кто-то входил в эту комнату без твёрдой веры, впадал в воющее безумие, заставляющее убивать или срывать со своих собственных костей плоть. ― Дрожащей рукой, покрытой пигментными пятнами, он указал на безмолвных стражников. ― Это была служба, которую никто не мог выдержать долго. Долгое время этих стражников меняли чуть ли не каждый день…
― Вы имеете в виду, что они умирали здесь каждый день? ― в ужасе спросил я.
― Нет, ― тихо ответил брат Джон. ― После того, как некроманта связали, здесь сначала стояла живая охрана. Трудная служба, без сомнения, но не требующая этих жертв. Они умерли позже, когда окончательно уничтожили нечестивого. Они отдали свои силы, веру и жизнь, чтобы выполнить эту последнюю службу.
― И как? ― хриплым голосом спросил брат Герлон. ― Как удалось покончить с проклятым?
― Именно так, как ты и подумал, ― тихо ответил брат Джон. ― Асканнон изгнал этого некроманта, но не смог его победить, пока проклятый владел силой украденных душ. Нечестивого можно было только связать… ― Священник повернулся к нам и неторопливо продолжил. ― Иногда случается, что боги благословляют оружие для особого подвига, которое через это благословение, веру, мужество и великие дела получает совершенно особую силу. Как меч, который висит у вас на талии, сэр Родерик. Говорят, что впервые он был выкован руками эльфов и использовался против бога тьмы. Ваш клинок носит имя Ар'ин'фаэд: Хранитель Света или Тень в Темноте. ― Он посмотрел мне прямо в глаза. ― У нас есть другое имя для Хранителя Света и Теней: Тот Что Отделяет Души. Мы называем его Сольтаром, и он наш бог. Этот меч самое священное оружие нашей веры, и говорят, что сам Сольтар использовал его в битве против Омогора.
Я стоял там, как громом поражённый, и не знал, что сказать. Это было так очевидно… Искоренитель Душ… Как я мог подумать, что мой меч повелевает жизнью и смертью, отбирает жизни, освобождает души, а потерянные жизни возвращает мне, если это не было желанием и волей бога? Но священник уже продолжил говорить.
― Точно так же, как мы считаем Искоренителя Душ священным, так и другие храмы боготворят оружие, преисполненное их богами и верой. Когда Вечный Правитель осознал опасность, исходящую от проклятых, он принялся искать оружие, которое могло бы отобрать у них то, что делало их такими могущественными: украденные души. Он в смирении пришёл в наши храмы в качестве просителя и осведомился о священном оружии, наполненном волей богов. Богов, чьи законы нарушали проклятые, потому что лишали их принадлежащих им душ.
Он на мгновение замолчал, чтобы собраться с мыслями. А я просто стоял и чувствовал Искоренителя Душ в руке, глядя на обугленные останки этого некроманта и радуясь, что в скелете не осталось никакой жизни, никакой души.
― Это храмовое оружие было преисполнено верой и силой богов, но это была всего лишь форма силы, которой зачастую было недостаточно. Асканнон попросил у храмов оружие и поклялся перековать его, наделив большей силой, но не лишая того, что делало его особенным: посвящения богу. Он пообещал выковать клинки, которые будут отнимать у нечестивых то, что они похищают ― души, и направлять к тому, кому посвящён меч. Самым первым он воссоздал этот клинок, который вы носите с собой, сэр Родерик, ставший его величайшим достижением, и дал ему новое имя, которое соответствовало старому: Тот Что Отделяет Души. В то время под его руководством был отряд солдат, обученный искусству лучших воинов и священников. Они были искусными и ловкими, наделены способностями, твёрдой волей и верой. По большей части их набирали из союзников ― тёмных эльфов, владеющих собственной формой силы, веры и магии. Это был преданный делу отряд, называвший себя Ночными Ястребами; их единственная задача состояла в том, чтобы выслеживать и ловить проклятых. И их предводителю, эльфу Талисану, он передал этот бледный клинок, благословлённый и посвящённый Сольтару и со всем тем, чем император смог ещё наделить меч своей собственной магией. Первый изгоняющий меч, он же и самый могущественный из всех, который даже был способен повелевать жизнью и смертью самих богов. Он выковал ещё двенадцать мечей, каждый из которых был наделён разными способностями, но одно у них было общее: они освобождали пленённые души от чар наездника душ, которого касались своей сталью. Они возвращали души богам и в то же время отбирали у тёмных наездников основу их могущества.
Он замолчал, позволяя всем обдумать его слова. Но у меня было такое чувство, будто я не могу думать, будто то, что услышал, было слишком значительным, чтобы полностью понять.
Первосвященник прочистил горло и улыбнулся.
― Кто-нибудь из вас принёс с собой что-нибудь выпить? ― вежливо спросил он. ― Моё старое горло немного пересохло.
― Вот, ― сказала Асела, протягивая ему бутылку из чеканного серебра. ― Это разбавленное вино хорошего урожая.
У меня тоже была такая бутылка, на ней был рельефом отчеканен бык. На бутылке Аселы был знак совы, и она блестела так, словно была совсем новенькой.
Священник кивнул в знак благодарности. На мгновение я подумал, действительно ли можно так доверять Аселе, но Сольтар пощадил её. Он должен знать, что делает.
Джон сделал глоток, вернул бутылку и снова прочистил горло.
― Работа Асканнона над этими мечами заняла много времени. Снова и снова священники благословляли их и проверяли, не испортил ли он того, что было в них свято. Сплетение воедино божественной и мирской магии ― это искусство, которым никогда не владел никто другой, и для Асканнона это тоже была трудная задача. Все те годы, когда он плёл свою магию и перековывал мечи, здесь была эта стража. А потом, чуть более восьмисот лет назад, в наш храм пришла Сова, молодой человек по имени Эринстор. Он сказал, что является учеником Бальтазара, который в то время был одним из величайших ученых империи. Поведал, что исследует наездников душ и, основываясь на работе своего наставника, того самого Бальтазара, выяснил, как действует проклятье Безымянного и знает, как сломить силу проклятого раз и навсегда.
Моё внимание было приковано к священнику, всё же я увидел, как Асела удивлённо, почти испуганно подняла голову и уставилась на Джона.
Она дружила с Бальтазаром и должна была знать этого ученика, но то, что мы услышали здесь, очевидно, было новым и для неё.
― Он попросил Искоренителя Душ и с помощью его лезвия предложил обречь этого проклятого на погибель. Казалось, он не знал, что клинок Сольтара принадлежит Талисану, и был удивлён, но Тот Что Отделяет Души был не единственной священной сталью, которую Асканнон уже превратил в изгоняющий меч. Был ещё один, носящий имя Гибель Страха и щит, оберегающий от страха и отчаяния.
Этот меч тоже был могущественным, хотя и в другом смысле, чем клинок Сольтара. И мы могли выдать ему Гибель Страха, потому что последний владелец этого клинка недавно пал, а новый был ещё не назначен. Сова точно описал, что нужно делать, чтобы казнить проклятого, и рассказал о том, чего это будет стоить, потому что в тот момент, когда он нанесёт удар мечом, стражам проклятого придётся поддержать действие магии, использовав свою сущность. Он потребовал принести в жертву тех, кого вы здесь видите. Для того, чтобы после них больше никому не пришлось нести вахту.
Он замолчал, и тишина была абсолютной, если не считать звука нашего дыхания и шума, бегущий по моим венам крови.
― После долгих приготовлений и множества молитв последний дозор пришёл в это тёмное место вместе с Совой Эринстором. Ритуал был совершён. И он сработал, как вы можете видеть. Меч Гибель Страха высвободил души из-под чар проклятого. Благодаря силе меча, воле, вере и жертве этих стражников, а также силе и знаниям той Совы, удалось то, что даже не смог выполнить сам Асканнон. Величайший из всех проклятых, существо настолько могущественное, что своей силой уже само было почти похоже на бога, было уничтожено! Сама Сова чуть не погибла, Эринстору лишь с трудом удалось спастись из храма. Мы нашли и ухаживали за ним, в то время как другие спустились в эти глубины и обнаружили то, что мы здесь видим.
Он указал на мёртвых стражников, проклятого и базальтовый блок с золотыми цепями и копьями.
― Мы оставили всё, как есть. Теперь это всего лишь могила, а не тюрьма. Проклятье превратилось в нечто священное, благодаря жертве этих тринадцати людей, и каждый первосвященник нашего бога приводит своего преемника сюда, чтобы показать, какая иногда требуется от нас жертва и вера. С тех пор эти тринадцать были для нас примером и напоминанием о долге, от которого мы не должны уклоняться в служении нашему господину. ― Теперь он повернулся к молодому священнику Герлону. ― Ты видишь и чувствуешь это место, Герлон, видишь, кто здесь умер. Эта могила ― последние пристанище монстра и тринадцати смелых душ. Это не то место, куда можно приводить массы людей и выставлять на показ, а место покоя и размышления. Надеюсь, что теперь ты понимаешь, почему я не хотел открывать эту дверь, почему хотел, чтобы ты поверил мне на слово. И Мирча, я знаю, что тебе пришлось страдать, что на тебя повлияло то, что случилось с твоей семьей, что ты сетуешь на милость бога, но это пример, как ты должен выполнять свой долг. Если хочешь носить мою мантию, ты должен быть к этому готов, без сомнений, без колебаний. Ибо только бог является для нас, людей, щитом против тьмы, но он также нуждается в своих слугах, которые бесстрашно несут этот щит и его свет во тьму.
― Да, господин, ― прошептал брат Мирча и упал на колени. ― Я просто не понимал…
Брат Герлон тоже сглотнул и вытер слёзы с лица.
Мы с Серафиной были не менее потрясены, и оба старались сохранить самообладание, пока я обводил взглядом безмолвные фигуры, отдавшие свои жизни, чтобы, наконец, предать этого нечестивого проклятью Безымянного.
Но одна из нас не испытала особого восторга. Голос Аселы холодно и чётко прервал этот благоговейный момент.
― Так вы говорите, брат Джон, что эта Сова Эринстор освободил души из хватки наездника душ мечом Гибель Страха? Тем самым, что до сих пор торчит из этих обгоревших костей?
― Да, без сомнения, ― удивлённо ответил первосвященник. ― С тех пор никто к нему не прикасался.
― Возможно, было бы лучше, если бы кто-то прикоснулся. Это правда, что Эринстор был учеником Бальтазара, но Совой он не был. Его способности к магии были значительными, и его таланта было бы достаточно, чтобы принадлежать к башне. Но его характер оставлял желать лучшего. ― Асела бросила на брата Герлона тяжёлый взгляд. ― Как и этот послушник, Эринстор жаждал знаний, которые ещё были для него под запретом, хотя брат Герлон, вероятно, действовал из невинного любопытства. С Эринстором дело обстояло иначе, он стремился к власти, чтобы обогатиться. Поимо таланта к магии, он, в значительной степени, обладал ещё другим: способностью убеждать и обманывать. Но в конечном итоге он не помог. Бальтазар и Фелтор узнали, что с помощью магии он лишил воли другую молодую Сову, чтобы изнасиловать её. Ему повезло, что ученица была слишком добродушной, чтобы предъявить ему обвинение. Поступи она так, это стоило бы ему головы, а так мы наказали его иначе, а затем отпустили. Эринстор никогда не был Совой, и не мог узнать или присвоить себе достаточно могущества и знаний, чтобы совершить то, что вы ему приписываете.
Слова Аселы, словно ледяные осколки, прорезали тишину, пока мы ошеломлённо смотрели на неё.
― Как… как вы можете утверждать нечто подобное? ― запротестовал брат Джон. ― Вы же сами видите, что нечестивого больше нет! Как вы посмели смешать с грязью эту священную жертву?
― Я знаю это, потому что была там, ― скрепя зубами и сжимая кулаки, сказала Асела. ― Эринстор изнасиловал ту, что стоит перед вами! Никто не знал о том, что он пошёл в ваш храм и потребовал этот меч. И я клянусь, что Бальтазар проклял тот момент, когда она смягчила его, чтобы оставить в живых своего обидчика. Она была слишком доброй, и это уже всегда было её единственным недостатком.
― Но… этот человек выполнил то, что обещал! ― возразил первосвященник.
― Он никак не мог, ― резко ответила Асела. ― Даже если этот человек, благодаря заступничеству Аселы, покинул цитадель с головой на плечах, силы у него не было. Бальтазар попросил Асканнона позаботиться о том, чтобы Эринстор больше никогда не мог использовать магию для подавления воли молодых женщин. Сам Вечный Правитель отнял у насильника талант к магии с помощью золотых игл. Когда стражники выводили Эринстора из цитадели, он поклялся отомстить, но Бальтазар посмеялся над ним и сказал, что теперь у него нет зубов, и он никогда больше не сможет насиловать женщин с помощью магии. Но Эринстор ответил, что месть принадлежит ему, и он разрушит всё, в чём мы отказали ему. После этого, по крайней мере, Бальтазар больше его не видел.
― Если это правда, тогда как он смог совершить то, что мы видим? ― с сомнением спросил первосвященник.
― Ответ в том, что он не мог и ничего не совершал, ― ответила Асела голосом, похожим на бьющееся стекло. ― И здесь вы видите свидетелей его преступления, которые также являются его жертвами. Если бы они могли говорить, то сообщили бы нам, что произошло, но они навсегда замолчали. Их жертва не становиться меньше от того, что я вам сейчас покажу, но из-за этой жертвы злодеяние становится ещё более возмутительным.
― Я всё ещё не понимаю, ― промолвил первосвященник хриплым голосом. ― Что вы хотите нам показать?
Сделав большой шаг, Асела подошла к чёрной глыбе и рывком вытащила из камня Гибель Страха.
― Немедленно остановитесь! ― в ужасе воскликнул Джон, а Мирча решительно подбежал к ней, готовый на всё, чтобы исправить это кощунство. Но Асела уже протянула меч первосвященнику.
― Вы сами можете легко убедиться, что этот меч не обладает ни магической, ни божественной силой. Это не Гибель Страха, а кусок стали, без души и надежды. Можете мне не верить, проверьте сами!
И с этими словами она вложила меч в дрожащие руки старого священника. Он открыл рот, в то время как его глаза расширились, и он рухнул на пол. С грохотом старый меч выпал из его рук и остался лежать перед мной. Мирча и Герлон бросились помогать старику и с упрёком посмотрели на Аселу.
― Не вините меня, ― сказала она. ― Но считайте его запоздалой жертвой этого преступления.
― Она права, ― прошептал старик. ― Но нет, бог пока ещё не призвал меня к себе. Просто испуг был слишком большим для моих старых костей.
― Нам помочь вам подняться, брат Джон? ― спросил Мирча.
Старый священник покачал головой.
― Принесите мне меч, ― попросил он так тихо, что его было едва слышно. Я наклонился и протянул ему клинок. Одного этого прикосновения было достаточно, чтобы подтвердить истинность слов Аселы: это был не изгоняющий меч, а всего лишь холодная сталь.
Старые руки обхватили оружие, затем Джон посмотрел на нас и на тринадцать тел, которые молча стояли на коленях вокруг нас.
― Сольтар! ― выдохнул он. ― Какое преступление. ― Его голос дрожал. ― Если это не Гибель Страха, то кто тогда лежит сожжённый на том камне?
― Полагаю… Нет. ― Асела подошла к месту казни и изучила украшенные рунами кандалы, которые удерживали на камне кости. ― Нет, ― повторила она. ― Сила этих рун всё ещё настолько велика, что даже мне было бы трудно открыть их. Эринстор не смог бы освободить проклятого. ― Теперь уже она выглядела непонимающей. ― Это кости проклятого, потому что у Эринстора просто не хватило бы сил вытащить его отсюда. Но меч был и остаётся фальшивым!
― Я знаю, что произошло, ― задыхающимся голосом сказал брат Герлон. ― В своих кошмарах я вижу наездника душ, лежащего на этом камне. Он встаёт, снимает оковы, хватает тёмную фигуру и, словно плащ, одевает её, чтобы потом уйти с улыбкой, которая неоднократно прерывала мой сон, заставляя обливаться потом! Вот что здесь случилось: проклятый взял этого безумного насильника, одел его, словно новую одежду, и в этой живой маске сбежал из тюрьмы, которая должна была удерживать его.
Сольтар, ― в отчаяние подумал я, в этом есть какой-то извращённый смысл!
― Боги, ― воскликнула Серафина. ― Неудивительно, что он едва выбрался из храма живым. Он должен был пройти наверху мимо бога, а тот, без сомнения, не позволил ему уйти безнаказанным.
― Да, так оно, наверное, и было, ― промолвил я, глядя на чёрные кости. ― Некромант использовал безумие и гнев отвергнутого Совы-ученика в своих целях, а Эринстор, должно быть, действительно впал в безумие, ибо что ещё могло заставить его желать освободить проклятого?
― Власть, ― тихо ответила Асела. ― Он всегда стремился к власти. ― Она замешкалась. ― Может быть… Какая способность была у Гибели Страха, брат Джон? Что могло это оружие?
― Оно защищало от страха и силы некроманта. Тот не мог причинить вреда, пока у тебя в руках находился Гибель Страха, ― устало ответил он. ― По крайней мере, так написано.
― Есть ли что-нибудь ещё? ― спросила Асела, опускаясь на колени перед стариком. ― Подумайте. Известно ли что-нибудь ещё об этом клинке?
Сначала старик покачал головой, но потом замер.
― Возможно, есть… Говорится, что он может использовать силу врага против него самого, что любой тёмный дар, брошенный в сторону владельца, становится для Гибели Страха оружием, наказывающим проклятого. Это наследие бога, которому изначально принадлежал клинок.
― Как так? ― в изумлении спросил я. ― Разве он принадлежал не Сольтару?
Первосвященник покачал головой.
― Нет. Клинок был освещён Сольтаром лишь позже, чтобы снять проклятие, которое лежало на нём.
― Какое проклятие? ― спросила Асела.
― Этого я не знаю, ― ответил Джон. ― Он был очищен, и проклятье снято, и пока Асканнон занимался ковкой, клинок постоянно проверяли, чтобы убедиться, что он по-прежнему священен.
― Какому же богу он был посвящён, если не Сольтару?
― Этого никто не знает, он был найден на древнем эльфийском поле боя. Но как я уже сказал, Гибель Страха был очищен и посвящён Сольтару.
Асела все еще стояла на коленях перед стариком и теперь медленно в отчаянии замотала головой.
― Возможно, это всё же имеет какое-то отношение к Гибели Страха. И всё же, откуда Эринстор мог об этом знать? Ведь он попросил Искоренителя Душ.
― Именно так, ― подтвердил старик. ― Старые писания на этот счёт ясны. Он был разочарован, когда узнал, что клинок уже занят.
― Но как всё это могло случиться, а Совы ничего об этом не знали? ― потрясённо спросила она, всё ещё размышляя над словами священника.
― Это был вопрос веры, на не науки, ― ответил Джон. ― Акт веры, смирения и преданности. Такой поступок не выставляется на мирскую сцену, это тихое служение, не жаждущее признания. Достаточно того, что его выполнили, не было повода хвастаться. ― Он молча подал знак двум другим священникам, чтобы они помогли ему подняться. ― Эти мужчины и женщины отдали своё существо, чтобы уничтожить проклятого, ― продолжил он. ― Вы правы, дитя моё, это не умоляет их жертву, но делает преступление ещё более тяжким. Преступление, совершённое против всех тех, кто верил, что отдаёт свою жизнь на службу богам.
― Когда это произошло? ― спросил я. ― Более чем за столетие до того, как Вечный Правитель отрёкся от престола, верно? Скажите, брат Джон, спускался ли Асканнон сюда ещё раз, чтобы увидеть своего старого врага, или он позабыл о нём?
― Нет, ― ответил священник. ― Он не спускался. Кроме вас сегодня, если не считать священников, это место видел только один единственный человек. Думаю, он был учёным.
Я невольно подумал об учёном, которого мы встретили. Он знал много вещей и казался мне загадочным, и ему даже удалось произвести впечатление на Зокору.
― Вы знаете, когда это было? ― осторожно спросил я.
― Вроде бы, во время беспорядков, когда поток миров иссяк. Учёный слышал о проклятом и захотел узнать, надёжно ли тот заперт. Он хотел исключить его причастность к случившемуся. Это было незадолго до отречения Вечного Правителя, так там и написано.
― Ну и? ― тихо спросил я. ― Что решил тот учёный?
Первосвященник нахмурился.
― Простите, сэр Родерик, я много читал, и память у меня уже не самая лучшая. Я не уверен, но мне кажется, он снова ушёл, не сказав ни слова. Но я могу и ошибаться.
― Вы помните его имя?
― Это уже чересчур, ― сказал старик. ― При всём желании я не могу…
― Может быть, его звали Кеннард? ― перебил я его, и брат Джон удивленно кивнул.
― Верно! Так его звали. Кеннард. Теперь, когда вы назвали имя! Он был писцом здесь, на Храмовой площади, и однажды даже сделал для храма копию слова Сольтара. Именно поэтому он был упомянут в храмовых писаниях. Откуда вы знаете это имя?
― Писец, ― задумчиво повторил я. Что-то не давало мне покоя. Я посмотрел на Аселу, которая напряжённо осматривала обгоревшие кости. ― Вам оно что-нибудь говорит? Должно быть, он тоже обладает могущественными способностями, поскольку я встретил его не так давно на Громовом перевале в Новых королевствах. Может он тоже был Совой? Казалось, он был предан Старой империи. Он много о ней знал, и если это тот же учёный, тогда он прожил столетия. Кроме эльфов, только Совы и некроманты могут жить так долго.
― Нет, ― медленно ответила Асела, решительно покачав головой. ― Если бы он был Совой, я бы о нём знала. Совы ― учёные, да, но человек с таким именем никогда не учился в башне. А после нас не было новых Сов, пока Дезина, новая прима, не нашла башню открытой. Но есть маэстро, которые не являются Совами. Ваша королева ― лучший для этого пример. Она следует магической традиции, о которой бы мне хотелось узнать, как она возникла. Может, я смогу с ней поговорить?
Я почти ухмыльнулся, услышав обнадёживающий тон Аселы. Может она и была Совой и пережила худшее, чем кто-либо может себе представить, но по своей сути, она была учёным. Когда просыпалось любопытство таких людей, они забывали обо всём, кроме того, что заботило их в этот момент.
Позади нас что-то хрустнуло, и мы обернулись.
Искоренитель Душ прыгнул мне в руку, а Асела вырвала фальшивый Гибель Страха из пальцев первосвященника, чтобы при помощи древнего клинка отразить то, что приближалось. В это же время она, как для броска, подняла свободную руку, и в ней собрался сверкающий свет.
Но ни для стали, ни для магии не представилось мишени. Сначала ничего не было видно, по стенам лишь прошёл стук и скрежет, но потом, пока Серафина ещё вытряхала из рукавов кинжалы, часть стены отодвинулась назад. Из пролёта вышла миниатюрная фигура, за ней следовал человек в одеяниях Борона.
Тёмная эльфика сощурилась, глядя на свет.
― Боги, ― вырвалось у меня. Я не хотел верить в то, что видел. ― Как вы здесь оказались?
― Из ваших слова я делаю вывод, что вы знакомы друг с другом, ― сухо промолвила Асела, опуская сталь и выпуская из пальцев магию.
― Клянусь Соланте, Хавальд, ― произнесла Зокора своим мягким голосом. ― Если ты продолжишь в том же духе, думаю когда-нибудь ты меня всё-таки удивишь.
― Могу я спросить, кто вы такие и как посмели без приглашения войти в дом Нертона? ― устало спросил первосвященник.
Варош смущённо улыбнулся, затем увидел то, что здесь можно было увидеть, и его глаза расширились, когда он в недоумении опустил фонарь.
― Меня зовут Зокора, и я служу Соланте, ― на удивление коротко ответила она.
― Вы сева'сол'анте? ― спросил брат Джон.
― Да. ― Зокора встряхнулась, как мокрая собака. ― Этот дом наполнен присутствием старого бога, действительно абсолютно священное место. ― Она бросила тёмный взгляд на базальтовый блок с костями, затем на тринадцать стражников. ― Что-то здесь не так.
― Он сам стоит там наверху, ― тихо сообщил я, указывая на потолок. ― Не статуя. Он сам.
― Почему?
― У него будут свои причины, ― предположил я с улыбкой.
― Что вас двоих привело сюда? ― задал я вопрос, который, несомненно, крутился на языке остальных.
― Мне не хочется объяснять, ― ответила она. ― Пусть это сделает Варош, пока я посмотрю на этого бога. ― Улыбнувшись, она показала белые зубы. ― Я никогда раньше не видела бога во плоти. ― Затем она направилась наверх.
― Вы его спутники? ― спросила Асела Вроша.
― Да, ― ответил он. ― Так получилось.
Бывшая сова указала большим пальцем на меня.
― Часто случается так, что его недооценивают?
― Время от времени. Обычно это идёт ему на пользу.
― Обо мне можете поговорить позже, ― немного раздражённо перебил я. ― Как получилось, что мы здесь встретились, Варош?
― Это легко объяснимо. Вы помните тёмную эльфику, которую мы нашли во льдах под Громовым перевалом? Ярану окт Талисан?
― Да, ― ответил я. ― И что с ней?
― Зокора захотела узнать, кто она такая, и стала искать в архивах. Мы выяснили, что Ярана была не Драконом, а Ночным Ястребом. В то время они ещё были верны империи, а не принадлежали гильдией убийц. Они охотились на некромантов и считали это священной задачей. Ярана не была частью Второго легиона, и не входила в состав гарнизона Громовой крепости, как мы изначально ошибочно предположили. Она там помогала, даже взяла на себя те или иные обязанности, но у неё была другая задача: она должна была найти изгоняющий меч, носивший название Гибель Страха. Мы знаем, что она не смогла выполнить это задание, всё же Зокора хотела узнать больше об этом клинке. След оружия теряется в Новых королевствах, но началось всё здесь.
― Верно, первосвященник рассказал нам о нём.
Варош слегка поклонился Джону.
― Гибель Страха был одним из наиболее нелюбимых мечей, в нём было что-то, что усложняло задачу его владельцу. В то время как другие клинки приносили пользу, Гибель Страха, казалось, притягивал неудачу. Возможно, быть полностью бесстрашным ― неразумно. Клинок мало использовался, и был отдан в храм Сольтара на хранение после смерти последнего владельца.
Я кивнул, это мы уже слышали.
― Но если меч хранился в храме Сольтара, зачем Яране искать его в Новых королевствах? Зокора продолжила расследование и нашла упоминание о том, что оружие было украдено. Эта зацепка привела к авантюрной басне о нечестивом узнике, который лежал связанным в тайном месте. Мы выяснили, что священники Борона учувствовали в сковывании этого проклятого и спросили в доме моего господина, знают ли они что-нибудь о таком проклятом. Мы разузнали, что Гибель Страха использовался для его казни, однако это всё ещё не объясняло, почему Ярана последовала за мечом в Новые королевства. Мы продолжили спрашивать. ― Он улыбнулся брату Джону. ― Хоть у вас и есть ключ от этого храма, но слуги Борона знают другой путь: туннель, ведущий сюда из храма моего господина. Нам разрешили воспользоваться им, и он привёл нас прямо к той стене. ― Он покачал головой. ― Я всё ещё не могу поверить, что мы нашли вас в этом месте. ― Он пожал плечами. ― Это в двух словах о том, что случилось. Но Зокора не верит, что Гибель Страха находится здесь. ― Он посмотрел на Аселу и меч, который та всё ещё держала. ― Она ошибается?
― Нет, ― ответил первосвященник за Аселу. ― Мы только что это выяснили. Меч был украден и использован в преступлении, не имеющем себе равных. ― Старик печально огляделся. ― Мы увидели больше, чем я хотел показать. И я должен обсудить это с другими первосвященниками. Их тоже обманули, и мы должны подумать, как действовать дальше. ― Он тихо вздохнул. ― Предлагаю покинуть это место и снова запечатать храм, прежде чем сева'сол'анте раньше времени пробудит бога ото сна.
Мы нашли Зокору, стоящей на коленях в главном зале, с опущенной головой и влажными глазами. Сначала она никак не отреагировала на наше тихое обращение; только когда Варош подошёл и прикоснулся к ней, она пробудилась от своей молитвы.
Она медленно встала, бросила последний благоговейный взгляд на старого бога, а затем молча последовала за нами на улицу, где мы объединёнными усилиями снова закрыли ворота.
Мы вместе направились через площадь к храму моего господина. Зокора, казалось, глубоко задумалась, и я спросил её об этом.
― Я не хотела верить, что он сам стоит здесь, ― объяснила она. ― Зачем ему это? Я спросила его, но он не ответил. ― Казалось, ей стало весело. ― Я и не ожидала, что получу ответ, но клянусь Соланте, он прекрасен. Никогда прежде я не встречала такого величия. Вы видели узорчатость его рогов, переливчатость и текстуру перепонок? Руны на его когтях?
Я выгнул брови и оглянулся на закрытые ворота.
― Хелис, что видела ты? ― спросил я Серафину.
― Бога, ― ответила она.
― Я не это имею в виду. Каким он выглядел для тебя?
― Старик с добрым лицом в бирюзовой мантии.
― Варош?
― Мужчина в расцвете сил, в тяжёлых доспехах, с молотом и щитом.
― Мужчина в мантии с сущностью учёного, ― тихо промолвила Асела, хотя я её не спрашивал. ― А вы, ― спросила она меня.
― Человек, который одновременно и эльф, и зверь, с чешуйчатой кожей, в два раза выше человека, добрый и мудрый.
― Дракон с бирюзовой чешуёй, которая переливается другими цветами, ― пояснила Зокора, вопросительно глядя на священников.
― Я всегда видел его примерно так, как описал сэр Родерик, ― ответил первосвященник, в то время как Герлон и Мирча также описали человека в мантии.
― Тогда каждый видит его по-своему, ― заметила Зокора. ― Думаю, ни один из обликов не менее правдив, чем другой. Он включает в себя их всех… и даже больше. Почему ворота заперты? Почему нет службы в его честь?
― Он сам издал такой указ, ― объяснил брат Джон. ― Возможно, потому что он больше не нуждается в поклонении, или это отвлечёт внимание от наших богов, которых он хотел видеть своими преемниками.
― Почему он в этом храме?
― Он не только здесь. Есть и другие храмы, разбросанные по всему миру. Он стоит во всех из них, ― ответил старик. ― Каждый из этих храмов он запечатал лично. Но я очень сомневаюсь, что он заперт внутри.
Подойдя к храму моего господина, священники с нами простились.
― Для меня на сегодня достаточно, ― сказал Джон. Он взял меч у Аселы и взвесил в руке. ― Думаю, мы ещё встретимся. Будьте благословенны во имя моего господина.
Мы наблюдали, как он поднимается по ступеням храма. Рядом шли два других священника, готовые в любой момент подхватить его, если он споткнётся, но этого не случилось.
Я залез под одежду в поисках трубки и табака. Трубку я нашёл, но мой мешочек уже опять опустел.
Я вздохнул и сунул его обратно.
― Не хотите проводить нас до цитадели? ― спросил я Аселу, но она покачала головой.
― Это был памятный день, ― сказала она. ― Мы ещё встретимся, в этом я уверена. Запомните, есть ещё один проклятый, найдите его и казните. Искоренитель Душ должен быть в этом отношении надёжен. Да благословят вас боги…
Она уже была готова отвернуться, но Серафина удержала её лёгким прикосновением.
― Асела, ты обладаешь знанием и искусством Сов. Почему бы тебе не помочь Дезине и не научить тому, что ей нужно знать? Ты уже всегда хорошо преподавала.
― Это имело бы смысл, верно? ― промолвила Асела. ― Но я не могу, слишком многое стоит на пути. Я не смею смотреть ей в глаза. Пока ещё нет. Но буду искать другие способы помочь ей. ― Она замешкалась. ― Не знаю, могу ли я требовать от вас, но я открылась вам раньше, чем хотела. Поэтому могу лишь выразить просьбу, чтобы вы ничего не рассказывали обо мне приме.
― Она всё ещё считает, что вы враг, ― напомнил я.
― Вы ведь тоже так считаете. Я стояла перед вашим богом, позволив ему судить себя и всё же вы не можете мне доверять. Но вы, без сомнения, правы. Я больше не служу императору некромантов, но это ещё не делает меня другом. ― Она кивнула Серафине. ― Тебе, Финна, я должна гораздо больше, чем могу сказать. Ты найдёшь ответы на свои вопросы, но сейчас ещё не время.
― Я… ― начала Серафина, затем выругалась себе под нос, когда Асела рассеялась, словно дым, и пропала. ― Боги! ― в гневе воскликнула она. ― Я и забыла, как сильно меня раздражает то, что они исчезают на полуслове. Бальтазар был в этом мастер и часто сводил меня с ума!
― Я понимаю, ― сказал я. ― Есть ли что-нибудь ещё, что могло бы помешать нам сейчас пойти отдыхать?
― Нет, ― ответила она. ― Брат Джон прав, на один день было достаточно.
16. Отшлифованный
Когда мы, наконец, добрались до наших апартаментов, было незадолго до первого колокола. Спасть осталось всего три отрезка свечи. Я попрощался с Закорой и Варошем, а также с Серафиной, которая, после ухода Зиглинды, теперь жила в апартаментах одна, и постучал в дверь Лиандры. Она не открыла, и один из охранников сообщил мне, что она ещё не вернулась с мероприятия.
Я стоял там, размышляя, что теперь делать. Мне пришла в голову мысль, и я спустился к Перьям, а затем к архивариусу.
― То, что вы ищите, у нас вы не найдёте, ― сообщил мне мужчина. ― Это храниться в архивах Сов. Но если хотите, я могу попросить Сову найти портрет. Тогда мы сможем скопировать его для вас.
― Было бы неплохо, ― ответил я. ― И это довольно срочно, не могли бы вы передать это Сове?
― С радостью, но она очень занята, это займёт какое-то время.
Мне пришлось довольствоваться его ответом. Больше делать было нечего, поэтому я отправился спать.
Кошмар полностью захватил меня. Я шёл по городу, а вокруг великолепные здания рассыпались в пыль, люди замирали и чернели, а затем с мучительными криками разлетались на тысячи кусков, в то время как за мной следовала тень, распространявшая смерь и мор. Я удивлялся, что только что развалившиеся чёрные мертвецы снова могли заболеть чумой, но ничего не помогало.
Голос Лиандры показал мне выход из этого сна.
Спросонья я заставил себя открыть один глаз, и подумал, что вижу её, стоящую рядом с моей кроватью, одетую в белое платье и украшенную драгоценностями. Её красивое лицо было серьёзным и печальным, но мне было трудно вырваться из сна. Когда мне наконец это удалось, я услышал, как закрывается дверь, а в воздухе всё ещё витал запах её духов.
Заметив, как сильно я промок от пота, я предпочёл принять ванную, чем продолжать спать. И это занятие тоже было прервано, когда раздался стук. Я заснул в горячей воде. Испугавшись, чуть не утонул и выскочил из воды, отплёвываясь. Я смачно выругался, закрылся спереди полотенцем и, капая на пол, поспешил к двери.
― О, это всего лишь ты, ― поприветствовал я Серафину. ― Входи.
Я отвернулся и схватил брюки, которые было сложно одеть из-за влажной кожи. Когда я, наконец, справился и повернулся, то заметил, что Серафина смотрит на меня с болью.
― Что-то не так? ― спросил я.
― Нет. ― Она с трудом улыбнулась и провела рукой по глазам. ― Ничего. Я хотела пойти с тобой в столовую позавтракать. Если ты не против.
Я остановился перед ней, всё ещё капая на пол.
― Что случилось? ― снова спросил я.
― Я же говорю, ничего, ― настаивала она.
― Почему тогда не спишь? Тебе ведь не нужно отправляться на службу. Тоже приснился плохой сон?
― Возможно, ― согласилась она. ― Я просто хотела убедиться, что ты не проспишь.
― В этом не было необходимости, ― промолвил я.
Она лишь кивнула.
На самом деле, я был благодарен ей за помощь. Конечно, доспехи можно было одеть и в одиночку, но это означало, что придётся изворачиваться как угорь.
До сих пор я ещё не заходил в большую столовую цитадели и был впечатлён огромным залом, где одновременно могли принимать пищу тысяча человек. Две дюжины поваров трудились за большими столами, раздавая пайки, четыре дюжины дежурных по кухне солдат носились вокруг, убирая и вытирая со столов, собирая посуду и моя тарелки в больших чанах, как будто от этого зависела их жизнь. А на одной стене большой часовой механизм, громко тикая, показывал отрезки свечи нового дня на размеченной жерди, достаточно большой, чтобы её можно было видеть даже за самым отдалённым столом.
Большие окна, ведущие во внутренний двор, пропускали свет, который также распределялся по комнате с помощью зеркал.
Рядом с каждым зеркалом на потолке находились железные корзины, в которых покоились светящиеся шары. Чем больше света несло ранее утро, тем сильнее темнели магические лампы.
― Это, несомненно, чудо механики, ― произнёс я, указывая на часовой механизм, когда отламывал корочку чёрного хлеба. ― Но мне он совсем не нравится.
― Почему? ― удивилась она.
Я обмакнул хлеб в разбитое яйцо.
― Этот часовой механизм заставляет меня смотреть на него и подгоняет. Он хочет украсть у меня время ещё до того, как оно пролетит. Не я решаю, когда время пришло, а эта жердь с её золотыми отметинами управляет мной.
― Тогда не смотри, ― предложила она с улыбкой, но её взгляд изучал меня. Я не знал, что она ищет.
― Тебе легко говорить, ― проворчал я. ― Ты сидишь спиной к этой штуковине.
Она одарила меня улыбкой, и я продолжил осматриваться.
― Еда и столовая тоже замечательные. ― Я указал на свою тарелку. ― Я получил полбуханки чёрного хлеба, яйцо всмятку, причём можно было выбирать, всмятку или вкрутую, плюс два куска ветчины, луковую колбасу и три куска сыра, кроме того, горшочек свежего масла. Все здесь получили то же самое. Где, ради всех кругов ада, сотни кур? ― Жестом я указал на добрых шестьсот солдат, которые завтракали вместе с нами. ― Перед глазами я вижу, как сюда влетают свиньи, в воздухе превращаясь в окорока, а затем нарезанными, оказываются на тарелках. Откуда повара знают, сколько человек будет здесь принимать пищу, что для этого нужно и как у них хватает времени, чтобы всё это собрать и приготовить?
Она покачала головой и рассмеялась, но сдержанно, как будто её всё ещё что-то беспокоило.
― Значит ты уже видишь летающих свиней, Хавальд, это плохо! ― Её улыбка померкла. ― Это искусство, ― серьёзно сказала она. ― Это было моей работой ― снабжать легион, планировать, что потребуется легиону в сражении, и я знаю, о чём говорю. Быть поваром или цейгмейстером ― это большая честь. Хороший повар позволяет легиону жить дольше и поддерживает его здоровье, а вот плохой ― подрывает самый лучший боевой дух.
― Это относиться и цегмейстеру? ― спросил я.
― А как ты думаешь? Сапоги съесть нельзя, но как далеко может пройти солдат в слишком тесной обуви, прежде чем ему захочется забить цегмейстера до смерти? Кроме того, он закупает то, что потом перерабатывают повара. И цегмейстер защищает легион ещё и другим способом. ― Она вязала мой шлем, лежавший на столе рядом с нами, повернула его и отодвинув кожу, показала мне клеймо на стали. ― Видишь эту метку? ― спросила она, и я, жуя, кивнул. Она повернула шлем, ища что-то на поверхности, крутя и поворачивая его к свету. ― А этот отпечаток на краю поверхности?
Я снова кивнул.
― Когда новый шлем выходит из кузницы, его зажимают на подставке, и по шине на него падает тяжёлый шип, с высоты пяти шагов, и ударяет здесь. Если ничего не случается, шлем получает эту отметку, которая показывает, что сталь хорошо и чисто сработана. Однако если шип пробьёт сталь, шлем расплавляют, и кому-то в кузнице придётся за это ответить. ― Она отложила шлем в сторону. ― Нагрудник ― самая важная часть доспехов, даже тяжёлый болт не должен его пробить. Поэтому на груди есть изогнутый край, чтобы болт не мог ударить вертикально, а соскальзывал. И чтобы не допустить попадания под мышку, предусмотрена защита в пройме. Нагрудная деталь надевается на манекен с фиксированными мерками и подгоняется под него так, чтобы нигде не давило. В нагрудник стреляют пять раз, затем натягиваются накладки и ремни, пока края не станут гладкими, чтобы сталь везде хорошо сидела. Только после этого его выдают солдату.
― Какие огромные усилия, ― заметил я.
― В бою и так достаточно опасностей, чтобы ещё можно было позволить себе плохую еду и доспехи с дефектами.
Собственно, в часовом механизме нужды не было. Только что в зале было ещё тихо и слышалось лишь негромкое бормотание, теперь же отовсюду начал доносился грохот, когда со скамеек поднимались тяжеловооруженные солдаты. Часовой механизм всё ещё показывал десятую отрезка свечи до полного колокола, но и мне пора было идти. Я через стол толкнул Серафине Искоренителя Душ, взял обычный легионерский меч и поднялся со скамьи.
― Увидимся после службы, ― сказала Серафина, улыбаясь с некоторым усилием.
Лиандра печально смотрела на меня, а теперь и Серафина. Я сказал что-то не то? Что я сделал не так, чтобы так их расстроить?
― Хорошо, ― поприветствовала меня Реллин. Мне не понравилась её улыбка.
― Сегодня мы будет практиковать то, что требуется, чтобы стать Быком: марш. Я лишь надеюсь, что вы хорошо отдохнули, потому что вам понадобятся все ваши силы.
О том, как хорошо она меня шлифовала, я узнавал по степени ненависти, которую испытывал к ней. Она шла рядом, издеваясь и подшучивая, заставляла поднимать тяжёлую балку и при этом громко и фальшиво петь глупую песню, заставляла, словно жука, лежать на спине в грязевой яме и вскакивать ― и всё это повторялось до тех пор, пока грязь не проникла через все щели в мою нижнюю одежду. Потом она поручила мастеру-оружейнику колотить меня алебардой, гоняла между раскачивающимися стволами деревьев и заставила отжиматься до тех пор, пока даже сам Безымянный больше не смог бы заставить меня подняться.
И при каждом из этих упражнений она выбирала другого Быка, обычно гораздо более щуплого, чем я сам, и поручала ему продемонстрировать мне. И каждый раз я позорился. Когда у меня заканчивались силы после тридцати отжиманий, молодая сэра в тяжёлых доспехах демонстрировала сотню таких, да ещё со смехом. Поблизости всегда были другие Быки, которые с улыбкой наблюдали, как я терплю поражение в том, что они сами выполняли с лёгкостью.
В самом конце Реллин сама облачилась в доспехи и выступила против меня с мечом и щитом, заставив звенеть мои доспехи. Мой щит никогда не был достаточно быстрым, а клинок никогда там, где должен. Удары Реллин осыпали мою сталь, словно градины, а ей самой щит даже не понадобился бы, потому что она никогда не оказывалась там, куда приходился мой удар.